Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Проблемы в политической жизни России

 

Власть - ключевой вопрос политики, занимающий центральное место в политической науке. Поэтому для ориентации в современных политических реалиях необходимо понимание смысла данной категории, причин необходимости политической власти для общества, ее легитимности, ресурсов, выполняемых функций. Изучение механизмов реализации власти необходимо для осмысления современного состояния России.

Под политической властью понимается особая разновидность социального взаимодействия политических субъектов, а также специфическая форма социальной коммуникации между субъектами и объектами политической деятельности по поводу получения, хранения, воспроизводства и трансформации политической информации с целью выработки адекватных или неадекватных политическим ценностям общества решений.

Одним из видов политической власти является государственная власть, которая "реализует наиболее общие интересы определенного территориального сообщества (общества страны) и служит цели развития данного политического сообщества (государства) как единой системы[35]". Государственная власть обладает всеми характерными для политической власти признаками, но имеет свои особенности: она суверенна, т.к является "высшей" властью на территории государства, самостоятельна и независима от чьего-либо вмешательства, и универсальна, т.к регулирует все сферы жизнедеятельности общества.

Современная власть в России повторяет свои традиционные черты, что позволяет говорить о ее воспроизводстве в новых условиях. Власть в России всегда была персонифицированной и ассоциировалась с определенным носителем - царем, императором, генсеком, президентом. Народное представительство в России возникало для укрепления власти, а не для ее ограничения, что свидетельствует об отсутствии в российской исторической традиции народного представительства в классическом смысле. Так, земские соборы для российской самодержавной власти являлись, по выражению В. Ключевского, их собственными орудиями", от которых власть ожидала готовности "поступать так и или иначе", а не искало полномочий или совета как поступить[36]. Эту же точку зрения поддерживал Б. Чичерин, который сравнивал стиль общения царя и подданных с тем, как помещик общается со своими крепостными[37]. Еще ранее П. Чаадаев утверждал, что российские государи "почти всегда тащили страну на буксире, без всякого участия самой страны[38]".

Исследуя природу власти в России, Ю. Пивоваров отмечает несколько особенных качеств:

несмотря на персонифицированность, власть может отделяться от одного лица и сливаться с множеством лиц, что произошло при переходе от царского самодержавия к советской системе власти;

несмотря на внешнюю примитивность, она сложна по своему составу Так, в царское время власть по происхождению была наследственно-избирательной, а по составу - ограниченно-самодержавной; в советское время - публично власть была общенародной, а негласно была связана договором с высшим правительственным классом, который правил через Центральный комитет; в постсоветское время через управляемое всенародное избрание власть также связана негласным договором с высшим правительственным классом;

власть очень гибка и адаптивна идейно, идеологически. При Алексее Михайловиче происходила "византинизация" царской власти, при Петре Первом - "европеизация", в ХХ веке стала носителем "единственно-научно-верного мировоззрения[39]".

Исторически характерными чертами политической власти в России являлись этатизм и патернализм, которые сама власть воспроизводила в российском менталитете, пытаясь создать соответствующие структуры, оправдывающие ее деятельность. Эти черты являются в известной степени универсальными в массовом сознании российского народа.

Под этатизмом понимается:

1) термин, употребляемый для характеристики государства как высшего результата и цели общественного развития;

2) процесс усиления роли государства во всех сферах жизни общества.

Патернализм - это отеческая забота со стороны государства по отношению к своим гражданам.

Отношение к государственной власти в России обусловливается этатистским представлением о необходимости сохранения политического единства и социального порядка. Как отмечает А.В. Лубский[40], этот этатистско-патерналистский порядок является реальным основанием соединения разнородных национальных традиций и культур. Дуализм общественного бытия в России выражается в первую очередь в таких конфликтных тенденциях, где одной из сторон всегда выступает универсальная и автономная государственность. Это - конфликт между государственностью и регионализмом, государственностью и национальными культурными традициями, государственностью и социальными общностями.

Поэтому характер российского общества в отличие от западноевропейского определяется не столько соглашением подданных и государственной власти об обоюдном соблюдении законов, сколько молчаливым сговором об обоюдной безнаказанности при их нарушении. Вследствие этого в России государство выступало не примиряющим, а усмиряющим началом, а подданные - безмолвствующим большинством или бунтарями.

Патернализм берет начало со времен Петра I, когда в России складывается особый тип государства, символом которого стало "отеческое", бюрократическое попечительство "вождя-государя" и государственной власти о благе народа, общественной и личной пользе своих подданных.

Характерной особенностью, сложившейся еще в эпоху Московского царства, стало формирование "вотчинного государства". Московские князья, русские цари, а впоследствии советские вожди, обладавшие огромной властью, были убеждены в том, что вся страна является их собственностью, так как создавалась, строилась и перестраивалась по их повелению. Исторически сложилось представление о том, что все живущие в России являются государевыми слугами, находящимися в прямой зависимости от царя и не имеющими возможности претендовать ни на собственность, ни на какие-либо неотъемлемые личные права. Это представление, пронизанное через все институты государственной власти, придало им характер "вотчинного государства", аналоги которого можно было найти на Востоке, но подобия его не было в Европе.

Со времен Московского государства стало работать универсальное правило: если сами люди не могут остановить падение уровня и качества жизни, то общество передает государству право на проведение радикальных реформ. При этом предполагается "пересмотр" если не всей системы культурных ценностей, то, по крайней мере, некоторых базовых ее элементов, что позволило московским князьям присвоить неограниченные права по отношению к обществу и предопределило перевод его в мобилизационное состояние. Его основу составили внеэкономические факторы государственного хозяйствования, экстенсивное использование природных ресурсов, ставка на принудительный труд, внешнеполитическая экспансия и народная колонизация.

Российская цивилизации перешла на иной, чем Западная Европа, генотип социального развития. Если западноевропейская цивилизация в это время сменила эволюционный путь развития на инновационный, то Россия перешла от эволюционного к мобилизационному, который осуществлялся за счет сознательного и насильственного вмешательства государственной власти в механизмы функционирования общества.

Мобилизационный тип развития представляет собой один из способов адаптации социально-экономической системы к реальностям изменяющегося мира и заключается в систематическом обращении в условиях стагнации или кризиса к чрезвычайным мерам для достижения экстраординарных целей, представляющих собой выраженные в крайних формах условия выживания общества и его институтов.

Для России, постоянно испытывавшей давление, как с Запада, так и с Востока, была непрерывная потребность в обороне, поэтому Московское государство с самого начала формировалось как "военно-национальное", что привело к усилению политики внутренней централизации и внешней экспансии. Такая политика обеспечивала территориально-государственную целостность российского общества и блокировала тенденции к дезинтеграции. Осуществлялось это в первую очередь с помощью насилия со стороны государственной власти, принуждавшей население принимать любые лишения при решении задач мобилизационного развития. Отсюда проистекали деспотические черты государственной власти, опиравшейся в основном на военную силу и военные методы управления.

Особая роль внешних факторов вынуждала правительство выбирать такие цели развития, которые постоянно опережали социально-экономические возможности страны. Т.к. эти цели не являлись органическим продолжением внутренних тенденций развития, то государство, действуя в рамках старых общественно-экономических укладов, для достижения "прогрессивных" результатов прибегало в институциональной сфере к политике "насаждения нового сверху" и к методам форсированного развития экономического и военного потенциала.

Государственная власть в России играла в истории России двойственную роль. С одной стороны, она превратила Россию в великую державу, при этом перманентно прибегая к антигуманным средствам управления, зачастую от имени народа уничтожая многие тысячи и даже миллионы людей.

С другой стороны, в России сама государственная власть становилась непосредственной причиной кризиса государственности и даже развала государства. За четыре столетия российская цивилизация пережила три национально-государственные катастрофы: в ходе первой смуты 1605-1613 гг. прекратили существование и династия Рюриковичей, и российская государственность; вторая смута 1917-1921 гг. покончила с монархическим государством и династией Романовых; результатом третьей смуты 1990-х гг. стал развал СССР.

