 |
Институционализация профессиональной этики: ее соотношение с моралью и правом.
|
|
|
|
Также важным свойством, характеризующим профессиональную этику, является институциональность (лат. institutum – установление), которая становится возможной в силу того, что профессиональная корпорация, в отличие от иных социальных групп, оказывается способной формировать нормы и принципы, посредством которых осуществляется сс внутренняя саморегуляция.
Институционализация – это процесс перехода от спонтанного и экспериментального поведения к предсказуемому, которое ожидается, моделируется, регулируется путем определения и закрепления специальных норм и процедур. Именно таковым должно быть поведение в ряде сфер профессиональной деятельности (адвокатура, суд, нотариат и др.). Э. Дюркгейм, обращая внимание на роль, которую играет данная характеристика, писал: "Для того чтобы профессиональная этика и право смогли утвердиться в различных экономических профессиях, нужно, стало быть, чтобы корпорация вместо неупорядоченного и аморфного агрегата, каковым она остается, стала или, точнее, вновь стала четко организованной группой, иначе говоря, общественным институтом" [4].
Институциональность профессиональной этики реализуется в разных формах:
– в формировании самосознания представителей определенной профессии, результатом которого становится осознание наличия у них единого предметного поля и необходимости совместного решения проблем, возникающих в его пределах. Интересы сообщества получают в этом случае превалирующее значение по отношению к личным соображениям и поиску элементарной выгоды;
– в объединении представителей конкретных профессий и создании соответствующих им организационных структур. Благодаря этому становятся возможными обсуждение совместных проблем и работа над их разрешением на национальном уровне (регулярно проводятся съезды адвокатов, нотариусов, судей). В последнее время аналогичные процессы происходят и на международном уровне (таковы, например, объединения адвокатов стран Европейского Сообщества или представителей Латинского нотариата);
|
|
|
– в закреплении профессиональных требований, имеющих в своей основе этическую природу, в законодательных актах (например, в законах о статусе судей, об адвокатской деятельности и адвокатуре, о прокуратуре), разнообразных кодексах профессиональной и служебной этики;
– в создании специализированных периодических изданий, что давно практикуется в странах Запада; на страницах этих изданий ведется живая дискуссия вокруг вопросов, представляющих интерес для профессионального сообщества. В последнее время эта тенденция нашла развитие и у нас: этические аспекты профессии юриста находят отражение на страницах журналов "Российская юстиция", "Нотариус", "Российский адвокат", "Российский судья" и иных подобных изданий;
– путем включения соответствующих дисциплин в учебные планы образовательных учреждений определенного профиля (например, профессиональная этика адвоката, нотариуса, судьи в юридическом вузе). Основы преподавания нравственных начал применительно к сфере судопроизводства были заложены знаменитым российским юристом и судебным деятелем Анатолием Федоровичем Кони (1844–1927). Именно ему принадлежит заслуга обращения к данной проблеме.
Следует отметить, что в России процесс институционализации норм профессиональной этики находится на начальной стадии. Это в значительной степени связано с тем, что в советское время указанной проблематике уделялось недостаточное внимание. Основной акцент при раскрытии профессиональных аспектов деятельности делался на необходимости следования требованиям социалистической морали, содержание которых применительно, например, к сфере юриспруденции подвергалось значительной политико-идеологической коррекции.
|
|
|
В наши дни приходится сталкиваться с попытками иного рода. В качестве примера приведем следующее характерное высказывание: "Правило предполагает наряду с правовыми инструкциями такие внешние кодексы поведения, как профессиональная этика для различных категорий работников. То есть здесь уже правило этикета адресуется не к человеку (с его изначальной свободой), а к его роли, к его маске, соответствующей его профессиональной функции" [5]. Позволим себе не согласиться с этим мнением по ряду пунктов.
На основании приведенного утверждения нетрудно убедиться, что авторы фактически отождествляют этикетные правила с требованиями профессиональной этики. Неправомерность такого подхода оказывается очевидной, исходя хотя бы уже из того, что в основе этикета лежат внешние проявления взаимоотношений между людьми, а в рассматриваемом нами случае – лиц, занятых в конкретном виде профессиональной деятельности. Так, судебным этикетом регламентируются формы поведения людей, оказавшихся в зале судебных заседаний. Это исторически устоявшиеся формы поведения, и их действительный смысл не всегда может быть понятен современному человеку. Однако за этим стоит опыт прошлого, и уважительное отношение к строго регламентированным требованиям судебного этикета оказывается отражением высокого общественного статуса суда.
В противоположность этикету нормы и принципы профессиональной этики заключают в себе непосредственно выраженный нравственный смысл и направленность на человека. Так, все требования врачебной этики во главу угла ставят интересы жизни и здоровья пациента. Самопожертвование, столь распространенное в среде медицинских работников, не может быть регламентировано никакими правилами, ибо имеет принципиально иную природу. Действиями судьи и адвоката руководит безусловное служение справедливости, стремление всеми силами способствовать установлению истины.
|
|
|
Совершенно очевидно, что все, с чем имеют дело профессионалы в той или иной сфере деятельности, наделено для них высоким смыслом. Иными словами, речь может идти об общественном служении, своего рода аскезе в соответствии с раз и навсегда избранным путем. Именно в этом заключено социальное назначение профессии, именно так, вопреки всем объективным трудностям, ее представители воспринимаются общественным мнением. Справедливо в связи со сказанным утверждение: "В медицинской, педагогической, правовой (и т.д.) деятельности от профессионала требуется не просто преодоление эгоизма и стремления к собственной выгоде, но внимательнейшее, скрупулезнейшее соблюдение интересов другого, такт, забота об улучшении его состояния, непричинении вреда, сохранение достоинства другого не в формальном, а в гуманистическом смысле. И не в силу симпатии, а иногда и вопреки антипатии, неприязни, брезгливости" [6].
Возражение совершенно иного рода мы находим у представителей классической этики, которые склонны утверждать, что в современном обществе мы наблюдаем торжество достигаемого социального эффекта, а вместе с ним и нравственно значимого результата, безотносительно к моральным мотивам, мере добродетельности или порочности людей. Логика рассуждений в рассматриваемом случае основывается на том, что сегодня определяющее значение получает практическая целесообразность, которая в этическом плане оказывается нейтральной. Социальные системы для своего успешного функционирования нуждаются в целесообразности, которая может быть реализована лишь при наличии четких, предельно формализованных правил. Здесь нет места для нравственных мотивов, добродетелей или чувств индивида.
В рамках указанного подхода дисциплина рассматривается как главное условие поддержания порядка и обеспечения целесообразности внутри социальной системы. Эта задача обеспечивается тем, что прежняя "этика добродетелей, замкнутая на мотивы", вытесняется "институциональной этикой, которая не зависит от содержательных мотивов", а ее эффективность обеспечивается жестко регламентированными требованиями, общеобязательными для каждого принадлежащего к ней человека [7]. С этой точки зрения профессиональная этика, какой бы сфере человеческой деятельности она ни принадлежала, оказывается чем-то совершенно иным, чем традиционная этика. Как будто можно представить, что в суде, адвокатуре и следствии действуют люди-роботы, автоматически подчиняющиеся требованиям, зафиксированным в законе или профессиональном этическом кодексе.
|
|
|
Любое установление способно описать лишь общие границы действий, ставит конкретное воплощение этих действий во всецелую зависимость от личности того, кому доверено воплощать их на практике. А. Ф. Кони по этому поводу замечает: "Правила для внешних деяний, в своем практическом осуществлении, неминуемо отражают на себе и внутренний строй души того, кто их осуществляет, ибо в каждом судебном действии, наряду с вопросом, что следует произвести, возникает не менее важный вопрос о том, как это произвести" [8]. Степень добродетельности оказывается в этом случае главным условием при отборе лиц, которым только и может быть доверено исполнение так называемых институциональных требований. Адвокат в своей повседневной деятельности может, с одной стороны, превысить меру, за которой защита обвиняемого превращается в оправдание преступления, а с другой – исполнять предписанные ему законом функции по минимуму, не прилагая к представлению интересов гражданина достаточных усилий. Речь, следовательно, в обоих случаях идет о нахождении своеобразной золотой середины, всецело определяемой нравственной добросовестностью человека.
Сказанное позволяет утверждать, что институциональная этика и этика добродетелей не отрицают, а, скорее, дополняют друг друга. Для профессионала, принимающего решение, нравственная мотивация столь же значима, как и для любого человека, делающего свой выбор и тем самым взваливающего на себя ношу моральной ответственности.
Представляется возможным утверждать, что корпоративность и институциональность – это две стороны, которыми профессиональная этика обращена вовне. Первая указывает на ее особый групповой характер в противоположность общечеловеческой природе морали, а вторая – на наличие у нее единого поля со сферой права. В известном смысле можно утверждать, что все они имеют общую направленность, взаимно дополняют друг друга. Это хорошо видно из тех функций, которые профессиональная этика выполняет в современном обществе.
|
|
|
