 |
Биография Александра Ивановича Куприна
|
|
|
|
СОДЕРЖАНИЕ
| ВВЕДЕНИЕ | |
| 1 ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО «КАЗЕННОГО МАЛЬЧИКА»[1] | |
| 1.1 Биография Александра Ивановича Куприна | |
| 1.2 Общая характеристика творчества Куприна | |
| 2 ЦИРК XX ВЕКА | |
| 2. 1 Что такое «вид искусства»? Цирк как вид искусства 2. 2 История возникновения цирка как вида искусства 2. 3 Жанровое своеобразие циркового искусства XX века | |
| 3 КУПРИН И ЦИРК 3.1 Возникновение интереса Куприна к цирку 3.2 Цирковое окружение Куприна и его влияние на жизнь и творчество писателя 3.3 | |
| ЗАКЛЮЧЕНИЕ | |
| ЛИТЕРАТУРА | |
| ПРИЛОЖЕНИЕ |
ВВЕДЕНИЕ
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО «КАЗЕННОГО МАЛЬЧИКА»
Биография Александра Ивановича Куприна
Куприн Александр Иванович родился в августе тысяча восемьсот семидесятого года в Пензенской губернии, в городе Наровчате. Отец будущего писателя, Иван Иванович Куприн, штаб-лекарский сын, был мелким чиновником, письмоводителем у мирового посредника. По сохранившимся преданиям, это был человек, не лишенный художественных способностей: он недурно играл на скрипке, рисовал масляными красками. Его жена, Любовь Алексеевна, происходила из когда-то богатого, значащегося в «Списке титулованным родам» рода татарских князей Куланчаковых или Кулунчаковых, ведших свое родословие от «царей касимовских». Мать Куприна была женщиной незаурядной. Она отличалась, по словам сына, редкой наблюдательностью, энергией и настойчивостью. Отца своего, умершего от холеры, когда мальчику шел второй год, Куприн совсем не помнил. В тысяча восемьсот семьдесят четвертом году он переезжает с матерью в Москву и поселяется в общей палате вдовьего дома на Кудринской площади. Так начинается для писателя семнадцатилетняя полоса беспрерывного заточения во всякого рода казенных заведениях. Во вдовьем доме (описанном впоследствии в рассказе «Святая ложь») он, по крайней мере, не был оторван от матери. Вообще для детства Куприна и формирования его личности громадную роль сыграла мать, которая в глазах ребенка безраздельно заняла место «верховного существа». Авторитет Любови Алексеевны оставался неколебимым в течение всей ее долгой жизни. В своем автобиографическом романе «Юнкера» он не называет мать главного героя Александрова иначе, как «обожаемая». Мечтательный и одновременно «азиатски» вспыльчивый, нежный и упорный до упрямства, мальчик оказался обязанным матери многими чертами своего характера.
|
|
|
В тысяча восемьсот семьдесят седьмом году из-за тяжелого материального положения Любовь Алексеевна была вынуждена отдать сына в Александровское малолетнее сиротское училище. Семилетний Саша надел первую в своей жизни форму — «парусиновые панталоны и парусиновую рубашку, обшитую вокруг ворота и вокруг рукавов форменной кумачовой лентой». Казенная обстановка, злобные старые девы-воспитательницы, наконец, сверстники, которые «были с самого первоначалия исковерканы», — все это причиняло мальчику страдания. Он совершает побег и, проплутав двое суток по Москве, возвращается с повинной в пансион (позже было описано в рассказе «Храбрые беглецы»).
