 |
На берегу, очень дивной реки
|
|
|
|
Всё правильно. Начинаю оживать. Пока ещё не словами. Пока только глазами, начинаю оживать, реагировать, моргать. Вольх играет для меня. Я люблю слушать его голос. Смотреть на него. Сидеть на диване на кухне поджав ноги, обхватив колени руками смотреть, как он двигается, готовит, ловко управляясь с ножом и сковородками. Всё мелькает и спориться в его руках. Золотые руки. Умеют делать всё. Умеют мастерить, чинить, умеют ласкать, и разрушать тоже умеют. Эти руки нельзя злить их надо любить. Подхожу к нему обнимая со спины. Вольх вздрагивает и замирает с ножом в руках. Осторожно разворачивается словно боясь поверить. Становлюсь на колени, беру его запястье в руки и целую губами.
- Чудесные руки - бормочу я, зарываясь носом в сильную ладонь, лижу языком.
- Я хорошая собака, да?
Стон, рывок. Взлетаю наверх, оказываюсь прижатым к чужой груди, руки давят на позвоночник сильно, почти больно. Если бы меня так прижал Саня, я бы стоял на носочках. А с Вольхом вполне реально, твёрдо стою, на своих двоих. Нам удобно с ним. Мы хорошо подходим друг под друга. Идеально. Нам идеально ебаться и целоваться. Губы в губы. Глаза в глаза.
- Ты меня, когда нибудь простишь?
А зачем тебе моё прощение? Для галочки? Это что- то изменит?
Он что, снова плачет?
Мне становиться смешно. Ну кто бы мог подумать, что Вольх, такой мужественный, брутальный бля самец, может реветь как девчонка. Столько даже я не плачу.
Обнимаю его за плечи, утыкаясь носом в плечо. За что простить? За то, что мне хорошо когда он рядом? За то что у меня больше ничего нет?
- Сколько дней прошло? - меланхолично спрашиваю я.
Вольх молчит, смотрит сосредоточенно, потом нехотя называет дату.
Всего три дня? Странно, а мне казалось, что прошла уже неделя, а может быть даже больше. Иллюзорное восприятие времени. Оказывается для того, что бы сломать человеческую психику нужно совсем немного. Всего лишь три дня. И вот я уже не хочу ничего и никого кроме Вольха. Просто хочу, что бы он был рядом. Любил, заботился, носил на руках. Пусть носит. Ему это нравиться. Мне хорошо с ним. Просто хорошо.
|
|
|
И в то же время так невыносимо больно.
- Всё будет хорошо, малыш. - шепчет он целуя меня в губы. - Не переживай, я тебя увезу из города. Забудем всё. Просто всё забудем как дурной сон. Уедем.
Я действительно хочу уехать. Хочу ли я уехать с ним?
Вольх везёт меня гулять. Вечером. Уже стемнело.
- Я не могу на улицу, - возражаю я. - Как я теперь на люди покажусь.
Ничего. Мы что нибудь придумаем. Вольх улыбается. Кажется, он уже придумал.
Смотрю в зеркало и не узнаю себя. Длинный парик, женская одежда. А он прав. Я похож на девочку. Так даже не отличить.
- Я теперь девочка?
Мне безразлично. Просто стою и смотрю. Сознание сломано. Оно не работает правильно, оно не способно анализировать ситуацию, способно равнодушно воспринимать новую реальность. Я как чистый лист сейчас. Можно написать и вложить любое содержимое.
Иду с ним. Сажусь в машину. Даже не знал, что у него есть машина. Оказывается есть как и права. Едем за город. На улице тепло и хорошо. Можно даже расстегнуть куртку. Тянусь к молнии, с недоумением вспоминаю, что не моя куртка. Девичье пальтишко пуховик. Становиться смешно. Начинаю ржать и затыкаюсь от поцелуя. Держимся за руки, бредём куда - то, как влюблённые твою мать. Ромео и Джульетта. Нет как Отелло и Дездемона. Лучше бы Вольх меня придушил. Но мне безразлично. Безразлично настолько, что теперь уже ничего не имеет значения. Но свежий воздух придаёт сил. Возвращает в сознание. И сознание, с криком, со скрипом, с ужасом, содрогаясь от отвращения, отчаянно всхлипывая и пытаясь уползти обратно в свою тёмную каморку, начинает действовать, мыслить, анализировать и оценивать происходящее.
|
|
|
Мы возвращаемся домой. Вольх рад, почти насвистывает. Даже купил мне какую то фенечку в магазине. Он очень рад, его план удался. Он что - то задумал. Я не сопротивляюсь, я с ним.
Интересно, что же ему было нужно от меня? Моё тело или душа. Получается что только тело.
Задаю ему этот вопрос. Вольх смотрит недоумённо. Не знай, что он в универе учиться сказал бы десять классов образования на лбу.
- Душа значит. А о какой душе ты говоришь? - спросил он помолчав. - Я для тебя сейчас гандон, подонок и тварь, который всё это время прятался под маской друга, но я никогда тебе не лгал. С самого начала, ты знал о моих чувствах. Понимал, что для меня это серьёзно, и я не в бирюльки с тобой играюсь. Ты принял их. Зачем? Чтобы разменять на чужой хуй? Не еби мне мозг, Ник. Ты со мной повёл себя, как последняя сука, и именно так я с тобой и поступил. Мне нет оправдания. Но я выебал тело, а ты выебал душу. Вот и получили...Оба.
Он стиснул зубы. Кажется, мне есть чем убивать Вольха день за днём. Он тоже никогда не сможет себе этого простить. А может сможет.
- Ничего. - Вольх шипит и трясёт головой, напоминая забавного щенка. Вот только невозможно перепутать щенка и волка.
- Всё перемелется - мука будет. Завтра уедем, малыш. Начнём с нуля. А вот когда начнём...
Движение. Вольх рядом, прижимает к себе, целует, очень нежно.
- Ник, знаю, я гандон, но прошу...Найди силы. Не надо меня ни понимать, ни оправдывать. Ничего не надо. Дай мне шанс всё исправить. Ты не пожалеешь. Ник, я сделаю всё, что в моих силах, просто дай возможность попытаться снова.
А затем Вольх встал передо мной на колени.
- Это именно то, что ты видишь
Он не склонил головы и не отвёл глаза. - Ник...ПРОСТИ МЕНЯ!
Становиться странно и смешно. Безумный безумный мир.
- Вольх, за что ты меня любишь? - задаю бессмысленный вопрос. Вольх говорит, что это бессмысленный вопрос. Как можно спросить, почему птица летает, почему вода мокрая, а огонь горячий и обжигает.
Вольх умеет говорить. Можно заслушаться, да что там часами слушать. Ему бы стихи писать. Впрочем, он и пишет. Десятки стихов и песен. Для меня. Теперь я имею возможность узнать об этом и даже кое - что выслушать.
|
|
|
- Не знаю. Просто люблю. Когда тебя увидел, подумал что ты как свет.... В конце моего личного паскудного туннеля... Яркий такой свет. - Усмешка сменяется улыбкой восторженных глаз. Кажется, он видит и помнит какой - то свой собственный образ, что стоит сейчас у него перед глазами и никак не связан со мной, потому что глаза его наполняются нежностью и золотистыми сиянием любви, той любви которую я увидел в наш первый раз и оттолкнул, так и не сумев понять, что мне предлагали. А затем он смотрит на меня, и улыбка приобретает горечь. Тихий горький шёпот, вкус раздавленного золотистого миндаля.
- Накрыло меня тобой, малыш. Волной. Увидел и пропал. Не верил, что так бывает. С первого взгляда. Как наваждение.
- Он замолчал. - Я ведь даже к бабке ходил. Думал, мало ли в жизни чертовщина какая твориться. Вдруг с чем чёрт не шутит, приворожили или порчу навели. Никогда не смотрел на парней. Не могло так быть. А тебя хотел с первого дня. Реально тянуло. Водку пил, чтобы забыться. Не помогло. Ты когда у меня в квартире остался в тот первый раз. Я к тебе пристал слегка, Ник. Решил проверить. От собственной реакции сам едва не чокнулся. От самого себя тошнило, от одной мысли, психику ломало, что захотел парня. Не парня, конкретно тебя. Не знаю, как держался.
- А бабка - то что? - я поежился. Было противно. Противно, что я сейчас здесь. Что вернувшись домой так и сижу в бабских шмотках и Вольху это кажется очень даже нравиться, так сказать примеряет очевидно с самим собой.