Отчужденность общества и государственной власти, достигающая своего предела накануне кризиса российской государственности, во многом объясняет и то равнодушие, с которым российское общество воспринимает падение политических режимов, и ту способность русских людей отвернуться от власти в трудную для нее минуту, и ту их готовность проявить себя самым неожиданным и радикальным образом на крутых поворотах истории. Так было и в начале XVII века, и во время свержения самодержавия в России, и в период крушения коммунистического режима в СССР.

Еще одна особенность государственной власти связана с проведением в России реформ "сверху". Реформаторская элита с инновационным типом культуры, в основе которого - критический целерациональный, технократический стиль мышления, была больше озабочена целями развития и его организационными формами, чем ценностными ориентациями людей. Ей казалось, что посредством административного воздействия на сложившуюся ситуацию достаточно человека поставить в особые организационные условия, чтобы он вынужденно или с сознанием необходимости, изменив свои жизненные установки, стал решать новые задачи.

Однако попытки трансформировать основы экономической, социальной и политической жизни России без изменения культуры как духовного кода жизнедеятельности людей приводили к социокультурному отторжению реформ, по мере того как они создавали ситуацию фрустрации. Это сопровождалось кризисом государственной власти и заканчивалось контрреформами "сверху" или революциями "снизу".

Проблема эффективности и динамизма демократических институтов является весьма актуальной для многих стран, включая Россию. Как известно из истории, демократии не раз вырождались в различного рода автократии с прежними по форме, но не по содержанию политическими институтами, которые постепенно утрачивали свое демократическую сущность и приобретали совершенно иной характер. Учитывая, что в процессе демократического транзита 1970-х - 1990-х гг. в целом ряде стран демократические институты насаждались сверху, не опираясь на прочное соглашение (пакт) основных политических сил, велика вероятность того, что в кризисной ситуации эти институты могут оказаться малоэффективными. При этом возникает своего рода замкнутый круг: новые демократические политические институты не могут стать достаточно эффективными, поскольку не пользуются необходимой поддержкой со сторонны массовых и элитных групп общества, а получить поддержку и легитимность эти институты не могут, поскольку в глазах большинства населения не являются эффективными, способными помочь в решении возникающих перед обществом проблем. Разорвать этот круг достаточно сложно, особенно при слабости гражданского общества и неизбежно наступающем после первого периода эйфории разочаровании широких слоев населения в демократии. Как ни парадоксально, постоянные указания на несовершенство и недостаточную демократичность существующих политических институтов, перерастающие в панические возгласы об уже якобы свершившемся крахе демократии, об утвердившейся диктатуре и т.п., способны лишь еще больше снизить доверие к демократическим или полудемократическим институтам, сделав их полностью неэффективными и недееспособными. В свою очередь, такая атмосфера в обществе, создаваемая крайними демократами с их заявлениями, что демократии уже нет и крайними авторитаристами с их заявлениями, что демократия вообще не нужна, лишь облегчает для антидемократически настроенных группировок правящей элиты более быстрое и более легкое выхолащивание демократического содержания основных политических институтов, ведущее к постепенному их превращению в нечто иное, в орудие возникающего авторитарного режима. Это относится прежде всего к институту выборов, к институту политических партий, к парламенту и т.п.

Таким образом, главным вопросом в переходной и тем более кризисной ситуации является не столько чистота принципов и полная демократичность или сверхдемократичность основных политических институтов, сколько их демократичность в сочетании с эффективностью. Главным аргументом сторонников авторитаризма всегда было и будет утверждение о принципиальной неэффективности демократических институтов, якобы, не соответствующих национальным традициям и особенностям развития данного государства, данной цивилизации и т.п. Противопоставить этому аргументу можно не столько утверждение о том, что демократия важна и ценна сама по себе (этот тезис может быть воспринят лишь частью интеллектуалов, но не большинством населения), сколько реальное подтверждение эффективности демократических институтов и неэффективности авторитарных или тоталитарных режимов.

