 |
Часть первая. В поисках смысла жизни. 10 глава
|
|
|
|
Игнат Прокопьевич Седых был известен братству баптистов, как самоотверженный и ревностный благовестник Евангелия. В 20-х годах он совершал служение в Восточной Сибири, по Забайкалью и Иркутской области, а после, с 30-х годов в городе Ташкенте.
Женя получил много полезного и дорогого из опыта благовестника, соприкасаясь с братом в познании истины; оказался, в дальнейшем, разумным посредником между молодежью и старыми, опытными служителями.
В 1932 году Женя усердно посещал собрания баптистов на улице Кафанова, любил слушать христианское пение и проповеди. Особенное расположение сердца он имел к проповеднику-еврею, брату Цигельбаум, который одинаково: со слезами проповедовал о Христе и в доме молитвы, и на Алайском базаре, среди своих соотечественников-евреев.
Неизгладимый след и образец к подражанию оставил для него Александр Иванович Баратов - районный благовестник по югу Азии. Огонь истины Божией в его проповедях зажигал многие сердца к ревностному служению Господу.
В течение года Женя посещал собрания на улице Кафанова, но чувствовал, что ему еще чего-то не хватало. Что он еще не то, кем должен быть; и порой эта неудовлетворенность сильно мучила его. Он чувствовал и понимал, что его состояние очень близко напоминает ему жертвенник пророка Илии с приготовленной, рассеченной жертвой, которой не хватало только огня; именно этого огня не хватало и ему, чтобы окончательно успокоиться своей душой.
Шел 1933 год. Однажды, придя, как обычно, на собрание, Женя заметил, что лица у проповедников и членов общины опечалены. Эта печаль отобразилась и в пении гимнов, и в проповедях, а особенно, в молитвах верующих. Долго быть в неведении ему не пришлось. Тут же, после собрания, последовало объяснение, что служения на этом месте прекращаются, так как дом молитвы, несмотря на то, что он является собственностью и приобретением общины баптистов г. Ташкента, отбирают. Гулом негодования и выражением горя наполнился зал, в котором так недавно еще славилось имя Божие. Один за одним люди в глубоком унынии и недоумении, нехотя и медленно, покидали помещение.
|
|
|
Женя со стороны наблюдал за всем этим событием в каком-то оцепенении. Внимательно он вглядывался в лица верующих и видел, что почти все они выражали глубокую скорбь и, подходя друг ко другу, делились ею. На одного он только обратил внимание и невольно удивился, а почему он?.. Это был человек преклонного возраста, с проседью в негустой бороде темно-коричневого цвета. Женя не заметил, чтобы он был печален, как остальные. Взгляд его блуждал от одного к другому. На мгновенье они встретились глазами, но юноша почему-то отвел свой взгляд от него. Это был Крыжановский, один из служителей общины. Женя осудил себя за мимолетное неприятное впечатление о служителе и углубился в себя. А в душе у него разыгрывалось такое удручающее переживание, которого он и сам не мог объяснить. Какой-то внутренний голос не давал покоя: "Вот ты не воспользовался благодатным временем, не загорелся, а теперь все закрывается, и ты опоздал". Тревога перешла в волнение. Он посмотрел на опустевший зал: у кафедры одиноко стоял Крыжановский и беспорядочно теребил бороду, а у выхода осталась группа христиан. Они о чем-то перемолвились и бодро, дружно запели:
Ободрись, не бойся!..
Хоть и темен путь мой, С неба свет горит:
- Я с тобой навеки. - Сам мне Господь говорит.
Нет, нет, никогда Он не оставит меня.
Верю Его обещанью, Он не оставит меня.
Пение, от порога опустелого дома молитвы, разлилось и наполнило все, а главное, с силой проникло в сердца скорбящих друзей, и особенно Жени.
|
|
|
Слезы неудержимо полились по его лицу и он подошел к поющим в тот момент, когда они, окончив пение, тут же опустились на колени для молитвы.
Пламенная молитва Жени возвышалась над всеми. Именно здесь пробился у него источник слез и источник воды живой, о котором Христос сказал самарянке, и который неиссякаемо открылся в душе этого юноши - это было его особое, духовное пробуждение.
Вскоре среди верующих стало известно, что арестовано 15 братьев, в числе которых оказались дорогие и любимые труженики: Баратов Александр Иванович, Седых Игнат Прокопьевич, Цигельбаум, Возненко, Бабченко и другие.
Сердце Жени впервые испытало глубокую скорбь, которую он не мог скрывать от окружающих. Едва успел он полюбить этих дорогих проповедников и бегло познакомиться с ними, как пришлось расставаться, и неизвестно насколько.
Проходя один из перекрестков улиц города, он направился к газетному киоску, где иногда покупал газеты, но, всмотревшись в продавца, Женя заметил, что вместо прежнего, за стеклом киоска мелькнула неприятная цветом борода Крыжановского. Сунув медяк со всеми вместе, получив газету, поспешил отойти и осмотреться, не ошибся ли? Но, увы! Нет, не ошибся! За газетным прилавком, бойко торгуя, суетился никто иной, как Крыжановский.
- Зачем он здесь и почему? - тревожно теребила мысль сердце Жени, - почему он не среди тех 15-ти проповедников, которые жизнь свою отдают теперь за дело Божие? - эта мысль мучила его до тех пор, пока среди новых друзей, ему кто-то, крадучись, в полголоса не сказал:
- Да ведь Крыжановский же предал всех братьев, и об этом уже известно всем - он предатель.
У Жени это никак не укладывалось в душе, хотя он и замечал, что сердце его не было расположено к этому человеку с самого начала. - Как же может такой человек оказаться среди служителей Божьих? - этого он долго не понимал.
Закрытие дома молитвы и аресты устрашили многих верующих, особенно из старых проповедующих, тех, которые в начале 30-х годов приехали в Азию, оставляя свои края. Но Женя уже молчать не мог.
Несмотря на закрытие собрания и прошедшие аресты, молодежь не прекращала свои общения, так что юноши и девицы собирались и по домам (по 40-50 человек), и прямо на открытой природе. На одном из таких общений молодежь приняла решение: несмотря ни на что - не умолкать и, выразив это в молитве, с глубоким чувством пропели:
|
|
|
За евангельскую веру,
За Христа мы постоим,
Следуя Его примеру
Все вперед, вперед за Ним!
Именно здесь Женя нашел, наконец, свое место, и душа его сливалась все больше и больше с христианской молодежью. Особенное впечатление, в кругу собравшихся друзей, произвела на него проповедь одного юноши.
Женя восхищался им, видя, что, кроме проповеди, он проявлял большую инициативу и в организации молодежных общений. Он был для Жени во многом примером для подражания, и Жене так хотелось видеть его таким до конца. Но, однако, скоро ему пришлось разочароваться, а именно: этот хороший проповедник женился, и почти с первых дней семейной жизни стал устраняться от труда, пока не умолк совсем. Женю это сильно опечалило, но огня в его душе не угасило. Перед ним, как-то вдруг, с наступлением Нового 1934 года поднялся вопрос о принятии крещения. Все его внутреннее существо загорелось жаждой - исполнить волю Божью. Его неудержимо влекло встать на смену тем, кто свою жизнь отдал за Иисуса, идя на страдания в узы. Женя верил в силу слов Иисуса Христа: "...Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее..."
Во исполнение слов великого своего Учителя, Женя рвался всей душой, чтобы дело Божие в городе не остановилось и, чтобы (если, по милости Божией, узники-братья возвратятся) они ободрились бы тем, что служение в истине не прекратилось.
Движимый таким желанием, после Нового года он обратился к Крыжановскому с заявлением, что желает вступить в завет с Господом, и готов принять водное крещение... Крыжановский с недоумением принял его заявление: откуда такое побуждение у юноши? В то время, как община распущена, основные проповедники сидят по тюрьмам, оставшиеся - запрятались по уголкам, а этот юноша так настоятельно просит крестить его? Он принялся уговаривать Комарова, устрашая его опасностями, предстоящими невзгодами, ожидающими его на пути цветущей молодости, но Женя был непреклонен в своем решении и продолжал настаивать на крещении. Тогда Крыжановский сослался на то, что собрание закрыто, и вообще сейчас это не осуществимо.
|
|
|
Женя внимательно посмотрел в лицо старца. Его что-то озарило: он вспомнил тот момент, когда все с грустью, услышав об отнятии молитвенного дома, покидали собрание, а этот человек стоял около кафедры именно вот с этим выражением лица, какое теперь перед ним: холодное, безучастное, чужое.
