Евангелие как устная весть

В устах Иисуса Христа слово «Евангелие» звучало как весть о наступлении Царствия Божия (см. § 12. 1):

Покайтесь и веруйте в Евангелие (Мк. 1, 15).

Ученики продолжали его употреблять в столь же уникальном и неповторимом значении с тем лишь уточнением, что Благая весть о Царствии Божием включает в себя непременно весть об Иисусе воскресшем и прославленном. Весть именно об Иисусе на уровне терминологии заняла первый план по сравнению с Иисусовой терминологией Царствия Божия (см. также § 12. 1). В проповеди Господа и в ранней проповеди апостолов «Евангелие» – это устная весть, которая выражена, разумеется, разными словами, но всегда имеет одно и то же содержание. В таком значении слова eu)agge/lion и однокоренные, переводимые в СП иногда как «Евангелие», но чаще всего как «благовествование», «благовестие», «благовествовать» и т.п., употреблял в своих посланиях ап. Павел:

Возвещаю вам, братия, что Евангелие, которое я благовествовал, не есть человеческое (Гал. 1, 11; ср. ст. 6-9).

Павел, раб Иисуса Христа, призванный Апостол, избранный к благовестию Божию... (Рим. 1, 1)

Напоминаю вам, братия, Евангелие, которое я благовествовал вам... (1 Кор. 15, 1)

Евангелие как текст

Когда устная весть, многократно провозглашаемая перед разными или одними и теми же слушателями, становится письменным текстом, она неизбежно претерпевает изменение. Оно касается не смыслового, идейного содержания, а главным образом формы. Это можно сравнить со струей воды, которая в падении с высоты свободно, плавно и непринужденно меняет свою форму, но «упав» в сосуд, приобретает его объемные контуры.

Нечто аналогичное произошло с Благой вестью (Евангелием), которую спустя два-три десятка лет устной беспрерывной передачи наконец решили изложить в виде письменного текста. Письменный же текст предъявляет к писателю другие требования, чем устное слово к проповеднику-миссионеру. Но и выполнены эти требования будут в каждом случае по-своему. Вот почему Евангелия представляют собой по-разному оформленный письменный текст, где изложено все «сначала, по порядку» (ср. Лк. 1, 3) и до конца, точнее, до той главной цели, которая есть ни что иное, как опять-таки Пасхальная весть – изначальное и главное христианское провозвестие.

Различия, замечаемые при сравнении Евангелий, объясняются многими причинами. Их можно обобщить в две группы. Во-первых, каждый из евангелистов был членом той или иной конкретной христианской общины с ее особенностями, религиозной и культурной предысторией, богословскими приоритетами и т.п. Самое яркое различие было между иудео-христианскими (например, в Палестине) и языко-христианскими (например, в Риме или Греции) общинами.

Во-вторых, в плане литературной одаренности, образованности и владения греческим языком, на котором они писали, даже будучи иудеями, евангелисты отличались друг от друга – от достаточно безыскусного Марка до изящного Луки (см. §§ 42 и 44). Это вовсе не означает, что Евангелие от Марка хуже или что его не интересно читать по сравнению с Евангелием от Луки. Речь идет о разных способах, разных манерах повествовать об Иисусе. «Простое», не озабоченное литературной эстетикой и даже иногда допускающее грамматические неправильности (см. § 42. 4), сравнительно короткое, но при этом не теряющее выразительности Евангелие от Марка кого-то трогает гораздо больше и обращает к вере гораздо мощнее. Или, к примеру, Евангелие от Иоанна, словарный запас которого – самый бедный из всех канонических Евангелий (см. § 45. 3): оно по праву считается самым «богословским» и «духовным»[597].

С тех пор, как Евангелие – одну и ту же Благую весть – решили записать несколько учеников, к этим их версиям стали постепенно применять термин «Евангелие», имея в виду данный конкретный письменный текст-версию Благой вести. Произошло это не сразу. Так, например, св. Марк озаглавливает свой труд следующим образом:

Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия (Мк. 1, 1).

Кажется, Марк совсем не имеет в виду, что он начинает писать одно из Евангелий. Он излагает Евангелие так, как он его услышал от ап. Петра, из уст одного из ближайших учеников Господа (см. § 42. 2). Для него Евангелие – одно, и этот термин еще не выступает как обозначение одной из письменных версий Благой вести.

В библеистике считается наиболее вероятным, что первым из четырех канонических Евангелий было написано Евангелие от Марка. После Марка аналогичный труд предприняли другие ученики – Матфей и Лука, а затем и Иоанн. Сами они уже не использовали термин «Евангелие» в заголовке своих трудов, но позднее он закрепился и за их книгами. Таким образом, Церковь признала их аналогичными, «равновеликими» по значимости свидетельствами, написанными с разных позиций, с разными акцентами, но в одном жанре (см. § 24).

Так термин «Евангелие» стало возможным употреблять (как он и до сих пор часто употребляется) во множественном числе, имея в виду различные тексты-версии Благой вести[598]. Причем подобная практика сложилась лишь к концу II века[599]: появились унифицированные заголовки «Евангелие от (согласно)...» (E)uagge/lion kata\...), в которых необходимо слышать важный смысловой подтекст: Евангелие (одно и то же, единственное и цельное) согласно, в изложении, по Матфею, по Марку и т.д.

Сколько было Евангелий?

Наличие нескольких письменных версий Евангелия уже в самые древние, хотя и послеапостольские десятилетия вдохновляло относиться к понятию Евангелия как к некоему жанру, форме, в которой можно излагать те или иные интерпретации христианского благовестия. Все подобые попытки (за исключением четырех канонических Евангелий) в конце концов были квалифицированы как неканонические, хотя и содержащие ценные и подлинно библейские, христианские идеи, или как апокрифичские, т.е. неприемлемые для Церкви (см. §§ 26 и 27).

К первым относится, например, «Протоевангелие Иакова», памятник Священного Предания, который не вошел в канон Нового Завета. В нем рассказывается о Рождестве и детстве Пречистой Девы Марии. Этот материал лег в основу двунадесятых праздников Рождества и Введения во храм Пресвятой Богородицы. Многие из апокрифических сочинений на тему о жизни Иисуса позднее тоже были названы Евангелиями, по аналогии с каноническими Евангелиями: «Евангелие от Петра», «Евангелие от Никодима» и др. В большей или меньшей степени они также нашли себе отражение в Предании Церкви, не войдя в канон Писания (см. § 55. 5).

В процессе канонизации из всего множества текстов, написанных об Иисусе Христе, отобрали четыре, которые стали каноническими Евангелиями. Имея в виду все четыре текста вместе, иногда употребляют термин «Четвероевангелие».

Были ли попытки соединить четыре Евангелия в одну хронологическую последовательность и насколько они актуальны? Ведь вера в историчность Иисуса как Человека – точнее, как Бога, ставшего человеком, неизбежно требует как можно более однозначного знания о хронологии Его жизни, т.е. о связанном с Ним исторически последовательном отрезке времени.

Да, во многих пособиях можно встретить «синхронизацию» Евангельской истории, где материал Четвероевангелия выстроен в одну линейную последовательность[600]. Однако известную трудность представляет собой то обстоятельство, что при составлении своих Евангелий сами евангелисты далеко не в первую очередь ставили перед собой задачу дотошно придерживаться хронологической точности. Отсюда возможны различные варианты подобных согласований, попытки которых предпринимались еще в древности. Наиболее известной и сравнительно долго продержавшейся была попытка Татиана во II веке, когда он составил т.н. «Диатессарон» (Diate/ssaron – букв. «из четырех»). В течение нескольких веков «Диатессарон» удерживал авторитет священной канонической книги – правда, только в сирийских, а не в греческих или латинских церквах.

В большинстве же, и в конце концов во всех церквах возобладал авторитет нескольких (четырех) Евангелий, взятых по отдельности. Причем не только без смешения и согласования, но даже и без видимых усилий как-то «пригладить», нивелировать различия – очевидные и менее очевидные. Такие различия легко истолковать как противоречия[601] – это легкий путь «разоблачения» историчности Евангелий, чем и занимались в свое время критика и ее вульгарное детище – атеистическая пропаганда[602]. Можно подумать, что эти «противоречия» странным образом оставались незамеченными для взгляда христианских учителей и отцов Церкви до тех пор, пока не появилась научная критика XIX века!

Четыре Евангелия вошли в канон каждое в своем «неприглаженном» виде, т.к. тем самым были сохранены ценные первичные свидетельства учеников, различающиеся так же, как различаются свидетельства нескольких очевидцев об одном и том же событии истории. Так создается своего рода «стерео-(или, точнее, квадро)-изображение» Человеческого Лика Иисуса Христа.

И все же в сохранившейся до сих пор литургической практике Православной Церкви пример подобного согласования Четвероевангелия есть. Это утреня Великой Пятницы, когда совершается воспоминание о Спасительных Страданиях Господа нашего Иисуса Христа («Служба Двенадцати Евангелий»). Последовательное чтение двенадцати отрывков из страстных глав четырех канонических Евангелий (Мф. 26 – 27; Мк. 14 – 15; Лк. 22 – 23; Ин. 13, 31 – 19, 42)[603] перемежается богослужебными текстами утрени на тему Страстей Христовых. Согласованием Четвероевангелия следует признать и литургийное чтение Великого Четверга (Мф. 26, 1-20; Ин. 13, 3-17; Мф. 26, 21-39; Лк. 22, 43-45; Мф. 26, 40 – 27, 2), и чтение на Вечерне Великой Пятницы (Мф. 27, 1-38; Лк. 23, 39-43; Мф. 27, 39-54; Ин. 19, 31-37; Мф. 27, 55-61).

Синоптическая проблема»

О так называемаой Синоптической проблеме кратко уже говорилось в § 22. 2. Напомним, что она сводится к тому, как объяснить большое сходство и в то же время очевидные различия между тремя Синоптическими Евангелиями[604] – от Матфея, от Марка и от Луки.

Синоптическая проблема является одним из тех вопросов новозаветной библейской науки, по которому написаны горы всевозможных исследований и предложено огромное количество вариантов решения[605]. Естественно, обнаружились и ставшие общепризнанными места, а также были выработаны различные специфические термины.

Не будем подробно вдаваться в подробный разбор всех тонкостей вопроса и различных гипотез, а лишь обозначим общепринятые выводы и кратко охарактеризуем наиболее авторитетные гипотезы.

Мк.[606] насчитывает 661 стих; Мф. – 1 068, Лк. – 1 149.

80% материала Мк. имеется в Мф., тогда как в Лк. имеется 65% материала Мк. Материал, общий для Мф. и Лк., но отсутствующий в Мк., составляет около 220 стихов[607]. Есть и материал, отсутствующйи в Мк., но по-разному представленный в Мф. и Лк. Яркий пример – повествование о Рождестве Христовом, отсутствующее в Мк. и по-разному представленное в Мф. и Лк. (в первом случае – рассказ с точки зрения Иосифа; во втором – с точки зрения Марии).

Соответствия – там, где они есть, – настолько близки, что их нельзя объяснить наличием только устной (или устных) традиции (традиций). Без сомнения, имелись и письменные документы, которыми по-разному воспользовались евангелисты. В то же время есть разительные различия[608].

Бл. Августин (IV век) первым поднял вопрос о соотношении Евангелий («De consensu evangelistarum» – «О согласии евангелистов», I. 2). Он считал, что сначала было написано Мф., которым пользовался св. Лука, тогда как Мк. есть ни что иное, как сокращенный вариант Мф. Гипотеза бл. Августина удерживала свой подавляющий авторитет вплоть до XX века. В настоящее время приоритет (т.е. первенство написания) Мф. отстаивают сравнительно немногие ученые, хотя при этом они привлекают ряд других современных критических аргументов.

В XVIII веке. Г.Е. Лессинг (G. E. Lessing) предположил, что всем трем Синоптическим Евангелиям предшествовал какой-то арамейский прототекст (т.н. Евангелие Назореев, о котором бл. Иероним в IV веке писал, что оно употреблялось в секте назореев[609]) или несколько прототекстов, которым (которыми) затем воспользовались свв. Матфей, Марк и Лука (гипотеза протоевангелия или протоевангелий, или первоначального(-ых) евангелия(-й).

Были и другие предположения, однако начиная с конца XIX века наибольшую популярность приобрела гипотеза двух источников (впервые сформулирована в 1863 году Г.Ю. Хольцманном), а именно:

1) Материал, использованный во всех трех Синоптических Евангелиях. Его называют Тройственным источником.

2) Материал, встречающийся только в Мф. и Лк. и притом использованный в сравнительно схожей манере. Большую часть его объема составляют речи Иисуса Христа. Его называют Двойственным источником иличаще источником Логий (от греч. lo/gion, plur. lo/gia, что значит не только «слова», «речи», но и, возможно, «дела», «деяния»). Наименование «Логии» применил Папий Иерапольский (II век), хотя он, возможно, имел в виду арамейский или еврейский оригинал Мф. (см. § 43. 3). В библеистике Двойственный источник обозначается буквой «Q» (от Quelle – нем. «источник»)[610].

 

Файл: Схема_01.pdf

 

Сложно сказать, пользовались ли Матфей и Лука предполагаемым Тройственным источником напрямую или они обращались к нему через посредничество Мк. Если последнее предположение верно, то получается, что Мк. – первое по времени написания из трех Синоптических Евангелий. Во всяком случае, Матфей и Лука были знакомы с Мк. или с его прототекстом, но неизвестно, знали ли они при этом друг о друге (точнее, о письменных трудах друг друга).

Двойственный же источник (Q) Матфей и Лука использовали каждый по-своему. Матфей распределил его по всему Евангелию, сгруппировав в несколько блоков. Лука предпочел поместить его в виде двух больших от­рывков, внедрив их в повествование Марка.

Кроме того, у Матфея, Луки и даже у Марка (в наименьшей степени) встречаются уникальные материалы[611], что заставило ряд ученых предположить существование еще по одному особому источнику для Мф. (М) и для Лк (L). Так появилась гипотеза четырех источников, являющаяся ни чем иным, как модификацией гипотезы двух источников:

 

Файл: Схема_02.pdf

 

В заключение этого очень краткого для «Синоптической» темы параграфа хочется еще раз сказать, что по сложности и многообразию гипотез вряд ли какой-либо другой вопрос новозаветной библеистики может сравниться с Синоптической проблемой, а также то, что ни одно из ее решений, даже самое общеизвестное и популярное, не снимает всех вопросов. Видимо, придется согласиться, что процесс написания Синоптических Евангелий, включая устную стадию и стадию письменных протодокументов, «был еще более сложным, чем даже самая сложная из современных реконструкций»[612].

Это очень похоже на правду. Любая более-менее сложная гипотеза отпугивает (особенно массового читателя) как раз своей сложностью и «вычурностью» (ведь считается, что «все гениальное просто»), тогда как именно эта самая сложность, многослойность, «многофакторность» и есть неотъемлемое свойство жизни вообще и жизни в Духе прежде всего. А Евангелия, судя по всему, увидели свет не как кабинетный труд трех человек, а как итог преизбыточествовавшего сотворчества Святого Духа и не менее бурной и насыщенной воспоминаниями и вдохновением проповеди-свидетельства учеников. Апостольский век тем и исключителен, что это век свидетелей Слова Жизни (см. 1 Ин. 1, 1); Евангелия – письменная фиксация лишь того, что сумел выразить человеческий язык, а мы уж тем более видим «как бы сквозь тусклое стекло» (1 Кор. 13, 12).

И еще одно наблюдение, сделанное на основании знакомства с богослужебным восприятием Писания в Православной Церкви. Если Мф., Мк. и Лк. представляют собой три различные версии в значительной части одного и того же исходного материала Предания, то в богослужении Церкви мы можем встретить сверх того (!) другие версии расположения того же матариала. Вот два ярких примера.

Одно из наиболее известных (в силу частой повторяемости Богородичных праздников) литургийных чтений – Лк., зач. 54 (Лк. 10, 38-42; 11, 27-28). В его концовке «стыкуются» два эпизода, которые в Лк. разделены почти целой главой. Фраза «Когда же Он говорил это, одна женщина, возвысив голос из народа, сказала Ему» (слав. Бы1сть же е3гда2 глаго1лаше сiz6, воздви1гши нёкаz жена2 гла1съ t наро1да, рече2 е3мY:) по смыслу оказывается подчинена не тому, о чем повествует св. Лука в предыдущем 11, 26, а тому, о чем говорится в 10, 42, т.е. разговору Иисуса с Марфой! На это однозначно указывает обстоятельство времени «когда...»

Другой, еще более выразительный, но менее известный пример – Евангельское чтение (один раз в год) Недели 1-й по Пятидесятнице (всех святых): Мф., 38 зач. (10, 32-33. 37-38; 19, 27-30). Здесь опять-таки не просто ряд изречений или эпизодов из Евангелия вне их связи друг с другом, а именно жесткое временное соотнесение: «Тогда Петр, отвечая, сказал Ему...» (19, 27). Между словами Иисуса по Мф. 10, 32-33. 37-38и словами Петра по 19, 27-30– целых девять глав. Тем не менее церковное богослужебное Предание допускает столь смелое обращение с Синоптическим материалом!

Эти примеры показывают, что «Синоптическая проблема» есть проблема исключительно научно-критического характера, тогда как для Церкви это совсем не проблема, а живое Слово, много раз перечитанное и пережитое.

Евангелие от Марка

В этом курсе будем придерживаться предположения о приоритете греческого текста Мк. перед греческим текстом других Евангелий. При этом не исключено, что древнейшим прототекстом Евангелия на арамейском или даже еврейском (иврите) языке[613] обладала палестинская (иерусалимская) иудео-христианская община, в недрах которой после Мк. и с использованием Мк. было написано греческое Мф. (см. § 43. 3).

Иными словами, будем считать, что св. Марку принадлежит заслуга первым изложить Благую весть в виде развернутого и законченного письменного текста или, во всяком случае, он первым изложил Благую весть в виде Евангелия как жанра, даже если письменные версии изречений Господа существовали и ранее (как, возможно, еврейский прототекст Мф.). Он работал и как писатель (т.е. писал новое или, по крайней мере, по­-новому), и как редактор уже имеющегося материала, будь то устные предания или письменные собрания изречений Господа, повествования о Его страданиях, погребении и Воскресении.

Сводя имеющиеся данные в одну книгу, Марк применил географический и хронологический принцип. Служение Иисуса Христа предстает как стройная хронологическая последовательность событий, по мере которой Иисус из Галилеи постепенно шествует в Иерусалим к Своей Голгофе, где и происходит Его смерть на Кресте. После этого Он вновь ожидает Своих учеников в Галилее. Сравнивая Мк. с другими Евангелиями, можно заметить, что в целом такая хронологическая и географическая схема сохраняется (ведь за ней стоят реальные события), но в то же время в хронологических и географических деталях, иногда довольно существенных, Евангелия могут разниться. В самом деле, описывая события тридцати-сорокалетней давности и опираясь на множество устных свидетельств и собраний изречений, евангелисты вынуждены были некоторые обстоятельства времени и места выстраивать достаточно гипотетически.

Все это означает лишь одно: хотя все евангелисты писали историю, т.е. описывали факты жизни Иисуса Христа, но история в строгом смысле слова – как описание событий с их точной хронологизацией – не являлась для них самоцелью. Они старались описать для своих читателей образ Иисуса Христа как Личности в Ее самых незабываемых и ценных проявлениях. Будучи историей, писания евангелистов не перестали быть Благовестием (Евангелием) о Христе. Здесь, таким образом, и история, и богословие (прежде всего, христология, хотя не только, а, как мы увидим, и экклезиология, и многое другое), не отделимые друг от друга. Точнее, богословие (христология), выраженное языком истории Господа Иисуса.

И все же в отношении Мк. термин «богословие» в собственном смысле слова (как определенные идеи, учение о Боге, накладывающие отпечаток на повествование о событиях) наименее применим – в том числе и по сравнению с другими Евангелиями. Его богословие выражается простым и довольно безыскусным в литературном отношении изложении почти одних фактов, деяний Иисуса. И в этом его неповторимая ценность и красота.

Мк. в истории экзегетики

После того, как бл. Августин сделал вывод о том, что Мк. есть сокращенный вариант Мф., экзегеты уделяли этому Евангелию не столь уж много внимания. И в самом деле, б о льшую часть материала, имеющегося в Мк., мы находим и в Мф., и в Лк. (см. § 41).

«В небольшом комментарии, автором которого считается Антиохийский епископ Виктор (V век), уже слышится жалоба на то, что до него ни один экзегет не уделил внимания Евангелию св. Марка»[614].

Лишь с появлением библейской критики с конца XVIII века исследователи стали все больше и больше обращать внимание на то, что Мк. «свойственны живая манера изложения и здравый смысл» и что св. Марк сумел «дать очень точный портрет Христа, который во многих отношениях гораздо больше приближается к оригиналу, чем у других евангелистов»[615]. Впрочем, справедливости ради заметим, что живость изложения, свойственная Мк., сама по себе не может быть безоговорочным аргументом в пользу его первичности по отношению к другим Евангелиям[616].

Таким образом, труд св. Марка, занявший место в каноне Нового Завета рядом с другими апостольскими писаниями и вошедший в календарь Евангельских литургических чтений, был оценен по достоинству лишь в последнее время. В нем узнали не просто «сократителя» Евангелия от Матфея, но писателя, который при всей краткости своего труда написал Евангелие так, чтобы читатель мог почти «увидеть собственными глазами то, о чем он рассказывает»[617].

⇐ Предыдущая33343536373839404142Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: