Глава 3. Военные действия против Австро-Венгрии в 1916-1917 гг.

Брусиловское наступление

К началу кампании 1916 г. обстановка складывалась не в пользу стран германского блока. В течение первых двух кампаний ими были затрачены огромные усилия, чтобы сломить сопротивление Антанты. Значительно истощив свои материальные и людские ресурсы, они так и не смогли добиться этой цели. Перспектива длительной борьбы на два фронта продолжала занимать умы стратегов государств Тройственного союза.

Страны Антанты находились в более выгодном положении, чем Центральные державы. Период затишья на Западном фронте в 1915 г. Англия и Франция использовали для наращивания своего военно-экономического потенциала. Было значительно увеличено производство вооружения и боеприпасов. Известных успехов в развертывании военной промышленности добилась и Россия. Это позволило повысить боевую мощь армии, улучшить снабжение ее оружием и боеприпасами.

После принятия Ставкой плана операций в кампании 1916 г. фронты приступили к подготовке предстоящего стратегического наступления. Наиболее активно она велась на Юго-Западном фронте. Проведенные здесь мероприятия особенно поучительны. На их анализе и будет сосредоточено внимание.

Накануне войны наилучшей формой маневра считался обход одного или обоих флангов противника с целью его последующего окружения. Фронтальный удар отвергался, ибо вследствие возросшей силы огня обороняющейся стороны он сопровождался огромными потерями наступавших войск, а зачастую делался совсем невозможным. Практика войны опрокинула эту теорию. Образование сплошных позиционных фронтов от моря до моря исключило возможность решения победы на флангах обороняющегося. Приходилось прорывать его сильно укрепленные позиции путем нанесения фронтальных ударов. Для этого сосредоточивали крупные силы и средства на избранных участках и после мощной артиллерийской подготовки переходили в наступление.

Иную оперативную идею выдвинул Брусилов. Она, по его словам, значительно отличалась от того порядка, который по примеру немцев «считался к этому моменту войны исключительно пригодным для прорыва фронта противника в позиционной войне». Полководец видел недостатки указанного способа действий, хорошо сознавал, что подготовку такой операции при наличии воздушной разведки нельзя скрыть. Противник всегда имел возможность безошибочно определить намеченный участок прорыва, собрать к назначенному месту свою артиллерию и свои резервы и принять все меры к тому, чтобы отразить удар. Учитывая эти обстоятельства, Брусилов приказал в каждой армии и некоторых корпусах выбрать по одному участку прорыва и немедленно приступить на них к земляным работам по сближению с противником. Подготовка атаки должна была начаться сразу в 20-30 местах. Неприятель лишался возможности определить направление главного удара.

Принятый метод прорыва позиционного фронта при всех своих достоинствах страдал и весьма существенным недостатком. Он состоял в том, что на направлении главного удара не представлялось возможным сосредоточить такое количество сил и средств, которое можно было бы туда направить, если бы прорыв осуществлялся только на одном участке. Брусилов хорошо понимал это. «Каждый образ действий, – писал он, – имеет свою обратную сторону, и я считал, что нужно выбрать тот план действий, который наиболее выгоден для данного случая, а не подражать слепо немцам». Брусилов разъяснял, что к вопросу о выборе направления главного удара нужно подходить творчески, учитывая изменение обстановки. «... Легко может статься, – говорил он, – что на месте главного удара мы можем получить небольшой успех или совсем его не иметь, но так как неприятель атакуется нами во многих местах, то большой успех может оказаться там, где мы в настоящее время его не ожидаем». В таком случае считалось необходимым направить свои резервы туда, где нужно будет развить наибольший успех[162].

Свое решение на проведение фронтовой наступательной операции А.А. Брусилов письменно изложил в указаниях, которые были посланы командующим армиями 5(18) апреля. Более развернуто оно формулировалось в директиве №1048 от 7(20) апреля 1916 г. Директивой предусматривался переход армий Юго-Западного фронта в энергичное наступление с задачей оказать содействие войскам Западного фронта. Ближайшей целью действий ставился разгром живой силы противника и овладение занимаемыми им позициями. Атака должна была производиться всем фронтом в междуречье Стыри и Прута, причем нанесение главного удара возлагалось на 8-ю армию как ближайшую к Западному фронту. Остальные армии должны были атаковать находившегося перед ними противника, нанося удары на направлениях, избранных командующими армиями. Всю подготовку операции вести скрытно и закончить к 28 апреля (11 мая).

