 |
Владислав Петрович Даркевич. Аргонавты Средневековья. Владислав Петрович Даркевич . Введение
|
|
|
|
Владислав Петрович Даркевич
Аргонавты Средневековья
Владислав Петрович Даркевич
Аргонавты средневековья
Введение
Мы бросали свой якорь на берегах,
полных ночных ароматов и пения птиц,
берегах, где струится вода,
от которой на руках остается память о счастье.
И не было странствиям нашим конца
Души друзей моих слились с уключинами и веслами,
с неумолимым ликом, высеченным на носу корабля
солеными брызгами.
Один за другим покидали меня мои путники,
не поднимая глаз. Веслами
отмечены на берегу места, где они спят.
Никто их не помнит. Справедливость.
Гиоргос Сеферис. Аргонавты (1935)
Путешествия избавляют от предрассудков», – гласит старое изречение. Когда средневековый человек пересекал границы своего мирка и устремлялся вдаль, оказывалось, что за глухими лесами и снежными горами, за бескрайними просторами морей и пустынь живут не чудовищные псоглавцы и четырехглазые эфиопы, которых рисовали на географических картах, а такие же люди, как он сам. Перед взором путника возникали новые страны, проходили разные племена и народы. При всем своем различии в чем‑ то главном они были понятны ему. У чужеземцев мог быть иной цвет кожи и разрез глаз, они могли говорить по‑ иному, молиться неведомым богам и рядиться в диковинные одежды, но, как и на родине пришельца, эти люди веселились на свадебных пирах и горевали о своих мертвых, растили детей, пахали землю и разводили скот. Их одолевали те же будничные заботы в непрестанной борьбе за существование. И по утрам, начиная трудовой день, они одинаково радовались яркому солнцу. Лицезрение далеких земель не только обогащало знаниями и расширяло кругозор – оно возвышало дух, приобщая к великой людской общности.
|
|
|
Однако в ту эпоху нелегко было преодолеть темные завесы подозрительности и вражды к «варварам», «язычникам», «неверным», которых издавна считали «нечистыми», «дикими», «вероломными». В сознании средневекового человека, резко расчленявшего мир на полярные противоположности, укоренились недоверие и предубежденность ко всему «чужому» – чужому в национально‑ племенном, вероисповедном и языковом смысле. Деление мира на «свой» – праведный и «чужой» – греховный, враждебный чрезвычайно характерно для людей того времени. Даже о родственных племенах нередко отзывались с пренебрежением и чувством превосходства. Православные и католики взаимно хулили друг друга как схизматиков; и те, и другие со всех церковных амвонов обрушивались на «слуг сатаны» – нехристиан. Ненависть к иноплеменникам, к врагам «истинной» веры, на которых не распространялись человеческие установления, приводила к бесчисленным кровавым столкновениям и обоюдной жестокости. Возникавшие мирные контакты постоянно ставились под удар. И все же вопреки государственным границам, языковым барьерам, религиозной розни и войнам порой являлась мысль о единстве всего рода человеческого. При ближайшем знакомстве оказывалось, что каждый народ чем‑ то знаменит и славен, в чем‑ то превзошел других и внес свой дар в сокровищницу человеческих знаний.
Знай, в поэзии лучших наездников нет,
Чем арабы, а Греции Древней сыны
Медицину избрали ареной своей,
В чародействе индусские люди сильны.
Математика, музыка – римлян удел,
Власть Китая в искусстве рисунка тверда,
Но искусней художников свет не видал,
Чем багдадские мастера, никогда. [1]
Носир Хисроу
На мир начинали смотреть шире и объективнее. Когда в малоазийском городе Конье скончался проповедник и поэт Джалаледдин Руми (1273), в последний путь певца «религии сердца» провожали мусульмане, христиане, иудеи, индусы, буддисты. При жизни почитаемый всеми наставник призывал людей к братству и дружбе:
|
|
|
Как часто бывает, что турок и индиец находят общий язык,
Как часто бывает, что два турка словно чужие.
Значит, язык единодушия – совсем иное дело:
Единодушие дороже единоязычия. [2]
Близкие передовым мыслителям Востока идеи сближения народов, у каждого из которых есть чему поучиться, не были чужды и европейцам. Недаром провансальский трубадур Пейре Карденаль (XIII в. ) высказывал желание освоить словесность сарацин, позаимствовать тонкий ум у античных философов и мужество у татар.
В неутолимом стремлении связать, примирить разобщенное и противоречивое человек Средневековья одолевал бесчисленные препятствия, воздвигаемые природой и самими людьми.
Часто, на камни ложась, из облаков свой шатер
Я мастерил и в глуши спал наподобье зверей.
Я по горам проходил выше высокой луны,
Спутником рыб по волнам несся я ветра быстрей.
То я блуждал по пескам жарче горячей золы,
То по стране, где зимой мрамора тверже ручей.
То между осыпей шел, то вдоль потоков седых,
То в бездорожье, в горах, старого мира старей.
То пред верблюдами брел, тяжко веревку влача,
То, словно вьючная тварь, с ношею – мимо дверей,
В город из города шел, всюду людей вопрошал,
К берегу дальних земель плыл я по шири морей. [3]
Носир Хисроу
Так усилиями путешествующих наводились «мосты» между народами и цивилизациями, так происходил взаимный обмен информацией – непременное условие развития общества. На благодатную почву пересаживались целые культурные пласты «и здесь начинали новый цикл развития в условиях новой исторической действительности: изменялись, приспосабливались, приобретали местные черты, наполнялись новым содержанием и развивали новые формы». [4] Из восприятия и переработки чужого рождалось свое, особое, неповторимое: в тигле местного творчества заимствованное сплавлялось со своим и обретало иное качество. Именно таким путем произошло приобщение феодализирующейся Руси к зрелой культуре византийского Средневековья. На стыках различных культур возникали смешанные и оригинальные формы: благодаря диффузии и взаимодействию несхожих элементов она становилась более сложной, «гибридной». Такова блистательная культура Сицилии XII столетия, где после арабского и норманнского завоеваний сошлись Запад и Восток. В островной архитектуре органически слились черты византийской архитектуры, арабской и романской. Одни сицилийские церкви напоминают мечети, другие – христианские базилики. В импозантных интерьерах золотые византийские мозаики и резьба по цветному мрамору удивительно гармонируют со сталактитовыми потолками, расписанными египетскими художниками. В Сицилии, как бы расположенной в центре мира того времени, произошло слияние арабских естественнонаучных и гуманитарных знаний с предприимчивостью норманнов на морях. Благодаря скрещению художественных принципов, порожденных разными традициями и восходящих к разным школам, развитие средневековой культуры предстает как единый, взаимосвязанный и взаимообусловленный процесс.
|
|
|
По самой своей сути искусство того времени было коллективно и коммуникативно: художник, заботившийся не о внешнем правдоподобии, а о символическом, «горнем» смыcле изображаемого, говорил на общесредневековом языке.
При таком понимании творческих задач искусство приобретало надэтнический масштаб. В нем необычайно возрастала роль наиболее емких по содержанию композиций и сюжетов, которые с легкостью переходили из страны в страну, из мастерской в мастерскую. Параллелизм развития разных народов, единство теологии – веской культуры и эстетики создавали благоприятную почву для переноса изобразительных формул – стереотипов. Их распространяли странствующие ремесленники или местные мастера, работавшие по чужеземным образцам. Средневековый художник стремился впитать опыт и знания своих зарубежных коллег, быть в курсе всего лучшего, что ими создано. Автор «Сочинения о различных искусствах» пресвитер Теофил (конец XI – начало XII в. ) писал в предисловии:
|
|
|
«Коль скоро ты его с вниманием тщательно исследуешь, то увидишь, чего достигли в Греции в отношении различных видов красок и смесей, что знают в Тоскане об электре (твердом соединении серебра с золотом. – В. Д. ) или о разнообразии черных красок, что знают, в отличие от других, арабы в области кузнечного дела и литья, каким разнообразием сосудов различной формы, изготовлением гемм или изделий из кости, украшенных золотом (и серебром), славится Италия, как любят и ценят разнообразные оконные украшения во Франции, что хвалят в Германии из числа золотых, серебряных, бронзовых, железных, деревянных и каменных изделий». [5]
Лишь немногие из путешественников Средневековья оставили записки о своих скитаниях в отдаленных и удивительных краях. Эти энергичные, сильные и решительные люди не вели путевых дневников и не писали подробных писем; безвозвратно канули в Лету сами их имена. О некоторых уцелели только скупые и отрывочные сведения, всесторонне изученные наукой. Чтобы рассказать о средневековых землепроходцах, современный исследователь обращается к археологии, нумизматике, истории искусства (рис. 1). Он заставляет «говорить» не только хроники, ученые трактаты, деловые документы, но и архитектурные памятники, и «мертвые» музейные экспонаты – безмолвных свидетелей некогда процветавшей торговли, многотрудных странствий «духовных ратоборцев»‑ пилигримов, парадных приемов иностранных послов.