Однако испытания, ждавшие Куприна, только начинались. В тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году он сдал вступительные экзамены во Вторую московскую военную гимназию, которая два года спустя была преобразована в кадетский корпус. И снова форма: «Черная суконная курточка, без пояса, с синими погонами, восемью медными пуговицами в один ряд и красными петлицами на воротнике». В повести «На переломе» («Кадеты») Куприн подробно запечатлел калечащие детскую душу нравы, тупость начальства, «всеобщий культ кулака», отдававший слабого на растерзание более сильному, наконец, отчаянную тоску по семье и дому.
|
|
|
«Бывало в раннем детстве вернешься после долгих летних каникул в пансион, — вспоминал Куприн. — Все серо, казарменно, пахнет свежей масляной краской и мастикой, товарищи грубы, начальство недоброжелательно. Пока день — еще крепишься кое-как... Но когда настанет вечер и возня в полутемной спальне уляжется,— о, какая нестерпимая скорбь, какое отчаяние овладевают маленькой душой! Грызешь подушку, подавляя рыдания, шепчешь милые имена и плачешь, плачешь жаркими слезами, и знаешь, что никогда не насытишь ими своего горя».[2]
Третье Александровское юнкерское училище в Москве, куда Куприн поступил в сентябре тысяча восемьсот восемьдесят восьмого году, приняло в свои стены уже не «невзрачного, маленького, неуклюжего кадетика», а крепкого юношу, ловкого гимнаста, юнкера, без меры дорожащего честью своего мундира, неутомимого танцора, пылко влюблявшегося в каждую хорошенькую партнершу по вальсу.
Детские и юношеские годы Куприна в известной мере дают материал для отыскания его характерных особенностей как художника. Воспевание героического, мужественного начала, естественной и грубовато-здоровой жизни сочетается в творчестве писателя, как мы увидим, с обостренной чуткостью к чужому страданию, с пристальным вниманием к слабому, «маленькому» человеку, угнетаемому оскорбительно чужой и враждебной ему средой. Вот эта вторая, плодотворнейшая стихия Куприна-художника восходит к впечатлениям маленького Саши, полученным в кадетском корпусе. Нужно было ребенком пройти сквозь ужасы военной бурсы, пережить унизительную публичную порку, чтобы так болезненно остро ощутить, скажем, мучения татарина Байгузина[3], истязуемого на батальонном плацу, или драму жалкого, забитого солдатика Хлебникова[4].
Несмотря на мрачность быта в кадетском корпусе, именно там родилась настоящая, глубокая любовь будущего писателя к литературе. К этому времени и сам Куприн начинает пробовать свои силы в литературе (сначала в поэзии). Будучи в юнкерском училище, он впервые выступил в печати. Познакомившись с поэтом Л. И. Пальминым, Куприн опубликовал в журнале «Русский сатирический листок» весьма посредственный рассказ «Последний дебют».
|
|
|
Почти четырехлетняя служба впервые столкнула Куприна с тяготами обыденной жизни и армейской действительности. Однако именно эти годы дали возможность Куприну всесторонне познать провинциальный военный быт, а также познакомиться с нищей жизнью белорусской окраины, еврейского местечка, с нравами «заштатной» интеллигенции. Впечатления этой поры явились как бы «запасом» на много лет вперед (материал для ряда рассказов, и в первую очередь повести «Поединок», Куприн почерпнул именно во время своей офицерской службы). В тысяча восемьсот девяносто третьем году молодой подпоручик заканчивает повесть «Впотьмах», рассказы «Лунной ночью» и «Дознание». Казарменные будни в Днепровском полку становятся для Куприна все более невыносимыми. Вот так же «взрослеет» в «Поединке» подпоручик Ромашов, еще недавно мечтавший о воинской славе, но после напряженных раздумий о бесчеловечности армейской муштры, дикости провинциального офицерского существования решающий выйти в отставку.
Куприн подает прошение об отставке, получает ее и к осени тысяча восемьсот девяносто четвертого года оказывается в Киеве. Он много печатается в местных и провинциальных газетах, пишет рассказы, очерки, заметки. Итогом этого беспокойного, полуписательского, полурепортерского прозябания были два сборника: очерки «Киевские типы» и рассказы «Миниатюры».
