 |
Условия пропуска 1 страница
|
|
|
|
— Куда?
— Куда вам надо?
— Хострум, неподалеку от Аополейина, — сказал Фассин.
— Мы знаем, где Хострум.
— Мы не глупые.
— Это я не глупый. А Джанат — кто его знает.
— Я, общаясь с тобой, полностью получил мой креат-минимум бестолковости.
— Прошу простить моего напарника. Мы спрашивали у вас подтверждение, потому что были потрясены вашей невыразимой непохожестью на что бы то ни было. Итак, вам нужен Хострум?
— Да, — сказал Фассин.
— И послал вас Зоссо.
— Все еще переживает из-за своего дурацкого шарфа.
— Ну, по крайней мере, это неплохой пароль.
— Хострум.
— Хострум.
— Нет проблем.
— С «как» тут нет никаких трудностей, вопрос «зачем».
— С «как» все просто.
— С «как» все просто. Проблема определенно в «зачем».
— Типа «зачем дергаться».
— Типа «зачем нам это вообще».
— Так зачем?
— Риторический вопрос.
— Это должно быть общее решение.
— Абсолютно.
— Зоссо просит.
— Да, Зоссо.
— Так мы поможем?
— Мы могли бы отдать ему его мантийный шарф.
— А был там вообще какой-то шарф?
— Настоящий шарф?
— Да.
— Ну, раз уж ты спрашиваешь.
— Какая разница.
— Вообще не об этом речь.
— Кто бы говорил.
— Зоссо. Просьба о путешествии. Этот господин человеческого рода в своем э-костюме-газолете.
— Гм-гм, — сказал Айсул.
— И его друг.
— Не забудем про его друга.
— И наставника, — заметил Айсул.
— Да, и это тоже.
— Так мы да или нет?
— Вот в чем вопрос.
— Так мы да-да или мы нет-нет?
— Да. Нет. Выбери одно из вышеназванных.
— Вполне.
— Именно.
— Не извольте торопиться, — пробормотал Айсул.
Они находились в вертобаре в Эпонии, шаровидном клейкогороде в пустыне близ Северного полярного круга, где хаотично бурлили холодные газовые массы. Предоставленный им реактивный клипер в меру сил изобразил из себя суборбитальный корабль — как пущенный по воде плоский камень, произвел серию заатмосферных прыжков, потом замедлился, начал опускаться и причалил к хрупкой облакообразной структуре огромного города, занимающего сотни кубических километров холодного застоявшегося газа всего в пятнадцати тысячах километров от Северного полюса планеты-гиганта. Они нашли Кверсера-и-Джаната в вертобаре «Жидкая бездна». Валсеир отказался, а Айсул и Фассин залезли в снаскокон, получили достаточное ускорение, после чего — не без головокружения — присоединились к двум уракапитанам в их кабинке.
|
|
|
Фассин никогда прежде не встречался с уракапитанами. Он слышал о них и знал, что они почти всегда находятся в экваториальной полосе, но они были неуловимы, даже застенчивы. В прошлом он много раз пытался встретиться с каким-нибудь уракапитаном, но каждый раз неизменно что-то мешало, часто — в последний момент.
Вертобар крутился как сумасшедший, дергался, петлял, вращался на крайне высоких скоростях, отчего казалось, будто город за каплевидными алмазными стенами вращается с явным намерением сбить с толку посетителей бара, смотрящих наружу. Эффект был сильным и преднамеренным. У насельников был превосходный вестибулярный аппарат, и нужно было сильно постараться, чтобы у них закружилась голова. Развлечься по-аборигенски означало покрутиться как следует, поскольку это в конечном счете вело к глубокому, головокружительному отключению от реальности окружающего мира. А если при этом принимать наркотики, то удовольствие еще усиливалось. Однако Фассину показалось, что, пока они петляли, направляясь через почти пустой вертобар к кабинке уракапитана, Айсул несколько посерел.
— Вы в порядке?
— В полном.
— Вспоминаете путешествие сквозь стену шторма на «Поафлиасе»?
|
|
|
— Вовсе не… Ну, немного. Гмм. Может быть.
Кверсер-и-Джанат, уракапитаны, были одним целым. Они выглядели как один большой насельник более или менее зрелого возраста, но были двумя разными личностями — по одному в каждом диске. Фассин уже слышал о насельнических истиннодвойнях, но пока ни разу не встречал. Обычно мозг у насельника размещался чуть в стороне от центрального хребта, в центральной, самой толстой части диска — обычно левого. Насельники с правосторонним мозгом составляли около пятнадцати процентов от всего населения, хотя от планеты к планете эта цифра менялась. Очень, очень редко в одном существе развивались два мозга, и тогда в результате получалось что-то вроде Кверсера-и-Джаната. Двойню прикрывали сверкающие одеяния с лоскутами — где прозрачными, где сетчатыми — на ступичных органах восприятия, а часть одежды над наружной сенсорной бахромой была тоже прозрачной, но затененной.
— Не очень-то много вы там увидите.
— Если мы еще возьмем вас.
— Да, если только мы решим вообще взять вас, что ни в коем.
— Случае не гарантируется.
— Ничуть не гарантируется. Решение еще не принято.
— Еще обдумывается.
— Абсолютно. Но.
— В любом случае.
— Вы почти ничего не сможете увидеть.
— Да, это мало похоже на экскурсию.
— Или на круиз.
— Ни на то ни на другое.
— И вам придется все выключить.
— Все, кроме биосистем.
— По меньшей мере.
— Но не забывайте про «если».
— Большое «если».
— Если мы вас возьмем.
— Кажется, мы поняли, о чем речь, — сказал Фассин.
— Хорошо.
— Блестяще.
— И когда мы можем ожидать решения? — спросил Айсул.
Он направил свой правый бахромосенсор внутрь, отчего видел только одним. То же самое, как если бы пьяный человек закрыл один глаз.
— Принял. Я его принял. А ты?
— Да, принял.
— Это «да»?
— Это «да».
— Так вы нас берете? — спросил Фассин.
— Вы что — глухой? Да.
— Определенно.
— Спасибо, — сказал Фассин.
— И когда же мы отправляемся? — раздраженно спросил Айсул.
— Ах!
— Ха!
— Подождите.
— И увидите.
Корабль был нешуточный, длиной триста метров, и напоминал отполированный черный колос, обвешанный, словно толстыми семенами, гондолами двигателей. Он находился в самых глубинах клейкогорода, в общественном ангаре — полусферическом пространстве километровой ширины; снаружи его очерчивали грани смежных шестиугольников меньшего размера.
|
|
|
Валсеир попрощался с ними в ангаре. Путешествие, по словам двух уракапитанов, должно было начаться набором стартовых фрактально-спиральных маневров с высоким ускорением и сильным крутящим моментом: испытание не для слабых духом. Старый насельник, сославшись на свой почтенный возраст, от него отказался.
— Ну вот, еще покрутимся, — вздохнул Айсул, услышав, что их ждет.
— Мой поклон Лейсикрофу, — сказал Валсеир Фассину. — Надеюсь, вы еще не потеряли открытку.
Фассин вытащил из маленького ящичка в борту газолета листик с изображением неба и облаков и показал старому насельнику.
— Передам ему привет.
— Да, пожалуйста. Желаю удачи.
— И вам того же. Как найти вас, когда я вернусь?
— Я об этом позабочусь. Если не объявлюсь, поищите там, где мы встретили Зоссо. Или, может, на штормпарус-регате.
— Хорошо, — сказал Айсул. — Только в следующий раз не приводите друзей.
Черный колосовидный корабль назывался «Велпин». Он вырвался из громадного облака города, как игла из водопада замерзшей пены, исчез в студеном водовороте газов, ведущих вечный хоровод вокруг далекого полюса планеты, и начал свой необычный полет, закручивая спирали, вертясь, делая петли, поднимаясь, падая и снова поднимаясь.
Запертые в центральном отсеке — пассажирская каюта и трюм одновременно — и удерживаемые на растяжках Фассин и Айсул чувствовали, как корабль движется по спирали внутри спирали внутри спирали, совершая движения штопора, ввинчиваемого в нисходящие завитки большего размера, которые сами являются частью обширного набора еще более быстрых и мелких петель.
— Хер знает что, — прокомментировал Айсул.
На дальней стене находился испорченный экран, по которому бежали помехи. Он гудел и время от времени вспыхивал изображениями рваных полосатых туч, несущихся мимо в исковерканных завитках света и тьмы. Фассин мог видеть и слышать, хотя и зрение, и слух у него притупились. Все системы газолета были отключены. Подвешенный стоя, Фассин смотрел через опрозрачненную пластину перед своим лицом — он дал гелю частично стечь, чтобы видеть лучше. Сквозь корпус его газолета проникал звук — приглушенный и высокий одновременно. Голос Айсула стал похож на еле разборчивый писк.
|
|
|
Корабль бешено раскручивался, и центробежная сила прижала Фассина с Айсулом к внутренней поверхности корпуса.
— Вы не знаете, зачем им все это фрактально-спиральное маневрирование? — спросил Фассин, когда их еще только пристегивали, после чего Кверсер-и-Джанат удалились на мостик, располагавшийся по соседству.
— Может, это просто озорство, — сказал Айсул.
Теперь Фассин посмотрел на Айсула, обе сенсорные бахромки которого были направлены внутрь.
Корабль снова ускорился, заложив очередной вираж. Экран моргнул, на нем бешено завертелись звезды, потом он погас.
Безумные телескопические спирали переходили в один длинный, направленный вниз штопор, словно «Велпин» был снарядом и вращался внутри ствола огромной пушки.
Корабль, похоже, вышел на своего рода крейсерский режим: вращение постепенно замедлилось, прозвучала долгая высокая нота. Фассин видел, как медленно открылись Айсуловы бахромосенсоры. Несколько минут на экране медленно вращались звезды, потом он снова погас. Вращение опять ускорилось, и Айсул снова развернул свои бахромки внутрь. Частота вращения возрастала, пока Фассин не почувствовал, как все его тело вжимается в противоударный гель. Он понял, что находится в собственном гробу. Ну да, в гробу. Перед его глазами возник эффект туннеля — он начал видеть ствол этой огромной пушки, а все, что было впереди, сжалось до точки; вокруг, сколько хватает глаз, ничего, кроме темноты, а за ней лишь мрак по обеим сторонам этой бесконечной трубы, что тянется к далекой цели, не приближающейся ни на йоту.
Фассин проснулся. Корабль все еще вращался, но теперь опять с замедлением. В носу у Фассина свербило, и ощущение было такое, словно ему надо помочиться, хотя он знал — не надо. Этого не требовалось, пока противоударный гель и дыхательная смесь делали свое дело. Фассин уснул.
* * *
Тайнс Йарабокин проснулась. Одна из первых ее мыслей, пока сознание медленно пробуждалось, была о том, что Салуус Кегар не получил приготовленного ею послания, что у нее еще есть время пересмотреть, отредактировать, изменить все; что она может еще некоторое время смотреть и слушать свою запись и каждый раз горько плакать. Есть еще время и шанс бросить ему обвинение в лицо, а может, убить его, если появится возможность и одновременно прикажет сердце (непонятно — иногда ей хотелось убить его, иногда хотелось, чтобы он остался живым и сгорал от стыда, когда она обнародует эту историю, а иногда хотелось, просто чтобы он знал: она знает, что на самом деле случилось много лет назад в сбитом корабле, посреди пустыни).
|
|
|
Тайнс проверила время; голова пока что соображала плохо, и она с трудом ориентировалась в реальном пространстве. До Юлюбиса все еще оставалось полгода пути. Теперь она будет бодрствовать до самой атаки — на этом последнем отрезке ее должны были разбудить одной из первых, потому что никто больше не был так хорошо знаком с местной обстановкой. Она внутренне сомневалась, что от нее будет прок, — ведь она в последний раз была в системе Юлюбиса двести лет назад, а после вторжения там, мягко говоря, кое-что могло измениться, но никого лучше ее не было. В этом смысле она рассматривала себя скорее как талисман, как маленький символ системы, за которую они будут сражаться. Даже если Тайнс зачислили в эскадру только на этом основании, ее это мало волновало. Она не сомневалась, что она хороший, компетентный и смелый офицер и заслужила такое назначение. А если она и была уроженкой системы, на спасение которой они спешили, то это лишь давало дополнительное преимущество.
После стычки с запредельцами флот слегка растянулся, так что корабли передового охранения при внезапной атаке не получили бы немедленной поддержки, рискуя быть разгромленными задолго до подхода основных сил. Большую часть прошедших лет Тайнс пребывала в медленном сне внутри своего кокона, но передовые корабли обеспечивали относительную безопасность, и на некоторое время она освобождалась от противоударного геля, гуляла почти как нормальное человеческое существо в условиях гравитации, создаваемой вращением корабля, и находила нечто странное в этой нормальности — ощущение было такое, словно в человеческое тело вселился инопланетянин. Она чувствовала себя неуклюжей, удивлялась таким малостям, как ногти или волосы на руке, испытывала, особенно поначалу, неловкость, встречаясь с другими свободными от службы людьми; ей не хватало питательной среды ее кокона, виртуального существования среди системы приборов (с возможностью покидать этот комплекс сенсорных данных высокого разрешения), — она самой себе казалась ампутированной конечностью.
Теперь, когда она решительно покончила с виртуальной жизнью, это все должно повториться. Тайнс вовсе не стремилась к этому. Ковыляя на двух ногах, она желала вернуться в кокон, синхронизироваться с приборами, но, с другой стороны, там, в коконе, она всегда чувствовала тоску по нормальной, физической, моноскоростной, монореальной жизни. Голубые небеса и солнечный свет, свежий ветерок, играющий ее волосами, зеленая трава и цветы под босыми ногами.
Как давно это было. И может, уже никогда не вернется — кто знает.
И в то же время, когда она поняла, что медленно просыпается (без воя тревожных сирен, по заранее спланированному сценарию, заранее оговоренной системе распределения обязанностей, а не из-за чрезвычайных обстоятельств, которые в любой момент могут привести к гибели), ей пришла и другая мысль: она еще не совершила побега в смерть, жизнь еще не закончена, и, прежде чем к ней придет покой забвения, возможны любые ужасы и муки.
* * *
— Хострум, — сказали Кверсер-и-Джанат.
— Где? — спросил Фассин.
— Что значит «где»?
— Вы в нем.
Когда они снова включили системы маленького газолета, сознание вернулось к Фассину. Он по-прежнему был как пьяный и ощущал себя до странности неумытым, но это чувство постепенно проходило, по мере того как противоударный гель снова обволакивал его. Айсул тоже выглядел как нокаутированный, и когда освободился от креплений, его стало покачивать в воздухе.
Теперь экран в пассажирском отделении работал — Кверсер-и-Джанат, по-прежнему щеголявшие в своих блестящих одеяниях, ударили по нему одной ободковой рукой, и тот вернулся к жизни. Фассин внимательно разглядывал картинку, но видел только звездное поле. Он пока не мог сообразить, в каком направлении смотрит. Явно не в том, в каком привык смотреть. Он ничего не узнавал.
— В нем? — спросил он, чувствуя себя пьяным идиотом.
— Да, в нем.
Фассин посмотрел на Айсула, мантия которого по-прежнему выглядела сероватой.
Абориген сделал недоуменный жест.
— Ну, я сдаюсь. Кто, что или где этот долбаный Хострум?
— Это облачник.
— Облачник?! — переспросил Фассин.
Путаница с переводом — или простое непонимание. Облачники относились к синктурии — то были существа, устройства, полуцивилизации и технические отходы, располагавшиеся запредельнее запредельцев, там, где нет вообще ничего.
Айсул встряхнулся.
— Вы имеете в виду крылооблачник, или деревооблачник, или клейоблачник, или…
— Нет.
— Ни одного из вышеназванных?
— Просто облачник.
— Но… — начал было Фассин.
— Так это Аополейин? — выкрикнул Айсул. — Начнем с этого! Значит, мы в Аополейине?
— Да.
— Именно.
— В некотором роде.
— Как посмотреть.
— Это ближайшее место.
— Ближайшая система.
— Что? — проговорил Айсул.
— Что ближайшая? — спросил Фассин, ничего не понимая.
Он уставился на звездное поле, вид у которого был необычный. Совсем ни на что не похоже, как ни посмотри, — ни в перевернутом изображении, ни в зеркальном, ни в обратной голограмме, ни так и ни сяк.
— Что-то я пока не того, — сказал Айсул, ероша сенсорную мантию, чтобы окончательно прийти в себя.
Фассину показалось, что он опять внутри того орудийного ствола, у самого основания, вот-вот раздастся взрыв, и он, Фассин, полетит, нет, уже летит по этому самому большому, самому длинному, невыразимо громадному, не знающему равных во всей этой долбаной вселенной стволу.
— И как далеко мы от Наскерона? — услышал Фассин собственный голос.
— Постойте-ка, — медленно проговорил Айсул, — что значит «система»?
— Около тридцати четырех килолет.
— Звездная. Это не газовый гигант. Извините, если какая путаница.
— Тридцати четырех килолет?! — переспросил Фассин. Ему показалось, что он сейчас опять вырубится. — Вы хотите сказать… — Голос его замер.
— Тридцать четыре тысячи световых лет, стандартных. Грубо. Извините, если какая путаница.
— Я это уже говорил.
— Я знаю. Другое лицо — другая путаница.
Их занесло в другую систему, в другую солнечную систему, вообще на другой край галактики. Если только им говорили правду, Юлюбис (система и звезда) остались в тридцати четырех тысячах световых лет позади. Значит, около Юлюбиса был рабочий портал, через червоточину связанный с этой отдаленной звездной системой, и ни Фассин, ни Айсул понятия не имели о его существовании.
Облачник по имени Хострум имел в поперечнике один световой год. Облачники были — смотря к чьему мнению прислушиваться — разумными, полуразумными, проторазумными, а-разумными или вовсе лишенными малейших начатков разума существами, хотя последней, крайней точки зрения придерживались лишь те, кто находил ее удобной, — например, те, кто мог извлечь выгоду из промышленной разработки обширного облака газа. Если оно не было живым. Облачники предположительно стояли ближе к огромным, распределенно смышленым растениям, чем к какому-либо виду животных, и по составу были очень близки к облакам межзвездного газа, которыми — или обитателями которых — они являлись (различие имело лишь академическую ценность).
Облачники принадлежали к синктурии — собранию существ, видов, машинных штаммов и разумных отбросов, которые существовали (обычно) в межзвездном пространстве и не подходили ни под какую известную категорию (так, они не были ни кометариями глубокого космоса, называемыми эклипта, ни дрейфующими разновидностями коммуниталий коричневых карликов, известными как плена, ни настоящими экзотами — небарионовыми полумраками, или тринадцатиразмерниками, или квантархами, обитавшими в потоках элементарных частиц).
Друг Валсеира Лейсикроф был исследователем синктурии. Он отправился в полевую экспедицию и посещал представителей синктурии по всей галактике — облачников, парусников, поверхностников, созидателей и всех остальных.
Он наведывался и к Хоструму, потому что тот был одним из немногих облачников вблизи портала червоточины. Но ни о ходе, ни о портале не знала ни одна живая душа в Меркатории или остальной части того, что называло себя цивилизованной галактикой.
Звезда Аополейин находилась всего в дюжине световых дней от них. Облачник Хострум (который был крупнее этой звездной системы, если мерить по орбите самой удаленной планеты) частично располагался во внешних пределах системы и был склонен (если только это слово не слишком перегружено смыслом) к медленной миграции в сторону наиболее удаленной части этой огромной линзы. Где-то здесь находился насельник Лейсикроф в своем маленьком аппарате. По меньшей мере когда-то находился. «Велпин» и отправился на его поиски.
— И как долго мы были в отрубе? — спросил Фассин Кверсера-и-Джаната.
Они парили на мостике «Велпина», наблюдая, как сканеры прощупывают окрестности в поисках чего-нибудь напоминающего корабль. Продвигались они медленно. Насельники давным-давно заключили с облачниками соглашение, взяв на себя обязательство не перемещаться внутри них на высокой скорости. Несмотря на эластичность облачников, их индивидуальные пленочные покрытия, неустойчивые пояса и каналы разреженного газа, образовывавшие органы чувств и нервную систему, были чрезвычайно уязвимы, и кораблю размером с «Велпин» приходилось двигаться среди прядей живого вещества облачников медленно и осторожно, чтобы не причинить им никакого вреда.
«Велпин» транслировал сигнал-приветствие, содержащее и просьбу к Лейсикрофу выйти на связь, хотя Кверсер-и-Джанат не питали особого оптимизма: эти ученые стали притчей во языцех за привычку выключать свои системы связи.
Вид у истиннодвойни был искренне недоуменный. Кверсер-и-Джанат встряхнулись, зашуршав сверкающими морщинками своего зеркального одеяния.
— Где-где были?
— Как долго мы были без сознания? — спросил Фассин.
— Несколько дней.
— А потом еще несколько дней.
— Серьезно, — сказал Фассин.
— Эй, что значит «мы»? — возразил Айсул. — Я лично не был без сознания.
— Ну вот.
— Вы видите?
— Ваш друг не согласен.
— Вы сказали — несколько дней, — процитировал Фассин.
— Несколько дней? — повторил Айсул. — Несколько дней? Не были мы без сознания несколько дней, сколько-нибудь дней. Ни одного дня! — Он помолчал. — Разве нет?
— Этот процесс требует времени и терпения, — сказал насельник-истиннодвойня. — Лучше всего сон. Ничто не отвлекает.
— Нечем было вас развлечь.
— И потом, есть еще фактор безопасности.
— Конечно.
— Я только вздремнул немного! — воскликнул Айсул. — Закрыл глаза на минуточку, поразмыслить, не больше.
— Около двадцати шести дней.
— Мы были без сознания двадцать шесть дней? — спросил Фассин.
— Стандартно.
— Приблизительно.
— Что?! — завопил Айсул. — Вы хотите сказать, что нас специально усыпили?
— В некотором роде — да.
— В некотором роде! — Айсул был явно взбешен.
— Как мы и сказали.
— И в каком же это роде, похитители вы несчастные, пираты треклятые.
— В том роде, что это абсолютная правда.
— Вы хотите сказать, что опоили или отключили нас?! — почти завопил Айсул.
— Да. Иначе очень скучно.
— Как вы посмели?! — взвизгнул Айсул.
— Плюс это входит в условия пользования трубой.
— Условия пропуска, — поддакнула левая часть Кверсера-и-Джаната.
Другая часть истиннодвойни произвела что-то похожее на свист.
— О да! Эти условия пропуска — без них никуда.
— Без этого ничего не выйдет.
— Без этого мы не можем пользоваться трубой.
— Не можете?.. Что?.. Вы… Услов… — Айсул брызгал слюной.
— Да, — сказал Фассин, сигналя Айсулу, чтобы тот дал сказать ему. — Я бы хотел задать вам несколько вопросов о, гмм, путешествии по трубе, если вы не возражаете.
— Не проблема.
— Спрашивайте.
— Только чтоб вопросы были хорошие, а то ведь ответить могут полную чушь.
— …Никогда не слышал ничего более постыдного за всю мою… — бормотал себе под нос Айсул, паря в направлении голосканеров среднего радиуса действия и похлопывая по ним, словно это помогло бы обнаружить корабль Лейсикрофа.
Фассин считал, что они отрубились на час-другой. Ему подсказали это собственные физиологические реакции и тот объем работ по очистке и обработке противоударного геля и дыхательной смеси, который пришлось выполнить. Обнаружив, что прошло двадцать шесть дней, он испытал главным образом облегчение. Конечно, он потерял немало времени, так как вовсе не ждал этого и не был предупрежден, и это его обескураживало; он чувствовал себя ретроспективно уязвимым (неужели то же самое будет и на обратном пути? ), но хорошо хоть, они не сказали «год» или «двадцать шесть лет».
Одно провидение знало, что произошло у Юлюбиса за это время (системы его газолета были на время перелета отключены, и он не мог проверить, сколько в действительности пробыл без сознания), но пока подтверждалось, что одна, пусть даже малая, часть легенды о насельническом списке правдива. Тайные ходы существовали. Один существовал наверняка, и Фассин считал маловероятным, что ход между Юлюбисом и Аополейином — единственный. Для выяснения этого стоило потерять месяц.
Фассин почувствовал, что пытается набрать в грудь побольше воздуха внутри своего газолета.
— И мы проделали этот путь по червоточине? — спросил он.
— Первый вопрос отличный. На него легко дать ответ в любом смысле! Да.
— Проделали. Хотя мы и называем их канюлями.
— А где у Юлюбиса, на Наскероне конец хода, канюли? Где находится адьютаж? — спросил Фассин.
— Ага! Он знаком с терминологией.
— Впечатляет.
— И в некотором смысле прекрасный вопрос.
— Абсолютно согласен. Но феноменально безнадежный в другом.
— Даже передать не могу.
— Безопасность.
— Вы, конечно же, сами понимаете.
— Конечно же, я понимаю, — сказал Фассин; получить прямой ответ на этот вопрос было бы весьма маловероятно. — И давно существует этот ход? — спросил он.
Истиннодвойня помолчала, потом ответила:
— Не знаю.
— Наверняка. Вероятно, миллиарды лет.
— Возможно.
— А сколько еще таких? — спросил Фассин. — Я имею в виду ходов, канюль?
— Тоже.
— Тоже?
— То же в смысле — опять — не знаю.
— Понятия не имею.
— Ну, сколько-то есть.
— Да, понятие действительно есть. Но сказать не можем. Опять условия пропуска.
— Да черт бы драл эти условия пропуска.
— Да, черт.
— Есть ли другие ходы с Юлюбиса — или где-то вблизи системы Юлюбиса, ну, скажем, в пределах ее облака Оорта — куда-нибудь еще?
— Тоже хороший вопрос. Не могу вам сказать.
— Это стоит больше нашего уракапитанства.
— А эта червоточина к Аонолейину — она соединена с ходами Меркатории? У их ходов тут нет порталов, адьютажей?
— Нет.
— Согласен. Откровенный ответ. Какое облегчение. Нет.
— А отсюда, с Аополейина? — спросил Фассин. — Есть тут еще ходы?
Опять краткое молчание. А потом:
— Это кажется глупым, но я не могу сказать.
— Зачем вести сюда только одну дурацкую трубу?
— И все же.
— Не могу сказать.
— И это официально.
Фассин просигнализировал покорность.
— Условия пропуска? — спросил он.
— Смотри-ка, усвоили.
— Но почему я? — спросил Фассин.
— Почему вы?
— Что почему вы?
— Почему мне позволили воспользоваться червоточиной?
— Вы же просили.
— Но главное, что Валсеир, Зоссо и Друнисин просили за вас.
— Мы же не могли им отказать.
— А сам за себя я, значит, не мог попросить? — спросил Фассин.
— Почему же — могли.
— Лучше оставить это.
— Мы стараемся не оскорблять пассажиров.
— Неписаный закон.
— Вы знаете каких-нибудь других людей, которым позволялось воспользоваться насельническими ходами?
— Нет.
— Точно нет. Хотя мы можем и не знать.
— Может, другим наблюдателям?
— Нам об этом ничего не известно.
— По крайней мере определенно.
— Хорошо, — сказал Фассин. Он чувствовал, как сердце стучит у него в груди внутри его маленького газолета. — Часто вы путешествуете по ходам?
— Определите, что есть «часто».
— Я спрошу по-другому. Сколько раз за последние стандартные десять лет вы пользовались ходом?
— Легкий вопрос.
— Чтобы от него уклониться.
— Ну, скажем, несколько сотен раз.
— Простите за неопределенность. Условия пропуска.
— Несколько сотен? — спросил Фассин.
Скорби небесные! Если так оно и есть, эти ребята мотаются по своим тайным ходам через всю галактику, словно пассажиры метро под городом.
— Не больше. Это точно.
— А много других таких кораблей, как?.. Нет, я спрошу по-другому. Сколько наскеронских кораблей регулярно пользуются ходом?
— Понятия не имею.
— Ни малейшего.
— Хотя бы приблизительно? Ну, может, десятки, сотни?
Сверкающие одеяния на левой стороне Кверсера-и-Джаната на мгновение стали прозрачными, а сигнальная кожа насельника засветились рисунком, свидетельствующим об удивлении.
Правая сторона вновь издала свистящий звук. Фассин дал им время для речевого ответа, но его не последовало.
— Таких кораблей много? — спросил он.
Молчание, чуть более долгое.
— Есть несколько.
— Так себе, несколько.
— Думайте как хотите.
— И снова просим извинения за неопределенность. Условия пропуска.
— Тысячи? — спросил Фассин. Истиннодвойня молчала. Он почувствовал, что глотает слюну. — Десятки ты…
— Нет смысла увеличивать цифры.
— Смотри выше, последний ответ.
Фассин был в недоумении. Ну никак у них не могло быть такого количества кораблей. Какими бы продвинутыми стелстехнологиями вы ни обладали, наверняка из сотен или тысяч кораблей, перемещающихся в пределах системы, хоть несколько да попали бы на экраны хоть каких да сенсоров. Совершенных систем не бывает, как и безотказных технологий. Что-то да всплыло бы на поверхность. Как далеко должны быть вынесены порталы? Физику процесса Фассин представлял довольно условно, но не сомневался, что для портала необходимо относительно плоское пространство на достаточной удаленности от градиента тяготения, особенно такого сильного, как у газового гиганта. Мог ли портал располагаться так же близко к планете, как и низкоорбитальная луна?
|
|
|