- К психиатру посоветовала сходить или ориентацию пересмотреть. - Вольх хохотнул, и нахмурился, когда я принялся сдирать парик, и раздеваться.
- Ты рассказывай, рассказывай. Интересно про себя такого невьебенного послушать.
Накатила тошнота и муть. Обида. Господи, за что он так со мной? За что я сам так с собой? Вот тебе и свет в окне бля. Органично он так этот свет погасил.
- Зная, чем всё закончится, лучше бы ты меня тогда изнасиловал! - сказал я холодно и ушёл в душ, с остервенением смывая с себя грязь и косметику. Драил мочалкой до крови. Хотелось смыть всё. Муть. Гниль. Прикосновения. Смогу ли я когда нибудь от этого отмыться?
|
|
|
Невозможно отмыть душу. Тело можно, душу нет. Залечить разве что со временем.
- Ты же ведь обычный человек?
Вольх стоит и смотрит на меня, как я сдираю с себя кожу в ванной. Вопрос задан так, словно он в этом сомневается. Реально так сомневается.
- Нет бля, вампир я! - Я оскалил несуществующие клыки. - Чушь не пори.
- Не могу, - Вольх покачал головой, прислонился локтем к двери, упираясь подбородком в кулак.
- Я сейчас на тебя смотрю, а думать могу только о том, что бы снова трахнуть. Уже физически не могу. А продолжаю хотеть. Это ведь ненормально, Никит.
- Ненормально Вольх, это то, что ты со мной сделал.
Я выключил воду и вытерся полотенцем. - Шизофрения лечиться медикаментозно. Так что твоя бабка не так уж была и не права.
Кажется свежий воздух и душ пошли мне на пользу. Внутри всё умерло. И я...Не знаю, стану ли я самим собой. Но я снова стоял собранный, спокойный и сильный. Вольх это ощутил и в глазах его мелькнул страх, в тот момент когда презрительно и спокойно посмотрев на его сжавшийся для удара кулак я спросил безразлично.
- И что теперь. Будешь бить на пути к нашему общему совместному счастью?
- Малыш, не надо так. - Вольх шёл следом за мной. Смотрел как я с удивлением оглядываю его квартиру, словно вижу впервые.
Что я здесь забыл? Как я позволил всему этому случиться со мной. Где была моя голова?
Неужели любовь, выглядит вот так. Насилие, боль, принуждение.
Я принялся одеваться. В мужскую нормальную одежду. Спокойно распахнул шкаф с каким то внутренним цинизмом, выбирая из одежды Вольха, то, что поприличнее.
Ничего не дрогнуло. Прежний Никита бы задохнулся от эмоций. Нынешнему Никите было плевать. Я бы даже денег от него взял, приди ему в голову идея их предложить.
- Хочешь погулять? - осторожно спросил Вольх - Никит, ты же понимаешь, тебе сейчас пока не стоит на улицу.
Голос подозрительный, заискивающий, льстивий. Как у Дзена когда он побоялся встать с земли и принялся оттирать плевок. Сейчас он ещё добавит, что это всё было шуткой "Никит, ну чего ты парень, я ж пошутил". И можно вызвать мне дурку. Смело так можно вызвать. Не добавил.
- Нет Вольх. Я больше не хочу гулять. С тобой. Нагулялся.
Я спокойно выдержал его взгляд, затравленный, виноватый, как у нашкодившего щенка, который ждёт что его простят, пусть накажут, но простят. Любят ведь его суку. Может быть даже наказывать не станут. Любят.
- Я ухожу! - проговорил я спокойно, настолько твёрдо и спокойно, что не было силы способной меня здесь удержать.
- Нет!!!- глаза Вольха снова начали стекленеть, наливаясь привычной грозой. - Если ты не понял!!! Ты никуда не уйдёшь!
|
|
|
И кто из нас обдолбанный больной наркоман спрашивается?
- Знаешь Вольх, когда я спросил про тело и душу...
Я обвёл взглядом помещение. Да, оно ещё долго будет сниться мне.
- Телу может быть очень хорошо, а душе очень больно.
Я буду дрочить по ночам вспоминая всё, что ты заставил меня испытать, и содрогаться от отвращения к себе и ненавидеть тебя за это. Тебя и...Я поколебался лишь секунду. - Сана. Ты считал, что я тебя предал, поступил как сука. Моет так оно и есть.
