Философия психотерапевтической практики

 

Гештальт-подход - это одна из множества моделей понимания и описания опыта. Мне она симпатична тем, что приучает к свободомыслию.

Существует «оборотная сторона луны», изнанка психотерапии. Общение с различными аудиториями убедило меня, что есть темы, на которые психотерапевты избегают говорить или говорят, но с трудом.

В основном это касается «цены» профессии, разочарования в гуманистических ценностях, путаницы понятий профессиональной этики и морали. Я хочу выразить свою благодарность Александру Моховикову, в сотрудничестве с которым родились многие идеи этой статьи, и который поддержал начало проведения проекта, посвященного философии психотерапевтической практики. Мы так и назвали его -«Оборотная сторона Луны». Я также благодарна участникам этого проекта, чье мужество проживания своего опыта в терапии сделало этот проект возможным.

В гештальт-сообществе об этом можно разговаривать достаточно свободно, однако, также не всегда и не везде. Во всем мире психотерапевты получаются из пациентов или клиентов. У нас бытует пока практика сначала начать психотерапевтическое образование, а уже потом заняться личной терапией. В лучшем случае это происходит одновременно. Радует, что все чаще клиенты приходят в программы из терапии.

У каждого человека свой путь в психотерапию. Можно случайно «залететь» в психотерапию, но те, кто остается там надолго и навсегда, делая это своей жизнью, как правило, обладают некоторым количеством «шрамов». И у каждого есть своя, сугубо личная причина заниматься этим не слишком доходным, довольно токсичным делом. Да, психотерапия - безусловно, очень интересное занятие, но интерес здесь особенный, далекий от просто познавательного. Анализируйте сами...

Психотерапию часто рассматривают как «помогающую профессию», профессиональную разновидность милосердия. Я всегда говорила, что психотерапия - это не всеобщая диспансеризация населения, хотя бы потому, что она не бывает без запроса. Многим людям психотерапия не только не нужна, но и противопоказана. Расшатывать устойчивые, пусть и несовершенные, системы отношений «просто так, для интереса» может быть просто опасно, в том числе и для терапевта. Психотерапия обычно нужна тем, у кого есть время, деньги, интерес к своей жизни и способность выдерживать напряжение от поиска ответов на всерьез поставленные самому себе вопросы.

Психотерапевт же оказывается в несколько щекотливом положении. С одной стороны, он - попутчик клиента в его трудной дороге к его тайному знанию о себе, с другой - он нежелательный свидетель этого знания.

Следует, на мой взгляд, различать хотя бы кризисное консультирование и психотерапию. А также психотерапию и психологическую помощь. Консультант - это тот, кто делится своими авторитетными познаниями, помогает клиенту сориентироваться в острой ситуации. Такая помощь может быть бесплатной, финансируемой какими-либо благотворительными фондами. Консультант работает только в зоне позитивного переноса.

Психотерапия же - это не «скорая помощь», а скорее область искусства. Психотерапевт же предлагает терапевтические отношения как площадку осознавания создания опыта. Здесь в равной мере необходимо личное присутствие и терапевта и клиента. Психотерапевт предлагает кусочек своей жизни, а не только набор полезных знаний. Здесь позитивным переносом не обойдешься. Необходимо включаться лично, а это часто больно не только клиенту, но и терапевту.

Как писал В.Франкл, есть три рода ценностей: ценности переживания (что я получаю от мира), ценности отношения и ценности творчества (что я даю миру). Ценности отношения - это человекообразующий фактор, поскольку только в отношениях и в конкретных человеческих ситуациях мы становимся людьми. Притом настолько, насколько признаем ценности реальных отношений, тех, в которые вкладываются силы.

Можно спрашивать человека: что ты хочешь? А можно обращать внимание на то, что он реально делает. Признание различия между декларируемыми и воплощенными ценностями вызывает огромное сопротивление.

