 |
Хождение игумена Даниила
|
|
|
|
После завоевания Иерусалима крестоносцами в 1099 г. и образования Иерусалимского королевства ширится паломническое движение русских через Константинополь в Палестину. Общее религиозное воодушевление неудержимо влечет их в Землю обетованную. Возле пустынь и монастырей собираются богомольцы – «калики перехожие».
А из пустыни было Ефимьевы,
Из монастыря из Боголюбова
Начинали калики наряжатися
Ко святому граду Ерусалиму. [159]
Одним из таких пытливых, предприимчивых и безунывных людей был игумен Даниил: в 1104–1106 гг. он посетил владения иерусалимского короля Балдуина I: «Се аз недостойный игумен Данил русския земля, хужши во всех мнисех, смеренный грехи многими… понужен мыслию своею и нетерпением моим, похотех видети святый град Иерусалим и землю обетованную». [160] Духовной пользы ради путешественник обошел все святыни «до Тивириадского моря… и до Фаворы, и до Назарета, и до Хеврона, и до Иордана» и оставил обстоятельные записки. «Любве ради святых мест сих, исписах все, еже видех очима своима…». Распространенное во множестве списков «Хоженье» Даниила было излюбленным чтением многих людей, которые мечтали «сходить‑ то ко граду Еросолиму».
Ко святой святыни богу помолитисе,
Ко Господню гробу нам да приложитисе,
А во Ердань реки окунатисе…[161]
Рис. 40. Путь игумена Даниила из Константинополя в Иерусалим: а – города, в которых останавливался игумен Даниил; б – путь, проделанный игуменом Даниилом.
В Палестину Даниил плыл морем (рис. 40) через Царь‑ град (Константинополь) вдоль каменистых прибрежий Малой Азии; его корабль заходил в гавани Родоса и Кипра. Кратко перечисляя остановки, он повествует об островах «Великого» (Эгейского) моря, где разводили скот, варили серу, а из смолы дерева «зигии» приготовляли ладан, об Эфесе («обилен же есть всем добром») со знаменитой пещерой семи отроков, «иже спали 300 и 60 лет; при Декии цари усопша, а при Феодосии цари явишась».
|
|
|
Как и Зеевульф, он испытал превратности пути «по суху» из Яффы в Иерусалим, где котловины сменялись котловинами, ущелья – ущельями: «бо пусто место то», «выходят бо оттуду срацини и избивають». Наконец перед глазами измученных путников – панорама Святого града, окруженного глубокими долинами и оврагами. Она развертывается по мере постепенного приближения – читатель как будто участвует в открывшемся зрелище. Вот уже видны массивные зубчатые стены с внушительными квадратными башнями, нагромождение плоских кровель, над которыми вознеслись купола мечети Омара («Святая святых») и храма Воскресения.
«Есть же святый град Иерусалим в дебрех, около его горы камены и высокы. Да нолны (уже) пришедше близько граду тоже видети первое столп Давидов и потом, дошедше мало, увидети Елеоньскую гору и Святая святых и Воскресение церковь и узрети потом весь град И ту есть гора равна от пути близ града Иерусалима, яко версты вдале; на той горе сседают с конь вси людие и поставляют крестьци ту и поклоняются святому Воскресению на дозоре (на виду) граду… И идут вси пеши с радостию великою к граду Иерусалиму».
Неисчислимые достопримечательности Иерусалима и его окрестностей Даниил описал с мельчайшими подробностями и удивительной топографической точностью. Он был весьма набожным и возвышенно настроенным пилигримом, который свято верил в библейские предания о реликвиях: в «путеводитель» по волнистым плоскогорьям Иудеи попали преимущественно «святые места». Но его добросовестный дневник интересен не только как памятник, характеризующий умонастроение образованного человека Средневековья. В нем прихотливо переплетены исторические, географические, этнографические сведения.
|
|
|
«Очарованный странник» ходил кривыми, узкими улочками Иерусалима, его извилистыми лестницами с полустертыми миллионами ног ступенями, сам измерил глубину и ширину быстрого Иордана, вода которого «мутна велми и сладка пити», с трудом взобрался на гору Фавор, «якоже стог кругол» («есть гора та вся камена, лести же на ню трудно и бедно велми по камению, руками на ню лести, путь тяжек велми; едва бо на ню взлезохом от 3‑ го часа до 9‑ го часа»), дотошно пересчитал «столпы» в церкви Воскресения и число ступеней, ведущих на Голгофу. Даниилом владела любовь к точным числовым обозначениям, будь то расстояние между островами и населенными пунктами (в верстах), глубина реки (в саженях) или размеры углубления – «скважни» от креста, на котором, согласно легенде, распяли Иисуса (в локтях).
Историк архитектуры найдет в дорожнике Даниила сведения о зданиях, «красно» украшенных «досками мраморяными», «мусией» (мозаиками) и «сребреными чешюями позлащенными». Многие из них стерты с лица земли или перестроены (к примеру, храм на Елеонской горе, с вершины которой через 40 дней после казни Христос якобы вознесся на небо). «И есть место то оздано все комарами (сводами) около, и верх на комарах тех создан есть, яко двор камень кругом и помещен есть весь двор мраморными досками. И посреди того двора есть создан аки теремець кругло, и есть без верха… и в том теремци… лежит каменет святый, идеже стоясте и нозе пречистеи владыки нашего…» До сих пор паломники восходят на Елеонскую гору, чтобы поклониться известковому камню с углублением в форме ступни.
Даниил рассказывает о природе Палестины, о ее растительном и животном мире. Извилистая стремнина Иордана с каймой ив, тамарисков и камышей по берегам напомнила ему русскую речку Снов: «Есть же по сей стране Иордана на купели той, яко леей древо не высоко, аки вербе подобно есть, и выше купели тоя по брегу Иорданову стоит яко лозие много… Зверь мног ту и свинии дикий бещисла много, и пардуси мнози, ту суть Львове же». Пером «самовидца» описано Богом проклятое Мертвое (Содомское) море, внушавшее страх пилигримам: «Море же Содомьское мертво есть, не имать в себе никакоже животна, ни рыбы, ни рака, ни сколии (раковины); но обаче внесеть быстрость Иорданьская рыбу в море то, то не можеть жива быти ни мала часа, но вскоре умираеть; исходит бо из дна моря того смола черная верху воды тоя и лежит по брегу тому смола та много; и смрад исходит из моря того, яко от серы горяща; ту бо есть мука под морем тем».
|
|
|
Жгуче‑ горькие воды Мертвого моря и его безжизненное побережье навевали мысли о близости преисподней.
Русского паломника живо интересовали хозяйство и занятия местных жителей: «Безводно место то есть; ни реки, ни кладязя, ни источника несть близ Иерусалима… И жита добра ражаються около Иерусалима в камении том без дожда… родиться пшеница и ячмень изрядно: едину бо кадь всеяв и взяти 90 кадей, а другоици 100 кадей по единой кади… Суть винограда мнози около Иерусалима и овощнаа древеса многоплодовита: смокви и Ягодина, и масличие…»
Даниил как бы проводит будущих странников по кремнистым дорогам «земли галилейской», ярко повествуя о трудностях и лишениях странствия по ее библейским холмам, где невозможно обойтись без «вожа» (провожатого) и без знания языка. Он в полной мере познал суровую действительность паломничества. Путь к долине Иордана «тяжек велми и страшен и безводен: суть бо горы высокы камены, и суть разбои мнози, и разбивають в горах тех и в дебрех страшных… А от Иерихона до Иордана 6 верст великых, все по равну в песце, путь тяжек велми; ту мнози человеци задыхаються от зноя и ищезають, от жажи водныя умирають…» Еще в XIX в. путь к Иордану был долог и полон невзгод. Паломники ехали на лошадях или мулах, брали с собой вооруженных проводников на случай нападения хищников или разбойников. Вот почему Даниил никогда не путешествовал в одиночку: то присоединялся к «доброй дружине» – отрядам разноплеменных пилигримов, то следовал к Тивериадскому озеру вместе с войсками крестоносцев Балдуина, шедших на сельджукского эмира Дамаска («а без вой путем те» никтоже может пройти»). Ходить «без страха и без пакости» неутомимому игумену помогал опытный проводник – «муж свят» и «книжна велми» из лавры св. Саввы.
|
|
|
Паломнические дружины, пересекавшие «землю желанную», были многонациональны. К гробу Господню стекались «все племена и народы», служба в храме Воскресения шла на разных языках. Даниил видел здесь «бещисленое множество народа, от всех стран пришелци и тоземци, и от Вавилона, и от Египьта, и от всех конец земли…» На празднике «святого света» собралась и «вся дружина, русьстии сынове, приключыпиися тогда во той день новогородци и кияне: Изяслав Иванович, Городислав Михайлович, Кашкича и инии мнози». Как видим, Даниил не был одинок в своих скитаниях. В Иерусалиме на подворье русских монахов находили приют другие странники – избранные, «церковные» люди. Летопись сообщает: в 1163 г. «ходиша из Великого Новагорода от святей Софии 40 муж калици ко граду Иерусалиму, ко гробу Господню». Отголоски этого хождения усматривают в былинах о «сорока каликах»:
Ай самы надевали как платья калицкия,
Как тут оны кладывали да подсумки,
Ай подсумки да каличьии,
На свои плеча ведь да богатырския,
Ай как брали оны по клюки по дорожныей,
Ай как тут оны да отправились,
Ай как ведь пошли как удалы добры молодцы
Ай ко граду ведь да Еросолиму. [162]
В 1173 г. в русском монастыре Иерусалима скончалась «благочестивая и премудрая» игуменья Евфросиния (в миру Предислава – дочь полоцкого князя Георгия Всеславича). С родным братом Давидом и родственницей Евпраксией эта женщина отправилась на поклон «живоносному гробу Христову». В Царьграде ее приняли царь и патриарх. Из византийской столицы Евфросиния «пойде в Иерусалим» и «обыде же и вся святая иерусалимская места».
В самом начале XIII столетия в Константинополе (городе при слиянии водных путей и путей караванных) побывал новгородец Добрыня Ядрейкович (впоследствии Антоний – архиепископ новгородский).
Рис. 41. Интерьер храма св. Софии в Константинополе. 532–537 гг.
Путешественник составил детальное описание исторических мест и «достославных святынь» Царьграда. В церкви св. Георгия его внимание привлекла гробница именитого русского паломника: «Святый Леонтей поп Русин лежит в теле, велик человек: той бо Леонтий трижды в Иеросалим пешь ходил[163]». Но более всего Добрыню поразил величественный храм Софии – одно из чудес света, творение зодчих Юстиниана (рис. 41). Среди его необъятного простора молящиеся выглядели просто пигмеями. Чужестранцев изумляли огромный, но кажущийся необычайно легким купол, отлогие каменные всходы на хоры, где могли проехать две колесницы. В недрах собора хранились сокровища искусства и предметы роскоши – священные в глазах паломника «хитрости Царяграда». Среди знаменитых икон и драгоценной утвари св. Софии и «царских златых полат» Добрыня видел сосуды, «иже принесоша Христу с дары волсви», и «блюдо велико злато служебное Олгы Руской, когда взяла дань, ходивши ко Царюграду», и «трубу медную Ерихоньскаго взятия Иисуса Навгина», и «палицу Моисееву». «Хождение» Добрыни – уникальный свод археологических данных о Царьграде накануне его разгрома крестоносными варварами в 1204 г.
|
|
|
Греческие и палестинские реликвии особенно ценили на Руси. Игумен Даниил приобрел лампаду, горевшую у гроба Господня; Добрыня Ядрейкович доставил в Новгород «гроб Господень» («модель» иерусалимской церкви Воскресения? )
|
|
|