Я не смог разобраться в себе, не хотел тебя потерять, не понял, что в этом, но сейчас, благодаря тебе, разобрался во всём. У меня было достаточно времени поразмыслить, и всё, что я теперь понимаю, вы мне оба глубоко отвратительны. Так что можешь удовлетвориться этим, и той компенсацией которую ты себе с меня взял. Ты сделал мне гораздо больнее, чем сам себе когда нибудь сможешь представить. И сейчас единственное что я хочу, что бы вы навсегда исчезли из моей жизни. Мне противно. Противно от самого себя. От этой грязи...
Я передёрнулся. - Противно. Тошнит от того, что у меня язык не поворачивается назвать любовью. Вы просто всё во мне уничтожили, два озабоченных, ебанутых на всю бошку урода. Знать вас не желаю. Ненавижу.
Я не знаю, что я там ещё нёс в обуявшей меня словесной экспрессии. Когда я закончил мне стало легче, гораздо легче. А на Вольха было страшно смотреть. Только мне больше не было ни страшно, ни жалко. Не было ничего. Я взял куртку и направился к дверям.
Я впервые видел, что бы он боялся меня. А сейчас точно осознал, боится. Боится даже тронуть. Прикоснуться боится, словно я взорвусь сверхновой звездой и ослеплю его бля по гроб жизни. Но он себя переборол. Встал закрывая дверь, расставил руки.
- Я. Тебя. Не. Отпущу.
Глаза космические дыры. Метеориты бля. И решимость десятков галактик. Подчинить, затравить, удержать силой.
Я вскинул голову.
- Не отпустишь? Тебя посадят Вольх. А я сделаю так, что бы путёвка была очень долгой. Что в тюрьме с педофилами делают, сам знаешь. Что глаза вылупил? Мне шестнадцать сука, или ты от спермотоксикоза обо всём на свете забыл? В ментовке быстро память освежат. Или считаешь, раз предкам дела нет, искать не станут. Ошибаешься. Через пару дней маман прочухается и тревогу забьёт. На что ты рассчитываешь? Наркотой обдалбать не долго, а дальше что? Запихаешь в багажник и силой увезёшь. А оно тебе надо Вольх? Может ты меня сейчас и заломаешь и я ничего против тебя не смогу сделать, но до конца своих дней, я тебя за это буду ненавидеть. Поэтому дай мне уйти. Сейчас. Пока я к тебе ещё хотя бы что - то чувствую. Пока ты для меня, пусть это невозможно звучит, но мне хочется в это верить. Пока ты для меня, всё ещё друг, а не тварь паскудная.
Тишина. И запах нарциссов. Я воспринимаю мир странно, цветами, ощущениями, запахами. Вот в эту секунду я ощутил отчётливый запах нарциссов в воздухе. Крепкий такой прозрачный шлейф. Вольх смотрел на меня, а вокруг разливался бледный дым, с желтоватыми всполохами и запах нарциссов.
- Хорошо - сказал Вольх и голос его дрогнул.
- Я тебя отпущу. Раз ты этого ТАК хочешь. И тебе всё безразлично, я тебя отпущу.
Люди обладают забавной способностью искажать и выкручивать смысл происходящего в удобную для них сторону. Мне безразлично? Нихуёво, у него язык поворачивается. Что ж мне действительно оказалось наплевать.
- Иди в комнату. Присядь. - сказал Вольх. - Я сейчас вернусь.
Я кивнул. Не понимая и не видя смысла этой отсрочки. Одел ботинки пока он ходил на кухню. Зашнуровал. Вернулся и сел на диван, как примерная школьница в ожидании. Осталось только ручки на коленях сложить. Смотрел по сторонам. Прислушивался. К себе и своим ощущениям. В душе не было ничего. Абсолютная безразличная пустота. Вакуум.
Вольх пришёл с кухни с тесаком. Скажу честно, я дрогнул. Первой мыслью было что этот больной идиот сейчас меня зарежет. Столько раз я читал подобные вещи в криминальных рубриках. Когда спятивший от ревности любовник херачит свою половину, а затем хреначит себя. Но Вольх подошёл, протянул мне нож держа за лезвие. Я отшатнулся. Вольх силой разжал мой кулак и вложил тесак мне в руку. Встал на колени и протянул запястья.
