 |
Глава 35, в которой Аньес ждала меня в спальне
|
|
|
|
После уколов Эрнестины я обрела заметную самостоятельность и без посторонней помощи выползла из ванной. Аньес стояла у окна спальни и поправляла занавески.
— Ты побрызгала каким-то аэрозолем? — Я с восхищением потянула носом. — Чем это так дивно пахнет?
— Весной, Клер. Я просто проветриваю. Ныряй под одеяло, не хватало тебе еще простудиться. А я пойду в кухню, помогу Марте, ей там не уследить одной за твоей родственницей. Ляпнет еще какую-нибудь гадость.
— Марта там не одна. — Легко сказать: «Ныряй»! Но не так-то просто это сделать, не сгибая спину. — Там мадам Лезиньи.
— Это которая с вилкой? Тем более! От дамы с вилкой всякого можно ожидать! А ты вздремни. Прикрыть дверь?
— Не надо. Спасибо. — Я действительно устала от обилия переживаний и «посетителей». — Окно тоже оставь открытым.
Аньес послала мне воздушный поцелуй и ушла.
Неугомонная спина все-таки ныла, но совсем не так, как раньше, а глаза слипались сами собой. Из-за моей работы со сложным графиком и частыми ночными дежурствами мой так называемый «режим сна и бодрствования» нарушен давным-давно. Я могу легко — или вовсе не могу — заснуть в любое время суток, независимо от обстоятельств. Но, похоже, сейчас была стадия именно «вовсе не могу». Ты хорошо поспала ночью, успокоила я себя, просто лежи, наслаждайся теплой постелью и весенним воздухом из окна.
Занавески осторожно шевелились, как будто дышали. Небо за ними было чистым и прозрачно-голубоватым. Глаза Марты точно такого же цвета, подумала я. И вдруг сами собой выплыли строчки из стихотворения неведомой Клодин: «Осторожно небом ясным я несу в ладонях счастье»… Как же я забыла рассказать Марте об этом удивительном пророчестве и совпадении? Клод и Клодин…
|
|
|
С кухни доносились невнятные голоса и звяканье посуды. Иногда отдельное слово или даже фраза слышались вполне отчетливо, как и специфическое хихиканье кузины. Интересно, а что они там делают? Мадам Лезиньи наверняка все еще орудует вилкой, взбить крем без миксера не так-то просто. А остальные? Клод, например?
— Это неважно! — вдруг очень громко сказала Марта.
Все рассмеялись, и среди женского смеха я услышала басовитые раскаты. Клод! Я впервые слышу, как он смеется! Причем без меня! Я лежу тут одна, а он там смеется с ними! В этот момент Клод что-то произнес, все засмеялись еще громче, а Аннель взвизгнула:
— Ах оставьте, мсье!
— Будет тебе, правда, золотце! — поддержала ее Эрнестина.
Да что же это такое?! Я уже почти смирилась с мыслью, что у Клода проблемы с чувством юмора, а они там заливаются! Я им никому не нужна! Он там как петух в курятнике! Я вдруг очень четко представила огромных красных петухов на клеенке и на чашках в его доме и — изящных золотых на новом сервизе моей мамы…
С кухни заманчиво потянуло жареной курицей. Да ну! Глупости какие! Они все ко мне хорошо относятся, пришли навестить, а Клод правильно делает, что развлекает гостей и готовит. Я же ведь не могу, я же болею…
Новый взрыв смеха! У меня даже заломило в висках. Нет, больше я не допущу такого! Зачем я только позвала их? Сейчас встану и разгоню всех! Дура, ты в своем уме? — тут же одернула я себя. Неужели тебе было бы приятнее, если бы они все разбежались при виде Клода? Чтобы он не понравился никому? Успокойся, все в порядке, можешь даже вина выпить, Клер Лапар.
На тумбочке возле кровати все еще стояли фужеры и бутылка. В ней оставалось больше половины шампанского. Наверняка уже выдохлось, подумала я, осторожно поворачиваясь всем корпусом, но это даже хорошо, без пузырьков я люблю больше. Так, не торопиться и, главное, не сгибать и не разгибать позвоночник.
|
|
|
Я вполне справилась с маневром, опустила ноги с кровати, правой рукой приподняла бутылку и начала наклонять ее к фужеру, придерживая его левой.
Пить в одиночку — это алкоголизм, решительно воспротивилась спина.
Я охнула и даже не поняла, почему бутылка с грохотом юркнула между тумбочкой и кроватью, а фужер, закачавшись на тонкой ножке, зазвенел о второй, и оба осколками рассыпались по полу. Лучше бы Марта выбрала стаканы…
— Ты цела?! — В спальню влетел Клод. — Не порезалась?! — Он уже присел на корточки и держал в своих руках мои босые ноги, осматривая ступни. — Почему ты не позвала меня?
— Думала, сама справлюсь. — Только бы он подольше не убирал руки, моим ногам очень нравилось их прикосновение, и смотрел бы на меня снизу вверх.
— Тебе не спится? Скучно одной?
— Немного. — Мне очень хотелось обнять его большую голову и прижать к себе, но я боялась пошевелиться, чтобы опять не разозлить спину.
— Давай я отнесу тебя в кухню, посидишь с нами.
— У меня пока плохо получается сидеть.
— А кресла в гостиной раскладываются?
— Раскладываются. Клод, обними меня.
— Помочь тебе лечь, как следует?
— Нет, я больше не хочу лежать. Просто обними.
— Потом. Еще порежешься. — Он принялся собирать осколки салфеткой. — Подожди, Клер, я перенесу кресло из гостиной в кухню, разложу и устрою тебя на нем. Я поговорил с Паскалем, он больше не будет заниматься ерундой.
— Когда? Ведь мы с Мартой отключили телефон.
— Я знаю. Она давала мне свой маленький.
— Конспираторы.
— Вроде того. — Он свернул салфетку с осколками и поднялся. — Она, оказывается, писательница. Говорит, ты ее спасла. Как скрипача?
— Примерно. Марта тебе понравилась?
— Смешная! — Он невольно фыркнул. — Говорит, что Паскаль — сплошное очарование. Видела бы она его!
— А над чем вы там смеялись?
— Так. — Он пожал плечами. — Я рассказывал про японцев и шотландцев. Марта говорит, что напишет про них в новой книге. — Он прошел в гостиную и поднял кресло. — Она и про нас напишет?
— Если хочешь, попроси ее. — Почему он все время про Марту? Марта говорит то, Марта говорит се…
— Нет, что ты, Клер! Все равно никто не поверит.
— Золотце, что происходит?
В гостиной появилась Эрнестина и по-совиному вытаращила глаза на Клода с креслом в руках. За ее спиной Марта мимикой и жестами показывала: дескать, извини, я не могла ее больше задерживать!
|
|
|
— Все в порядке, Эрнестина, — сказал Клод, — разреши-ка мне пройти.
— Клод хочет разложить кресло в кухне для меня, — объяснила я попятившейся назад Эрнестине, а Марта тем временем ловко просочилась между креслом и дверным проемом и оказалась возле меня.
— Я уронила бутылку с шампанским и разбила фужеры.
— Ловко, — Марта извлекла бутылку, — не разлилось ни капли. — И горячо зашептала: — Твой пекарь — просто потрясающий! Я даже придумать такого не в состоянии! Чудо! И не вздумай верить кому-нибудь, что вы не пара! Верь только своему сердцу! Да он любой пара! Понимаешь, любой! А он выбрал тебя! Он так себя ведет, что, не знай, я тебя раньше, решила бы, что вы всю жизнь, сто лет вместе! Молчи и слушай, что я тебе скажу! Рожай от него при первой возможности! Молчи! Ничего ты не старая! Выздоровеешь! Главное, он здоровый, понимаешь, здоровый! У него и психика здоровая! Здоровая мужская психика без всяких комплексов рефлексирующего непонятого гения пли наполеонства плебея-недоучки! Хочешь прямо из бутылки хлебнуть? Нет? Ну, тогда я. За твоего пекаря и за ваше потомство!
— Марта, прекрати! А то я тебе высоким штилем скажу: ты заставляешь сильнее биться мое старое сердце!
— А мое юное ты вообще заново завела. Так что я просто обязана помочь твоему мотору.
|
|
|
