 |
Обратное плацебо. Под дождем без зонта
|
|
|
|
Обратное плацебо
Лекарство мне не помогло. Мне кажется, я был частично сам в этом виноват.
В самое тяжелое время, когда депрессию круглосуточно сопровождал синдром панической атаки, я боялся всего.
В книге «Обман в науке» Бен Голдакр писал: «Эффекту плацебо подвержены все, в том числе и вы. Ваше тело обманывает ваш разум. Вам нельзя доверять» (пер. И. А. Шестовой). Это абсолютно верно, и эффект плацебо может работать в двух направлениях.
В самое тяжелое время, когда депрессию круглосуточно сопровождал синдром панической атаки, я боялся всего. Я буквально пугался собственной тени. Когда я долго смотрел на какой‑ нибудь предмет, например на ботинки, диванную подушку или облако, я начинал видеть внутри его странную враждебность, которую в Средние века сочли бы самим Дьяволом.
Но больше всего меня пугало все то, что меняло мое восприятие действительности: наркотики, алкоголь, недостаток сна, неожиданные новости и даже массаж.
Когда тревожность слегка отступала, я, наоборот, увлекался алкоголем. Окутывающее тепло, которое наступало после выпивки, так расслабляло, что о похмелье, которое непременно следовало, я забывал. После важных деловых встреч я шел в бар и сидел там весь день, рискуя опоздать на последний поезд домой. Однако в 1999 году мне еще слишком далеко было до достижения этого относительно нормального уровня дисфункции.
Странная ирония заключается в том, что, когда мне больше всего нужен был мой разум, я отказывался с ним контактировать. Не потому, что я не хотел снова почувствовать себя хорошо, а по той причине, что перестал верить, что хорошее самочувствие возможно. Оно было куда менее реально, чем пугающее плохое. Думаю, моя беда была и в том, что я был подвержен обратному эффекту плацебо. Как только я принимал диазепам, то сразу же начинал паниковать, и паника усиливалась, если ощущалось хоть какое‑ то действие лекарства, даже если оно было положительным.
|
|
|
Больше всего меня пугало все то, что меняло мое восприятие действительности: наркотики, алкоголь, недостаток сна, неожиданные новости и даже массаж.
Много месяцев спустя тот же самый эффект проявился и у зверобоя, и даже у ибупрофена, поэтому проблема была не только в диазепаме. Кроме того, диазепам – не самое сильное лекарство. Однако многие другие люди тоже отметили усиление тревожности и отрешенности от мира после приема этого препарата, поэтому мне все же кажется, что проблема (для меня) частично заключалась в этом лекарстве.
Под дождем без зонта
Лекарства – это невероятно привлекательный концепт, причем не просто для страдающих депрессией или владельцев фармацевтических компаний, а для общества в целом. Он подчеркивает идею того, что годами вбивалось нам в головы сотней тысяч рекламных роликов: все в жизни можно уладить, потребляя. В результате возникает подход «просто‑ заткнись‑ и‑ прими‑ таблетку» и формируется разделение на «мы» и «они».
Общество требует от нас быть нормальными, даже если само при этом сводит нас с ума.
Меня до сих пор пугают антидепрессанты и успокоительные препараты. Одни их названия звучат, как имена злодеев из научной фантастики: Флуоксетин, Венлафаксин, Пропранолол, Зопиклон.
В результате возникает подход «просто‑ заткнись‑ и‑ прими‑ таблетку» и формируется разделение на «мы» и «они».
Единственные препараты, которые хоть немного улучшали мое состояние, – это снотворные таблетки. У меня была только одна их упаковка, потому что мы купили их в Испании, где фармацевты одеты во внушающие доверие белые халаты и разговаривают, как врачи. Если мне не изменяет память, таблетки назывались Дормидина. Они не помогали мне заснуть, но давали возможность бодрствовать без ощущения всеохватывающего ужаса или просто отдаляли меня от него. При этом я понимал, что от этих таблеток может развиться зависимость и что страх отказа от них очень быстро пересилит трепет перед их приемом.
|
|
|
Снотворное помогло мне прийти в достаточно сносное состояние, чтобы отправиться домой.
Я помню наш последний день в Испании. Я молча сидел за столом, в то время как Андреа объясняла, что мы уезжаем, Энди и Дон – людям, на которых мы работали и на чьей вилле мы жили.
Мне очень нравились Энди и Дон, они были хорошими людьми. Несмотря на то что они были на несколько лет нас старше, с ними было легко общаться. Они же были организаторами главной вечеринки на Ибице – Манумиссии. Начало ей было положено несколько лет назад в манчестерской гей‑ деревушке, а какое‑ то время спустя она превратилась в аналог «Студии 54»[3], к 1999 году став эпицентром ночной жизни, магнитом для таких звезд, как Кейт Мосс, Джейд Джаггер, Ирвин Уэлш, Жан‑ Поль Готье, Хэппи Мандейз, Фэтбой Слим, и просто тысяч европейских любителей ночных клубов.
Поначалу работа на этой вечеринке казалась мне раем, но теперь мысли о музыке и радостных людях были сродни ночному кошмару.
Энди и Дон не хотели, чтобы Андреа уезжала.
– Почему бы вам не остаться? – спросили они. – С Мэттом все будет в порядке. Он нормально выглядит.
– Нет, не нормально, – ответила Андреа. – Он болен.
У меня никогда не было тяги к наркотикам, по крайней мере по стандартам Ибицы, но вот алкоголь никогда не оставлял меня равнодушным. Я был вечным студентом, обожествляющим Буковски, который сидел на солнце в уличной кассе и продавал билеты, параллельно читая романы (работая продавцом, я познакомился с волшебником по имени Карл, который дал мне романы Джона Гришэма взамен на Маргарет Этвуд и Ницше) и потягивая спиртное. При этом мне до безумия хотелось, чтобы я в жизни не пробовал ничего крепче кофе.
Ни диазепам, ни снотворное никогда не помогали мне чувствовать себя нормально. Я оставался все таким же больным.
|
|
|
Зря я пил столько бутылок испанского вина и водки с лимоном. Мне нужно было всего лишь нормально завтракать и немного больше спать.
– Но он не выглядит больным, – сказала Дон. У нее на лице все еще были блестки, оставшиеся после вчерашней ночи. Они вызывали у меня тревожность.
– Простите меня, – сказал я слабым голосом, желая, чтобы моя болезнь выглядела более заметной.
Вина раздавила меня, как удар молота.
Я принял еще одну таблетку снотворного и дозу диазепама, после чего мы отправились в аэропорт. Вечеринка была окончена.
Ни диазепам, ни снотворное никогда не помогали мне чувствовать себя нормально. Я оставался все таким же больным. Под влиянием снотворного активность мозга замедлялась, но я понимал, что в действительности ничего не изменилось. Много лет спустя, снова вернувшись к выпивке, я часто пытался справиться с умеренной тревожностью с помощью алкоголя, зная при этом, что тревожность никуда не исчезнет, но к ней неизбежно добавится еще и похмелье.
Я рад, что сейчас могу открыто заявить о своем негативном отношении к таблеткам, при этом я понимаю, что некоторым людям они помогают.
Кому‑ то препараты позволяют заглушить боль навсегда и изменить жизнь к лучшему. Для других они являются временным, но долгосрочным решением проблемы. Многие просто не могут обходиться без таблеток. После сбивающих с толку панических атак, наступающих в результате приема диазепама, я стал так сильно бояться лекарственных средств, что не принимал ничего, что помогло бы мне побороть депрессию (в отличие от паники и тревожности).
Лично я рад, что смог справиться с депрессией практически без лекарств.
Я рад, что сейчас могу открыто заявить о своем негативном отношении к таблеткам, при этом я понимаю, что некоторым людям они помогают.
Испытывая боль, не заглушенную «анестезией», я познал ее очень хорошо и стал чувствовать малейшие изменения в своем сознании. Однако мне все же любопытно, помогли бы таблетки уменьшить мои страдания, если бы я панически их не боялся. Боль была настолько интенсивной и продолжительной, что даже при одной мысли о ней у меня до сих пор перехватывает дыхание и сердце ненадолго останавливается.
|
|
|
Помню, как однажды я сидел на пассажирском сиденье в автомобиле, когда меня охватил свинцовый ужас. Мне пришлось встать с сиденья, моя голова уперлась в крышу машины, тело пыталось вылезти из самого себя, кожа двигалась, мысли в голове роились. Было бы лучше никогда не знать этого ужаса, и если бы таблетка помогла, мне следовало принять ее. Если бы что‑ то облегчило эту агонию разума (агония – очень подходящее в данном случае слово), то, возможно, было бы легче оправиться от происходящего. Но, не принимая таблеток, я оставался в контакте с самим собой. Это помогло мне понять, что именно улучшает мое самочувствие: физические нагрузки, солнечный свет, сон, долгие разговоры и т. д.
Эта осознанность, которую так легко потерять из‑ за антидепрессантов, в итоге дала мне возможность вытащить себя из руин. Если бы я принимал таблетки, все могло бы обернуться иначе.
Как лучше всего контролировать депрессию? Не ждите, что есть волшебные таблетки.
Ниже приведены удивительно успокаивающие слова, которые в 2014 году написал профессор Джонатан Ротенберг, психолог и автор книги «Глубины»[4].
«Как лучше всего контролировать депрессию? Не ждите, что есть волшебные таблетки. Помогая людям избавиться от хронической боли, я усвоил один важный урок: тяжело бороться с реакциями, которые сплетают тело и разум воедино. Вместо этого нужно внимательно следить за собственным настроением, обращая пристальное внимание на то, что портит его. Подумайте, что заставляет вас слишком много работать и мало спать. Необходимо научиться искоренять причины плохого настроения до того, как они спровоцируют депрессию. Вам придется изменить стиль мышления и подкорректировать события, происходящие вокруг вас, влияющие на отношения с другими людьми и ваше состояние здоровья (с помощью спорта, лекарств или диеты)».
|
|
|