Произведения Куприна 90-х годов неравноценны, нередко он допускал штампы, мелодраматичность. Пройдет немного времени, и Куприн резко высмеет собственные литературные штампы. Преодолению литературщины, заемных мелодраматических трафаретов и расхожих описаний способствовало подлинное познание жизни. В автобиографии писателя приведен поистине устрашающий список тех занятий, какие он перепробовал, расставшись с военным мундиром: был репортером, управляющим на постройке дома, разводил табак «махорку-серебрянку» в Волынской губернии, служил в технической конторе, был псаломщиком, подвизался на сцене, изучал зубоврачебное дело, хотел было даже постричься в монахи, служил в артели по переноске мебели фирмы некоего Лоскутова, работал по разгрузке арбузов и т. д. Сумбурные, лихорадочные мечтания, смена «специальностей» и должностей, частые разъезды по стране, обилие новых встреч — все это дало Куприну неисчерпаемое богатство впечатлений, — требовалось художественно обобщить их.
|
|
|
И когда в тысяча восемьсот девяносто шестом году, поступив заведующим учетом кузницы и столярной мастерской на один из крупнейших сталелитейных и рельсопрокатных заводов Донецкого бассейна, Куприн пишет цикл очерков о положении рабочих, одновременно с ними складываются контуры первого крупного произведения — повести «Молох».
Это была уже во многом настоящая «купринская» проза с ее, по словам Бунина, «метким и без излишества щедрым языком». Так начинается стремительный творческий расцвет Куприна, создавшего на стыке двух веков большинство самых значительных произведений. Талант Куприна, недавно еще разменивавшийся на ниве дешевой беллетристики, обретает уверенность и силу. Вслед за «Молохом» появляются произведения, выдвинувшие писателя в первые ряды русской литературы, — «Прапорщик армейский», «Олеся» и затем, уже в начале XX столетия, — «В цирке», «Конокрады», «Белый пудель» и повесть «Поединок».
В тысяча девятьсот первом году Куприн приезжает в Петербург. Позади годы скитаний, калейдоскоп причудливых профессий, неустроенная жизнь. В столице перед писателем открыты двери редакций наиболее популярных тогдашних «толстых» журналов. В тысяча восемьсот девяносто седьмом году Куприн познакомился с И. А. Буниным, несколько позднее — с А. П. Чеховым, а в ноябре тысяча девятьсот второго года — с М. Горьким, давно уже пристально следившим за молодым писателем. Наезжая в Москву, Куприн посещает основанное Н. Д. Телешовым литературное объединение «Среда»; руководимое Горьким издательство «Знание» выпускает в тысяча девятьсот третьем году первый том купринских рассказов, положительно встреченных критикой. Среди петербургской интеллигенции Куприн особенно сближается с руководителями журнала «Мир Божий» — редактором его, историком литературы Ф. Д. Батюшковым, критиком и публицистом А. И. Богдановичем и издательницей А. А. Давыдовой, высоко ценившей талант Куприна. В тысяча девятьсот втором году писатель женится на дочери Давыдовой, Марии Карловне. Некоторое время он деятельно сотрудничает в «Мире Божьем» и как редактор, а также печатает там ряд своих произведений: «В цирке», «Болото», «Корь», «С улицы», но к чисто редакторской работе, мешавшей его творчеству, скоро охладевает.
|
|
|
В течение первого десятилетия 1900-х годов талант Куприна достигает своего зенита. В тысяча девятьсот девятом году писатель получает за три тома художественной прозы академическую Пушкинскую премию, поделив ее с Буниным. В тысяча девятьсот двенадцатом году в издательстве А. Ф. Маркса выходит собрание его сочинений в приложении к популярному журналу «Нива». Его талант радует сочным реализмом, в высшей степени здоровым духовным настроем и «земным» колоритом. Выходят в свет выдающиеся произведения писателя: «Гамбринус», «Суламифь», «Гранатовый браслет», «Анафема»; цикл художественных очерков «Листригоны» и многие другие.
Для Куприна, писателя и человека, были свойственны почти неуправляемая эмоциональность натуры, можно сказать, детская наивность и доверчивость, переменчивость настроения и даже политических симпатий. Он восторженно встречает несчастную для России германскую кампанию 1914—1918 годов, затем разочаровывается в ней, приветствует падение царского режима и видит в главе Временного правительства А. Ф. Керенском «Сердце народное» (так озаглавлен его очерк тысяча девятьсот семнадцатого года, напечатанный в двух номерах за тысяча девятьсот семнадцатый год в редактируемой им эсеровской газете «Свободная Россия»). Он резко полемизирует с большевиками, именуя их «истерическими болтунами, трибунными паяцами, честолюбивыми мизантропами, сумасшедшими алхимиками», и с этих позиций встречает Октябрьский переворот. После кратковременного ареста писателя органами Петроградской чрезвычайной комиссии (ЧК) за написание статьи в защиту великого князя Михаила Александровича, вскоре расстрелянного, он делает попытку сотрудничества с большевистским руководством и встречается с Лениным, но получает отказ в издании беспартийной газеты «Земля». В октябре тысяча девятьсот девятнадцатого года Куприн принимает сторону белых и становится редактором газеты Северо-Западного фронта генерала Н. Н. Юденича «Приневский край». Вместе с остатками разгромленной под Петроградом Добровольческой армии он через Нарву и Ревель (ныне Таллин) оказывается в Гельсингфорсе (Хельсинки). Отсюда по приглашению Бунина он выезжает в Париж.
Первые годы в изгнании Куприн выступает преимущественно темпераментным публицистом, оказавшись на самом правом фланге эмиграции. Однако по мере угасания в Куприне пыла пристрастного публициста в нем снова просыпался художник. Приблизительно с тысяча девятьсот двадцать седьмого года, когда выходит его сборник «Новые повести и рассказы», можно говорить о последней полосе относительно напряженного творчества писателя.
Куприн всегда любил Россию горячо и нежно. Но только в разлуке с ней, как и Бунин, смог найти слова признания и любви. Он ясно сознавал, что оторванность от родины может губительно сказаться на его творчестве. Он накрепко, был непосредственно привязан к малым и великим сторонам русского быта, многонационального уклада великой страны. Но теперь родной быт исчез. Исчезли рабочие, подневольные страшного Молоха, исчезли великолепные в труде и разгуле балаклавские рыбаки[5] философствующие поручики и замордованные рядовые[6]. Перед глазами Куприна не привычный пейзаж оснеженной Москвы, не панорама дикого Полесья, а чистенький «Буа-Булонский лес» или такая нарядная и, в общем-то, чужая природа французского Средиземноморья.
Прежние мотивы вновь звучат в купринской прозе, которая истончается, обретает просветленность и чувство христианского всепрощения. Новеллы «Ольга Сур», «Дурной каламбур», «Блондель» на новом витке завершают линию прославления простых и благородных людей — борцов, клоунов, дрессировщиков, акробатов. Вослед знаменитым «Листригонам» пишет он в эмиграции рассказ «Светлана», вновь воскрешающий колоритную фигуру балаклавского рыбака Коли Костанди. И природа, в тихой красоте ее ночей и вечеров, в разнообразии повадок ее населения — зверя, птицы, вплоть до самых малых детей леса, по-прежнему вызывает в Куприне восхищение и жадный художнический азарт («Ночь в лесу», «Вальдшнепы»).
Лишь глубоко больным, неспособным работать вернулся в тысяча девятьсот тридцать седьмом году на Родину Куприн. Но как вернулся? По авторитетным воспоминаниям писателя Н. Никандрова, «он не приехал в Москву, а его привезла туда жена, как вещь, так как он ничего не сознавал, где он и что он». В советской Москве за Куприна были написаны панегирические очерки и появились покаянные интервью; но только нацарапанная немощной рукой подпись принадлежала достоверно ему. Он умер от рака в Ленинграде в тысяча девятьсот тридцать восьмом году, там же покончила с собой в пору блокады его жена Елизавета Морицевна.
|
|
|