Предоставив командующим армиями широкую инициативу в выработке решений, А.А. Брусилов вместе с тем дал им конкретные указания, которыми следовало руководствоваться при составлении планов армейских операций. «Атака должна быть проведена по строго обдуманному и рассчитанному плану, – писал он, – причем намеченный план разрабатывать в деталях не в кабинете по карте, а на месте показом, совместно с исполнителями атаки от пехоты и артиллерии».

А.А. Брусилов особо подчеркивал мысль о том, чтобы планируемое наступление велось по возможности на всем фронте армии. Это означало, что в каждом корпусе надлежало наметить, подготовить и организовать атаку определенного участка неприятельской укрепленной позиции. «Только настойчивая атака всеми силами, на возможно более широком фронте, – писал Брусилов, – способна действительно сковать противника, не дать ему возможности перебрасывать свои резервы».

В каждом плане следовало указать, кому и что именно атаковать и какие для этого назначались силы. Вслед за тем нужно было поставить задачи пехоте и артиллерии, определить потребное количество орудий и снарядов, установить последовательность выполнения артиллерийской подготовки, уточнить подчиненность артиллерийских групп и руководство управлением огнем, тщательно организовать наблюдение и крепкую связь. «Задачи как пехоте, так и артиллерии, – требовал Брусилов, – указывать точно и определенно, не допуская общих выражений, как-то: «обстрелять высоту 362», «перенести огонь на соседние участки» и т. д.».

Пехота должна была вести атаку волнами цепей. Таких волн для главной атаки требовалось образовать не менее трех-четырех, имея за ними резервы. Сама картина наступления рисовалась Брусилову так. Атакующие волны следуют одна за другой на дистанциях в 150-200 шагов, причем вторая волна служит для пополнения потерь первой волны, третья волна подпирает передние две и является их ближайшей поддержкой, а четвертая составляет резерв командиров передовых полков. Резервы начальников и командиров корпусов продвигаются за передними четырьмя волнами и находятся всегда в готовности продолжить атаку, поддержать передовые части, закрепить захваченное пространство и в случае нужды противодействовать неприятельским контратакам во фланг. Ворвавшаяся в первую линию вражеских укреплений передовая пехотная волна не должна на ней останавливаться, а всемерно спешить захватить вторую линию окопов, где и закрепиться. «Нужно иметь в виду, – писал Брусилов, – что наш противник нормально основывает всю силу своей обороны на второй линии окопов, и задержка на первой линии подвергает войска сосредоточенному огню противника. Закрепление же на первой линии и приспособление к обороне должно быть возложено на резервы». Если окажется невозможным взять подряд на плечах противника всю полосу укреплений, то дальнейшее преследование противника и атаку следующей, третьей, линии надо было возлагать на третью и четвертую волны пехоты и одновременно приближать более глубокие резервы для поддержки и продолжения атаки. «Особое внимание, – указывал Брусилов, – обращать на закрепление флангов, на сосредоточение к ним пулеметов для противодействия контрударам противника с флангов. Вообще, как правило, необходимо стремиться захватить на плечах противника всю первую полосу укреплений, которая обыкновенно состоит из 2-3-4 линий».

Большое внимание обращалось на необходимость взаимодействия пехоты с артиллерией. В этих целях общее управление артиллерийским огнем на том или ином участке предлагалось организовать при начальнике, руководившем пехотной атакой в сфере непосредственного и личного наблюдения за полем боя. Если протяжение фронта атаки не допускало общего личного наблюдения за боем, то необходимо было образовать артиллерийские группы, по составу и силе соответствующие задачам пехоты на данном участке. Чтобы атакующие и ворвавшиеся на неприятельскую позицию передовые пехотные подразделения имели постоянную артиллерийскую поддержку, часть легких батарей надлежало своевременно подчинить командирам пехотных полков первой линии и расположить их не далее 2 км от позиции противника. Наблюдатели от этих батарей должны были находиться при командирах батальонов передовых линий, а общий руководитель их огнем – при командире полка первой линии.

При постановке задач артиллерии Брусилов требовал исходить из необходимости исключения бесцельного огня. Он обращал усиленное внимание на крепкую непрерывную связь и взаимодействие пехоты с артиллерией и на целесообразный с обстановкой огонь. Бесцельный огонь, в особенности ночной, безусловно запрещал. «Нужно помнить, что беспредельного количества огнестрельных припасов у нас нет, и, кроме того, нужно избегать чрезмерного изнашивания орудий. Дело не в ураганном огне, а в правильном и искусном управлении артиллерией и меткой ее стрельбе по точно и верно определенным задачам». Брусилов требовал, чтобы между первым актом атаки и дальнейшим развитием прорыва не было большого промежутка, в течение которого противник мог бы успеть организовать оборону па новых рубежах. «Вследствие этого необходимо, – указывал он, – чтобы тяжелая и мортирная артиллерия, как только начнется штурм первой и второй линий, приступила к артиллерийской атаке дальнейших оборонительных линий противника и районов возможного сосредоточения его резервов»[163].

На рассвете 22 мая (4 июня) мощная артиллерийская канонада возвестила начало наступления Юго-Западного фронта. Огонь русской артиллерии был исключительно эффективным. Это явилось результатом тщательной подготовки операции. В проволочных заграждениях противника были проделаны проходы, а окопы первой и частично второй линий оказались разрушенными. Наибольший успех был достигнут на направлении действий 8-й армии. Корпуса ее ударной группировки к исходу 23 мая (5 июня) прорвали первую полосу обороны противника. В течение следующих двух дней они вели преследование. 25 мая (7 июня) 15-я дивизия 8-го корпуса захватила Луцк. Характеризуя обстановку того времени, генерал-квартирмейстер 8-й армии генерал-майор Н. Н. Стогов писал: «... Разгром австрийцев на ковельском и владимир-волынском направлениях выявился во всей своей полноте. Массовые показания пленных рисуют безнадежную картину австрийского отступления: толпа безоружных австрийцев различных частей бежала в панике через Луцк, бросая все на своем пути. Многие пленные показывали, что им приказано было для облегчения отступления бросать все, кроме оружия, но фактически они нередко бросали именно оружие раньше всего другого... Деморализация захватила и офицерский состав разгромленных австрийских полков: многие пленные уверяли, что офицеры чуть ли не первыми уходили в тыл, бросая солдат на попечение унтер-офицеров. Обычная при отходе картина недоедания и утомления войск развернулась во всю ширь»[164].

Если на направлении действий ударной группировки 8-й армии дело шло хорошо, то положение на ее правом крыле внушало тревогу. Здесь части 46-го армейского и 4-го кавалерийского корпусов не смогли выполнить своих задач. Несмотря на категорические требования Брусилова, обращенные к командующему армией и лично к командиру 4-го кавалерийского корпуса генерал-лейтенанту Я. Ф. Гилленшмидту, новые попытки прорвать оборону противника также не имели успеха.

В полосе наступления 11-й армии атака 6-го корпуса, наносившего главный удар, была отражена неприятелем. Зато соединениям 17-го корпуса неожиданно удалось в районе Сананова прорвать позиции австрийцев, захватить три линии окопов, пленить несколько десятков офицеров и свыше 2 тыс. рядовых. На этот участок была переброшена Заамурская кавалерийская дивизия – резерв командующего армией. Однако с 24 мая (6 июня) противник, подтянув сюда резервы, начал контратаки.

На направлении главного удара 7-й армии 2-й корпус совместно с Туркестанской дивизией в первый же день занял две-три линии окопов противника, а 25 мая (7 июня) на плечах неприятеля ворвался в Язловец. С утра 26 мая (8 июня) в прорыв был введен армейский резерв – 2-й кавалерийский корпус. Австрийские войска, потеряв много убитыми и пленными, в беспорядке отступили за реку Стрыпу. Столь же хорошо обстояло дело па левом крыле фронта, где войска 9-й армии в первый же день заняли всю передовую укрепленную полосу противника. Развивая достигнутый успех, они быстро продвигались на запад.

Таким образом, в течение первых трех дней наступления войска Юго-Западного фронта добились крупного успеха. Особенно значительным он был в полосе 8-й армии. Хотя ее левофланговые корпуса (46-й и 4-й кавалерийский) не выполнили своих задач, зато на направлении главного удара неприятельские позиции оказались прорванными на фронте 70–80 км и в глубину на 25–35 км. Противник понес большие потери.

26 мая (8 июня) Брусилов отдал директиву, согласно которой 8-я армия должна была, прочно утвердившись на рубеже реки Стырь, развивать наступление па флангах ударной группировки. Всей кавалерии надлежало прорваться в тыл противника. 11-я, 7-я и 9-я армии обязаны были продолжать выполнение прежних задач [165].

Брусилов предполагал 28 мая (10 июня) с подходом 5-го Сибирского корпуса начать наступление на рубеж Ковель, Владимир-Волынский, Сокаль. Пока же нужно было расширять прорыв в сторону флангов, главным образом па юго-запад, чтобы облегчить положение 11-й армии, против которой неприятель сосредоточил крупные силы[166].

А. А. Брусилов требовал от войск не снижать темпов наступления. На просьбу командующего 8-й армией Каледина приостановить наступление до 29 или 30 мая[167] Клембовский 27 мая (9 июня) телеграфировал: «Для действий 29 мая получите новую директиву. Главкоюз не считает возможным откладывать дальнейшее наступление, чтобы не дать противнику опомниться и возвести новые укрепления... Кроме того, в войсках наших огромный порыв, который может остыть от приостановки наступления. Напряжение всех сил окупится достижением дальнейших крупных успехов с меньшими потерями»[168].

Обстановка настоятельно требовала переноса направления главного удара с Западного фронта на Юго-Западный, но Ставка не сделала этого. 27 мая (9 июня) за подписью Алексеева была отдана директива, которая ставила Юго-Западному фронту задачу, продолжая сковывать противника на Стрыке демонстративными боями, все усилия сосредоточить на своем правом фланге, завершить поражение левого крыла австрийцев, отрезать их армию от Сана и путей сообщения на запад. С этой целью надлежало правофланговые соединения фронта выдвинуть первоначально к северу от Луцка и, прикрывшись сильным конным отрядом с северо-запада, развивать дальнейший удар в общем направлении Луцк, Рава-Русская. Западному фронту разрешалось отложить начало главного удара до 4 (17) июня, но на него возлагалась обязанность обеспечить справа вышеуказанный маневр Юго-Западного фронта путем нанесения вспомогательного удара 31-м корпусом 3-й армии, который оборонялся на левом фланге Западного фронта. Задачей корпуса ставилось овладение Пинском и накопление сил для развития дальнейшего удара на Кобрин, Брест. По мнению Алексеева, успех 31-го корпуса должен был не только наилучшим образом обеспечить наступление Юго-Западного фронта, но и облегчить развитие главного удара Западного фронта. Атака этого корпуса намечалась 31 мая. Северному фронту было приказано подготовить еще корпус для отправки на Юго-Западный фронт[169]. Имелось в виду, что такое ослабление сил фронта не опасно, поскольку развитие успеха в направлении Равы-Русской, а также на Пинск, Кобрин не дало бы возможности противнику усиливать себя перед Северным фронтом. Однако в случае необходимости на этот фронт могла быть двинута часть войск гвардии[170].

Решение Ставки встретило большие возражения со стороны генерала Брусилова. 28 мая (10 июня) он направил Алексееву телеграмму, где писал, что выдвигать вперед правый фланг 8-й армии рискованно, так как произойдет разрыв между Западным и Юго-Западным фронтами, и противник может воспользоваться этим для действий в тыл русским армиям. Если же только немного выдвинуть правофланговые соединения, то и в этом случае, по его мнению, наступление 8-й армии на Раву-Русскую неизбежно повлечет за собой значительную растяжку ее, и она не будет достаточно устойчивой для противодействия удару противника в свой фланг. Что такой удар вероятен, продолжал далее Брусилов, доказывалось начавшейся переброской немецких соединений на помощь австрийцам. Нельзя было рассчитывать на прекращение такого подвоза и в дальнейшем [171].

Какой же выход из создавшегося положения предлагал Брусилов? На этот счет в его телеграмме говорилось: «Сознавая, что каждый потерянный момент дает противнику возможность оправиться и укрепиться на новых позициях, я, тем не менее, на основании вышеизложенных соображений полагал бы до 31 мая, т. е. до перехода в наступление 3-й армии, войскам 8-й армии продолжать развивать свой успех правым флангом на Кашовку и левым флангом в направлении на Демидовку, чтобы облегчить положение 11-й армии, заставив противника очистить Дубненские Сады, в центре же впереди Луцка оставаться на месте, выслав вперед конные массы. 9-й, 7-й и 11-й армиям продолжать выполнение ранее поставленных задач»[172]. Следовательно, Брусилов отстаивал свое решение от 26 мая, по которому его войска вели наступательные действия. Относительно дальнейших планов он писал: «4 июня одновременно с переходом в наступление Западного фронта и с прибытием 23-го корпуса в состав вверенного мне фронта приступить к развитию решительных активных действий в направлении на Раву-Русскую всей 8-й армией» [173].

Ставка согласилась с предложением Брусилова. Алексеев сообщал ему, что директива от 27 мая давала лишь общую идею предстоящих действий, начало выполнения которых, естественно, требовало решения ряда промежуточных задач и согласования их по времени с операцией Западного фронта. Следовательно, она никак не нарушала, по его мнению, ближайших предположений Брусилова о развитии частных ударов на Кашовку и Демидовку. Он писал: «Общее операционное направление Луцк, Рава-Русская при осуществлении потребует предварительного занятия линии Ковель, Владимир-Волынский. Задержка в несколько дней в развитии вашей операции не окажет неблагоприятного влияния в общем ходе нашей большой операции» от войск выполнения ранее отданных указаний. Наступление Юго-Западного фронта продолжалось. На правом фланге 8-й армии атаки 46-го армейского и 4-го кавалерийского корпусов, предпринятые 26, 27 и 28 мая, вновь не увенчались успехом. Было решено дальнейшие попытки прорвать укрепленную полосу противника па этом направлении прекратить. В центре отмечалось некоторое продвижение русских войск. Наибольшие результаты были достигнуты на левом фланге, где действовал 32-й корпус. Ударом на юго-запад он прорвал оборону противника. Неприятель начал отход. Между 4-й и 1-й австрийскими армиями образовался разрыв до 35–40 км.

Левый фланг 1-й армии Пухкалло в составе 46-й ландверной и частей 25-й пехотной дивизии прочно стоял фронтом на северо-восток, прикрываясь Иквой. Все увеличивавшийся разрыв между флангами 4-й и 1-й армий обеспечивался 7-й пехотной дивизией, которая понесла крупные потери в предыдущих боях и отходила на Стоянов. Совершенно неожиданно для противника русские красивым и быстрым маневром, отбросив 7-ю дивизию, обошли левый фланг 46-й дивизии, и австрийцам не оставалось ничего другого, как быстро отходить на юго-запад. «Поспешное, почти паническое отступление по бездорожным ДубненскимСадам, – сказано в оперативной сводке 8-й армии, – заставило австрийцев бросить все, что задерживало их отход. Пленные всех частей показывали, что растерянность командования не поддается никакому описанию, многие части прямо бежали...»[174] Прорыв на левом фланге 8-й армии облегчил положение Сапановской группировки 11-й армии (17-й корпус и Заамурская конная дивизия). Она получила возможность отразить контратаки превосходящих сил австрийцев.

В полосе 7-й армии части 2-го корпуса прорвали вторую оборонительную полосу противника, овладели городом Бучач и вели энергичное преследование отходящих австро-венгерских войск. 9-я армия с 25 по 28 мая закреплялась на достигнутом рубеже и отражала контратаки неприятеля. 28 мая она возобновила наступление и нанесла повое крупное поражение 7-й австрийской армии Пфлянцер-Балтина. Захватив большое количество пленных и различного военного имущества, войска Лечицкого отбросили врага за р. Прут.

Итак, к концу мая войска Юго-Западного фронта добились новых значительных успехов. В бой был введен 5-й Сибирский корпус, переброшенный с Северного фронта. Подошел и 23-й армейский корпус. 31 мая (13 июня) Брусилов отдал директиву, согласно которой армии фронта должны были 1(14) июня продолжать наступление с целью довершить поражение противостоящих австро-германских войск[175]. Главная роль в нем, как и раньше, отводилась 8-й армии. Ей ставилась задача выйти на рубеж Ковель, Владимир-Волынский, Порицк, Милятин. Это должно было создать условия для последующего наступления в направлении Равы-Русской. Еще 29 мая (11 июня) Клембовский указал Каледину: «Дальнейшее общее направление нашего наступления будет на Рава-Русская»[176].

Намеченное Брусиловым наступление должно было означать начало осуществления задачи, предусмотренной директивой Ставки от 27 мая (9 июня). Его успех во многом зависел не только от действий войск этого фронта, но и от того, насколько своевременной и реальной будет помощь им со стороны Западного фронта. Это хорошо понимали в Ставке. 29 мая (11 июня) Алексеев телеграммой сообщал Брусилову, Эверту и Куропаткину о том, что для более прочного обеспечения операции Юго-Западного фронта справа и более надежного нанесения удара противнику в районе Пинска решено немедленно перебросить в этот район из состава Северного фронта один дивизион тяжелой артиллерии и один армейский корпус. «Операцию у Пинска начать – говорилось в телеграмме, – не ожидая подвоза корпуса, лишь по прибытии 27-й дивизии, что вызывается положением дел на Юго-Западном фронте»[177]. Брусилов считал очень важной поддержку, которую должен был оказать его войскам Западный фронт. Предвидя возможное нарушение Эвертом установленного срока начала общего наступления, он 30 мая (12 июня) направил телеграмму непосредственно командующему 3-й армией генералу от инфантерии Л. П. Лешу: «Обращаюсь к вам с совершенно частной личной просьбой в качестве вашего старого боевого сослуживца: помощь вашей армии крайне энергичным наступлением, особенно 31-го корпуса, по обстановке чрезвычайно необходима, чтобы продвинуть правый фланг 8-й армии вперед. Убедительно, сердечно прошу быстрей и сильней выполнить эту задачу»[178].

Однако и на этот раз согласованные действия Юго-Западного и Западного фронтов были сорваны по вине Эверта. Ссылаясь на возможность дождливой погоды в ближайшие два дня и незаконченность сосредоточения 27-й дивизии с тяжелой батареей, он приказал командующему 3-й армией отсрочить наступление на пинском направлении до 4 (17) июня. Телеграфируя 1 (14) июня о принятом решении Алексееву, Эверт указывал, что вообще будто бы исчезла «острота необходимости немедленного наступления войск Юго-Западного фронта»[179]. Алексеев согласился с отсрочкой атаки на Западном фронте[180].

Только в начале июня Ставка убедилась в необходимости использовать благоприятную обстановку, созданную успехами Юго-Западного фронта. 3 (16) июня она отдала новую директиву. Наступление на виленском направлеиии, которое должно было состояться 4 (17) июня, отменялось. Вместо этого Западному фронту ставилась задача не позднее, чем через 12–16 дней, начиная с вечера 3 (16) июня, главный удар нанести из района Барановичи на участке Новогрудок, Слоним с целью выхода на рубеж Лида, Гродно. Одновременно частью войск фронт должен был не позже 6 (19) июня начать атаку для овладения Пинским районом и развития дальнейшего наступления на Кобрин, Пружаны. Северному фронту было приказано улучшать свои позиции и привлекать к себе подкрепления противника.

Ближайшей задачей Юго-Западного фронта являлось нанесение удара на Ковель. В то же время фронту было приказано обеспечить от атак противника войска своего левого крыла и подготавливать дальнейшую операцию для овладения линий рек Сана и Днестра. В этой новой операции главный удар должен был наноситься также правым крылом, чтобы по возможности отрезать противника от Сана и разъединить германскую и австрийскую армии. Директивой предусматривалась немедленная перевозка двух армейских корпусов[181] и двух тяжелых артиллерийских дивизионов с Северного и Западного фронтов на ковельское направление[182].

Ознакомившись с директивой, Брусилов в разговоре с Алексеевым по прямому проводу 4 (17) июня, а затем в письме от 5 (18) июня изложил свой взгляд на обстановку. Он сообщал, что отказ Эверта атаковать противника 4 (17) июня поставил Юго-Западный фронт в чрезвычайно опасное положение, ибо в районе Ковеля сосредоточивалась крупная вражеская группировка, а со стороны Владимир-Волынского уже действовала другая группировка неприятельских войск. По мнению Брусилова, противодействовать натиску этих сил ему будет трудно, так как силы недостаточны, а обещанные два корпуса прибудут слишком поздно. Кроме того, как писал он, отсрочка наступления Западного фронта подрывала моральное состояние его войск. Стали поговаривать об измене. Это могло отрицательно сказаться на настроениях в тылу, где, как выразился Брусилов, «также начнут указывать на измену»[183].

А.А. Брусилов выражал тревогу по поводу тяжелого положения со снарядами. Он отмечал, что огнестрельные припасы, подготовленные для наступления, за две недели боев израсходованы, и во фронте, кроме легких снарядов, ничего не осталось. Поэтому в его письме содержалась настоятельная просьба в связи с началом трудной борьбы с подошедшими резервами противника прислать боеприпасы с Северного и отчасти Западного фронта. «Во всяком случае, – писал он, – было бы жестоко остаться без ружейных патронов, и это грозило бы уже катастрофой. Пока припасы в изобилии, есть все-таки надежда, что отобьемся, а тогда о такой надежде и мечтать нельзя будет»[184].

О своих настроениях в тот период Брусилов писал так: «Я не о себе забочусь, ничего не ищу и для себя никогда ничего не просил и не прошу, но мне горестно, что такими разрозненными усилиями компрометируется выигрыш войны, что весьма чревато последствиями, и жаль воинов, которые с таким самоотвержением дерутся, да и жаль, просто академически, возможности проигрыша операции, которая была, как мне кажется, хорошо продумана, подготовлена и выполнена и не докончена по вине Западного фронта ни за что, ни про что»[185].

Беспокойство Брусилова было вполне обоснованным, ибо обстановка на Юго-Западном фронте действительно складывалась неблагоприятно для русских. Австро-германское командование сначала не придавало особого значения наступлению этого фронта, считая его демонстративным и полагая, что к серьезным последствиям оно не приведет. Однако прорыв русских в районе Луцка заставил изменить это мнение. Особую тревогу вызвала опасность потери Ковеля – крупного узла железных дорог. Выход войск Брусилова в этот район отразился бы на устойчивости всего германского фронта к северу от Припяти. Авторы труда Рейхсархива сравнивали брусиловское наступление со сверканием молнии. «То, что, но образу мыслей генерала Фалькенгайна, считалось почти невозможным, свершилось с неожиданностью и очевидностью опустошительного явления природы. Русское войско явило столь развительное доказательство живущей в нем наступательной мощи, что внезапно и непосредственно все тяжелые, казалось бы, давно уже преодоленные опасности войны на нескольких фронтах всплыли во всей их прежней силе и остроте»[186].

26 мая (8 июня) в Берлине состоялось совещание начальников генеральных штабов Центральных держав. На нем было решено срочно сосредоточить у Ковеля ударную группировку под общим командованием генерала Линзингена с задачей вырвать инициативу действий у русских. В указанный район перебрасывались с Западного фронта 10-й армейский корпус в составе 19-й и 20-й пехотных дивизий, с итальянского фронта – 29-я и 61-я пехотные дивизии, а также соединения с различных направлений восточноевропейского театра. «Ковельская дыра, – писал генерал-квартирмейстер 8-й армии Н. Н. Стогов, – стала постепенно заполняться свежими германскими войсками, собранными чуть ли не побатальонно с разных мест русского фронта»[187].

3(16) июня австро-германцы нанесли контрудар. Они намеревались путем концентрического наступления в общем направлении на Луцк ликвидировать успех русских и отбросить их в исходное положение. Войска 8-й армии и часть сил правого фланга 11-й армии вынуждены были отражать атаки врага. Контрудар не получил развития. Упорным сопротивлением русские сорвали замысел вражеского командования.

В то время как на правом крыле фронта русские войска отражали контрудар австро-венгров, левофланговая 9-я армия успешно развивала наступление. Ее войска 4(17) июня форсировали Прут, а 5(18) июня овладели Черновицами. Преследуя отступавшего противника, они 6(19) июня вышли на реку Серет.

К 12 (25) июня на Юго-Западном фронте наступило некоторое затишье. Лишь на отдельных его участках велись боевые действия местного значения. Командование на основе директивы Ставки от 3(16) июня приступило к подготовке нового общего наступления. В телеграмме начальника штаба фронта В. Н. Клембовского командующим армиям от 12(25) июня говорилось: «...Настоящий перерыв в наступлении надлежит использовать для пополнения частей людьми, накопления огнестрельных припасов, перегруппировок и для подготовки атаки. Эту подготовку надлежит вести на тех же основаниях, как подготавливалось наступление 22 мая, в точности выполняя указания, данные командованием»; в предписании 5 апреля... Хотя противник расстроен и позиции его слабее уже взятых нами, однако тщательность и продуманность подготовки атаки настоятельно необходимы для успеха и уменьшения жертв с нашей стороны»[188].

В предстоявшем наступлении должны были участвовать все четыре армии фронта. Кроме того, с 11 (24) июня Брусилову передавались 3-я армия и 78-я пехотная дивизия Западного фронта[189]. 3-ю армию он усилил 4-м кавалерийским и 46-м армейским корпусами 8-й армии. На нее возлагалась задача овладеть районом Галузия, Городок и одновременно нанести вспомогательный удар на Озаричи (35 км северо-западнее Пинска) для оказания содействия войскам 4-й армии Западного фронта, которые должны были наступать на барановичском направлении. 8-я армия наносила два удара: главный, на Ковелъ, а вспомогательный, на Владимир-Волынский. 11-я армия наступала на Броды и частью сил – на Порицк. 7-й армии было приказано выйти на рубеж Брезжаны, Подгайцы, Монастержиска, а 9-й армии – на рубеж Галич, Станислав[190]. Во фронтовом резерве находились 5-й армейский корпус и 78-я пехотная дивизия,

По замыслу Брусилова Юго-Западный фронт, как и прежде, свои основные усилия сосредоточивал на ковельском направлении. Нанесение главного удара вновь возлагалось на 8-ю армию. Поэтому поступавшие подкрепления шли на ее усиление. Помимо ранее прибывших 5-го Сибирского и 23-го корпусов, в нее вошли 1-й Туркестанский и 1-й армейский корпуса. Исключая войска, переданные в 3-ю армию, и два корпуса (8-й и 32-й) - в 11-ю армию, армия Каледина накануне наступления имела 5-й кавалерийский, 5-й Сибирский, 1-й Туркестанский, 30-й, 1-й, 39-й, 23-й и 40-й армейские корпуса, а всего – восемь корпусов. Она продолжала оставаться самой мощной армией фронта. Ее командующий решил главную атаку вести силами 1-го Туркестанского корпуса совместно с частями 5-го кавалерийского корпуса, а вспомогательную – 30-м корпусом. В своем резерве он имел 5-й Сибирский корпус. Остальным войскам (1-й, 39-й, 23-й и 40-й корпуса) было приказано с начала операции, не ввязываясь в серьезные бои, сковать противника на своих участках и быть готовыми перейти в энергичное наступление[191].

Подготовка наступления проходила в обстановке лишь относительного затишья. С 9 (22) июня австро-германцы еще продолжали атаки на ковельском и владимир-волынском направлениях, но их действия не были настойчивыми и велись разрозненно. В Буковине противник поспешно отступал к горным проходам. На остальных участках фронта войска стояли в обороне. Но вот 16 (29) июня неприятель усилил свой нажим со стороны Ковеля, а 17 (30) июня – от Владимира-Волынского. Войска 8-й армии отразили новые атаки врага. Сложнее обстояло дело в полосе 11-й армии, где австрийцы возобновили атаки также 16 (29) июня. Их цель состояла в том, чтобы прорвать оборону, заставить русские войска отойти к реке Стырь, создать угрозу левому флангу 8-й армии и тем сорвать готовившееся наступление Юго-Западного фронта. Многодневные атаки противника не увенчались успехом. Они были отражены с большим уроном для неприятеля. К 21 июня (4 июля) войска 11-й армии остановили наступление австрийцев и вынудили их перейти к обороне. Но и силы русских были истощены. Вследствие этого Брусилов разрешил командующему 11-й армией держаться пока оборонительных действий и не участвовать в запланированном наступлении войск фронта.

Если на Юго-Западном фронте в трудных условиях шла энергичная подготовка к наступлению, предусмотренному директивой Ставки от 3 (16) июня, то иная картина наблюдалась на Северном и Западном фронтах. В разговоре по прямому проводу с Алексеевым 9 (22) июня А. Н. Куропаткин выражал недовольство тем, что из состава войск Северного фронта предполагалось две дивизии перебросить на фронт Брусилова. Он опасался возможного усиления противника перед его фронтом примерно на четыре дивизии с целью последующего наступления. «... Вот почему, – сказал Куропаткин, – продолжаю признавать, что наиболее надежный способ защиты линии Двины – это переход с этой линии в наступление. Дайте нам еще один корпус, и вероятность успеха очень увеличится. Если же возьмете еще две дивизии, то не только лишите весь фронт активности, но и сделаете сомнительным даже успех оборонительных действий»[192]. Куропаткин особо подчеркивал: «Очень прошу в ваших соображениях не придавать превосходству в числе штыков преувеличенного значения»[193].

Позиция Куропаткина столь не соответствовала общему замыслу Ставки, что вызвала крайнее раздражение Алексеева, который в довольно резкой форме ответил Куропаткину, что тот не понимает обстановки, смотрит на нее с точки зрения личных интересов. Охарактеризовав положение на Юго-Западном фронте, Алексеев подчеркнул насущную необходимость сосредоточения всех усилий именно на этом фронте, поскольку там решалась участь кампании. «Нужно забывать все частные интересы ради общего успеха, – сказал он. – Как же можно не принимать в расчет количество штыков? На чем же тогда базировать свои соображения? В данную минуту у вас 420 000 штыков против 192000. Ведь эти цифры что-нибудь говорят! Нельзя же мне не руководствоваться ими и оставить Юго-Западный фронт погибать, утрачивать достигнутое ценою трудов, тяжких жертв только в предположении, весьма гадательном, о возможности сбора противником где-то четырех дивизий на вашем фронте, с которыми он может произвести прорыв» [194]. После таких слов начальника штаба верховного главнокомандующего Куропаткину ничего не оставалось, как согласиться с ними. Неохотно, но он вынужден был заявить, что исполнит приказание[195].

Аналогичную позицию занял и Э

12345

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: