Долина, где куется дух

Совершенно справедливый мир не только не в силах произвести то, чего хочет от нас Бог — добровольную любовь, — но и не может дать того, что Бог хочет дать нам. В первых главах я продемонстрировал на примере проказы, что боль обладает ценностью и необходима для жизни на нашей планете. Точно так же и страдание может стать важным инструментом для осуществления Божьих целей в жизни людей. Я говорил, что наличие мегафона боли делает неприемлемой теорию о том, что мы помещены на этой «стонущей» планете для того, чтобы купаться в удовольствиях. Но если наше счастье на земле не является Божьей целью, то что же Он предопределил для этого мира? Зачем Ему вообще иметь дело с нами?

Чтобы нам было легче понять, что происходит, давайте возьмем для примера обыкновенную семью. Отец, который поставил себе цель никогда не допустить, чтобы его любимой дочери было больно, не позволит сделать ей ни шагу: она же может упасть! Нет, он будет всегда носить ее на руках или возить в коляске. Через время такой изнеженный ребенок превратится в инвалида, неспособного передвигаться и полностью зависящего от отца. Такой отец, как бы он ни любил ребенка, не справляется со своей самой важной задачей: помочь ребенку в конечном итоге стать самостоятельным взрослым человеком. Для самой дочери было бы намного лучше, если бы отец отошел и дал ей возможность начать ходить, позволил бы ей упасть. Обратите этот пример к Иову, который стоял сам посреди страданий со своими нерешенными вопросами и этим обретал огромную новую силу. Как говорил раввин Авраам Хескел: «Вера Иова не может пошатнуться, потому что она и есть результат потрясений».

Клайв Льюис развивает эту мысль в книге «Проблема боли», где, в частности, пишет: «Мы хотим, чтобы у нас на небесах был не отец, а скорее, дедушка, планы которого во Вселенной сводились бы к тому, что в конце каждого дня он говорил: «Сегодня всем было хорошо».

Мне бы очень хотелось жить во Вселенной, которая бы основывалась на подобных принципах, но поскольку я явно живу не в такой Вселенной, и в то же время у меня много оснований считать, что Бог есть любовь, мне приходится пересматривать свою концепцию любви... Художник, наверное, не станет долго трудиться над зарисовкой, сделанной на быструю руку для ребенка — даже если рисунок получился не очень удачным. Но над картиной своей жизни, над работой, которую он любит, — пусть по-иному, но так же пылко, как мужчина любит женщину или мать — ребенка, — он будет трудиться до бесконечности, тем самым, без сомнения, причиняя огромную боль картине, если бы она обладала чувствами. Представьте обладающую чувствами картину, которую скребут, разглаживают и закрашивают в десятый раз. Ей, наверное, хотелось бы быть небольшой зарисовкой, которую сделают за минуту. Так же и у нас возникает естественное желание, чтобы Бог предназначил нам менее славную и менее сложную
судьбу; но в таком случае мы хотим не большего, а меньшего».

И снова эти рассуждения приводят нас к самому главному вопросу существования человека. Для чего мы здесь? Присутствие страдания вводит в замешательство и даже раздражает людей, считающих, что человек — это полностью сформировавшееся
существо, которому нужен подходящий дом. В христианском же мировоззрении, как суммирует эту точку зрения профессор Джон Хик в «Философии религии», Бог имеет дело с созданиями, развитие которых не завершено. Таким образом, земля — это «кузница духа». Мы уже говорили о некоторых преимуществах мира, в котором есть и жесткие законы, и свобода личности, хотя люди и злоупотребляют этой свободой, причиняя зло другим. Джон Хик рассматривает еще один альтернативный вариант, представляя утопический мир, предназначенный для того, чтобы оградить нас от всякого страдания и зла, и приходит к заключению, что мир без ошибок не позволил бы Богу осуществить Свои цели в нашей жизни.

Представим, вопреки фактам, что такой мир был бы раем, в котором исключалась бы всякая возможность боли и страдания. Это имело бы далеко идущие последствия. Например, никто не смог бы причинить боль другому человеку: нож убийцы становился бы бумажным, а пули растворялись бы в воздухе; ограбленный на миллион долларов банковский сейф чудесным образом снова наполнялся бы деньгами (что, конечно, в нормальных условиях неминуемо привело бы к инфляции); мошенничество, обман, конспирации и предательства каким-то образом не оказывали бы негативного влияния на общество. Также, не было бы несчастных случаев: альпинист, верхолаз или ребенок, падающий с высоты, плавно опускались бы на землю, не причиняя себе вреда; опрометчивый водитель никогда не попал бы в аварию. Не нужно было бы работать; не было бы необходимости помогать другим во
время нужды или опасности, потому что в таком мире не было бы ни нужды, ни опасностей.

Чтобы сделать возможным продолжение этой серии изменений, природа должна была бы производить особые блага для каждого индивидуума, а не действовать согласно общим законам, которые человек должен научиться уважать под угрозой страдания и смерти. Законы природы должны были бы стать чрезвычайно гибкими: иногда предмет должен был бы быть твердым и прочным, иногда — мягким...

Можно, по крайней мере, попытаться представить себе такой мир. Ясно, что в нем наши настоящие этические концепции не имели бы смысла. Если, например, причинение вреда ближнему — один из важнейших элементов концепции неверного поведения, в нашем гедоническом раю неверных поступков не было бы вообще; не было бы и верных поступков, являющихся противоположностью неверным. Смелость и стойкость не имели бы смысла в такой атмосфере, где нет опасностей и трудностей. Щедрость, доброта, любовь «агапе», предусмотрительность, жертвенность и все другие этические понятия, необходимые для жизни в стабильном обществе, не смогли бы даже сформироваться. Следовательно, такой мир, выдвигающий на передний план наслаждение, был бы очень плохо оснащен для выработки моральных качеств личности человека. Для достижения этой цели это был бы самый худший из всех возможных миров.

Итак, становится ясным, что наиболее благоприятная атмосфера для зарождения и роста лучших личностных характеристик у свободных существ очень уж напоминает наш мир. Здесь должны быть общие надежные законы; здесь должны присутствовать
реальные опасности, трудности, проблемы, препятствия; должны быть возможности боли, падений, горя, раздражения и поражений. Если бы в нем не было существующих ныне испытаний и опасностей, многие из которых привносит сам человек, то были
бы другие.

Если мы понимаем это, то... становится ясным, что этот мир, со всей «болью сердца и тысячей потрясений, которых плоти не избегнуть», и в котором все построено явно не с целью повысить наслаждения для человека и уменьшить страдания, скорее сотворен для совершенно иной цели: он является «кузницей духа».

С одной стороны, Богу было бы легче Самому верить за нас и в нужных случаях оказывать особую помощь. Но Он стоит впереди нас, протягивая к нам руки, и просит, чтобы мы шли сами, чтобы мы также участвовали в работе над нашим духом. Этот процесс всегда включает в себя борьбу и часто — страдание.

С какой целью?

Если воспринимать землю как «долину, где куется дух» (выражение поэта Джона Китса), наиболее сложные места в Библии видятся в другом свете. Хотя в Библии нет четких определений причин конкретных страданий, мы находим в ней много примеров, подобных приведенному в книге Амоса, где Бог использует страдание с определенной целью: «За то и дал Я вам голые зубы во всех городах ваших и недостаток хлеба во всех селениях ваших; но вы не обратились ко Мне, говорит Господь» (Амос 4:6). Почти на каждой странице Ветхого Завета еврейские пророки предупреждали израильтян о том, что их ожидают бедствия, если они будут продолжать нарушать Божьи законы.

У большинства из нас другая шкала ценностей, отличная от Божьей. Для нас жизнь представляет наибольшую ценность (а убийство, следовательно, — наиболее тяжкое преступление). «Жизнь, свобода и стремление к счастью» ~ именно так основатели Соединенных Штатов определили наивысшие ценности, которые должно охранять государство. Но у Бога, явно, иная точка зрения. Он, безусловно, ценит жизнь человека, ценит до такой степени, что назвал ее «священной», и это означает, что только Он, а не человек, имеет право отнимать жизнь. Но во времена Ноя, например, Бог без колебаний использовал это Свое право; много раз в Ветхом Завете Он отнимал у людей жизнь, чтобы остановить распространение зла.

Также, многие библейские отрывки говорят о том, что некоторые вещи намного более неприятны Богу, чем страдания Его детей. Вспомните страдания Иова, или Иеремии, или Осии. Даже Сам Бог страдал: представьте, чего Ему стоило стать человеком и умереть на кресте. Говорит ли это об отсутствии сострадания у Бога или о том, что некоторые вопросы для Бога имеют намного более важное значение, чем жизнь без страданий даже самых верных Его последователей? Как я уже говорил, в Библии наши вопросы о страдании часто освещаются с иной стороны. Мы редко получаем ответ на вопрос о прошлом: «Почему?», либо получаем
неопределенные ответы. Вместо этого Библия отвечает на другой вопрос, вопрос о будущем: «С какой целью?» Мы поселены на земле не просто для того, чтобы исполнялись наши желания, не для того, чтобы стремиться к жизни, свободе и счастью. Мы здесь для того, чтобы измениться, стать более похожими на Бога, подготовиться к вечности с Ним. И этот процесс происходит в таинственных образах всего творения, где наслаждение иногда приходит после боли, зло преобразуется в добро, а страдание производит нечто драгоценное.Обращается ли к нам Бог посредством наших страданий? Истязание себя поисками Его слов в определенной боли, в определенном моменте страдания — опасное занятие, возможно, даже противоречащее Писанию. Возможно, дело просто в том, что мы живем в мире с определенными законами, как все. Но если смотреть на общую картину, на картину истории, то да, Бог обращается к нам посредством страдания или, возможно, невзирая на страдания. Симфония, которую Он пишет, включает в себя минорные аккорды, диссонансы и отрывки, повергающие в уныние. Но те, кто внимательно следит за Его творчеством, в определенное время, обновившись в силе, разразятся песней.