Затем в глазах его, предстала пред ним группа друзей, среди которых были милые лица Баратова А.И., Седых И.П., их потрясающее пение: "Ободрись, не бойся! Сам Господь сказал..." Потом вдруг мелькнул перекресток... газетный киоск, а в нем вот эта самая борода с неприятным цветом. "Предатель!" - мелькнуло в сознании юноши то, что он со страхом отгонял от сердца. Теперь он совершенно ясно понял, что это так, что этот старец - совершенно чужой человек. Медленно опустив голову, Женя повернулся и тихо отошел от Крыжановского.
В одну из мартовских темных ночей, когда абрикосы торжественно одевались в свой бело-розовый наряд, предваряя расцветающую природу в старом городе, Женя дал обещание служить Богу в доброй совести, погружаясь в темные волны канала Бурджар, а группа дорогих и верных друзей, благоговейно, в это время пела:
Не расскажет ручей говорливый
Никому моей тайны святой,
По полям и лесам молчаливым
Пробежит он холодной струей...
Тот поток был свидетель безмолвный
Моей тайны великой, святой,
Когда чистые, светлые волны
Над моею прошли головой.
Как будто ничего не произошло в существе Жени после крещения, все осталось по-прежнему: то же общество друзей, пение гимнов, тесные общения, прогулки. Однако, только он заметил, что раньше он здесь был присутствующим критиком, всего лишь поддерживающим, хотя кажется, и вместе со всеми переживал, скорбел и радовался. Теперь же он чувствовал себя частью этого дорогого общества, и оно как-то поместилось в нем. Женя понял, что теперь на его плечи легла ответственность за жизнь друзей и, кроме того, за свои поступки по отношению к ним. Женя обнаружил в себе единую жизнь со своими друзьями, и теперь он был не безразличен к поступкам и поведению каждого брата и сестры. Более того, стал замечать то, чему он недавно не придавал значения. Он увидел, что молодежная среда далеко неоднородна. Почувствовал, что под пестрым разноцветьем бурной молодости, созревают плоды, и как необходим уход за юным, дорогим насаждением Божиим. Приглядевшись к молодежи, Женя заметил, что часть юношей, а больше девиц так заняты своею внешностью, что духовная пища им не вмещается. Он даже увидел, как группируется молодежь между собою: и те из них, кто подвержен влиянию мира - имеет свой круг и тяготение друг ко другу. Но если бы этим ограничивалось. О, нет! Они усиленно стараются влиять на остальных: внешним видом, манерами поведения, плотским рассуждением. Более того, в общениях берут инициативу в свои руки. Для них утомительно то время, которое проходит в беседах, молитвах. Заметно, как их взгляды безучастно блуждают по окружающим предметам, а в худшем случае - глаза их закрываются от непреодолимой дремоты. Стоит же только закончиться общению, когда можно "поболтать о том, о сем", похохотать над какой-либо "пустяковинкой", а еще лучше, побродить по заросшим аллеям какого-либо парка - тогда такие души неузнаваемо преображаются. Куда исчезает напускная скромность в разговоре, поведении, ограниченности во времени. Здесь, как правило, поднимается диспут между одними и другими: те из них, кого пленяет нетленная красота кроткого и молчаливого духа, образец безупречной, святой христианской молодости - находят в себе жажду пожертвовать на беззаветное, самоотверженное служение Господу; те же, кто увлечен больше тленной красотой, открыто и прямо подражают миру или, в себе самих создают собственный тип, извращая евангельские образцы святости; призывают к тому, чтобы наслаждаться молодостью и не упустить ничего из нее, живя в свое удовольствие. Они со всеми вместе могут громко и торжественно петь: "Жить для Иисуса, с Ним умирать..." Но жить для Иисуса - истолковывается в их понятии так, чтобы, прежде всего, не потерять ее, а с Ним умирать - это представляется какой-то сладкой утопией, во всяком случае, не требующей личных жертв. Переходя от размышлений к делу, Женя стал искать себе единомышленников - друзей и, найдя таковых, он поделился своими впечатлениями с ними, выразил свой душевный протест проникновению духа мира сего в молодежную среду.
|
|
|
- Надо спасать молодежь от губительного влияния мира! - выразился он однажды в беседе со своими друзьями. Гордеев Федя и еще один пылкий и серьезный юноша, вполне разделили с Женей его взгляд и согласились находиться в посте с горячей молитвой, прося у Господа силы для служения среди молодежи, и ее пробуждения. Их никто не избирал на это служение, никто не объявлял какого-либо поручения в этом роде, но от самого Духа Божья они получили побуждение и добровольно отделили себя на это служение, особенно Женя.