Мое развитие обеспечивается способностью размещать в жизни вопросы, на которые я не знаю ответа. Поэтому развитие возможно только в точке бессилия перед пустотой и неизвестностью. С позиции силы я развиваться не могу, поскольку подтверждаю и продвигаю созданную ранее структуру. Часто клиент тратит много сил, описывая свое страдание, стараясь доказать терапевту бесполезность и бессмысленность терапии. Парадоксально, но люди готовы платить, чтобы ничего не менять в своей жизни. Страх отказаться от готовых идей и привычных действий, привычных знаний об отношениях чаще оказывается меньше страха перед новым опытом или, точнее, перед самим собой реальным, несовершенным, но не придуманным. Все мои ответы всегда «под моими ногами».

Терапевту важно при этом остаться, присутствовать. Я много думала в этой связи о дилемме «служения» и «жертвоприношения». Служение как присутствие, означает оставаться, не убегать, это - бытие для... Служение в какой-то момент истории было обесценено. Жертвоприношение, особенно принесение себя в жертву, внешне часто похоже на героизм, и в этой форме одобряется. Хотя, по сути, жертвоприношение позволяет откупаться от присутствия, отделаться от напряжения и низводит человека на уровень страха и вины. Служение - это верность, прежде всего, себе. В отличие от прислуживания. Психотерапевтическое служение означает верность своему месту. И регулируется древними понятиями чести. Важно просто быть. Терапевт это тот, кто остается, когда другие уже не хотят оставаться. Это отличается от принесения себя клиенту в жертву. Мы не «часовые», мы - терапевты. Оставаться, быть, означает для терапевта не терпеть, кивая и улыбаясь, а иметь возможность признаваться в своей несвободе, растерянности и трусости, например. Говорить обо всех этих малоприятных переживаниях, но оставаться, помогая клиенту признать существование их в поле совместно создаваемого опыта. Ведь нужно же куда-то девать все эти «неудобные» чувства. Терапевт часто переживает то, в чем клиенты боятся или стыдятся признаться.

С этой точки зрения, бесплатная психотерапия - это жертвоприношение. На мой взгляд, это опасно тем, что формирует мифы о «добрых» терапевтах. Доброму и великому терапевту клиент хочет нравиться, старается быть удобным и хорошим, стремясь тем самым отплатить терапевту за его доброту. Оплата труда терапевта все равно производится. Вопрос в том, в какой «валюте»? Деньгами или отношениями? Думаю, что деньги надежнее, поскольку деньги - валюта более твердая, чем отношения. Риск быть неудобным клиентом вполне оправдывается оплатой деньгами.

Я беру плату с клиентов, поскольку продаю свою жизнь. Иногда не хватает сил на отношения с близкими, и им приходится выдерживать дома человека со всеми признаками коммуникативной перегрузки.

Я не могу работать со своими клиентами, если не испытываю к ним хоть немного сочувствия и симпатии. И не могу работать как терапевт с теми, кого люблю. Не могу также работать с теми, кто пытается нанять меня для успешной реализации своих грандиозных планов. Откуда я знаю, сколько несчастий принесет этому человеку исполнение его желаний. К тому же я не всемогуща, чтобы соглашаться выполнять запрос. Кто знает, куда нас заведет наша работа.

Думаю, что моральный кодекс психотерапевта невозможен. Я считаю также, что формулировка «этический кодекс» противоречит пониманию этики как сугубо индивидуального дела терапевта. Здесь я согласна с Жаком Блезом, который покинул Французское Гештальт Общество в том числе и по этой причине.

Психотерапия - это всегда больше люди, чем направления, поскольку практикуется и истолковывается живыми людьми.

Создавая гештальт-терапию, все психотерапевты рассуждают из своей колеи опыта. Смысл любых умозаключений стоит искать в персональных процессах того, что каждый называет своей жизнью. При анализе проблемы важны все процессы поля. Терапевту при этом следует быть осторожным, придавая опыту смысл, чтобы интеграция не оказалась преждевременной.

Кроме того, мой психотерапевтический опыт и мой текст по этому поводу разделены большой дистанцией. Эта дистанция определяется несовпадением, с одной стороны, мысли и слова, с другой стороны, личностного и конвенционального знания.

