Глава 18. Война или реформы? Был ли у Столыпина шанс реформировать Россию?

Первая мировая война стала критическим испытанием российской государственности. Стена, которая пусть и худо, но сдерживала все эти годы внутренние противоречия, рухнула, похоронив под собой монархию, государственный строй и целостность Российской империи.

Многие предупреждали о грозящей опасности. Еще в 1905 году в письме к главнокомандующему русскими войсками в Манчжурии генералу Куропаткину С. Ю. Витте подчеркивал, что в ближайшие 20-25 лет России придется отказаться от активной внешней политики и заняться исключительно внутренними делами: " Мы не будем играть мировой роли – ну, с этим нужно помириться... Главное, внутреннее положение, если мы не успокоим смуту, то можем потерять большинство приобретений, сделанных в ХIХ столетии" [137].

" Дайте нам двадцать лет покоя внутреннего и внешнего, и я изменю Россию и реформирую ее", - говорил П. А. Столыпин в 1909 году в интервью саратовской газете " Волга" [138].

За несколько месяцев до начала войны бывший министр внутренних дел П. Дурново обратился к Николаю II. Он предупреждал, что война России с Германией может закончиться социальной революцией для обеих. По его словам, особую опасность представляло внутреннее положение России, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма [139].

У России не было ни 20, ни 25 лет покоя. Русско-японскую войну и революцию 1905 года отделяло от Первой мировой 9 лет.

Был ли шанс изменить, реформировать Россию? «Отец русского капитализма» С. Ю. Витте видел основную причину раздирающих страну противоречий в экономических факторах. Его политика форсированного развития промышленности и инфраструктуры, основанная на привлечении иностранных капиталов в производство, банки, государственные займы, в значительной мере обеспечила экономический рывок конца XIX – начала XX века. Идеи аграрной реформы, за осуществление которой позже взялся П. А. Столыпин, также в общих чертах были разработаны при С. Ю. Витте. Сам Витте, однако, был отставлен с поста министра финансов в 1903 и ушел в отставку с поста председателя совета министров в 1906 году.

Реформы П. А. Столыпина сегодня принято считать буквально образцом всех реформ. Об этом было немало сказано в 2008 году, в ходе телешоу «Имя России». Так, митрополит Кирилл (избранный в 2009 году Патриархом Московским и Всея Руси) назвал действия премьер-министра образцом для всех возможных реформ в современном обществе. «Дай Бог, - сказал он, - чтобы все грядущие реформы осуществлялись бы по-столыпински: тогда, во-первых, они будут усваиваться народным сознанием, люди будут положительно на них откликаться, и, что самое главное, эти реформы действительно смогут обновить тысячелетний лик нашего Отечества». Режиссер Никита Михалков утверждал, что «только Столыпин довел реформу, начатую Александром II, до конца, дал крестьянам землю», а Виктор Черномырдин пришел к выводу, что «если бы продолжились столыпинские реформы, не было бы Первой мировой войны, революции» [140].

Весьма наглядно это сотворение кумиров России конца 2000-ных. У современников П. А. Столыпин, за свою активную позицию в подавлении революции 1905-1907 годов, получил прозвание «вешатель». По его указу о «скорострельных» военно-полевых судах (48 часов на разбирательство дела «тройкой», приговор обжалованию не подлежит) только за 8 месяцев 1906 года было приговорено к смерти 1 102 человека, 683 из них повешены [141]. Виселицы в России надолго получили наименование «столыпинских галстуков». Сегодня эти казни подаются как спасение России от «бунтовщиков», от «зла революции», но нужно же заметить, что искоренение этого «зла» требовало расстрела подавляющего большинства населения страны, и что власть в этот период вела откровенную гражданскую войну со своим народом.

«Настоящие смуты и беспорядки есть продукт Столыпинского правления, - писали крестьяне Нижегородской губернии в наказе во II Государственную думу. – Разве может быть правильная жизнь, где царствуют военно-полевые суды и смертные казни, где тысячи народа томятся по тюрьмам и где по всей России слышатся голодные вопли о хлебе» [142].

Аграрная реформа П. А. Столыпина заключалась в насаждении капитализма в деревне, при этом помещичье землевладение не затрагивалось, зато разрушение общины должно было обогатить одних крестьян за счет других, создать слой крепких хозяйственников. Разорившиеся же крестьяне должны были пополнить рынок городской рабочей силы.

Идеи разрушения крестьянской общины, которая ранее считалась средоточием народного монархизма, православия и патриотизма, и в отношении которой власть занимала охранительные позиции, прямо вытекали из событий первой русской революции. Ряд исследователей отмечают, что реформа была направлена не столько на будущее развитие страны, сколько на сохранение помещичьего землевладения и монархии, ликвидацию «революционного очага».

Раскрестьянивание по российски окончательно утвердило бы в стране помещичий тип капитализма, привело бы к пауперизации огромного числа населения и грозило в перспективе значительно более мощным социальным взрывом, нежели события 1905-1917 годов – массы согнанных с земли крестьян создали бы страшную революционную силу.

Да, Столыпин «дал крестьянам землю» в собственность, но само крестьянство отрицало собственность на землю, что и обусловило провал реформ. Изменения шли не тем путем, в полном противоречии с настроениями основной массы народа, что лишь усугубляло внутриполитическую ситуацию. Об этом в 1909 году писал в письме П. Столыпину Лев Толстой:

«Ведь еще можно бы было употреблять насилие, как это и делается всегда во имя какой-нибудь цели, дающей благо большому количеству людей, умиротворяя их или изменяя к лучшему устройство их жизни, вы же не делаете ни того, ни другого, а прямо обратное. Вместо умиротворения вы до последней степени напряжения доводите раздражение и озлобление людей всеми этими ужасами произвола, казней, тюрем, ссылок и всякого рода запрещений, и не только не вводите какое-либо такое новое устройство, которое могло бы улучшить общее состояние людей, но вводите в одном, в самом важном вопросе жизни людей - в отношении их к земле - самое грубое, нелепое утверждение того, зло чего уже чувствуется всем миром и которое неизбежно должно быть разрушено - земельная собственность.

Ведь то, что делается теперь с этим нелепым законом 9-го ноября, имеющим целью оправдание земельной собственности и не имеющим за себя никакого разумного довода, как только то, что это самое существует в Европе (пора бы нам уж думать своим умом) - ведь то, что делается теперь с законом 9-го ноября, подобно мерам, которые бы принимались правительством в 50-х годах не для уничтожения крепостного права, а для утверждения его» [143].

Отношение подавляющего большинства населения к столыпинской реформе было однозначным. «Мы видим, что всякий домохозяин может выделиться из общины и получить в свою собственность землю; мы же чувствуем, что таким образом обездоливается вся молодежь и все потомство теперешнего населения. Ведь земля принадлежит всей общине в ее целом не только теперешнему составу, но и детям и внукам», - сказано в наказе крестьян Петербургского уезда во II Государственную думу [144].

Прекрасно понимают суть навязанного капитализма крестьяне Рязанской губернии, общинная земля которых в ходе реформы насильно передана им в собственность: «Вот над нами сбываются неопровержимые слова, сказанные с думской кафедры господином Алексинским «грызитесь и деритесь сколько влезет». Но мы, как обиженные, грызься не желаем, а считаем передел этот незаконным» [145].

Главная проблема модернизации России в конце XIX - начала XX веков заключалась в попытках построения капиталистических отношений " сверху" в стране, подавляющее большинство населения которой такие отношения отвергало, а само государственное устройство им противоречило. Разрешить социальный конфликт проводимые реформы были не в силах. Насаждение капитализма на Западе прошло кровавый путь революций и насильственного раскрестьянивания. В условиях расшатанной государственности и перманентной революционной ситуации, России на прохождение этого пути (даже и с большими жертвами) не хватило бы ни 20, ни 25 лет. И уж тем более эти годы не были бы наполнены спокойствием.

Итоги реформ начала XX века, форсированного построения капитализма в России, до сих пор вызывают неоднозначные суждения. Экономический рывок, основанный на масштабных западных инвестициях, породил ситуацию, которую можно охарактеризовать как потерю экономического суверенитета России. К 1914 году девять десятых угольной промышленности, вся нефтяная промышленность, 40% металлургической промышленности, половина химической промышленности, 28% текстильной промышленности принадлежали иностранцам. Трамвайными депо в городах владели бельгийцы, 70 процентов электротехнической промышленности и банковское дело принадлежали немцам [146].

Иностранные банки и фирмы занимали в России исключительно важные позиции. Если в 1890 году в стране было 16 компаний с зарубежным капиталом, то в 1891-1914 годах иностранный капитал возобладал в 457 новых промышленных компаниях. Основанные на базе западного капитала компании были в среднем богаче и могущественнее собственно российских. В среднем на российскую компанию к 1914 году приходилось 1, 2 млн., а на иностранную - 1, 7 млн. рублей» [147].