 |
Чего ожидают люди, пережившие травму
|
|
|
|
Маленькая девочка, к которой пристает собственный отец, застывает в своей кровати, потому что она не может убежать и тем самым спастись от страха и позора всего пережитого. Из-за того, что ее активная защитная реакция бегства приостанавливается, способность ребенка к нормальной ориентировки в ответ на внешние раздражители меняется. Она уже не будет реагировать на них с любопытством и ожиданием. Ее действия будут скованными и замороженными страхом. Звук шагов, на который нормальный ребенок реагирует живым ожиданием, у ребенка, ставшего жертвой инцеста, пробудит цепенящий ужас.
Когда инцест носит продолжительный характер, ребенок реагирует на него привычным замиранием в состоянии иммобилизации. Тем не менее, у детей, которым угрожают, иммобилизация становится дисфункциональным симптомом их травмы. Дети становятся жертвами и в психологическом, и в физиологическом отношениях, и это состояние они проносят через всю свою жизнь. Они будут не в состоянии совершить полноценный переход от иммобилизации назад, к возможности активного бегства, не зависимо от ситуации, в которой они себя ощущают. Они настолько отождествляются с беспомощностью и позором, что у них буквально не остается никаких ресурсов для того, чтобы защитить себя в момент нападения или подвергаясь давлению.
Все люди, которые испытывают повторяющиеся потрясения, начинают отождествлять себя с состоянием тревоги и беспомощности. Сверх того, они привносят эту беспомощность во множество других ситуаций, воспринимаемых ими в качестве угрозы. Они принимают «решение» о том, что они здесь бессильны, и продолжают множеством разных способов доказывать эту жертвенность самим себе и другим людям. Они отдаются во власть чувству беспомощности даже в тех ситуациях, когда у них есть ресурсы, чтобы справиться с ними. Иногда (притом, что известно как контрфобическая реакция), они могут попытаться опровергнуть то, что им не нравится в самих себе, намеренно провоцируя опасность. В обоих случаях они ведут себя как жертвы, и их поведение способствует дальнейшей жертвенности (виктимизации).
|
|
|
Профессиональные преступники говорят об использовании языка тела при выборе своей жертвы. Опыт научил их, что определенные люди не будут защищать себя так же хорошо, как другие. Они отыскивают сигналы, выдающие их потенциальную жертву, проявляющиеся в скованных, не скоординированных движениях и в дезориентированном поведении.
Последний виток
По мере того, как симптомы травмы все больше усложняются, их паутина начинает охватывать все аспекты переживаний пострадавшего человека. Эти симптомы имеют физиологическое основание, но к тому времени, как их развитие дойдет до последнего витка своей нисходящей спирали, они будут уже не только воздействовать, но и фактически управлять также и психическими аспектами наших переживаний. Больше всего здесь пугает то, что немалая доля этого воздействия останется неосознанной.
Воздействие травмы может быть не вполне осознанным, но оно, без сомнения, полностью активно. Травма хитрым способом вносит свой вклад в мотивы и побуждения нашего поведения. Это означает, что человек, которого ударили в детстве, став взрослым, будет чувствовать себя вынужденным ударять других. Энергия, стоящая за его потребностью атаковать, является ничем иным, как энергией, которая удерживается в его травматических симптомах. Это неосознанную навязчивость можно преодолеть только сильными волевыми действиями, до тех пор, пока энергия не разрядится.
Феномен, вызывающий повторение прошлых травматических событий, называется повторным проигрыванием (re-enactment). Это тот симптом, который доминирует на последнем витке нисходящей спирали в развитии травматических cимптомов. Повторное проигрывание непреодолимо, таинственно и разрушительно для нас как личностей, общества и мирового сообщества.
|
|
|
Часть III
Трансформация
Программа повторения
Повторное проигрывание
Это слишком слабо удивляет нас.
