Расширение влияния нацистов

Посетив после своего освобождения главу баварского правительства Гельда, Гитлер ценой торжественного обещания «вести себя хорошо» добился снятия запрета с фашистской партии. 26 февраля 1925 г. вышел первый после запрета номер «Фёлькишер беобахтер». «Вся мощь движения, – говорилось здесь, – должна быть направлена против страшнейших врагов немецкого народа: еврейства и марксизма»[334]. О том, что фашисты берут курс на формальную легальность, свидетельствовали положения, касавшиеся штурмовых отрядов: провозглашались их невоенный характер и полное подчинение политическому руководству, чтобы не давать в руки властей поводов для преследования[335]. На следующий день состоялся массовый митинг (участвовало около 4 тыс. человек), означавший возрождение нацистской партии. Митинг происходил в том же зале, где развернулись события путча 8 ноября 1923 г.

В своей речи Гитлер преподнес слушателям несколько излюбленных идей, в первую очередь о необходимости уничтожения марксизма и его главных носителей – евреев. Красной нитью проходило через всю речь стремление с самого начала утвердить свое неограниченное, неоспоримое господство в партии. Однако Гитлер, видимо, переоценил устойчивость своего положения. Произнесенная им речь принесла фашистской партии неприятности: фюреру было запрещено выступать на открытых митингах и собраниях на территории Баварии. Примеру властей Баварии вскоре последовали правительства большинства германских земель, в том числе Пруссии. Так из рук нацистской верхушки было выбито одно из важнейших пропагандистских орудий; однако запреты распространялись лишь на такие митинги и собрания, куда доступ был открыт всем. Поэтому Гитлер имел возможность держать свои речи на разного рода закрытых сборищах независимо от того, сколь велика была аудитория. Запреты были отменены в 1927–1928 гг.

Весной 1925 г. умер президент республики Эберт. Гитлеровцы сделали ловкий ход, выступив за кандидатуру Людендорфа (в то время как «фёлькише» вместе с другими реакционными партиями поддержали другого кандидата). То был широкий жест в сторону Людендорфа, отношения с которым за последнее время значительно охладели; одновременно Гитлер способствовал лишению генерала остатков популярности, ибо не было сомнений в его провале. Результат оказался ниже самых пессимистических предположений: Людендорф собрал лишь 285 тыс. голосов. А во втором туре нацисты призвали к голосованию за другого военачальника‑ монархиста, Гинденбурга, кандидата всего правого лагеря, благодаря чему нацистский лидер приобрел в соответствующих кругах репутацию сговорчивого деятеля[336]. Известно, что Гинденбург и стал президентом, что было симптомом явного сдвига в сторону реакции.

В первый период после возобновления легальной деятельности национал‑ социалистской партии, когда еще допускалось существование в ней различных взглядов, шла довольно оживленная дискуссия о возможных путях ее развития. Ориентировались прежде всего на легальные возможности захвата власти, чтобы ликвидировать Веймарскую республику изнутри. «Мы воткнем наши носы в рейхстаг, – говорил Гитлер Гессу. – Конечно, превзойти марксистов в численности потребует больше времени, чем перестрелять их»[337]. Для многих сторонников нацистской партии, особенно для людей без определенных занятий, профессиональных военных, не имевших гражданской профессии, деклассированных элементов, это было не только неожиданно, но и неприемлемо. Их устраивала не долголетняя осада крепости, а только ее штурм. Сильнее всего подобные настроения, как уже отмечалось, были на Северо‑ Западе страны.

Эти районы по своей экономической структуре и социальному составу населения существенно отличались от преимущественно аграрной в те времена Баварии. Рурская область, Гамбург, Средняя Германия – все это важные индустриальные центры с многомиллионным рабочим классом, оплот рабочего движения. Чтобы стать здесь твердой ногой, фашизм должен был модифицировать подход к объектам своей пропаганды, играть в «левизну», пытаясь доказать, что за словечком «социалистская» в названии партии действительно стоит какое‑ то содержание. Здесь‑ то и пригодились Грегор Штрассер и его брат Otto. Они не только имели хорошо налаженные связи с местными фашистскими группами, но и широко прибегали к изощренной социальной демагогии, без чего нельзя было и думать о завоевании рабочих. Руководитель фашистов Северо‑ Запада Фольк подчеркивал: «Ввиду того, что рабочий чувствует себя носителем переворота (в ноябре 1918 г. ), более того – рассматривает новый государственный строй, как успех своих усилий, мы никогда не завоюем его доверия, если будем приписывать нужду и унижение только революции»[338]. Подобные высказывания далеко не единичны для того времени.

В конце февраля 1925 г. благодаря усилиям Г. Штрассера нацисты северо‑ западных областей присоединились к гитлеровской партии. Ему удалось «обработать» лидеров обещаниями далеко идущей организационной самостоятельности[339]. А в конце марта были назначены первые семь гаулейтеров за пределами Баварии. Но воспользоваться обещанной самостоятельностью им так и не пришлось. Мюнхенская контора настоятельно запрещала гаулейтерам выдавать вновь принятым лицам партийные билеты, стремясь полностью присвоить себе эту прерогативу. Из Мюнхена требовали также перечисления 1 марки с каждого вступившего в партию и 10 пфеннигов с каждого члена ее ежемесячно. В апреле гаулейтеры Ганновера, Геттингена, Гессена‑ Нассау и Шлезвиг‑ Гольштейна обратились с письмом в Мюнхен, добиваясь отмены указанных положений, но этот шаг не увенчался успехом. Иначе действовали гаулейтер округа Северный Рейн – Кауфман и его заместитель Геббельс: они продолжали выписывать членские билеты, игнорируя центральные инстанции[340]. Но это могло удаваться лишь до тех пор, пока мюнхенское руководство не начало всерьез «завинчивать гайки».

В свете сказанного понятно принятое в сентябре 1925 г. решение ряда гаулейтеров создать «рабочее содружество», которое могло бы стать определенным противовесом «мюнхенским бонзам» Эссеру, Штрейхеру и другим; последних считали ответственными за все одиозные мероприятия центрального руководства, упуская из виду или не желая сознаться себе самим, что в Мюнхене мало что делалось без одобрения или ведома Гитлера. Члены «содружества» решили отказаться от участия в выборах и обратились за разъяснениями в Мюнхен. Устав «содружества» предусматривал поддержание дружественных отношений между гаулейтерами, занятие единой позиции в политических вопросах, установление единообразия в организации и пропаганде, обмен ораторами и др. [341]

Организацию возглавил Г. Штрассер, а управляющим делами «содружества» стал Геббельс, сильно фрондировавший в то время и считавший себя, как видно из его дневника за 1925–1926 гг., «левым». Геббельса обнаружил Штрассер, сделавший его своим секретарем вместо Гиммлера, оставленного в Баварии. Штрассер обосновался в Берлине, где начал издавать «Национал‑ социалистские письма», позволившие себе в некоторых вопросах, например во внешнеполитических, отклоняться от превалировавшей среди нацистов линии. В то же время деятели «рабочего содружества» подчеркивали, что и создание его, и публикация «Национал‑ социалистских писем» получили одобрение Гитлера. Было ли в этом противоречие? Конечно, никаких принципиальных разногласий не было. Но определенные различия во мнениях относительно тактических вопросов существовали: сказывались значительное отличие в объективных условиях между Северо‑ Западной Германией и Баварией, о чем уже упоминалось выше, честолюбивые стремления некоторых фашистских главарей, прежде всего Г. Штрассера, и некоторые другие факторы.