Первые практические меры, какие они приняли, - это организовали регулярное общение молодежи, не менее двух раз в неделю; а между собою согласились - учиться проповедовать. Юноши убедились, что поддержки со стороны старцев получить не могут, так как под предлогом благоразумия, гонимые человеческим страхом, оставшиеся служители далеко запрятались в свои гнезда и духовных запросов молодежи понять не могли.
Женя, имея от природы способности к черчению, приложил все старания и по собранным материалам, запрятанной по домам литературы, изготовил чудесную обзорную карту библейских мест. Затем, познакомившись с работой и программой библейских курсов, предложил (среди ревностной части молодежи) организовать, своего рода, примитивные курсы. Намеченное было.одобрено и осуществлено, полутайные курсы по изучению Слова Божья были открыты, и известный круг молодежи с ревностью, регулярно посещал их. Так начался и протекал 1934 год. Принятые меры заметно повышали духовный уровень христианской молодежи. Если ей не удалось, вообще, освободиться от влияния мира, то, по крайней мере, та часть молодежи, которая увлекалась этим, конкретно выделилась из общей массы: произошло своего рода разделение, хотя внешне, общались все вместе. К концу года было решено объявить генеральное наступление на мирской образ поведения среди христианской молодежи и договорились - дать молодежи духовную пищу.
Для этого назначено было первое, обширное, молодежное собрание. Юные проповедники, побеждая смущение, сердечно, с благоговением, впервые открыли свои уста для свидетельства евангельской истины. Один за другим они поднимались и говорили перед молодежью, и Господь благословил их неопытные, малые способности, исполняя силою свыше. Во всех комнатах царила тишина, несмотря на то, что все они были переполнены юными слушателями. Наконец, с заключительной проповедью поднялся Женя Комаров. С благоговением, он открыл на столе Библию большого формата и прочитал:
- "Итак, бойтесь Господа, и служите Ему в чистоте и искренности; отвергните богов, которым служили отцы ваши за рекою и в Египте, а служите Господу. Если же не угодно вам служить Господу, то изберите себе ныне, кому служить, богам ли, которым служили отцы ваши, бывшие за рекою, или богам Аморре-ев, в земле которых живете; а я и дом мой будем служить Господу." (Нав.24:14-15).
Так, когда-то Иисус Навин, собрав народ, поставил ему условие, - продолжал Женя, - кому они будут служить? Несколько странно звучат эти слова, и странность эта в том, что не перед язычниками ставит этот вопрос человек Божий, а спрашивает народ Его, детей, которые произошли от Израиля - семя Авраамово, отцы которых, принимая закон Божий при Синае, клялись единогласно: "Все, что сказал Господь, исполним" (Исх.19:8). К этому времени из отцов их не осталось никого в живых, кроме Халева и самого Иисуса Навина. Куда они девались? Все они пали в пустыне, ибо за их непослушание Господь определил: "Никто из людей сих, из сего злого рода, не увидит доброй земли, которую Я клялся дать отцам вашим" (Втор.1:35). Почему этот вопрос поставил Иисус Навин перед народом, отцы которых погибли? Потому что они дети отцов своих, и отцов неверных, которые, увы, не оставили детям своим в себе образца, достойного подражания. Они так же, как и их отцы, некогда на берегах Иордана, перед вступлением в обетованную землю, ответили в его уши: "...все, что ни повелишь нам, сделаем, и куда ни пошлешь нас, пойдем; Как слушали мы Моисея, так будем слушать и тебя: только Господь, Бог твой, да будет с тобою, как Он был с Моисеем" (Нав.1:16-17).
Но Иисус Навин предвидел, что они так же, как и отцы их, будут изменять Господу и впадать в грех, что впоследствии и случилось. Не успели они отойти от Иерихона, как тридцать шесть из них пало у Гайя из-за того, что в шатре Ахана нашлось заклятое. Поэтому, мужественный вождь и воин Израиля, перед своею смертью обращается вновь к народу и, обращаясь к их разуму и сердцам, говорит: "Изберите себе ныне, кому служить, живому ли Богу или богам язычников, окружающих их?" Именно от этого избрания зависело все их будущее. Но недолго народ Израильский прожил под благословенной охраной Божьей, и вскоре "...воспылал гнев Господен на Израиля, и предал их в руки грабителей, и грабили их..." (Суд.2:14). В чем причина? Причина в том, что после смерти Иисуса Навина народ жил беспечно, не старался передавать закон Божий своим детям, привить в сердцах их любовь к Господу и возвестить своей молодежи о милостях Божьих и великих делах Его: "...и восстал после них другой род, который не знал Господа и дел Его, какие Он делал Израилю... и стали служить Ваалам; Оставили Господа, Бога отцов своих..." (Суд.2:8-13).
Друзья мои! Дорогая молодежь!
Слава Господу, что сегодня мы не можем сказать об отцах наших и дедах наших, что они служили иным богам. Деды наши в лице дорогих старцев: Воронина, Капустинского, Рябошапки, Павлова и других, отдали жизнь свою на служение не иному, а живому Богу. Их узкий и тернистый путь, оглашенный кандальным звоном за Имя Иисуса, полит горючими слезами и кровью самих мучеников, их жен и детей. Истерзанные их тела покоятся ныне: либо под серыми могильными плитами в далеком Закавказье, либо в холодных могилах земли Сибирской. Равно, как и отцы некоторых сидящих здесь, наши отцы (духовные и телесные), отдали и отдают жизнь свою за истинного, живого Бога и, посланного Им, Спасителя нашего Иисуса Христа, за Его учение. Те, чьи имена сегодня в слезных молитвах возносятся непрестанно из уст матерей, жен и сирот-детей, наших дорогих братьев Тимошенко М.Д., Одинцова, Павлова П.В., Иванова-Клышникова П.В. и других, которые сегодня томятся в тех же сырых тюрьмах, где томились деды их, отцы; либо изнывают от голода и непосильного труда за колючей проволокой концлагерей.
Мы, их дети, которые слышали многократно Слово Истины Божьей из уст наших отцов, и не только слышали, но имеем в страданиях наших отцов образец их жертвенной жизни, достойный подражания. Мы ныне не знаем, возвратятся ли они к нам опять, или нет; но вот они сегодня здесь, как бы среди нас, и задают тот же древний вопрос: "Изберите ныне, кому служить?" Да, друзья мои, сегодня мы должны избрать: или путь отцов наших, или свой путь. Кому служить, и кому поклоняться: истинному живому Богу - Тому, Кому поклоняются наши отцы и за святое Имя которого отдают жизнь свою? Или идолам, которым поклоняется ныне, окружающий нас, мир?
Вы сегодня можете в недоумении сказать мне: "Брат Женя, да ведь мы же избрали, мы же - христианская молодежь, дети наших отцов-христиан, нам нечего избирать, мы с детства воспитаны в христианском духе, в евангельском учении".
О! Слава Богу, если бы это было так. Но я прошу вас, вы, со всею искренностью, вникнете в ваши мысли, ваши намерения. Проверьте желание ваших сердец. Кроме того, посмотрите на вашу одежду, ваши прически, манеры поведения, на всю вашу внешность. Чей образ вы сегодня носите: образ Небесного или образ перстного? Знаете ли вы, что ваша внешность совершенно безошибочно отражает ваше внутреннее содержание? Поэтому, кому вы сегодня подражаете, тому и поклоняетесь - образ бога вашего в облике вашем. Не относится ли сегодня, к кому-либо из сидящих здесь, святое и строгое предупреждение: "...чтобы мы не были похотливы на злое,...не будьте также идолопоклонниками,...не станем блудодействовать,...не станем искушать Христа... не ропщите, как некоторые из них роптали и погибали от истребителя. Все это происходило с ними, как образы; а описано в наставление нам, достигшим последних веков" (1Kop.10:1-11)?
Поэтому, сейчас мы должны решить со всей христианской честностью:...изберите себе ныне, кому служить,...отвергните богов.., которым поклоняются люди, не знающие живого Бога; и ответ на это мы дадим стоя на коленях пред Богом Вечным. Аминь.
- Аминь! - прозвучало по комнатам дома, и многие, с горячими слезами, приготовились излить свои юные души в молитве перед Богом...
- Друзья! Нас предали... - прозвучал девичий голос, - к дому идет несколько НКВДэшников, по углам стоят их машины!
Начавшийся переполох резко остановил голос какого-то юноши:
- Господи! Защити нас от врагов, ведь Ты Бог наш! Аминь.
После этого, без паники, все быстро стали выходить из помещения. На крики вошедших: "Стой! Не расходитесь!" - никто не обращал внимания. Девушки плотной гурьбой замкнули полукольцо у калитки, а тем временем (в непроглядной тьме) братья моментально разошлись через другие усадьбы...
На следующий день стало известно, что почти все благополучно разошлись по домам, и только некоторым из них пришлось почти всю ночь уходить от преследователей; да группе девушек - до полуночи перетерпеть назойливые допросы, в которых преследователям не удалось добиться желаемого. С того момента, за некоторыми из молодежи, а также за их домами была установлена слежка органами НКВД. Поэтому, среди юных друзей было принято решение: соблюдать строгую конспирацию.
Прошедший вечер оставил в юных сердцах неизгладимое впечатление и, главное, всколыхнул души от какого-то застоя. Как желанный дождь, выпадая на скошенный луг, вызывает к жизни буйную зелень, так и проповедь Жени, произнесенная впервые, оказалась благословением.
Духовной свежестью повеяло в последующих общениях от юных сердец. Как вешние воды размывают ледяные барьеры и шумными ручьями разливаются по полям, так началось бурное раскаяние среди молодежи; и виноградник Божий наполнился благоуханием. Молодежь использовала всякие предлоги для желанного общения, и Бог посылал через них пробуждение. В сердцах загорелась жажда к слышанию Слова Божия, к сердечным, горячим молитвам, служению.
Одним из таких предлогов (в начале 1935 года) послужил приезд одаренного брата, обладающего регентским искусством, из числа баптистов, Александра Андреевича Тихонова. На общении, собранном в честь приезда гостя, обратилось много юных душ, что явилось продолжением бурного пробуждения.
В числе обращенных к Господу оказались: Миша Тихий, сестры Грубовы, Катя Чердаш и девушка-немка Эмилия.
Общение проходило на окраине города в доме Грубовых, где юные сердца получили благодать на благодать, а именно: после покаяния - приезжий гость, брат Саша, научил молодежь красиво и стройно петь несколько новых гимнов. Собрание тогда состояло исключительно из одной молодежи, что придавало общению особый оттенок свободы, хотя ничему плотскому места не находилось. Далеко за полночь, заканчивая это сладкое общение, юные друзья отметили, как Господь посетил их в пробуждении. Почти все, сколько было на общении, остались переночевать, т.к. расходиться было поздно. Все были заняты одной мыслью, а именно: для того, чтобы сохранить и направлять начавшееся благословение по святому чистому пути, нужен такой руководитель, который был бы достоин и способен пасти юное наследие Божие в дни жестоких преследований.
Женя не мог уснуть. Мысли, одна за другой, не давали покоя. Ему ясно открылось, что те дорогие братья-труженики, о которых он упомянул в проповеди, а именно их отцы, сделали свое дело, которое им было вверено. Они положили прочное основание проповеди Евангелия в обширной стране. И какою бы могильной плитой ни накрыли Церковь Божию, как бы ни старались вырубить рослые кедры - насаждения Господни, воскресшая жизнь Спасителя, находящаяся в Теле Его - Церкви - непременно победит.
Женя взглянул в полумраке на пол и заметил, что он был так заполнен юными друзьями, что негде было поставить и ноги. Напоенные благословенным дождем, они беззаботно и мирно, тесно прижавшись друг к другу, в сладком сне коротали остаток ночи, кто где нашел себе местечко. В соседней комнате, также плотно разместившись, почивали сестры-девушки, аккуратно разложив на столе свою одежду.
- Вот она, эта юная поросль, - подумал Женя, - которой суждено, где-то в будущем, встать на смену своим отцам и матерям, продолжая нести свет истины, может быть, через те же тюремные коридоры, где несут его и хранят дорогие братья: Тимошенко, Одинцов, Павлов, Иванов-Клышников, Баратов и другие борцы за истину.
Именно этим юным душам надлежит осуществить в жизни, в служении, в страдании - вековое определение великого Учителя: "...Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее" (Матф.16:18).