Психотерапевтическое мировоззрение и психотерапевтическое мышление отличны от их бытовых форм. Перлз говорил в этой связи о способности к дифференциальному мышлению, описывая ее как «творческое безразличие». Под этим понимается способность находиться в «нулевой» точке, в паузе, откуда видны и одна и другая стороны процесса, признавая, что есть и то, и другое. Не «или-или», а «и-и». Важна способность свободно рассуждать.

О том, что человеческая свобода локализована в паузе между стимулом и реакцией, писал Р. Мэй. Формирование психотерапевтического мировоззрения и психотерапевтического мышления предполагает развитие способности к терапевтической паузе.

Сколько людей, достигнув больших успехов в бизнесе, испытали разочарование. А сколько тех, кто, стремясь к свободе, обнаруживает, что не готов справляться со всем самостоятельно? Пытаясь влезть в желаемый образ, мы часто убеждаемся, что «костюмчик-то не по размеру». Образ счастлив быть не может. Счастлив может быть только человек.

У каждого человека есть свое место, и оно никем, кроме него занято быть не может. Попытаться помочь клиенту не стремиться быть кем-то другим, подгоняя свои изменения, а обнаружить и признать самого себя, такого как есть, - вот основное содержание нашей работы.

Человек, постоянно желающий казаться кем-то другим, не признающий своих корней и реальных обстоятельств своей жизни, похож на космонавта, обреченного вращаться вокруг Земли без права на посадку. Это безнадежный нарциссический проект. Если я определяю себя в метафоре дерева, то у меня есть корни и я давно уже расту. И если я сосна, то вишней не стану никогда.

Однако тренинговая модель прочно засела в головах у людей. Эта модель приводит к ложному пониманию развития как целенаправленного проекта. Если я трачу много сил на целеполагание, я как бы выбрасываю массу энергии вперед, куда-то, где меня нет, и остатками энергии усиленно борюсь за жизнь на своем месте. Силы кончаются, зато впереди есть Великая Цель.

Всем известна печальная сказка про Ослика, который искал Завтрашний День, но все время находил только сегодняшний. Если я утверждаю, что хочу бросить курить, важно признать, что сегодня я готова лишь говорить об этом и опять выкурила полпачки сигарет. И нет оснований полагать, что завтра будет иначе.

Практикующему терапевту полезно осознавать свою философию. Если я не задаюсь вопросом, каковы философские основы моей практики, то неизбежно окажусь проводником чужих идей. Если я отказываюсь определять свои уникальные человеческие координаты, то я обречена на стыд и растерянность, а также на одержимость идеей «придумывать» хорошие решения.

Как говорит Данила Хломов, не существует философии вообще. Существует философия каждого отдельного человека.

Личная философия, однако, формируется в течение всей жизни и не дана

человеку как дар.

Кроме того, моя личная философия действует в пространстве человеческой культуры и в пространстве межличностной коммуникации. Это также часть социального конструирования реальности.

Она может быть бытовой философией и сводиться просто к набору представлений о мире людей и вещей.

Она может быть отягощена мировоззрением и задачей поиска смысла и придания смысла опыту.

Терапевт на основании своей личной философии может даже отказаться от идеи придавать опыту смысл, используя опыт как потенциальный резервуар для постоянных поисков смысла (Ж.-М. Робин).

Личная философия может быть определена как динамическая интегративная модель личного мировоззрения и выступает как индивидуальное осознавайие своей уникальной человеческой ситуации. Одновременно она является процессом поиска хорошей формы этой интеграции в меняющейся межличностной ситуации.

Материалисты, идеалисты, реалисты... В их спорах можно провести всю жизнь. Человек всегда пытался справиться с тревогой существования, создавая концепции. Как правило, это борьба людей, а не идей.

Далее я приведу некоторые рассуждения Ж.-М. Робина, записанные мною на семинаре в Москве, когда он в очередной раз приезжал в Россию.