- Режь! - сказал он.
Наверное видок у меня стал очень охуевший.
- Чего? - мне показалось, что я ослышался.
- Режь, - повторил Вольх. - Хочешь отсюда уйти, вскрой мне вены. Без тебя жить незачем. Поэтому сделай это своей рукой. А потом уходи. Ключи в кармане в куртке. А если ты это не сделаешь, уйти я тебе не дам. Не уйти, не жить спокойно. Не дам тебе жить. Буду преследовать, увезу силой. Посажу на цепь как собаку. И мне безразлично, что ты будешь меня ненавидеть. Я тебя люблю. Свихнулся из - за тебя. Так что... хочешь уйти, вскрой мне вены своей рукой. Так будет справедливо...Или хотя бы начни. Остальное я доделаю сам. Просто, Ник, для того что бы я сам захотел умереть, это должна быть твоя рука. Короче нахуй слова. Режь! - Он протянул запястье.
-Другого пути для тебя отсюда нет.
Я сказал, что мне безразлично? Сейчас из глубины разом омертвевшей души поднялась волна, ужаса, отвращения, боли... Да кем же надо быть, что бы сотворить такое? Да как он говоря о своей любви может предлагать мне такое? До чего надо дойти? Кем надо быть?
- Просто сделай, Ник! - жёстко сказал Вольх, почти рявкнул побуждая к действию, что - то вроде того, что бы рука соскочила и я резанул инстинктивно или как оно там. Я закачался. Меня затошнило. Накрыло такой мутью, что дальше уже просто быть не могло. Слёзы полились непроизвольно. Брызнули во все стороны.
Сколько можно меня ломать? Сколько можно вырезать там у меня внутри? Сколько я ещё могу ломаться? Каждый раз, он умудряется меня сломать. Когда закрываюсь придумывает новый способ и всегда они действуют. Да как же можно предлагать подобное? Как можно сметь говорить такие слова? Хочешь сдохнуть - сдохни молча, уйди ты из жизни сам тихо и незаметно, нахуя привлекать к этому общественность. Не просто общественность. Нахуя?
- Бритву! - сказал я потрогав лезвие пальцем. - Дай бритву, Вольх. Тесак тупой. А пилить тебе вены напильником извини не моё. Просто не смогу.
Вольх сбледнул. Кажется, он не ожидал от меня подобной прыти.. А чего он ожидал? Что я брошусь на колени и заору: Радость моя, прости. Я не оценил и не понял всей силы твоих невьебенных чувств. И после этого мы будем жить долго и счастливо?
Это в сказках так бывает. Как я однажды говорил, реальность имеет свойство преподносить гавённые сюрпризы. А я дошёл до точки.
Я брезгливо отшвырнул нож на диван. Только что руки не вытер. Вольх встал. Вскрыл ящик стола, вытащил упаковку лезвий, распаковал и швырнул мне с нарочитым равнодушием.
- Выбирай.
Я кивнул.
- Сыграй мне.
- Что?
Вольх стоял посередине комнаты, настраиваясь очевидно перед тем как встать на колени и снова протянуть мне руки. Это сказать легко. Убей меня. А реально сделать это сложно, когда понимаешь, что да тебя сейчас действительно убьют. Убьют любимый человек, или хотя бы попытается это сделать. А потом он встанет и уйдёт и у тебя уже не останется выбора. Или останется. Но за свой базар надо отвечать очевидно. Вольх был из тех людей кто отвечает.
- Я не убийца Вольх. Мне настроиться нужно. Сыграй что нибудь. В последний раз. Ты же хочешь, что бы я тебя запомнил. Вот и запомню.
- Что сыграть? - голос мёртвый. Он взял гитару. Появилась какая - то весёлая злость, даже решимость. И может быть радость. Вот так вот самураи настраиваются на харакири. Спокойно, плавно, торжественно. Когда все мосты сожжены, жребий брошен и позади уже не осталось ничего, так что неудивительно, что впереди тоже ничего не будет.
- Кукушку, - сказал я. - Сыграй мне Кукушку.
Я смотрел на бритву в своих руках, дышал через нос, настраивался.
Вольх посидел секунду в оцепенении, а затем ударил по струнам, беря проигрыш.
|
|
|