Однако именно подтверждение действительной эффективности основных демократических институтов является наиболее трудной проблемой как в теоретическом, так и в практическом плане. Это относится прежде всего к России с ее малым опытом функционирования институтов демократии, но, разумеется не только к ней: не менее остро эта проблема стоит в странах Латинской Америки, Южной и Юго-Восточной Азии, Ближнего Востока, включая такие крупные государства, как Китай, Пакистан, Индонезия, Иран. Следует отметить, что в научной и особенно публицистической литературе эффективность демократических институтов часто считается самоочевидной, не требующей доказательств и обоснований. Между тем проблема эффективности и действенности демократических институтов в применении к странам, относящимся не к западной, а к другим цивилизациям, как представляется, разработана недостаточно. Так, с точки зрения теории модернизации, современное общество и современная политическая система (которая, как обычно подразумевается, является демократической) предстает как наиболее эффективная, динамичная, приспособленная к быстро меняющимся условиям современного развития. Но, в отличие от ранних исследований модернизации, в более поздних работах было установлено, что эффективная модернизация может совершаться лишь при опоре на существующие в данном обществе традиции и традиционные институты, - в противном случае модернизация ведет к расколу общества, к росту социальной и внутриполитической напряженности, т.е. к нестабильности политической и экономической системы, к сильным откатам назад[41]. Более того, традиционность и современность образуют два неустранимых полярных начала, которые в ходе модернизации сложным образом взаимодействуют, взаимопроникая и обуславливая друг друга. Вместе с тем ключевой вопрос, состоящий в том, как сочетается при последовательно проведимой модернизации опора на традиции с эффективностью демократических политических институтов, в теории модернизации чаще всего остается в тени. В значительной мере этот вопрос остается непроясненным и в большинстве теорий демократического транзита.

Анализ закономерностей утверждения и развития демократических режимов позволяет утверждать, что демократические политические институты в том или ином обществе становятся действительно эффективными лишь в результате длительного процесса развития и адаптации к условиям и традициям данного общества. В этой связи необхрдимо отметить, что эффективность демократических институтов, характерная для стран Запада, вопреки устоявшемуся мнению, возникла отнюдь не сразу, и для ее достижения понадобился чрезвычайно длительный и сложный исторический процесс адаптации этих институтов к традициям, ценностям и нормам западного общества. Фактически, если не брать США и какой-то мере Великобританию, по-настоящему эффективными демократические институты в странах Запада стали только после второй мировой войны. Даже во Франции с ее длительной историей попыток утверждения демократии эффективность и стабильность демократических политических институтов была достигнута лишь в конце 1960-х гг., после утверждения Пятой республики и правления де Голля. В таких странах, как Италия, Испания, Португалия, Греция, это произошло еще позже - в 1970-е - 1980-е гг. Отсюда было бы совершенно неправомерно рассчитывать на то, что в странах Латинской Америки, Юго-Восточной Азии, на постсоветском пространстве, где демократические институты утвердились лишь в 1980-е - 1990-е гг., они сразу стали бы стабильными и эффективными, органично сочетающимися с ценностями и нормами этих обществ.

С этой точки зрения, часто звучащие в отечественной и зарубежной прессе утверждения о принципиальной несовместимости демократии и демократических институтов с традициями и нормами российского общества являются по меньшей мере некорректными. Тот факт, что демократические институты лишь постепенно могут стать адаптированными и эффективными объясняет все зигзаги и повороты в утверждении и функционировании российских политических институтов. Было бы странно ожидать, что в течение десяти лет в такой огромной стране, как Россия, демократия и демократические институты, по сути впервые начавшие утверждаться, вскоре станут столь же укорененными и столь же эффективными, как в развитых странах Запада. Более того, продиктованные сравнением российской и западной политических систем утверждения о том, что основные политические институты в России не являются демократическими и всегда были лишены демократического содержания, являются весьма опасными, поскольку вольно или невольно оправдывают ликвидацию этих институтов под предлогом их недемократичности.

Между тем российскую демократию очень часто судят именно с позиций современной демократии развитых стран, неявно подразумевая, что Россия должна копировать институты этих стран и во всем руководствоваться их опытом. При таком подходе, присутствующем у многих исследователей, публицистов и особенно журналистов, игнорируется то важное обстоятельство, что утверждение и развитие данного института в любом обществе проходит по крайней мере три основные фазы. Первая фаза - формирование и становление данного института; вторая фаза - его легитимизация, укоренение в обществе и общественном сознании, адаптация к традициям и нормам, и лишь третья фаза означает рост его эффективности, своего рода оптимизацию. Эти фазы могут переплетаться, но, как правило, они разделены во времени и по сути, причем критической и часто наиболее продолжительной является именно вторая фаза. Более того, вторая фаза утверждения демократических институтов может сопровождаться (и чаще всего сопровождается) перерывами, откатами к авторитаризму, за которыми следуют новые попытки утверждения демократических институтов в обновленном виде. Такого рода процессы были характерны для утверждения демократии, например, во Франции, Германии, Италии, Испании, Греции и ряде других стран. Не исключено, что подобные процессы может пережить и Россия, где демократические институты находятся именно во второй, наиболее длительной и сложной фазе своего развития.

Из сказанного, разумеется, не следует, что проблема повышения эффективности демократических (как, впрочем, и рыночных) институтов не стоит в современной России. Напротив, эта проблема стоит чрезвычайно остро, поскольку из-за невписанности многих новых институтов в систему государственного управления, неадаптированности их к условиям и традициям российского общества, недостаточной поддержки демократических институтов политической элитой и массовыми слоями наблюдаются многочисленные сбои в функционировании этих институтов, а то и прямая их дискредитация. Поддержка со стороны общества требуется тем или иным группам политической элиты лишь спорадически, пока они борются за власть и пока они вынуждены апеллировать к массовым слоям. Как только эти элитные группы получают власть, внимание к поддержке со стороны общества тут же резко ослабевает. В таком же спорадически-циклическом режиме функционируют и многие политические институты, например, институт выборов, политические партии и даже парламент[42]. Все это безусловно сказывается на эффективности функционирования политических институтов.

Представляется, что ключевой проблемой, от решения которой во многом зависит эффективность демократических политических институтов, является придание этим институтам социальной направленности, возможность с их помощью осуществлять социальную политику в интересах достаточно широких слоев населения. В тех странах, где удавалось обеспечить подобное сочетание демократических институтов с сильной социальной политикой, эти институты обретали необходимую легитимность и устойчивость, что делало их в итоге эффективными Так, в постфранкистской Испании сильная социальная политика в условиях перехода к демократии обеспечила в период правления социалистов устойчивость и эффективность новых демократических институтов[43]. Там же, где демократические институты оказывались изолированными от решения наиболее важных социальных проблем и были не в состоянии реализовать сильную социальную политику, они становились слабыми и неустойчивыми.

Очевидно, что сказанное прямо относится к современному российскому обществу и его политической системе, которая развивается во многом автономно от социальной политики, от потребностей и нужд массовых групп. В связи с этим некоторые авторы уже предрекают скорую и неизбежную ликвидацию демократических политических институтов или приветствуют поворот к весьма нелиберальному авторитаризму, диктатуре, переход от реформ к контрреформам. Однако, помимо тупиковости подобного радикального поворота, он еще и не располагает достаточной массовой базой. Несмотря на общую усталость от не слишком успешного проведения реформ, большинство российских граждан, как можно судить по данным массовых опросов, которые будут приведены ниже, не хотят резких колебаний экономической и политической ситуации, слома политических институтов, изоляции России на международной арене. В то же время российская политическая система в целом переживает очередную бифуркацию, когда возможны различные (хотя и не равновероятные) варианты дальнейшего развития и когда траектория движения политической системы еще не вполне предопределена.


Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...