Жан-Мари Робин утверждает, что контакт - это и есть первичная реальность, а создание любой философской системы - это невроз, попытка создать смысл в неясном поле. Далее, он пишет, ссылаясь на Гудмена, что зе!Г не проявляется в контакте, он и есть контакт.

Как утверждает конструктивизм, мы обсуждаем не сами феномены, а их названия. Таким образом вместо содержания явления мы имеем содержание динамики договоренности, что и как мы будем называть и почему.

То, что мы называем «Я» есть преждевременная дифференциация поля. Интересен не индивид, а индивидуация, не душа, а ее оживление, движение.

Существует ли внутренний мир? Существовать, говорит Робин, значит быть снаружи. Где мои ценности, в голове или в контакте? Я рассказываю себе истории, например, о том, что у меня есть внутренний мир. Существует ли материальный мир? Любая философская система - это невроз.

Так Жан-Мари уходит от основных вопросов философии, считая, что нужно избегать функционирования на основе априорных идей...

Знание слов языка гештальт-терапии еще не делает нас гештальт-терпевтами. Также и знание языка философии еще не делает нас философами. Сведение представлений о философии метода к языку метода представляется мне опасным. Давно уже принято говорить, что наши представления о реальности ограничены средствами языка.

Для меня основная идея философии гештальт-подхода состоит в том, чтобы развить чувствительность к своей человеческой ситуации, обнаружить и признать реального себя. Перестать, наконец, себя обманывать и попытаться найти способ устроиться в своей собственной жизни наиболее комфортным способом, учитывая все свои обстоятельства. Гештальт-подход - это практическая философия реализма (Д. Хломов).

Во всем мире обучение психотерапии относится к постдипломному образованию. Психотерапевты получаются из психологов, философов, врачей, художников и т.п. Каждая из этих областей знания имеет свою картинку о природе человека. Что с ним можно делать, куда ему следует стремиться, как происходят изменения, что считать нормой, а что патологией и т.д.

Любое образование организует мышление. И с этой точки зрения, врачи, обучаясь психотерапии, продолжают немного лечить, педагоги учить, психологи выступать экспертами в вопросах консультирования рационализации человеческого поведения, менеджеры управлять, а представители творческих профессий которого не удается отделаться, аккумулирует очень много жизненной энергии. В таком вопросе интегрировано то, что человек считает самим собой, и это означает, что клиент «наткнулся на самого себя» и уже не может с этим не считаться. Поддержка способности задавать себе вопросы и не находить на них немедленных ответов, быть в контакте со своими сомнениями, выдерживать напряжение вопроса и осуществлять поиск ответов на них в отношениях с миром - это двигатель терапии. Правда, такая психотерапия интересна далеко не всем.

Точно заданный самому себе вопрос может своей силой противостоять энергии, связанной в интроектах и освобождать энергию для развития. И тогда стоит разобраться, имеет ли эго-функция самостоятельное содержание или это просто «переключатель» между «16> и «регзопаНгу»? Мераб Мамардашвили определял жизнь как «усилие во времени».

Я хорошо осознаю, что в своей попытке описать философию психотерапевтической практики я не могу обойтись без экзистенциального

измерения.

Мы обречены на развитие. Искусственно связывая себя из процесса в структуру, дабы поддержать свою идентичность, мы постоянно опаздываем по отношению к собственной жизни.

Процессы, которые текут во мне, когда я обретаю чувство Я и свою идентичность, дифференцируя себя, выделяя себя из поля, текут в одном времени. А моя жизнь как процесс течет в другом времени. Если я перестаю выделять себя из поля, я не перестаю жить. Таким образом, время течет по-разному в парадигме индивидуализма и в перспективе поля.

Само понятие времени - это не объективная, а психологическая категория. Люди согласовали между собой понятия времени, пространства и всякие другие

представления о реальности.

Есть парадигма индивидуализма, трактующая человека как обособленное существо. В пространстве этой парадигмы терапевту удобно выступать экспертом. На этом вырос психоанализ и гештальт-терапия эпохи модерна.

Гештальт-терапия постмодерна переворачивает порядок факторов. Я создаю ситуацию и при этом я создана ситуацией. Это парадигма поля.

Поле - это «поле сил», по К. Левину. Сил, которые заложены, как я понимаю, в предметах, явлениях. Позднее К. Левин определял поле как пространство жизни и как целостную психологическую среду, которая есть у каждого индивида в его субъективном опыте. Основатели гештальт-терапии определяли поле как «организм и его среда». Взаимодействие организма со средой создает психологию, т.е. ситуации, заряженные энергией человеческих отношений и человеческой

мотивации.

Если термин поле, как я понимаю, больше относится к энергетическим процессам, то термин «ситуация» описывает человеческий фактор структурирования поля, куда вмешиваются намерения и цели. Мы можем иметь дело только с той частью реальности, которую мы конструируем в отношениях.

С этой точки зрения, "зе1Г выступает как организующий фактор поля, продукт постоянно меняющегося взаимодействия. Если я чувствительна к силовым линиям поля, я могу успешно действовать. Если нет - я проваливаюсь, теряю власть.

Чувствительность к процессам поля - это мой ресурс. Тогда мне хорошее решение нужно не придумать, а найти. Оно уже содержится в ткани ситуации, которая есть. Сейчас уже принято говорить, что власть принадлежит ситуации.

Попытка представить, что я живу только в реальности, представления о которой смоделированы мною изнутри - это попытка проконтролировать свою жизнь. Тогда хорошее решение мне придется придумать, а не искать его в поле.

Что такое моя жизнь, мои индивидуальные намерения и фантазии и истории о себе или процесс и опыт контакта?

Остается много вопросов: Поле существует лишь потому, что я его как-то отражаю? И за счет того, что другие его как-то отражают? Возможно.

Или поле, наоборот, это единственная реальность? Все зависит от того, как понимать поле. И как понимать, что такое "я"?

Можно понимать поле как внутренний мир каждого человека. И тогда у каждого из нас свое поле, а то, что они как-то согласуются между собой, есть некая абстракция.

Можно понимать поле как исторический и социальный фон, контекст жизни человека. А можно понимать поле как актуальное напряжение сил, действующих в межличностной ситуации. И тогда, в соответствии с первым пониманием поля, я -это внутренний мир, в соответствии со вторым пониманием поля, я - это история о себе. А в соответствии с третьим пониманием поля, я - это феномен границы контакта, проводник процессов, существующих в поле.

Любопытно, но "кривая опыта" или "цикл контакта", развернутый по оси времени описывает динамику "self" и включает в себя последовательно все эти понимания "я". В пре-контакте "я" - это внутренний мир, в зоне контактирования "я" - это феномен границы в отношениях, а в зоне пост-контакта "я" - это история о себе.

И тогда определение того, что есть феноменология, также меняется в зависимости от того, как мы определяем эти понятия, "я" и "поле".

Мы не можем это объединить, неподвижное и подвижное. Разделить мы их тоже не можем. Электрон обладает свойствами волны и свойствами частицы. Но мы не можем иметь этот опыт одновременно. Это как челнок.

Это похоже на спор модернизма и постмодернизма, который мне лично представляется бесплодным. Как будто одна парадигма должна сменить другую. Гораздо практичнее выбирать философию "и-и", а не "или-или".

В этой статье много вопросов, которые более важны для меня, чем ответы. По-прежнему, многое остается неясным.

Мне вспоминается фраза Перлза, скорее Гудмена о том, что self это всего лишь небольшой фактор в глобальном взаимодействии организм-среда. Однако он играет ключевую роль, которая состоит в развитии и создании значении, благодаря которым мы можем развиться.

 

ДАНИИЛ ХЛОМОВ, ЕЛЕНА КАЛИТЕЕВСКАЯ

ФИЛОСОФИЯ ГЕШТАЛЫ-ПОДХОДА

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: