Пробьет час — приидет гунн

Если масштаб и географические рамки кризиса 405–408 гг. нелегко установить по древним источникам, то реконструировать его причины еще труднее. Письменные источники, дошедшие до нас в лучшем случае во фрагментах, в этот период практически отсутствуют. Один, созданный сто лет спустя, сообщает, что вандалов заставил покинуть Центральную Европу недостаток продовольствия, но это звучит неубедительно. Они прожили там триста лет; при этом период около 400 г. н. э. в Европе был одним из наиболее благоприятных в климатическом отношении: лета выдались теплые и солнечные. Хвастовство Ульдина (см. выше) могло означать, что он ставил перед собой только завоевательные цели; но опять-таки легкость, с которой римлянам удалось сокрушить его, свидетельствует о том, что он даже в малой мере не располагал силами, необходимыми, чтобы стать завоевателем.

С моей точки зрения, кризис 405–408 гг. нужно рассматривать как рецидив того, что происходило в 376 г., причем импульсом послужило дальнейшее продвижение гуннов-кочевников. Подобное предположение выдвигалось неоднократно, но в отсутствие свидетельств, способных четко подтвердить его, исследователи так и не пришли по этому поводу к окончательному решению^{198}. Именно сейчас крайне важно понять, что большие массы гуннов сами по себе не принимали непосредственного участия в событиях 376 г. ^{199}. Даже в 395 г., через двадцать лет после перехода готов через Дунай, большинство гуннов по-прежнему пребывало на востоке. В тот год они предприняли массированный рейд по территории империи, однако проникли туда через Кавказ, а не через Дунай (см. карту № 7). Иногда исследователи усматривали здесь хитрый план: находившиеся на Дунае гунны якобы хотели обойти с флангов римские укрепления. Однако людям и лошадям пришлось бы преодолеть две тысячи километров вдоль северного побережья Черного моря, прежде чем они смогли хотя бы начать атаку, и такой марш неизбежно измотал бы их. Направление удара свидетельствует о том, что к 395 г. гунны по-прежнему в основной своей массе обитали значительно дальше к востоку, вероятно, в приволжских степях; по крайней мере частично это подтверждается тем фактом, что лет через десять после событий 376 г. готы по-прежнему были главными противниками Рима севернее Нижнего Дуная, как мы видели в четвертой главе^{200}.

Но к началу 420-х годов значительные силы гуннов сосредоточились в Центральной Европе, заняв Большую Венгерскую равнину к западу от Карпатских гор. Этот момент хорошо освещен источниками. Так, в 427 г. римляне изгнали их из Паннонии, богатейшей римской провинции, расположенной южнее Среднего Дуная (см. карту № 7)^{201}. А в 432 г., когда одному из римских военачальников потребовалась их помощь, он совершил путешествие «через Паннонию», чтобы достичь места их обитания; таким образом, они оставались западнее Карпат даже после изгнания^{202}. Равным образом погребения гуннских королей, датируемые началом 440-х гг., обнаружены за Дунаем напротив города Маргус — опять-таки западнее Карпат, т. е. там, где располагалась в 440-х гг. основная база Аттилы^{203}. Таким образом, в период между 395 и 425 г. основная масса гуннов проделала переход длиной в 1700 километров на запад с Северного Кавказа на Большую Венгерскую равнину.

С меньшей уверенностью можно предположить, что это перемещение гунны совершили именно в 405–408 гг., но есть несколько свидетельств, побуждающих представить дело именно так. К примеру, в 412–413 гг. Олимпиодор и его попугай посетили их в составе посольства. Чтобы добраться до гуннов, им, в частности, пришлось совершить ужасное морское путешествие, во время которого их корабль заходил в Афины. Так как Олимпиодор «работал» на Восточную империю, его путешествие должно было начаться в Константинополе. А поскольку его маршрут пролегал через Афины, он, по-видимому, думал проплыть через Эгейское море и, поднявшись по Адриатике, добраться до Аквилеи. Следовательно, гунны, к которым он ехал, в начале 410-х гг. обитали на Среднедунайской низменности, так как порт Аквилея уже давно существовал, обеспечивая потребности этого района (см. карту № 7)^{204}.

То, что в Центральной Европе около 410 г. происходили какие-то серьезные процессы, подтверждается другим свидетельством, имеющим косвенный характер. К этому времени власти Восточной империи в Константинополе осознали, что угроза в адрес их балканских территорий значительно возросла. В январе 412 г. вступила в действие программа по усилению дунайского флота^{205}. Годом позже в Константинополе, уязвимом для нападений с Балкан, с севера, были возведены новые укрепления. Именно тогда в городе появились знаменитые стены, ограждающие его с суши, — устрашающий тройной пояс укреплений, значительная часть которого сохранилась в Стамбуле до наших дней^{206}. Эти стены оказались достаточно мощными, чтобы защищать город целое тысячелетие, и никому из нападающих не удавалось взять его с суши вплоть до 1453 г.: прошло 1040 лет после постройки этих стен, когда турецкие пушки пробили в них брешь возле того места, где теперь находится вокзал Топкапи. Упомянутые меры оборонительного характера иногда расценивались исследователями как ответ на нападение Ульдина в 408–409 гг., но в этом случае они бы странным образом запоздали, при том что Ульдин все равно потерпел сокрушительное поражение. В связи с этим мне кажется весьма уместным отождествить их с усилением угрозы со стороны гуннов, которые начали представлять наибольшую опасность для империи.

Не всегда свидетельства соотносятся с нашими предположениями. Но, как мы отметили выше, несомненно, что к 420 г. (весьма вероятно, что уже к 410 г. ) гунны ушли с Кавказа, где находились примерно в 395 г., на Большую Венгерскую равнину. Их прибытие на окраины Европы в 376 г. спровоцировало появление готов на берегах Дуная; отсюда неизбежно следует, что новое продвижение гуннов — на этот раз в сердце Европы — должно было породить столь же радикальный «эффект домино»^{207}. Кроме того, у нас нет правдоподобной альтернативной версии. Общие принципы политики римлян в отношении иммигрантов не изменились. Все племенные группировки 405–408 гг. получили отпор: ни одной из них не было дано разрешения войти на территорию империи. Более того, римские приграничные территории успешно охранялись с 376 г. (и многие иммигранты 405–408 гг., как мы вскоре увидим, находились на грани жизни и смерти). Переход через Рейн в январе 406 г. произошел значительно позже разгрома Радагайса (в августе того же года его казнили), поэтому можно предположить, что известия об этом просочились за границу, и все же это не отпугнуло новую волну иммигрантов. Все это опять-таки свидетельствует о том, что события 405–408 гг. были вызваны тем, что происходило за границей империи, у варваров, и не зависело от изменения политической концепции или ослабления империи.

Сюжет наш, можно сказать, складывается из отдельных кусочков, но они подходят друг к другу. Главные моменты таковы. Вторжение гуннов в Европу представляло собой процесс из двух стадий: первая часть (занятие земель севернее Черного моря) вызвала кризис 376 г., вторая часть (занятие Большой Венгерской равнины) вызвала предшествовавшие ему перемещения с этой равнины Радагайса, вандалов, аланов и свевов, Ульдина и бургундов. Все эти группы пришли из области, которой в течение ближайших пятидесяти лет суждено было стать основным районом сосредоточения гуннов; их вторжение произошло непосредственно перед тем, как, согласно свидетельствам, здесь обнаруживаются большие массы гуннов. Это не может быть простым совпадением. Подобно готам в 376 г., многие обитатели Германии западнее Карпатских гор спасались бегством между 405 и 408 г.: опасность, неизбежно сопровождающая попытки начать новую жизнь на территории империи, казалась меньшей, нежели та, что грозила тем, кто оказался бы под властью гуннов. Если кризис 376 г. был вызван появлением гуннов на восточных границах Европы, за Карпатами, то кризис 405–408 гг. — их перемещением в самое сердце Европы.

Первый шаг на пути к разграблению Рима — как может показаться, имевший весьма малое отношение к тому, что случилось впоследствии, — был сделан вдали от города, на берегах Черного моря. Дальнейшее продвижение гуннов вызвало кризис на германских территориях западнее Карпат; основной же «эффект домино», свидетелями которого стали римляне, заключался в широкомасштабном вторжении на ихтерриторию с применением оружия. Но главную тяжесть случившегося, как в тот момент, так и значительно позже, испытала на себе Западная Римская империя. Столкновения интервентов с властями Рима и местной римской элитой имели грандиозные последствия.