 |
Глава 6. Прямое попадание
|
|
|
|
Глава 6
ПРЯМОЕ ПОПАДАНИЕ
Из сияющей алой бездны выросло дерево причудливой формы, увешанное гирляндами мигающих разноцветных звезд. Оно плавно и быстро меняло очертания, цвет ветвей, перетекающих из одной геометрической формы в другую, и постепенно заполняло собой алую пустоту, которая, в свою очередь, пыталась вытеснить «дерево» или поджечь его ветви. Это был уже десятый вариант решения проблемы уничтожения «зеркал»‑ хрономембран – так называемый фрактал отображения многомерной информации, описывающий инварианты всевозможных состояний квантомеханических структур, которые влияли на метрику Мироздания, и этот вариант никак не хотел нейтрализовывать «зеркала», не трогая основу всех основ Вселенной – ее вакуум.
«Дерево» в растворе оперативного виома вспыхнуло мертвенно‑ синим пламенем запредельного режима, стало течь, рассыпаться в прах, который собрался в черные кляксы сингулярных кластеров, и Кузьма в сердцах сбросил с рук перчатки интерфейса, ударил по красной кнопке отбоя связи с инком, выключая всю аппаратуру. Посидел с гудящей головой, глядя перед собой невидящими глазами, дотянулся до бутылки с тоником и осушил ее в три глотка. Швырнул бутылку в стену комнаты, и тотчас же в дверь заглянул заботливый Хасид, удивительно быстро реагирующий на состояние друга, который жил у него уже вторую неделю.
– Что, не получается? – участливо спросил он.
– Я слепой, – горько ответил Кузьма, разминая пальцами лицо. – Решение где‑ то рядом, но я его не вижу.
– Отдохни, мозги загонишь. Тебе вообще надо отвлечься, сменить обстановку, погулять, поговорить с природой. Может, махнем на Марс, пройдем по старому маршруту?
|
|
|
Кузьма отрицательно мотнул головой.
– Я бы не против, но нет времени, ты же знаешь. Стоит мне подумать об отдыхе, как я начинаю видеть перед собой укоряющие глаза мадам Синь, и внутри все холодеет.
– Ты ее так боишься?
– Не боюсь, но она в меня поверила, а я дал слово… Короче, не могу я все бросить и признаться в бессилии. Решение существует, я точно знаю, но не вижу.
– Тогда, может быть, посетим хиларит? В Исфахане, правда, их нет, мы придерживаемся традиций, но найти башню удовольствий нетрудно.
– Нет, – буркнул Кузьма, вставая и направляясь в ванную комнату. – Искупаюсь, попью кофейку и за… – Он вдруг остановился, лицо его прояснилось. – Впрочем, есть идея получше. Дед настоятельно советовал проконсультироваться со стариками, и я даже пообещал. Пришло время выполнять обещание. Который час?
– У нас вечер, в Системе – девятнадцать по среднесолнечному.
– Значит, в Риге сейчас восемь часов вечера, еще не поздно.
– Ты о чем?
– Поехали к Яну Лапарре. Надо все‑ таки встретиться с этим легендарным патриархом, ставшим советником СЭКОНа. Вдруг он и в самом деле даст хороший совет.
Друзья переоделись в гостевые уники, позволявшие менять форму и цвет костюма в соответствии с местными обычаями, временами и модой, и покинули гостеприимный жилой блок Хаджи‑ Курбанов, принадлежащий семье из одиннадцати человек, семь из которых были женщинами. Мусульманские традиции в этом доме чтились свято, в доме всегда царили тишина, чистота и порядок, женщины редко напоминали о себе, мужчины же занимались своими делами, и собиралась семья лишь вечером, на вечернюю молитву. Ибо первейшим долгом мусульманина было и оставалось – ежедневно молиться аллаху. Правда, если в прежние времена этот долг выполнялся пять раз в день, дома или там, где верующий находился в момент молитвы, то в нынешние времена фетва высшего муфтия разрешала это делать три раза в день: утром, в обед и вечером. Кузьма не раз становился свидетелем того, как город в одночасье замирал, когда муэдзин с Шахского минарета начинал призывать жителей Исфахана к молитве.
|
|
|
Несмотря на современный облик города, в жилых зонах которого использовались современные материалы и оборудование, Исфахан, как и все города Средней Азии, сохранил свой неповторимый облик, создаваемый мечетями и высокими стройными контурами минаретов. Веяния архитектурной моды не смогли изменить этот облик, и центральная площадь Исфахана – Мейдани‑ Шах, с ее мечетями – Шахской и шейха Лотфоллы, с дворцом Али‑ Капу пятнадцатого столетия, – оставалась столь же красивой и торжественной, как и много веков назад, во времена шейхов, имамов и аятолл. Впрочем, аятоллы – духовные лидеры мусульманской религии – имелись и сейчас, разве что несколько утратили свое влияние на просвещенную паству.
Кузьма мог бы добраться до жилища Лапарры с помощью тайфа, не выходя из дома Хасида, однако предпочел дойти до метро «по воздуху» и с удовольствием полюбовался панорамой города, жилые зоны которого были мастерски вписаны в природу и дышали историей.
В начале девятого по местному времени друзья вышли из метро Риги, Хасид вызвал транспортное управление службы безопасности, и через минуту они получили в свое распоряжение скоростной куттер с синей полосой и мигалкой на крыше. Еще через четверть часа куттер доставил их в жилую зону номер семь Рижского мегаполиса, имеющую форму ажурного шатра и расположенную почти в центре бывшей столицы Латвии, рядом со Старым городом, сохраненным со времен Великого Распада[43] в первозданном виде. Или почти в первозданном. Во всяком случае, властям города удалось сохранить не только церкви Екаба, Петера и Домскую, Орденский замок четырнадцатого века и жилые дома пятнадцатого – восемнадцатого веков, но и брусчатку мостовых, и даже асфальтовые и плиточные тротуары. Несмотря на нетерпение, сжигавшее душу Кузьмы в предвкушении встречи с Катей, он все же нашел время полюбоваться Старым городом сверху и получил от этого эстетическое удовольствие. К жилому блоку Яна Лапарры, мало чем отличающемуся с виду от других блоков местной ветви, он подходил уже в философском настроении.
|
|
|
Дверь в дом открылась тотчас же, как только друзья оказались в поле зрения видеокамер. Хасид и Кузьма переглянулись.
«Нас тут ждут», – говорил взгляд безопасника.
У Кузьмы тоже появилось такое ощущение, но связывал он его с другим человеком и, как выяснилось, ошибся. Кати дома не оказалось, а ждал его сам Ян Лапарра, бывший глава службы безопасности, бывший зампред СЭКОНа.
Увидев его, Кузьма не сразу поверил, что перед ним девяностошестилетний патриарх. С виду Лапарра был цветущим мужчиной сорокапятилетнего возраста, бритоголовый, мощного сложения, с тяжелым неподвижным лицом, на котором выделялись прозрачные серые глаза. Но когда об этом зашел разговор, Ян сказал, обозначив специфическую кривоватую улыбку:
– Все это – не мое. – Он сделал жест рукой, как бы охватывая все тело. – Квазоид, искусственный организм. Когда мы с твоим отцом протаранили Спящего Джинна, я был без скафандра и вполне мог растаять, как кусок сахара. Игнат вытащил практически мой скелет и череп. – Старик снова усмехнулся. – Ну, и мозги с ним вместе, разумеется, иначе я бы тут с вами не беседовал.
Кузьма покачал головой, ошеломленный признанием патриарха, но продолжать эту скользкую тему не стал.
Беседа происходила в «келье» Лапарры на втором этаже дома, в его рабочем модуле.
Оказалось, что весь его интерьер – «твердый», единожды изготовленный из разных древних материалов типа дерева, пластика, керамики и стекла. В эпоху пластичных материалов, трансформируемых интерьеров и текучей архитектуры, «метаморфной реальности» и видеопласта, было удивительно осознавать, что есть люди, предпочитающие грубую материальность и неподвижность плывущей виртуальности и непостоянству.
Мебель в кабинете‑ спальне Лапарры была деревянной и прекрасно смотрелась на фоне кирпичных стен и плиточного пола. В нее входили полки со старинными книгами и коллекцией бело‑ голубых кувшинов, стол, шкаф, комод, подставки с разной формы мечами, модель ветряной мельницы в рост человека и такого же размера модель старинного звездолета «Илья Муромец».
|
|
|
Собственно спальный угол с большой деревянной кроватью, убранной так тщательно и строго, что возникала мысль – спит ли здесь хозяин? – отделялась от рабочего пространства узорчатой металлической решеткой. На стенах висели не картины, а «окна» из декоративных тканей, и светильники на потолке поражали своей видимой массивностью и старинным декором.
Лапарра усадил гостей на резные деревянные стулья, предложил вино и более крепкие напитки, но они отказались. Тогда слуга домового – юркий многоног, единственная современная вещь в кабинете – приволок поднос с кофейным прибором, и Кузьме с Хасидом пришлось пить кофе. После чего началась беседа, продлившаяся около часа, инициатором которой был Ромашин, хотя сам он и не представлял, что хотел бы узнать, какую информацию получить от человека‑ киборга, едва не погибшего в результате столкновения с неземным «спящим роботом».
– А откуда он появился на Земле? – поинтересовался Хасид, пытавшийся поддержать друга. Впрочем, он и в самом деле был заинтригован. – Извините, что спрашиваю, но я родился уже после всех этих событий, а о Спящем Джинне ходят разные слухи, достоверной информации мало.
– Она до сих пор засекречена, – ответил Лапарра. – Джинном пытались завладеть разные властные структуры, что едва не привело к общеземной катастрофе. Нам с колоссальным трудом удалось разбудить его и уговорить покинуть Землю. Откуда он родом и почему оказался на Земле, точнее, в Солнечной системе, никто не знает.
– А вы?
Лапарра раздвинул губы в понимающей усмешке.
– Я тоже. Лет двадцать назад пытался разобраться, но не преуспел. Знаю лишь, что Джинн – объект не из нашей Галактики. Возможно даже – не из нашей Вселенной.
– Он и в самом деле мог исполнять желания?
– По‑ видимому, он действительно владел тем, что мы называем магическим оперированием. Но воли человека недостаточно для управления таким могучим объектом, он инструмент существ с иными возможностями.
– Вот бы его найти! – простодушно сказал Хасид. – Глядишь, уговорили бы помочь нам справиться с «мячами» и «зеркалами» вообще.
– Вряд ли.
– Но ведь вас он послушался?
Лапарра пожевал губами, оценивающе глядя на безопасника, перевел взгляд на задумчивого Кузьму.
– Нас было трое, один погиб… впрочем, это детали. У меня есть кое‑ какие данные по Джинну, все, что удалось выяснить в процессе его изучения и контакта с ним. Могу дать вам интенсионал, авось пригодится.
– Спасибо, – пробормотал Кузьма, не зная, зачем ему информация о чужом «роботе». – Мы вам очень благодарны за помощь.
|
|
|
Где‑ то в глубине дома зародился легкий шумок, покатился по комнатам и коридорам, просочился в «келью» Лапарры. Послышались голоса, шаги, звуки музыки. В дверь постучали, она распахнулась, и в кабинет вошли трое новых гостей: внучка Яна Катя, улыбающийся, веселый Оскар Мехти и молодой бритоголовый парень с косичкой на затылке. Увидев сидящих, они остановились. Катя хотела что‑ то сказать деду, с удивлением перевела глаза с него на Хасида и Кузьму, нахмурилась.
– Извини, дед, я не знала, что у тебя гости. Добрый вечер.
– Добрый вечер, – в один голос ответили друзья.
С губ Оскара сбежала улыбка, глаза его сузились.
– Ну и ну, приятная встреча, ничего не скажешь! Как говорится, наш пострел везде поспел. Какого дьявола вам здесь нужно?
– Не забывайся, – одернула Оскара Екатерина. – Извините нас. Дед, я зайду позже.
Она повернулась к выходу, разворачивая обоих приятелей и подталкивая их к двери, оглянулась на Кузьму и вышла. Дверь закрылась, потом приоткрылась немного – отошел один сегмент, в щель высунулась голова Оскара, нашла глазами Кузьму:
– Я тебя подожду, господин хороший.
Голова скрылась.
Гости переглянулись, посмотрели на невозмутимого Лапарру.
– Не связывайтесь с этим человеком, – сказал тот. – Неприятностей наживете. Я терплю его только из‑ за Катерины, но придет время, когда он перестанет сюда приходить. Катя уверена, что он ее спас, поэтому считает себя обязанной в какой‑ то мере… хотя вряд ли здесь стоит говорить о какой‑ то привязанности и высоких чувствах.
– А разве Оскар ее… не спас? – осторожно полюбопытствовал Кузьма.
Лапарра покачал головой.
– Я имею основания полагать, что он оказался на месте катастрофы не случайно. Если быть точным, он и его компания и стали причиной катастрофы, в результате которой погибли двадцать два человека. – Ян помолчал. – В том числе мой сын и невестка, родители Кати.
– Но если вы знаете, что Оскар… виноват, почему же позволяете ему приходить, встречаться с Катей?
– У меня нет прямых доказательств, – сухо сказал Лапарра, вставая и давая понять, что беседа закончилась. – К тому же не хочется травмировать душу девочки. Но это уже другая история. Надумаете побеседовать, заходите, буду рад. Всего доброго.
– Вы обещали интенсионал, – напомнил Хасид.
– Да, конечно. – Советник СЭКОНа достал из кармана домашнего халата блестящий красный крестик молика, протянул Кузьме. – Надеюсь, это вам поможет.
Кузьма взял молик, почувствовав прикосновение сухих и горячих пальцев Лапарры («Биоплоть! » – мелькнула мимолетная мысль), с некоторым колебанием протянул руку Яну, и тот с улыбкой твердо пожал ее, поняв переживания молодого человека.
Друзья спустились на первый этаж дома, где их встретили Оскар и его бритоголовый компаньон с мышцами Геракла. Кати не было видно ни в коридоре, ни в холле.
– Эй, мужчина, – окликнул Ромашина Оскар. – Поговорить надо.
– Говори, – равнодушно пожал плечами Кузьма.
– Желательно тет‑ а‑ тет, если не боишься. – Черноволосый красавец осклабился.
– А со мной поговорить не хочешь? – кротко спросил Хасид.
– Ты в нашем деле лишний. У меня пара вопросов к твоему дружку.
Хасид посмотрел на Ромашина. Тот кивнул.
– Не волнуйся, все будет нормально.
Оскар сделал приглашающий жест, пропуская Кузьму в гостиную. Дверь за ними закрылась с мягким шорохом.
– Вот что, теоретик, – язвительно сказал сын министра, прищурив один глаз, – буду краток. Мне не нравится, что ты крутишься вокруг Катьки. Еще раз попробуешь с ней заговорить или предложить встречу, а также если будешь продолжать мелькать у меня перед глазами, утоплю в болоте! Не поможет и папаша‑ пограничник. Понял?
– Это все? – спокойно осведомился Кузьма.
– Тебе мало?
– Тогда пока. – Ромашин повернулся, собираясь выйти в коридор.
– Э‑ э, погоди! – рванул его за плечо Оскар. – Ты мне не ответил!
– Убери руку! – тихо сказал Кузьма, у которого скулы свело от желания ударить собеседника.
– А то что? – удивился тот. – Ты меня в порошок сотрешь? Или бросишь перчатку?
– Брошу перчатку, – глухо проговорил Кузьма и влепил парню звонкую пощечину.
– Ах ты, придурок! – изумленно отшатнулся Оскар, держась за щеку. – Да я же из тебя червяка сделаю!
Он прыгнул к Ромашину и в ярости ударил его в грудь и голову, затем снова в грудь, и Кузьма, интуитивно закрывший лицо, пропустил последний удар и отлетел в глубь гостиной, спотыкаясь о мягкий пуф и падая на красивый стеклянный столик в форме кленового листа.
Тотчас же в комнату ворвались Хасид и накачанный приятель Оскара, игравший, очевидно, роль телохранителя. Оскар, не довольствуясь результатом, подскочил к Кузьме, намереваясь продолжить избиение. Однако Хасид действовал быстрее. Он на бегу рубанул бритоголового по мощной шее ребром ладони, так что тот сунулся носом в ажурно‑ серебристый «кактус» музфона, и успел перехватить Оскара, ударившего ворочавшегося среди осколков столика Кузьму ботинком в висок.
Черноволосый сынок Артура Мехти картинно изобразил позу «мастера восточных боевых искусств», давно утратившую функциональную необходимость и действующую только на детей и не разбирающихся в этом деле людей.
– Давай, давай, – оскалился он, поощряя Хасида жестом, уверенный в своем мастерстве, и в то же мгновение улетел в угол гостиной, наткнулся на диван, врезался головой в стену и сполз на пол. Его напарник, стоявший на полу на четвереньках, ничего не понял и только таращился на предводителя, не подающего признаков жизни.
Хасид вышел из темпа – состояния, позволявшего как бы замедлять время боя, приблизился к Ромашину, державшемуся за голову, и помог подняться.
В гостиную вбежала Катя с бокалами в руках, остановилась, расширенными глазами оглядывая мужчин, увидела кровоподтек и ссадину на лице Кузьмы, бросилась к нему, но потом заметила лежащего у стены Оскара и замерла.
– Что здесь происходит?!
– Это я виноват, – невнятно пробормотал Кузьма, морщась. – Он сказал глупость, а я не сдержался, дал пощечину.
– Но он же…
– Это уже моих рук дело, – виновато развел руками Хасид. – Ваш друг ударил Кузьму ногой – видите? – и мне пришлось вмешаться. Извините, больше этого не повторится. Мы уходим.
Оскар очнулся, сел, глядя перед собой мутными глазами, потом осознал, что произошло, и, оскалясь, достал из‑ под молнии уника необычной формы пистолет с игольчатым дулом – парализатор «удав».
– Ну, гаденыш, молись!
Катя шагнула к нему, вытягивая вперед руку с бокалом:
– Оскар! Прекрати!
Мехти‑ младший с трудом встал, поднимая парализатор, в глубине его черных глаз загорелся злобный огонек.
– Уйди, защитница! Они подняли руку на меня, Оскара Мехти, а я такого не прощаю. Петро, вызывай наших, я их тут подержу на мушке…
В гостиную внезапно вошел Ян Лапарра, не торопясь, спокойно приблизился к замолчавшему молодому человеку, отобрал у него парализатор и повел стволом к двери:
– Уходи.
Оскар очнулся, прошипел:
– Вы еще пожалеете!
Лапарра смял парализатор в ком (! ), вложил этот ком в ладонь оторопевшего черноволосого красавца и повторил:
– Уходи! И больше здесь не появляйся.
Оскар перевел взгляд на ладонь, посмотрел на Лапарру, на застывших свидетелей сцены, криво улыбнулся и направился к двери, подтолкнув к ней очухавшегося приятеля. На пороге оглянулся на Катю:
– Ты идешь с нами?
– Нет, – ответила девушка твердо.
– Ну, смотри. – Мехти‑ младший перевел взгляд на Хасида: – А с тобой мы еще встретимся, земеля, гарантирую.
Хасид промолчал.
Дверь закрылась. Все посмотрели на Кузьму, на скуле которого все отчетливее становился виден кровоподтек, да и под глазом намечался красивый синяк.
– Я сейчас тебя полечу, – спохватилась Екатерина, бросаясь к двери.
– Не надо, – глухо проговорил Кузьма, пряча глаза от стыда и испытывая чувство унижения. – Мы пойдем. До свидания. Извините, что так все некрасиво вышло…
Не оглядываясь, он зашагал к двери, скрылся за ней. Хасид развел руками, поклонился и вышел вслед за другом, чувствуя спиной взгляды внучки и деда.
В кабине куттера они посидели немного, думая каждый о своем, потом Хаджи‑ Курбан тихо спросил:
– Ну что, летим домой?
– Куда же еще? – буркнул Кузьма. – Куда я с такой физиономией? Кстати, где ты научился так драться?
– Я этим с детства занимаюсь, – пожал плечами Хасид. – Отец приучил, он адепт кушти. Могу и тебя научить. Но ты ведь этим раньше не интересовался.
– То было раньше. Теперь понимаю, что был не прав.
Куттер поднялся в воздух, взлетел над сияющей огнями Ригой, нырнул в коридор скоростных машин и вскоре достиг станции метро. Через несколько минут друзья выходили уже из метро Исфахана. Кузьма старался идти боком и держался за скулу, пряча синяки. Жалел он лишь о том, что не занимался раньше физическим совершенствованием. Когда они вернулись в дом Хасида, Ромашин твердо решил освоить науку боя и отомстить Оскару за испытанное унижение.
Однако вопреки собственному настроению и желанию отойти от стресса в одиночестве оставаться в доме Хаджи‑ Курбанов Кузьма не стал. Кое‑ как подлечив и замаскировав синяки, он огорошил друга тем, что отправляется в гости к Керри Йосу, и Хасиду ничего не оставалось делать, как последовать за ним.
Стодвадцатилетний патриарх СЭКОНа, под руководством которого много лет назад работал Филипп Ромашин, жил в Сеуле, где уже наступило утро. Почему Керри Йос, датчанин по национальности, выбрал столицу Кореи для проживания в старости, Кузьма у деда не поинтересовался, но, как потом выяснилось, виновата в этом была третья жена патриарха, уроженка Корейского полуострова.
В Сеуле на данный момент насчитывалось около семнадцати миллионов человек, и это был один из самых больших, высоких и динамично изменяющихся мегаполисов Восточной Азии, умудрявшийся сочетать новейшие принципы градостроительства с традициями древней культуры. Особенно выделялась в нем жилая зона Еидо, представлявшая собой единый ансамбль в стиле гигантской пагоды высотой в четыре с половиной километра.
Сеул был основан за сто лет до знакомства Колумба с Америкой (открытой до него несколько раз). Раньше на этом месте существовали поселения Намген и Ханьян. Несколько веков он являлся резиденцией корейских королей. В дворцовом ансамбле Токсунун, сохранившемся до нынешних времен, трагически закончила существование династия Ли, правившая Кореей в течение пяти веков – до тысяча девятьсот десятого года.
Переплетение старого и нового, их мирное соседство вообще характерно для Кореи с ее культом традиций и устремлением к достижениям современной цивилизации, и особенно заметно это переплетение стало в конце двадцать третьего столетия. Рядом со старинными комплексами зданий, таких, как дворец Кенбоккун с его Тайным садом, дворец Чхангенгун с древними – шестнадцатого века – воротами, усыпальница королей Чонме, буддийские монастыри, высились удивительного вида ветвистые башни из зеркального и серебристого материала, устремившиеся в небо. Многие из них имели форму старинных пагод, деревьев, животных, некоторые напоминали космические корабли, некоторые копировали древние дворцы, и все они с большим мастерством вписывались в живописный ландшафт мегаполиса со множеством садов и рощ.
Керри Йос жил в башне‑ кристалле, имея двухкомнатный жилой блок со всеми атрибутами традиционного корейского дома – опдоля, но со встроенным инженерно‑ техническим оборудованием. Вставал старик рано и визиту гостей не удивился.
Чем‑ то патриарх напоминал Яна Лапарру: такое же тяжелое, разве что более морщинистое лицо, голый череп, прозрачные глаза, почти полное отсутствие бровей. Но в отличие от последнего Йос был очень худ, и традиционная корейская одежда – чогори и пачжи – болталась на нем, как на вешалке. Да и передвигался по дому он в своих тапочках из соломы с загнутыми носками, в отличие от более молодого коллеги, гораздо степеннее и медленнее.
Поздоровавшись с гостями, он отвел их в столовую – она же гостиная – и, ни слова не говоря, принялся накрывать на стол. Отказываться от угощения гости не стали, чтобы не обидеть хозяина, и Кузьма впервые в жизни попробовал корейскую кухню. До этих пор забредать в эту часть света ему не приходилось, несмотря на возможность в любое время посетить любой уголок Земли или Солнечной системы.
Керри Йос готовил сам, что выяснилось в ходе беседы. Он поставил перед гостями чашки с супом – отдельно бульон, отдельно рис, в центр стола поместил пулькоги – блюдо с ломтями жареной говядины, пропитанными вином и сладкой подливкой, и кимчхи – нечто вроде салата из сельдерея, китайской капусты, редьки и огурцов, приправленного красным перцем с добавлением лука и морских моллюсков. Кроме этого, он принес еще два блюда – особым образом обработанную рыбу и кусочки мяса лангуста на шпажках, затем налил в красивый хрустальный стакан соевого вина, отпил глоток и передал стакан Хасиду.
Безопасник, знакомый с корейской традицией укрепления дружбы и духовной связи, без колебаний отпил вина и передал стакан Кузьме, который с некоторым внутренним сомнением заставил себя сделать глоток.
За завтраком (для гостей это был скорее поздний ужин) практически не разговаривали. Затем Керри Йос убрал посуду, принес в чашках женьшеневый чай, и гости вынуждены были попробовать этот специфичный напиток с отчетливо выраженным земляным привкусом.
– Я вас слушаю, – проговорил старик, удобно устроившись в низком бесформенном кресле в углу гостиной, в то время как гости сидели на простых деревянных скамеечках, покрытых циновками.
Кузьма прокашлялся и поведал историю появления «теннисного и футбольного мячей дьявола» и своего участия в ней.
– Я в курсе событий, – кивнул патриарх СЭКОНа. – Значит, вы считаете, что Наблюдатель начал с человеком войну?
Кузьма искоса посмотрел на Хасида, и он поспешил на помощь:
– Это мнение службы безопасности. А вы разве думаете иначе?
По сухим и бледным губам старика проскользнула улыбка.
– Давно никто не спрашивал моего мнения. Вас направил ко мне лично Филипп Ромашин или кто‑ то из его заместителей?
– Лично, – подтвердил Кузьма. – Это мой дед.
– Да, я уже догадался. – Старик задумчиво выцедил полчашки чая, разглядывая гостей по очереди. – Да, история повторяется… хотя и на более высоком витке спирали. В чем‑ то ты повторяешь путь деда, сынок. Так что вы хотели от меня узнать?
– Причину странных действий Наблюдателя, – буркнул Кузьма, сам не ожидая такого вопроса.
– Ни много, ни мало, – усмехнулся старик, прищуриваясь. – Неужели Филипп знает?
– Что знает? – не понял Кузьма.
Минутная пауза. Керри Йос допил чай, поднял на Ромашина чистые, как слеза, старческие глаза.
– Наверное, Филипп знает… или догадывается. Иначе не послал бы тебя ко мне. Дело в том, молодые люди, что я имел контакт с Наблюдателем. Давно, лет семьдесят назад.
По‑ видимому, друзья выразили свое отношение к этому заявлению одинаково, так как старик мягко засмеялся и тут же спросил:
– Прикидываете, не сошел ли я с ума на старости лет? Иногда я и сам так думаю. Но что было, то было.
– Где, когда? – пробормотал ошеломленный Кузьма.
– Наблюдатель вычислил, что я начинаю догадываться о сути явления, и послал своего представителя, нечто вроде антропоморфного динго. [44] Мы поговорили с ним пару минут, потом он исчез.
– А вы?!
– А я остался. – В глазах Керри Йоса мелькнул насмешливый огонек. – Они даже не стали нейтрализовать мне память об этой встрече, знали, что я никому не скажу.
– Но почему?! – воскликнул Кузьма. – Это же эпохальное событие! Люди могли выйти непосредственно на Наблюдателя…
– Не могли. Кстати, вам не мешало бы ознакомиться с интенсионалом по Наблюдателю, хранящемуся в контрразведке, отпали бы многие ваши вопросы. Попроси деда, он даст проводку в секретные файлы. А Наблюдатель – не живое существо и не разумная раса, а система цивилизаций из будущего, в которую когда‑ нибудь войдет и человечество. Если только до этого каким‑ нибудь образом не уничтожит Вселенную.
Новый насмешливый просверк в глазах патриарха.
– По тем сведениям, которые разрешил мне помнить Наблюдатель, его потомки – да и наши в сущности тоже – добрались до стенок Метагалактического домена, однако вынуждены были отступить, так как наступила эпоха фиолетового смещения: Вселенная начала сжиматься. Тогда они «вывернули» время, поменяли знак материи и пошли назад. Появление «зеркал», то есть петлевых инверсно‑ временных колодцев, означало лишь предупреждение людям, слишком безответственно экспериментирующим с базовыми законами Мироздания. А вот «мячи» – иное дело. Это действительно похоже на агрессию, и вполне возможно, их хозяин – вовсе не Наблюдатель.
– А кто? – выдохнул Кузьма.
– Ну, этого я не знаю, – добродушно усмехнулся Керри Йос. – Тот Наблюдатель, с которым я имел честь беседовать, не был врагом человечества, он был частью проекта, заставлявшего нас думать. Чего хочет владелец «сферозеркал» и «мертвяков», сказать трудно. Во всяком случае, мне, старику. Теперь это ваша забота, молодежи. Кстати, сынок, что у тебя с лицом?
– Да так… – Кузьма в смущении отвел глаза. – Упал…
– Понятно. И кто тебя так упал?
Хасид усмехнулся, бросая косой взгляд на друга. Кузьма помрачнел, ерзая, не зная, как выпутываться из этого положения, и неожиданно для себя самого рассказал старику историю своих отношений с Оскаром Мехти.
– Я знаю его папашу, – кивнул Керри Йос. – Неприятный человек. А разве твой отец тебя не тренировал? Он ведь у тебя мастер единоборств.
Кузьма виновато опустил голову.
– Я не хотел… не считал необходимым… к сожалению…
– Мужчина обязан уметь защищаться и защищать своих близких. Хочешь, я разбужу твою родовую память, выведу на уровень сознания? В твоем роду воинов было – не счесть.
– Как это? – удивился Кузьма. – Разве это возможно?
– Если есть желание, то ничего невозможного нет.
Кузьма с сомнением посмотрел на Хасида. Тот кивнул.
– Выход на знания рода решает много проблем. Ты занимался гимнасионом, подготовка есть, остальное дело техники. Потом и я за тебя возьмусь всерьез.
– Хорошо, согласен. Что мне надо делать?
– Ничего, расслабься и смотри на меня, – проговорил Керри Йос. – Думай о себе, о своих родителях, вспоминай детство.
Старик откинулся на спинку кресла, пристально глядя на Ромашина, лицо его окаменело, глаза налились голубовато‑ льдистым свечением, превратились в сияющие отверстия. Кузьма вздрогнул, замер, полуоткрыв губы, словно хотел что‑ то прошептать, лицо его полностью расслабилось, стало пустым, как у куклы, глаза как бы провалились в себя. Он ушел в пространство памяти, скрытое десятками и сотнями лет прошедшего времени.
Длилось это погружение в прошлое несколько минут.
Керри Йос вдруг погасил свет глаз, провел ладонью по лицу, стирая следы напряжения и усталости. Кузьма же, наоборот, оживился, глаза его заблестели, щеки порозовели, он очнулся и с некоторым удивлением оглянулся, не узнавая, где находится, пока не пришел в себя окончательно.
– Кажется, я уснул… Ничего не помню… Эксперимент не удался?
– Память воина проснется в нужный момент, – ворчливо заметил Керри Йос, – как только появится реальная угроза жизни. Однако тебе необходимо постоянно держать себя в хорошей физической форме, иначе рискуешь получить аутотравму.
– Я прослежу за этим, – заверил старика Хасид.
– Спасибо за все. – Кузьма встал. – Я получил больше, чем ожидал. Особенно интересно ваше суждение о Наблюдателе: что это не он хозяин «мячей дьявола». Если бы у вас еще были какие‑ нибудь записи, воспоминания…
– Я подготовлю интенсионал и передам. – Патриарх СЭКОНа проводил гостей до двери, пожал обоим руки. – Будьте осторожны, молодые люди. Если хозяин «мячей» объявил нам войну, он не остановится на достигнутом.
Кузьма молча поклонился и вышел вслед за Хасидом, унося в душе взгляд старика, в котором сквозь дружеское расположение мерцала печаль всепонимания.
В Исфахане все еще продолжалась ночь.
Богатый событиями поход друзей закончился, можно было ложиться спать, но возбужденная психика Кузьмы требовала действий, и он, отказавшись от предложения Хасида принять душ и лечь отдыхать, снова включил консорт‑ линию связи с Большим Стратегом службы безопасности, которая была доступна только ему. О том, что Ромашин‑ младший использует для своих расчетов «паньтао» инк‑ систему Стратега, знали, не считая Хасида, всего четверо: Филипп и Игнат Ромашины, Владилен Ребров и Юэмей Синь.
Заблокировав все виды связи с внешним миром, Кузьма вошел в директорию проблемы, превратившись в часть оперативного объема Стратега, вскрыл переданный Лапаррой интенсионал, включил режим «один‑ на‑ один» и, пользуясь ключом карт‑ бланш, нейтрализовал блокировку мыслеускорителя. С этого мгновения он мог работать с инком почти с такой же скоростью, как и сам компьютер. Хотя этот режим применялся крайне редко, в исключительных случаях, так как грозил оператору нервным истощением и даже смертью от психических перегрузок.
Сначала Кузьма вырастил в виртуальном пространстве решений, воспринимаемом им в данный момент как реальное, дерево предварительного расчета, не упустив ни одного инварианта всевозможных многомерных преобразований. «Дерево», по сути, представляло собой фрактал усовершенствованной «формулы Ромашина», выведенной дедом Филиппом десятки лет назад.
Затем Кузьма «привил» к «дереву» дополнительные данные, полученные от Лапарры, а также свои выводы, и ввел себя в качестве семантического героя в виртуальную среду для оптимизации управления новой «реальностью» и слияния с «образом решения».
Он оказался в удивительном мире «дерева», ветви которого непрерывно меняли очертания, цвет и плотность и служили опорой для появления странных и зачастую непонятных фигур, а также черных клякс, по сути – вирусов, жаждущих уничтожить эти фигуры и само «дерево». Кузьма вынужден был тратить время на уничтожение клякс, что мешало ему участвовать в процессе изменения «дерева» в нужном направлении. Тогда усилием воли он создал группу виртуальных операторов, выпустил их на волю как стаю голодных собак и наконец услышал и ощутил процесс трансформации «дерева» решений в колоссальной информационной среде. Сжатие временного масштаба модели позволяло ему мгновенно реагировать на влияние надсистемных критериев и разрабатывать структуру «дерева» таким образом, чтобы наблюдалась гармонизация эффектов синхронизации появляющихся рассогласований и оптимизация соотношений собственных интересов с целями надсистемы.
В «реальности» созданного его воображением мира это выглядело как бой оператора‑ человека и стаи «собак» с многочисленными врагами‑ монстрами разных видов, пытающимися деструктурировать «дерево», исказить его очертания или вообще сожрать, растворить и сжечь. Процесс очищения «дерева» от «паразитов» шел медленно, силы Кузьмы таяли с каждой секундой, но он упорно продолжал сражаться с врагами фрактала решения, с коварными трансформационными вирусами, с чужой стратегией общего сброса в виртуальную бездну и с самим собой, пока в конце концов не оказался на вершине «дерева», под жемчужно‑ изумрудным небом пространства многовекторной свободы. «Дерево» засияло огнями, как исключительно красивая, стройная, геометрически безупречная новогодняя елка, разве что гораздо более сложная.
Кузьма с восхищением оглядел свое творение – он‑ таки решил проблему! – и почувствовал, как глаза застилает тьма. Сознание померкло, словно его кто‑ то выключил. Он уже не видел, как в комнату ворвался Хасид, отключил консорт‑ линию, подхватил на руки друга и отнес на кровать. Затем сделал укол и вызвал «Скорую».
Звонок в дверь раздался буквально через минуту.
Хасид насторожился: он не ждал прибытия «Скорой помощи» в столь сжатые сроки, вызвал эшелон прикрытия, подстраховывающий охрану Ромашина (сам физик не догадывался, что его охраняет целая группа оперов СБ), выслушал доклад бригады наблюдения и открыл дверь. Перед ним стояла Алевтина, жена Кузьмы, одетая в броское паэтэ с ярко выраженным эротическим эффектом: «парча» костюма не только переливалась жемчужными волнами, но и при каждом движении женщины становилась прозрачной на груди или на бедрах, подчеркивая «зовущий силуэт».
– Я вас не разбудила? – с понимающей улыбкой проговорила поздняя или, скорее, уже ранняя – шел шестой час утра – гостья. – Прошу прощения. Я знаю, что Ромашин у вас, и хотела бы с ним поговорить.
– Это невозможно, – опомнился Хасид.
– Почему? – подняла крутые, двойных линий, брови Алевтина.
– Он не в состоянии разговаривать.
– Что‑ нибудь случилось? Или он… не один?
– Он один, но сильно переутомлен.
– Проводите меня, пожалуйста, к нему.
Хасид хотел ответить резким «прошу вас уйти», но отказать женщине не смог, молча посторонился и провел ее в комнату Кузьмы.
– Что с ним? – наклонилась Аля над лежащим навзничь мужем.
– Он в шоке, – нехотя, после паузы ответил Хасид. – Перегрузил мозг. Я вызвал медиков.
– Он работал с инком?
– Да.
– Зачем ему понадобилось загонять себя до такого состояния? Что за про
|
|
|