— Зигмунд Фрейд
Внутренний импульс завершить и исцелить травму так же силен и настойчив, как и симптомы, которые он создает. Побуждение разрешить травму через повторное проигрывание может быть навязчивым и сильным. Мы запутанным образом втягиваемся в ситуации, которые имитируют первоначальную травму как явным, так и неявным образом. Проститутка или стриптизерша, в прошлом, будучи ребенком, испытавшая сексуальное насилие, — довольно распространенный пример. Мы можем обнаружить, что ощущаем на себе воздействие травмы либо через физические симптомы, либо через сформировавшееся взаимодействие с внешним окружением. Воспроизведения травмы могут разыгрываться в близких отношениях, рабочих ситуациях, повторяющихся несчастных случаях или неудачах и в других событиях, кажущихся случайными. Так же они могут проявляться в форме телесных симптомов или психосоматических заболеваний. Дети, которые испытали травматические переживания, часто неоднократно воссоздают их во время игры. Взрослые, находясь на более высокой ступени развития, будут повторно совершать травмы в своей повседневной жизни. Механизм остается тем же, независимо от возраста человека.
С точки зрения биологического подхода, поведение, которое является настолько же сильным и непреодолимым, как повторное проигрывание, попадает в категорию «стратегий выживания». Это означает, что эти способы поведения были отобраны потому, что исторически они благоприятствовали выживанию вида. В чем же тогда, с точки зрения выживания, состоит ценность этих часто опасных повторных проигрываний, которые приносят неприятности такому множеству травмированных людей и сообществ?
Когда дело доходит до знаний, необходимых для выживания, мы должны быстро и эффективно узнать все об окружающей среде и из нее. Крайне необходимо, чтобы желание учиться и снова учиться было непреодолимым. В мире дикой природы первые попытки молодого животного спастись бегством часто являются «везением новичка». Оно должно развить то поведение, которое усилит вероятность спасения, и поэтому период обучения является быстрым и интенсивным.
|
|
|
Чтобы улучшить процесс обучения, животные, я полагаю, «повторно просматривают» каждое близкое столкновение и практикуют возможные пути бегства после того, как энергия возбуждения, мобилизованная для выживания, получает разрядку. Я видел пример подобного поведения на канале «Дискавери» («Discovery Channel»). Три детеныша гепарда едва спаслись от преследующей их львицы, быстро изменив направление движения и забравшись высоко на дерево. После того, как львица удалилась, детеныши слезли вниз и начали играть. Каждый детеныш по очереди играл роль львицы, в то время как остальные два разыгрывали разные маневры спасения. Они крутились взад и вперед, а затем стремительно взлетали на дерево, и это продолжалось до тех пор, пока не вернулась их мать из своей охотничьей экспедиции. И тогда они стали с гордостью расхаживать вокруг своей мамы, сообщая ей о славном избавлении от мощных челюстей смерти.
Я уверен, что биологический корень повторного проигрывания проявляется в этой «второй фазе» процесса нормализации — «игривой» тренировке защитных стратегий. Как может этот врожденный, игровой механизм выживания перерасти в зачастую трагическое, патологическое и насильственное травматическое повторное проигрывание? Найти ответ на этот вопрос очень важно для нас — не только для отдельных пострадавших от травмы людей, но и для общества в целом. Большая часть насилия, которое заполонило человечество, является прямым или косвенным результатом не разрешившейся травмы, которая проигрывается вовне в повторяющихся неудачных попытках восстановить ощущение собственных возможностей.
Детеныши гепарда разрядили большую часть той интенсивной энергии выживания, которую они мобилизовали в ходе своего успешного бегства от львицы (первая фаза). После бегства они выглядели развеселившимися. А затем они вошли во вторую фазу — они начали «игриво» просматривать заново тот опыт, который обеспечил им превосходство и, возможно, чувство гордости и ощущение своей силы.
|
|
|
Давайте посмотрим на сценарий, более свойственный человеку: вы ведете машину и вдруг видите другой автомобиль, который едет прямо на вас. Ваше тело инстинктивно мобилизуется для того, чтобы защитить себя. В то время, как вы маневрируете, чтобы избежать повреждений, вы чувствуете интенсивную разрядку энергии. Вы замечаете, что эта машина — Меркъюри Кугуар. Вы чувствуете воодушевление от своего успешного избавления. Вы подъезжаете к обочине и замечаете, что, хотя вы и разрядили большое количество энергии, вы все еще чувствуете себя в какой-то степени активированным. Вы фокусируете своё осознавание на телесно ощущаемом чувствовании и замечаете минутное подрагивание ваших челюстей и таза, которое распространяется по вашему телу. Вы чувствуете тепло и покалывание в руках и ладонях, по мере того как разряжается энергия. Чувствуя себя спокойнее теперь, вы начинаете заново просматривать это событие. Вы «отыгрываете» различные сценарии этой ситуации и решаете, что ваша защитная стратегия, хотя и принесла вам успех, но могла быть выполнена и по-другому. Вы берете эти альтернативы на заметку и начинаете расслабляться. Вы едете домой и рассказываете своей семье о том, что произошло. В вашем поведении чувствуется гордость, и вы чувствуете прилив сил, вновь рассказывая о происшествии. Ваша семья поддерживает вас, они рады, что вы в безопасности. Вас глубоко трогает их забота, вы чувствуете их гостеприимные объятия. Внезапно вы ощущаете усталость и решаете вздремнуть перед ужином. Вы спокойны и расслаблены, и мгновенно отключаетесь. Проснувшись, вы. чувствуете себя обновленным. Событие отошло в прошлое, а вы готовы вступить в жизнь со своим обычным ощущением себя.
К сожалению, люди часто не полностью разряжают огромное количество энергии, мобилизованной, чтобы защитить себя. Таким образом, когда они входят во вторую фазу, они повторно просматривают происшедшее событие, но остаются в состоянии высокого возбуждения. Этот повышенный энергетический уровень не позволит «игровому» просмотру осуществиться. Вместо этого они могут переживать зачастую пугающие и навязчивые наплывы картин прошлого, что близко к оживлению этого события. В шестнадцатой главе, которая посвящена сценариям исцеления от несчастного случая описана наиболее распространенная реакция на эту неполную разрядку. Большинство людей пытается контролировать свою неразряженную энергию выживания путем интернализации (internalizing), направляя ее внутрь. И хотя этот подход социально больше принят, он является не менее насильственным, чем «отыгрывание вовне» (acting out). Он также не является более эффективным, когда мы имеем дело с сильно заряженной активацией. Нам важно понимать, что стратегия интернализации инстинктивных защитных действий является формой повторного проигрывания — возможно, оно могло бы носить название «отыгрывания внутри» (acting in). Обращать насилие на себя — это тот метод, который, по некоторым причинам, предпочитает наша культура. Очевидно, что легче поддерживать ту социальную структуру, которая выглядит так, будто контролирует сама себя. Однако я думаю, что есть другая, более непреодолимая причина — интернализируя свою естественную склонность разрешать угрожающие жизни события, мы отрицаем даже то, что эта потребность существует — она остается скрытой. Одна из положительных сторон в недавней эскалации жестоких «отыгрываний вовне» состоит в том, что она побуждает нас прямо посмотреть в лицо фактам, говорящим, что посттравматический стресс, независимо от того, проявляется ли он в «отыгрывании вовне» или в «отыгрывании внутри», значительно влияет на наше здоровье. Давайте посмотрим на сценарий «отыгрывания вовне»:
|
|
|
Ведя автомобиль, вы видите машину, идущую прямо на вас. Ваше тело моментально напрягается, а затем цепенеет, когда вы чувствуете панику. Вы берете себя в руки, смиряясь с неизбежным столкновением. Вы чувствуете, что потеряли контроль... затем, в последнюю долю секунды вы побеждаете панику и сворачиваете с пути приближающейся машины. Проезжая мимо нее, вы замечаете, что это — «Меркьюри Кугуар». Вы съезжаете к обочине'и останавливаете машину. Ваше сердце бешено бьется, вы дышите с трудом. Пытаясь вновь обрести контроль, вы испытываете мимолетный «скачок адреналина», за которым следует сильное ощущение большого возбуждения. Эта энергия пугает вас, вы чувствуете, что начинаете злиться. Злость помогает. Вы сосредоточиваете свою ярость на том идиоте, который чуть не убил вас. В то время, как сердце все еще бешено колотится, и мысли скачут, вы замечаете, что ваши руки, холодные, как лед, все еще приклеены к рулю. Вы представляете, как изо всех сил душите этого идиота. Вы все еще взвинчены, зритель -ные образы этого происшествия начинают мелькать у вас перед глазами. (Начинается вторая фаза, но вы все еще сильно заряжены). Паническое чувство возвращается снова, и ваше сердце бьется быстро. Вы теряете контроль и чувствуете, как злость возвращается к вам. Злость стала вашим другом — она помогает вам сохранить некоторое подобие контроля над происходящим.
Ваши мысли возвращаются к тому идиоту. Он испортил вам день. Вам интересно, происходит ли с ним сейчас то же самое, что и с вами. Вы сомневаетесь в этом, потому, что он совершенный идиот. Наверное, он просто весело поехал дальше, не обращая внимания на все, что произошла. Вам неприятна эта возможность, но вы начинаете думать, что это правда. Затем у вас появляется яркая картина — вы помните машину, это был желтый Кугуар. Ваша злость усиливается, когда машина встает у вас перед глазами. Вы ненавидите эту машину и ее водителя. Вы собираетесь преподать урок им обоим.
Вы едете по улице в поисках желтого кугуара. Вы замечаете его на стоянке. Ваше сердце бешено колотится, и возбуждение возрастает, когда вы сворачиваете на стоянку. Вы отомстите — справедливость восторжествует. Вы паркуете машину неподалеку, открываете свой багажник и достаете гаечный ключ. В приливе энергии вы направляетесь прямо к Кугуару и начинаете крушить ветровое стекло гаечным ключом. Вы бьете и бьете, снова и снова, пытаясь разрядить сильную энергию. Внезапно вы останавливаетесь и оглядываетесь вокруг. Люди пристально смотрят на вас, не веря своим глазам. Одни боятся вас, другие думают, что вырехнулись, третьи бросают на вас враждебные взгляды. На какую-то долю секунды вы думаете напасть на тех, враждебных. Они, наверное, друзья владельца Кугуара. Затем реальность доходит до вас. Вы осознаете, что наделали, и вас охватывает стыд. Стыд немедленно сменяется паникой. Вы нарушили закон, и полиция, наверное, уже едет сюда. Пора бежать. Вы бежите к своей машине, забираетесь в нее и едете прочь, оставляя позади запах жженой резины.
К тому времени, как вы приезжаете домой, стыд уже полностью овладевает вами. Семья рада вас видеть, но вы не можете рассказать им, что произошло. Они спрашивают, что случилось, но вы как-то отделываетесь от них. Временное облегчение от крушения ветрового стекла давно уже прошло. Оно снова сменилось паникой. Вы не можете оставаться дома. Вы садитесь в машину и едете, пытаясь успокоиться, но ничего у вас не получается. Вы говорите себе, что тот идиот заслужил то, что получил, но от этой мысли вам не легче. Вы решаете, что для расслабления вам требуется помощь, и направляетесь к ближайшему бару.
Очевидно, что эта реакция имеет очень небольшую ценность для выживания. Человек в вышеизложенном сценарии не мог разумно заново просмотреть это событие, находясь в состоянии сильного возбуждения. Вместо того, чтобы обрести новые силы, это состояние привело его к повторному проигрыванию, или «отыгрыванию вовне» своего биологического смятения, вместо того, чтобы разрядить энергию выживания и вернуться к нормальной жизнедеятельности. Важно удерживаться от осуждения этого конкретного типа реакции. Мы должны видеть ее такой, какая она есть на самом деле — неудачная попытка разрядить сильную энергию, мобилизованную на защиту от воспринимаемой угрозы жизни. Психиатр Джеймс Гиллиган в своей книге «Насилие»* делает одно красноречивое утверждение: «... попытка достичь справедливости и отстоять ее, или исправить или предотвратить несправедливость, является одной единственной причиной насилия». (Курсив автора.) На эмоциональном и интеллектуальном уровнях понимание доктора Гиллигана глубоко и точно, но как же перевести это на биологический уровень инстинктивной деятельности? Я полагаю, что в бездумном мире телесно ощущаемого чувствования справедливость переживается как завершение. Без разрядки и завершения мы обречены на повторение трагического цикла воспроизведения насилия, как бы оно не проявлялось — через «отыгрывание вовне» или «отыгрывание внутри».
* James Gilligan. Violance.Grosset — Putnam. 1996, Стр. 11.
Унизительным является откровенное признание того факта, что значительная часть человеческих действий, совершаемых под влиянием состояния гипервозбуждения, обусловлены незавершенными реакциями на угрозу. Большая часть человечества кажется зачарованной, и даже загипнотизированной теми из нас, кто «отыгрывает вовне» наши поиски справедливости. Есть бесчисленное количество книг, подробно описывающих жизнь серийных убийц, и многие из которых стали бестселлерами. Тема справедливости и возмездия служит, возможно, темой значительного большего количества фильмов, чем любая другая тема.
В основе сильной привлекательности для нас тех, кто свои действия «отыгрывает вовне», лежит настойчивое стремление к завершению и разрешению — или к тому, что я называю «повторным преодолением» («re-negotiation») травмы. При повторном преодолении, повторяющийся цикл проигрывания (или воспроизведения) насилия трансформируется в исцеляющее событие. Трансформированный человек не чувствует потребности в мести или жестокости — стыд и обвинения растворяются в мощном пробуждении обновления и принятия самого себя (см. главу четырнадцать — «Трансформация»). К сожалению, в литературе и кино существует очень мало примеров этого явления. В фильме «Sling Blade» отражено много трансформационных качеств, присущих повторному преодолению травмы.
Наш земной «сценарий столкновений» гораздо в большей мере является частью повседневной жизни, чем материалом для создания фильма, и поэтому поражает сильнее. На стр. 133 книги «Насилие» Гиллиган пишет: «Если мы хотим понять природу того инцидента, который обычно вызывает самое сильное чувство позора и пробуждает самую крайнюю жестокость, то мы должны признать, что именно тривиальность этого инцидента делает его таким постыдным. Именно сила позора, как я уже говорил, делает этот инцидент столь продуктивным для насилия». Когда люди ошеломлены, потрясены и не могут защищаться, они часто чувствуют себя пристыженными. Когда они совершают насильственные действия, они ищут справедливости и мщения за тот стыд, который им пришлось испытать.
В седьмой главе мы обсуждали тот факт, что мозг человека имеет три интегральные системы: рептилиевую (инстинкты), млекопитающую (эмоции) и неокортекс (рациональную). Стыд — это эмоция, формируемая (млекопитающей) мозговой системой. Справедливость — это идея, формируемая неокортексом, но как насчет инстинктов? Моя точка зрения состоит в том, что если инстинктивное стремление разрядить интенсивную энергию выживания встречает препятствия, то деятельность остальных двух мозговых систем претерпевает глубокие изменения. Например, давайте посмотрим на упомянутый раньше сценарий «повторного проигрывания». Какой эффект произвела неразряженная энергия на эмоциональные и рациональные ответные реакции человека? Очень простой — эмоциональный мозг перевел эту энергию в злость. После этого «рациональный» мозг породил мысль о возмездии. Эти две взаимосвязанные системы делали все, что могли сделать в данных обстоятельствах. Однако, неспособность инстинктивно разрядить очень мощную биологическую энергию поставила их в такое положение, справиться с которым они не были приспособлены. Результатом этой попытки стало повторное проигрывание (re-enactment), а не повторное преодоление (renegotiation).
И хотя насильственное поведение может дать временное облегчение и усиление чувства «гордости», но без биологической разрядки не будет завершения. И в результате, цикл стыда и гнева снова возвращается. Нервная система остается высоко активированной, и это заставляет людей стремиться к единственному облегчению, которое им известно — еще большей жестокости. Травматическое событие не разрешилось, и люди продолжают вести себя так, как будто оно все еще происходит — так как, говоря биологически, и есть на самом деле — их нервная система все еще высоко активирована. Три маленьких детеныша гепарда, о которых говорилось ранее, знали, когда реальное событие закончилось. Но человек, с его абсолютно «превосходящим» интеллектом, часто не знает этого.
Пораженный тем, как всей своей жизнью люди, казалось бы, разыгрывают сюжеты своего раннего детства, Фрейд придумал новый термин «навязчивое повторение», чтобы описать поведение, эмоции и сны, которые кажутся разыгрыванием ранней травмы заново. Центральным для концепции Фрейда о навязчивом повторении было его наблюдение о том, что люди продолжают ставить себя в ситуации, странным образом напоминающие о первоначальной травме, для того, чтобы найти новые решения.