Да, вот здесь, в этих тесных комнатах, она создается; здесь, на полу обнявшись, вот так, как они - спаивается Его неземной любовью. И, кто знает, может быть, очень скоро, кто-нибудь из них, за Имя Иисуса будет лежать на каменном тюремном полу или идти нелюдимой тайгой - по кровавым следам христиан. А вслед за ним, кто-либо из цветущих девиц, сменив наглаженное платьице на грубую рабочую телогрейку, с огромным мешком за спиною и с младенцем у груди, будет пробираться этой же тропинкой, чтобы разыскать своего друга среди дикого безлюдья и разделить с ним участь мученика и страдальца за веру евангельскую.
- Господи! А сегодня, пусть они мирно и беззаботно спят под Твоей охраной, - проговорил тихо про себя Женя, оканчивая свои мысли и осторожно, чтобы не толкнуть соседа, лег на половину тюфяка, также осторожно, разделив с ним подушку. Горячо и усердно молился Женя Господу, чтобы Он послал труженика Своего для христианской молодежи, внимательно вникая в то место, где Бог Моисею вверяет руководство Израилем. Моисей считал себя совершенно недостойным и непригодным к такому великому и ответственному служению, и не понимал того, что от него требовалось только доверие и послушание - все остальное Бог брал на Себя. Находясь в общении, Женя ясно видел, что с ним происходит нечто подобное. Хотя его никто не выбирал, не поручал ему судьбу юных душ, но он чувствовал (как сам, так и все), что всякий раз, когда говорит проповедь или проводит беседу, Дух Святой наделяет такой силой, что речь его делается проникновенной, умилением дышит вся духовная атмосфера, и души слушающих проникаются к Господу особым расположением. Однако он не переставал просить, чтобы Господь послал служителя среди молодежи.
Преследования на христиан не унимались, а принимали все более изощренные формы. Но Господь посылал такую мудрость, смелость и энергию молодежи, что они, несмотря на опасность, расставляли посты, предельно облекали тайной места собраний, принимали всякие маскировки - и благословенные общения среди молодежи продолжались регулярно. Более же всего, полагались на Господа, и Он чудно хранил молодежь, и спасал от злых людей.
* * *
На одно из собраний, в числе последних, в сопровождении пожилой сестры Зиновьевой, вошел юноша. Сестра как-то виновато посмотрела на всех, несмело усадила гостя впереди и, подойдя, шепотом объявила Жене, что гостя зовут Мишей, что он неотвязно просил ее повести на общение с верующими - вот она и привела. "Вроде как бы ничего не замечаю за ним", - дернув плечами сделала она свой вывод, отходя от Жени.
Прежде чем сесть, Миша кратко помолился и скромно произнес:
- Приветствую вас именем Иисуса Христа!
Как-то несмело, некоторые ответили взаимным приветствием. Миша бегло всех осмотрел и остановил свой взор на Библии, лежавшей на столе; сидел без движения.
Был он среднего роста, довольно плотный, со стриженной головою, одетый в какую-то рабочую одежду. Большие, круглые, выразительные глаза контрастно выделялись на лице и напоминали того казака с Запорожской сечи (изображенного на картине Репина), который писал письмо турецкому султану. Бесхитростное его выражение обладало обаятельностью, а доверчивый взгляд исключал какие-либо подозрения о нем. Все, глядя на него, успокоились, но любопытного взгляда с него не спускали. Миша чувствовал это и безупречно, спокойно вел себя, как подобает в этих случаях неизвестному гостю. Внимательно он вслушивался в проповеди, рассказы, стихи; многие из гимнов пел со всеми, не нарушая стройности, и на предложенное участие в проповеди, хотя и с какими-то оговорками, но согласился. Проповедь его отличалась очень приятными особенностями, свежестью, конкретностью мысли, излиянием благодати и, почти с самого начала, подчинила себе внимание всех. Зовущая истина и любовь Божия, выраженная в проповеди, не оставили никого равнодушным. И хотя сам проповедник оставался строг к себе, владея собою; однако, на умиленных лицах слушателей появились слезы.
Проповедь закончилась как-то сразу и жажда, вызванная ею, оставила у слушателей ощущение, которое возникает после отнятого недопитого стакана с освежающим напитком.
Когда гость закончил проповедь и сел, выражение лиц у многих изменилось: присутствующие теперь как-то виновато глядели ему в лицо. У всех без исключения, гость нашел в сердцах расположение, а Женя, видимо, больше всех сгорал любопытством: "Не тот ли это, кого просит он в молитве для молодежи? Кто он? Откуда? Надолго ли?"
|
|
|