Рис. 1. Основные европейские пути сообщения. Установить марш руты викингов (на карте показаны черными линиями) помог анализ археологических находок – зарытых сокровищ и содержимого могильных курганов. На всем пространстве от Исландии до Ирана скандинавы выгодно обменивали драгоценные меха, моржовую кость, янтарь и многочисленных рабов на серебро, стекло, ткани и оружие. Жирным пунктиром показаны международные торговые пути [6]
Он исходит из того, что между отдельными областями культуры не существовало жестких и неподвижных границ обращение к литературе, эпосу мифологии, истории религий открывает для него неожиданные перспективы. И тогда детали, которые вначале казались несущественными и случайными, превращаются в ключ к пониманию многообразных явлений «Посторонние» факты, якобы независимые друг от друга, находят свое место в целостной картине Раздробленное и само по себе мертвое, вписываясь в широкий контекст, преобразуется в яркую, многообразную и вечно живую историю.
Археолог обладает собственными методами исследования связей, изучая вещи и монеты, найденные вдали от их родины Выявляемые предметы импорта он делит на две категории предметы массового ввоза и предметы роскоши. Первые (монетное серебро, стеклянные и каменные бусы, дешевые металлические украшения, оружие) характеризуют как внешние связи, так и повседневный внутренний обмен (рис 2) Они сначала поступали на городские рынки и ярмарки, оттуда купцы‑ коробейники разносили их по деревням. Эти иноземные изделия пользовались большим спросом у феодальной знати, в среде ремесленников и крестьян (у последних – за исключением оружия) Предметы роскоши (произведения художественного ремесла из золота, серебра и драгоценных камней, шелковые ткани, поливная и стеклянная посуда) переносились на огромные расстояния в составе посольских и свадебных даров, паломниками, бродячими ремесленниками и эмигрантами, в числе военных трофеев.
|
|
|
Рис. 2. Романские бронзовые изделия с территории Восточной Европы, XII–XIII вв. 1 – драконовидный водолей‑ рукомойник (Лотарингия), 2 – водолеи в виде рыцаря (Саксония)
Драгоценная утварь быстро оседала в сокровищницах светской аристократии и ризницах монастырей, превращаясь в «недвижимое имущество». Изделия из серебра нередко переплавлялись в монеты или слитки и снова попадали в сферу обращения.
Определение происхождения импортных предметов позволяет установить те страны, между которыми велся обмен, и страны, расположенные на главных коммуникациях. Хронология вещей намечает периоды зарождения, расцвета и постепенного затухания связей с тем или иным районом, а их картографирование помогает реконструировать важнейшие пути сообщения. Концентрация находок выявляет основные торговые центры. Обстоятельства открытия предметов (в кладах, на территории замков, городских крепостей‑ детинцев или торгово‑ ремесленных посадов, среди утвари церквей, на сельских поселениях и в могильниках при них, в дружинных погребениях) содержат сведения о социальном составе участников обмена.
Так углубленное изучение памятников культуры помогает воссоздать историю «открытия земли», рассказать не об изолированной жизни, а о постоянном и плодотворном общении людей.
|
|
|