Июля, 6:30 утра
Базел Ван дер Колк, исследователь-психиатр, внесший огромный вклад в области посттравматического стресса, приводит историю об одном ветеране, которая ярко иллюстрирует как опасные, так и повторяющиеся аспекты воспроизведения травмы в его движении к разрешению.
5 июля в конце 1980-х годов один человек вошел в ночной магазин. Было 6:30 утра. Держа в кармане палец, изображающий пистолет, он потребовал, чтобы кассир отдал ему содержимое кассового аппарата. Забрав около пяти долларов мелочью, мужчина вернулся в свою машину, где и оставался, пока не прибыла полиция. Когда она прибыла, молодой человек вышел из своей машины, снова держа палец в кармане, и объявил, что у него пистолет, и что никто не должен подходить к нему. К счастью, его не застрелили, и он был доставлен в тюрьму.
В полицейском участке офицер, проверявший данные об этом человеке, обнаружил, что за последние пятнадцать лет он совершил уже шесть так называемых «вооруженных ограблений». И все они произошли в 6:30 утра пятого июля! Узнав, что этот человек — ветеран вьетнамской войны, полиция предположила, что это происшествие — нечто большее, чем простое совпадение. Они отвезли его в ближайший специализированный госпиталь, где доктор Ван дер Колк получил возможность с ним побеседовать.
Ван дер Колк прямо спросил этого мужчину: «Что произошло с вами 5 июля в 6:30 утра?» Он сразу ответил на этот вопрос. Когда он был во Вьетнаме, его взвод попал в засаду вьетконговцев. Были убиты все, кроме него самого и его друга Джима. Это случилось четвертого июля. Стемнело, и вертолеты не могли их эвакуировать. Они провели ужасную ночь, спрятавшись в рисовом поле, окруженные вьетконговцами. Около 3:30 утра Джим был застрелен в грудь вьетконговс-кой пулей, он умер на руках своего друга в 6:30 утра 5 июля.
После возвращения в Соединенные Штаты, каждый раз 5 июля (если он не был в тюрьме) этот человек воспроизводил годовщину смерти своего друга. Во время сеанса терапии с доктором Ван дер Колком, ветеран испытал скорбь по своему потерянному другу. После этого он понял связь между смертью Джима и своим побуждением совершать эти ограбления. Как только он осознал свои чувства и ту роль, которую первоначальное событие играло в приведении в действие его навязчивости, этот человек смог прекратить повторное проигрывание этого трагического события.
Какая же связь была между этими ограблениями и тем, что он пережил во Вьетнаме? Инсценируя «ограбления», этот человек воссоздавал ту перестрелку, которая окончилась гибелью его друга (а также всего остального взвода). Провоцируя полицию присоединиться к этому повторному проигрыванию, ветеран собрал состав исполнителей, необходимый, чтобы сыграть роль вьетконговцев. Он не хотел никому причинить вреда, поэтому вместо пистолета он использовал свои пальцы. Затем он доводил ситуацию до кульминации, и оказывался в состоянии вызвать необходимую ему помощь в исцелении своих психических ран. Получив ее, он мог разрешить свою злость, скорбь и чувство вины, связанные с жестокой смертью его друга и с ужасами войны.
Если мы посмотрим на поведение этого человека, не зная ничего о его прошлом, то мы можем подумать, что он сошел с ума. Однако, получив немного дополнительной информации, можно понять, что его действия были блестящей попыткой устранить глубокий эмоциональный шрам. Его повторное проигрывание снова и снова ставило его на самый край, до тех пор, пока он не смог, в конце концов, освободиться от кошмара войны, овладевшего им.
Во многих так называемых примитивных культурах естественность эмоциональных и душевных ран этого человека была бы открыто признана всем племенем. Он получил бы поддержку и поощрение поделиться своей болью с другими. Целительный ритуал проводился бы в присутствии всей деревни. С помощь людей человек смог бы воссоединиться со своим утерянным духом. После этого очищения было бы радостное торжество, где этого человека приветствовали бы, как героя.
|
|
|
