Диего де Ланда Николай Николаевич Непомнящий Фридрих Ратцель Кэтрин Лангло‑Паркер

Некоторые юкатанские старики говорят, слыхав от своих предков, что эта страна была заселена неким народом, пришедшим с востока, который был спасен Богом, открывшим ему двенадцать дорог через море. Если бы это было истинно, тогда пришлось бы считать, что все жители Индий происходят от евреев, а для того, чтобы пересечь пролив Магеллана, они должны были идти, распространившись более чем на две тысячи лиг по стране, где сейчас управляет Испания.

В этой стране только один язык, что очень удобно для сношений, хотя на побережьях есть некоторые отличия в словах и в манере говорить. Жители берегов также более изящны в обращении и языке, женщины покрывают грудь, чего не делают остальные [женщины] внутри [страны].

Женщина с сумкой за плечами

При постройке дома покрывали соломой, которая у них была очень хороша и в большом количестве, или листьями пальмы, подходящей для этого. У них были очень высокие крыши, чтобы они не протекали от дождя. Затем строили стену посредине, вдоль, разделявшую весь дом, и в этой стене оставляли несколько дверей в половину, которую они называли задней комнатой (las espaldas de la casa), где находились их кровати. Другую половину они очень красиво белили известью, а у сеньоров эти половины были разрисованы с большим изяществом. Эта половина служила приемной и помещением для гостей. Эта комната не имела дверей, но была открыта во всю длину дома, а очень низкая крыша спереди [служила] для защиты от солнца и дождя. Говорят, что [это делалось] также, чтобы изнутри дома господствовать над врагами в случае необходимости.

Простой народ строил за свой счет дома сеньоров. Так как дверей не было, они считали тяжелым преступлением причинять вред в домах других. Они имели заднюю дверцу для необходимого пользования. У них есть кровати из прутьев (de varillas), с циновкой сверху, где они спят, покрываясь своими накидками из хлопка. Летом они спят обычно в [передних] побеленных [комнатах] на циновках, особенно мужчины. С другой стороны дома все население делало посевы для сеньоров. Они возделывали их и собирали урожай в количестве, которого было достаточно ему и его дому. Когда была дичь или рыба или когда приносили соль, всегда давали часть сеньору, потому что эти продукты они всегда добывали сообща.

Если сеньор умирал, хотя ему наследовал старший сын, других сыновей всегда очень почитали, поддерживали и считали сеньорами. Остальных знатных, низших, чем сеньоры, поддерживали всеми этими вещами, соответственно тому, каковы они были, или по милости, которую им оказывал сеньор. Жрецы жили своими службами и жертвами. Сеньоры управляли селениями, улаживая тяжбы, распоряжаясь и приводя в порядок дела своих общин (sus republicas). Все это делали руками наиболее знатных, которые были очень влиятельны и уважаемы, особенно люди богатые. Их посещали, и они имели дворы (tenian palacio) в своих домах, где договаривались о делах и сделках, главным образом по ночам. Если сеньоры выходили из поселения, они вели с собой большую свиту, и так же было, когда они выходили из своих домов.

Индейцы Юкатана – люди хорошо сложенные, высокие, быстрые и очень сильные, но обычно кривоногие, ибо в детстве матери переносят их с места на место, посадив верхом на бедра. Они считают изящным быть косоглазыми, что делают искусственно их матери, подвешивая им, еще совсем маленьким, к волосам шарик (un pegotillo) из смолы, который спускается у них между бровей, доходя до глаз. Так как он постоянно двигается там, качаясь, они становятся косыми. У них головы и лбы сплющены с детства, что также дело их матерей. Они имеют уши, проколотые для серег и очень изрезанные из‑ за жертвоприношений. Они не носят бороды и говорят, что их матери им прижигают в детстве лица горячими тряпками, чтобы у них не появлялись волосы. Сейчас они носят бороды, хотя очень жесткие, как конский волос.

Они носят волосы, как женщины; на макушке они выжигают как бы большую тонзуру, поэтому [волосы] ниже [ее] растут сильно, в то время как волосы тонзуры остаются короткими. Они их заплетают и делают из них гирлянду вокруг головы, оставляя позади хвостик наподобие кисточки.

Мужчины все пользуются зеркалами, но не женщины. Также они говорят о рогатом, что жена поставила ему зеркало в волосы над затылком. Они мылись часто, не заботясь прикрыться перед женщинами, кроме того, что можно прикрыть рукой. Они любители хороших запахов и поэтому употребляют букеты цветов и пахучих трав, оригинально и искусно составленные. Они имели обыкновение красить в красный цвет лицо и тело; это придавало им очень дурной вид, но считалось у них очень изящным.

Их одеждой была лента (un liston) шириной в руку, которая им служила шароварами и чулками. Они ею обвертывали несколько раз поясницу таким образом, что один конец спускался спереди, а другой сзади; их жены тщательно отделывали им эти концы узорами из перьев. Они носили плащи длинные и квадратные, и их завязывали на плечах; носили сандалии из тростника или кожи оленя, жестко выделанной, и не употребляли другой одежды.

Пища и питье

Главной пищей является кукуруза, из которой они делают различные кушанья и напитки. При этом напиток, как они его пьют, служит им [одновременно] пищей и питьем. Индианки кладут кукурузу на ночь размокать в воду с известью; утром она там делается мягкой и наполовину сваренной, и таким образом отделяется шкурка и корешок. [Затем] они ее размалывают между камнями. Они дают ее наполовину размолотой рабочим, путникам и мореплавателям большими комками (grandes pelotas) и [целыми] ношами (cargas). Она сохраняется несколько месяцев и только скисает. Они берут комок и растворяют его в сосуде из скорлупы плода, растущего на дереве, с помощью которого Бог снабдил их сосудами. Они пьют эту жидкость и съедают остаток. [Это] вкусная и важная пища. Из более [мелко] размолотой кукурузы они выжимают молоко, сгущают его на огне и делают как бы кашу (сото poleadas) на утро. Ее пьют теплой, а то, что осталось от утра, заливают водой, чтобы пить днем, ибо у них не принято пить чистую воду. Они также варят кукурузу, размалывают и разводят водой и, примешивая туда немного индейского перца или какао, получают очень освежающий напиток.

Доставание меда из улья

«Владычица пчел»

Они делают также из кукурузы и размолотого какао особую пену, очень вкусную, с которой справляют свои празднества. Они добывают из какао масло, напоминающее коровье, и из этого масла и кукурузы делают другой напиток, вкусный и ценимый. Они делают [еще] другой напиток из вещества размолотой кукурузы, очень освежающий и вкусный.

Они делают разного рода хлеб, хороший и здоровый, но его плохо есть, когда он холодный. Поэтому индианки занимаются его приготовлением два раза в день. Не удается приготовить [из кукурузы] муку, которую можно было бы месить, как пшеничную, и если иногда делается хлеб, как пшеничный, ничего не получается.

Они тушили овощи и мясо крупной дичи и птиц, диких и домашних, которые многочисленны, и рыбу, которой много. Таким образом, они имеют хорошую пищу, особенно после того, как стали разводить свиней и птиц из Кастильи.

Утром они пьют теплый напиток с перцем, как это было сказано, днем пьют другие, холодные, а ночью едят тушеное мясо.

Если нет мяса, они делают соусы из перца и овощей. У них нет обычая мужчинам есть с женщинами; они едят отдельно на земле или в лучшем случае на циновке в качестве стола. Они едят много, когда имеют [пищу]; когда же нет, очень хорошо выносят голод и обходятся очень немногим. Они моют руки и рот после еды.

Пиршества, музыка и танцы

Они татуировали себе тела и чем больше [татуировались], тем более считались храбрыми и мужественными, ибо татуировка была большим мучением и делалась следующим образом: татуировщики покрывают часть, которую хотят [татуировать], краской (con tinta), а затем они надрезывают осторожно рисунок, и, таким образом, от крови и краски на теле остаются следы. Это делается понемногу из‑ за сильной боли. Они даже становятся после [этого] больными, ибо татуированные места воспаляются и выступает жидкость. Несмотря на это, они насмехаются над теми, кто не татуируется.

Горны майя (роспись на стене храма)

Они очень гордились обходительностью, грацией и природным изяществом. Сейчас они едят и пьют, как мы. Индейцы были очень распущенны в питье и пьянстве, и у них от этого случалось много дурного; так, они убивали друг друга, насиловали в кроватях бедных женщин, ожидавших встретить своих мужей, [вели себя] даже с отцами и матерями, как в доме своих врагов, и поджигали их дома. Кроме всего этого, они разорялись от пьянства. Когда оргия была общей и с жертвоприношениями, ее оплачивали все; когда же она была частной, издержки нес тот, кто ее устраивал, с помощью своих родичей.

Они делали вино из меда и воды и определенного корня одного дерева, выращиваемого для этого, который делал вино крепким и очень вонючим. Они ели, [развлекаясь] танцами и зрелищами (con vailes у regozijos), сидя попарно или по четыре. После еды виночерпии (los escancianos), которые не имели обыкновения опьяняться, приносили несколько больших кувшинов (artezones) для питья, пока не начинались ссоры, и тогда женщины должны были отводить своих пьяных мужей домой. Они растрачивали на оргии то, что заработали за много дней торговли. У них было два обычая устраивать праздники: первый – обычай сеньоров и людей знатных – обязывал каждого гостя устроить другой такой же пир. Каждому из гостей давали жареную птицу, хлеб и напиток какао в изобилии, а в конце пира они имели обычай давать каждому плащ, чтобы покрыться, скамеечку и сосуд, очень изящный по возможности. Если один из них умирал, то обязан был устроить пиршество его дом или родичи. Другой обычай был между родственниками, когда их дети вступали в брак или праздновали память дел своих предков, и он не обязывал возместить [пир]; однако, если сто [гостей были приглашены] к индейцу на праздник, то каждый [из них] приглашал [его], когда устраивал праздник или женил детей. Они очень чувствительны к дружбе и сохраняют память об этих пирах, хотя бы и далеких одни от других. На этих праздниках им подают напитки красивые женщины, которые, подав сосуд, поворачиваются спиной к тому, кто его взял, пока он его не осушит.

Золотой перстень, кольцо и медные колокольчики из Священного колодца в Чичен‑ Ице

Индейцы имеют очень приятные развлечения; в особенности комедианты (farsantes) представляют с большим изяществом, настолько, что испанцы нанимали их для того, чтобы они видели шутки испанцев с их служанками, супругами и с самими [индейцами] по поводу хорошего или плохого прислуживания, и затем они это представляли с таким искусством, как настоящие испанцы.

У них есть маленькие барабаны (atabales), по которым бьют рукой, и другой барабан – из полого дерева с низким и унылым звуком. По нему бьют довольно длинной палкой с набалдашником из смолы одного дерева на конце. У них были трубы (trompetas), длинные и тонкие, из полого дерева, с длинными и кривыми тыквами на конце. У них был еще инструмент из панциря целой черепахи, очищенного от мяса. По нему били ладонями рук, и звук его заунывный и печальный. У них были свистки (chiflatos) из берцовых костей оленей и больших раковин и флейты (flautas) из тростника. На этих инструментах аккомпанировали танцорам.

Два танца (vailes) были особенно мужественны и достойны внимания. Один – это игра с тростником, почему они его называют коломче (Colomche), что и значит «тростник». Чтобы его исполнить, собирается большой круг танцоров вместе с музыкантами, которые им аккомпанируют. Следуя ритму [музыки], из круга выходят двое, один с пучком стеблей и танцует с ними, держась прямо (en hiesto), другой танцует на корточках (en cuclillas), оба согласно ритму круга (танцоров). Тот, который со стеблями, бросает их изо всех сил в другого, а последний с большой ловкостью отбивает их с помощью небольшой деревяшки (con un palo pequeno). Кончив бросать, они возвращаются, следуя ритму, в крут, и танцуют другие, делая то же самое.

Есть другой танец, когда танцуют восемьсот и больше или меньше индейцев с небольшими флажками, с военными широкими шагами и звуками (con son у passo largo de guerra). Среди них нет ни одного, кто бы нарушил ритм.

В своих танцах они тяжелы, ибо в течение целого дня не перестают танцевать, и им приносят есть и пить. Мужчины не имели обыкновения танцевать с женщинами.

Ремесла, торговля, земледелие и суд

Ремесленниками (los officios) у индейцев были гончары и плотники, которые много зарабатывали, делая идолов из глины и дерева, с соблюдением многочисленных постов и обрядов. Были также хирурги (cirujanos), или, лучше сказать, колдуны (hechizeros), которые лечили травами и многочисленными суеверными обрядами; и также были все остальные ремесла.

Занятием, к которому они наиболее склонны, была торговля. Они вывозили соль, ткани и рабов в землю Улуа и Табаско, обменивая все это на какао и камешки (cuentas de piedra), которые служили у них монетами. На них они имели обыкновение покупать рабов и другие камешки, изящные и красивые, которые сеньоры носили на себе как драгоценности на праздниках. У них были еще изделия из красных раковин в качестве монет и украшений. Они их носили в плетеных кошельках. На рынках они торговали всеми вещами, какие были в стране. Они продавали в кредит, давали взаймы и платили честно, без ростовщичества.

Прежде всего они были земледельцами и занимались сбором кукурузы и урожая прочих посевов. Они их сохраняли в очень удобных подвалах (silos) и амбарах (trojes), чтобы продать в свое время. Мулов и быков у них заменяли люди. На каждого мужчину с женой они имели обычай засевать участок в 400 [квадратных] ступней, который они называли хум‑ виник (hum‑ uinic), измеряемой шестом в 20 ступней, 20 в ширину и 20 в длину. Эти индейцы имеют хороший обычай помогать друг другу взаимно во всех своих работах. Во время посева те, у кого не хватает своих людей для работы, объединяются по 20 и больше или меньше и работают вместе, сообразно размеру [участков] и количеству работы у всех, и не бросают, пока не покончат со всеми [участками]. Земли сейчас общие, и первый занявший их владеет ими. Они сеют во многих местах, чтобы в случае недорода с одного [участка] возместить с другого. Обрабатывая землю, они только собирают сорную траву и сжигают ее перед посевом. Они работают с половины января до апреля и сеют с началом дождей.

При посеве они носят маленький мешок (un taleguillo) за плечами, делают отверстия в земле заостренной палкой и кладут туда 5‑ 6 зерен, зарывая их затем той же палкой. Во время дождей [посевы] всходят изумительно.

Они соединяются также по 50 и больше или меньше для охоты. Мясо оленей жарят на решетках (assan parrillas), чтобы оно не испортилось. Приходя в селение, они делают подарки сеньору и дружно распределяют [остальное]. То же делают с рыбой.

При посещениях индейцы всегда приносят с собой подарки согласно своему званию; посещаемый делает соответственный подарок. На этих визитах третьи [лица] говорят и слушают с вниманием, сообразно с тем, кто говорит, но, однако, все называют друг друга на «ты». При вежливом разговоре самый низший из уважения повторяет название должности или достоинства старшего. Они имеют обычай помогать тому, кто сообщает вести, придыхательными звуками в горле, как бы говоря: так, хорошо. Женщины кратки в своих речах, и не было обычая рассуждать с ними, особенно если они бедные. Поэтому сеньоры высмеивали братьев, которые выслушивали с вниманием бедных и богатых без различия.

Обиды, которые они причиняли друг другу, приказывал удовлетворить сеньор селения обидчика. Но это был повод и средство для больших раздоров. Если [обидчик] был из того же селения, их разбирал судья (el juez) в качестве посредника, устанавливал убытки и назначал удовлетворение. Если [обидчик] не был в состоянии возместить [убытки], ему помогали родственники и друзья. Обычным поводом для возмещения было случайное убийство кого‑ либо или когда муж или жена повесились по какому‑ либо поводу, вызвавшему этот случай, если кто‑ либо причинил пожар дому или имению, ульям или посевам кукурузы. Другие обиды, причиненные со злым умыслом, удовлетворялись всегда кровью и дракой.

Юкатанцы очень щедры и гостеприимны, так что никто не войдет в их дом, чтобы ему не дали еду и питье, которые они имеют, днем – их питье, ночью – их пищу. Если же не имеют, ищут ее по соседству. В дороге, если собираются люди, то делятся со всеми, хотя бы их доля стала из‑ за этого гораздо меньшей.

Имена. Порядок наследования

Их счет ведется по 5 до 20, по 20 до 100, по 100 до 400 и по 400 до 8000. Этим счетом они широко пользовались для торговли какао. У них есть другой счет, более длинный, который они продолжают до бесконечности, считая 8 тысяч 20 раз, что составляет 160 тысяч, затем, возвращаясь к 20, они умножают 160 тысяч на это число и так продолжают умножать на 20, пока не получат громадной цифры. Они считают на земле или на чем‑ либо гладком.

Они очень заботятся о знании своего происхождения (el origen de sus linajes), особенно если происходят от какого‑ либо майяпанского дома, и стараются узнать это у жрецов, что является одной из их наук. Они очень гордятся мужами, которые были выдающимися в их родах (en sus linajes). Имена отцов сохраняются у сыновей, у дочерей же нет. Своих сыновей и дочерей они всегда называли именем отца и матери; имя отца [употребляется] как собственное (сото proprio) и имя матери как нарицательное (сото apellativo) следующим образом: сына Чель и Чан они называли На Чан Чель (Nachanchel), что значит «сын таких‑ то». По этой причине индейцы говорят, что [лица] одного имени – родственники (deudos), и считают себя таковыми. Поэтому, когда они приходят в незнакомое место и нуждаются [в помощи], они тотчас называют [свое] имя, и, если там есть кто‑ либо [того же имени], их немедленно принимают и обходятся со всяческой любовью. Также ни мужчина, ни женщина не вступали в брак с кем‑ либо того же имени, ибо это у них было большим бесчестием (imfamia). Сейчас имена, [полученные] при крещении, [являются] именами собственными.

Иероглифы дней майя

Индейцы не разрешали дочерям наследовать вместе с братьями кроме как по благосклонности или по доброй воле – тогда им давали что‑ либо [в наследство]. Остальное делили братья поровну, но тому, кто помог наиболее значительно увеличить имущество, давали соответственное возмещение (la equivalencia). Если были только дочери, то наследовали двоюродные братья (los hermanos) или ближайшие родственники. Если их возраст не позволял передать им имущество, его передавали опекуну из наиболее близких родственников, который давал матери средства на их воспитание, ибо был обычай не оставлять ничего во власти матери; или же отбирали детей, особенно если опекунами были братья умершего. Когда наследники достигали [надлежащего] возраста, опекуны отдавали им имущество. Не сделать этого было большим позором и причиной многих раздоров. Передача наследства производилась в присутствии сеньоров и знатных, за вычетом того, что давалось на воспитание. Не давали ничего из урожаев с наследственных участков, равно как с пасек и деревьев какао, ибо говорили, что достаточно было держать это в сохранности. Когда умирал сеньор и не имел сыновей, чтобы управлять [после него], но имел братьев, правил старший из братьев или наиболее предприимчивый. Наследника знакомили с обычаями и празднествами, для того [чтобы он знал их], когда станет мужем. Эти братья, даже когда наследник уже правил, рапоряжались всю свою жизнь. Если [умерший] не имел братьев, жрецы и знатные люди выбирали подходящего для этого человека.

Брак

В древности они вступали в брак в 20 лет, сейчас – [в возрасте] от 12 до 13. Поэтому сейчас они разводятся более легко, так как женятся без любви, не зная брачной жизни и обязанностей супругов. Если отцы не могли их уговорить возвратиться к женам, то они искали им новых и новых. С такой же легкостью бросают своих жен мужчины, имеющие детей, не боясь, что другие возьмут их в жены или что они позднее возвратятся к ним. При всем этом они очень ревнивы и не переносят спокойно, когда их жены неверны. Сейчас, когда они видели испанцев, убивающих за это своих [жен], они начали грубо обращаться [с женами] и даже убивать их. Если дети еще маленькие, когда они разводятся, они их оставляют матерям; если большие, то юноши [идут] с отцами, а девушки с матерями.

Хотя развод был вещью столь общей и обычной, старики и те, кто держался лучших обычаев, считали его дурным. Многие никогда не имели больше одной жены, которую никогда не брали того же имени со стороны отца. Это было у них делом очень бесчестным. Если женились на свояченицах (cunadas), женах своих братьев, это считалось дурным. Они не женились на мачехах, на свояченицах – сестрах своих жен (cunadas hermanas de sus mugeres), на тетках – сестрах своих матерей, и если кто‑ либо делал это, считали дурным. Со всеми остальными родственницами со стороны матери они вступали в брак, хотя бы это была двоюродная сестра (prima hermana).

На отцах лежала большая забота отыскать [сыновьям] вовремя жен их положения и состояния и, если могли, из той же местности. У них считалось неудобным (poquedad) искать жен для себя или отцам [заботиться] о замужестве своих дочерей. Чтобы договориться об этом, отыскивали сватов, которые бы вели это дело. Условившись и договорившись, сговаривались о церемонии и приданом (las aras у dote), которое было очень невелико. Отец юноши давал его отцу невесты (а1 consuegro), а свекровь, кроме того, [давала] в приданое (de dote) одежды невестке (a la nuera) и сыну. Когда наступал день [свадьбы], они собирались в доме отца невесты и там было приготовлено угощение. Приходили гости и жрец; собрав новобрачных и их родителей, жрец утверждал их бракосочетание, раз к этому хорошо отнеслись родители и было хорошо для них, и они отдавали юноше его жену в эту же ночь, если он был готов к этому (si era para ello). Затем устраивался обед и званый пир. С этого времени впредь зять оставался в доме тестя, работая 5 или 6 лет на тестя. Если он не делал этого, его выгоняли из дому. Матери заботились, чтобы жена всегда давала мужу есть в знак брака.

Вдовы и вдовцы вступают в брак без праздника и торжеств. Достаточно вдовцу прийти в дом вдовы, быть принятым и получить еду, чтобы брак считался совершенным. Это приводит к тому, что они расходятся с такой же легкостью, как сходятся.

Юкатанцы никогда не берут более одной [жены], как случается в других странах, когда имеют многих сразу. Иногда отцы договариваются о браке своих малолетних детей до того, как они достигли [соответствующего] возраста, и считаются свойственниками (сото suegros).

Крещение

Крещения нет ни в какой части Индий, кроме Юкатана, [где оно существует] под названием, которое означает «родиться снова или второй раз». Это то же самое, что в латинском языке renascor, ибо в языке Юкатана сихил (zihil) значит «родиться снова или другой раз» и употребляется [это слово] только в глагольном сочетании; так, капут сихил (caput zihil) значит «родиться снова». Мы не могли узнать о его происхождении, кроме того, что это обычай, который всегда существовал. Они к нему испытывали столько благоговения, что никто не забывал получить [крещение], и такое уважение, что имевшие грехи или склонные совершить их исповедовались в них особо жрецу при получении его. Они настолько верили в [крещение], что не повторяли его ни в каком случае. Они полагали, что через него получают предрасположение (una previa disposicion) быть добрыми в своих обычаях и не быть совращенными демонами в мирских делах. Посредством этого и хорошей жизни они надеялись достигнуть блаженства (la gloria), в котором, как и в блаженстве Мухаммеда (Mahoma), они пользовались бы пищей и напитками.

У них был следующий обычай, чтобы приготовиться к совершению крещения. Индианки растили детей до возраста 3 лет и имели обыкновение на голову мальчика прикреплять к волосам на темени белую штучку (una contezuela). Девочки носили пояса (zenidas) на бедрах, очень низко, с тонкой веревкой и привязанной к ней раковиной, которая у них приходилась на скромную часть. У них считалось грехом и большим бесчестьем снимать ее с девочки до крещения, которое они получали всегда от 3 до 12 лет, и их никогда не выдавали замуж до крещения.

Когда кто‑ либо хотел крестить своего сына, он шел к жрецу и сообщал ему о своем намерении. Последний объявлял в селении о крещении и о дне, в который это совершится. Они всегда заботились, чтобы это не был несчастный (aciago) день. Сделав это, тот, кто устраивал праздник, то есть тот, кто завел об этом беседу, выбирал по своему вкусу знатного человека селения (un principal del pueblo), чтобы тот ему помогал в его занятии и связанных с ним делах. Затем они имели обыкновение избирать четырех других людей, старых и уважаемых, которые помогали жрецу в день праздника в церемониях, и их выбирали всегда вместе со жрецом, по его вкусу. Об этих выборах всегда знали отцы всех детей, которых должны были крестить, ибо праздник был всеобщий. Тех, кого выбирали, называли чаками (chaces). Отцы детей и служители (los officiales) постились три дня перед праздником, воздерживаясь от женщин.

В [назначенный] день все собирались в дом того, кто устраивал праздник, и приводили всех детей, которые должны были получить крещение. Их помещали во внутреннем дворе (el patio) или на площадке у дома, которая была очищена и усеяна свежими листьями. Они становились по порядку в ряд, мальчики и девочки отдельно. О них заботились в качестве крестных отца и матери (com padrinos) старая женщина при девочках и мужчина при мальчиках.

Затем жрец совершал очищение дома, изгоняя из него демона. Чтобы изгнать его, ставили четыре скамеечки в четырех углах двора, на которые садились четыре чака с длинной веревкой, протянутой от одного к другому таким образом, что дети оставались замкнутыми внутри веревки. Затем, перешагивая через веревку, входили в середину крута все отцы детей, которые постились. Перед этим или после в середину ставили другую скамеечку, на которую садился жрец с жаровней (un brasero) и небольшим количеством размолотой кукурузы и благовоний. Туда подходили по порядку мальчики и девочки, и жрец клал им в руку немного размолотой кукурузы и благовоний, а они [бросали их] в жаровню, и так делали все. Совершив эти курения, брали жаровню, в которой они это делали, и веревку, которой чаки их окружали, вливали в сосуд немного вина и давали все это одному индейцу, чтобы он унес это из селения; ему советовали не пить и не оглядываться назад на обратном пути. После этого они говорили, что демон изгнан.

Дойдя до этого, подметали двор, очищали его от листьев дерева, которое называется кихом (cihom), и разбрасывали листья другого дерева, которое они называют копо (соро), и клали несколько циновок, пока жрец одевался. Одевшись, он выходил в плаще из красных перьев, украшенном (labrado) разноцветными перьями, по краям у него свисали другие большие перья, и как бы с колпаком (coroza) на голове из таких же перьев, а внизу плаща [у него было] много поясов из хлопка, [свисавших] до земли, как хвосты. [У него было] в руке кропило (un isopo) из короткой палки со многими узорами (muy labrado), и, как борода или волосы, у кропила [были] особые хвосты змей, подобных гремучим змеям. Он был так же важен, как папа при короновании императора. Замечательная вещь, какое удовольствие доставляли им наряды. Чаки тотчас шли за детьми и клали всем на голову белые ткани, принесенные для этого их матерями. Они спрашивали у тех, которые были большими, не совершили ли они греха или нечистого (feco) прикосновения; если они это совершили, они признавались им и их отделяли от других.

Сделав это, жрец приказывал людям замолчать и сесть и начинал благословлять детей со многими молитвами и посвящать их кропилом с большой торжественностью. Окончив свое благословение, он садился, и вставал распорядитель (el principal), которого отцы детей выбирали для этого праздника, и с костью (con un guesso), которую ему давал жрец, шел к детям и прикасался ко лбу каждого девять раз костью. Затем он смачивал ее в сосуде с водой, который держал в руке, и смазывал им лоб, черты лица и между пальцами ног и рук, при всем этом не говоря ни слова. Эту воду они делали из определенных цветов и из какао, размоченного и растворенного в девственной воде, как говорили, взятой из углублений деревьев или камней в лесах.

Когда было окончено это помазание, вставал жрец и снимал у них с головы белую ткань и другие, которые у них были накинуты на плечи, где каждый носил небольшую связку очень красивых перьев птиц и несколько [зерен] какао. Все это собирал один из чаков. Затем жрец отрезал у детей каменным ножом штуку (1а cuenta), которую они носили прикрепленной к голове. После этого шли все остальные помощники жреца с пучками цветов и трубкой (un humaco), которую индейцы употребляют для курения, прикасались девять раз каждым из этих [предметов] к каждому ребенку и затем давали ему понюхать цветы и потянуть из трубки. Затем собирали подарки, которые приносили матери, и давали немного каждому ребенку, чтобы съесть там, ибо подарки были съестные. Брали хороший сосуд с вином и тотчас же приносили его в жертву богам и с набожными мольбами просили их принять этот маленький дар от этих детей. Позвав другого служителя, который им помогал и которого они называли кайом (Сауот), они давали ему [сосуд], чтобы он выпил его. Он делал это без отдыха, ибо, говорят, это было бы грехом.

Сделав это, они отпускали первыми девочек. Матери снимали с них сначала шнур (el hilo), который они носили прежде обвязанным вокруг талии, и раковину, которую они носили в знак чистоты. Это было как бы разрешением уже выйти замуж, когда пожелают отцы. После того как мальчики оставались одни, пришедшие отцы шли к груде накидок (las mantillas), которые они принесли, и делили их собственноручно между присутствующими и служителями. Затем они оканчивали праздник обильной едой и питьем. Они называли этот праздник Эм К'у (Emku), что означает «нисхождение бога». Тот, кто побудил его устроить и нес расходы, кроме трех дней поста, которые он соблюдал, постился еще девять [дней], и это они делали неукоснительно.

Исповедь, статуи богов, жречество

Юкатанцы, конечно, знали, когда они поступали дурно, и так как они верили, что дурные поступки и грехи причиняют им смерть, болезни и страдания, у них был обычай исповедоваться, существовавший у них еще [до христианизации]. Таким образом, когда из‑ за болезни или по другому случаю они были в опасности умереть, они исповедовались в своих грехах, а если были небрежны, то им напоминали ближайшие родственники или друзья. Тогда они публично рассказывали свои грехи; если там был жрец – то ему, без [него] – отцам и матерям, жены – мужьям, а мужья – женам.

Грехи, в которых они обычно каялись, были: кража, человекоубийство, плотский грех и лжесвидетельство. После этого они считали себя в безопасности, и часто, если избегали опасности, были раздоры между мужем и женой из‑ за несчастий, которые с ними случались, и с теми, которые их причинили.

Они исповедовались в своих слабостях, кроме тех, которые они совершили со своими рабынями, так как они говорили, что законно употреблять свои вещи по желанию. Грех помышлением не исповедовали, хотя считали дурным; в своих советах и проповедях они советовали избегать его.

Посты, которые они главным образом соблюдали, были: [воздержание] от соли в тушеном мясе и от перца, что им тяжело, и они воздерживались от женщин перед всеми своими праздниками.

Овдовевшие не вступали в брак один год, чтобы не знать мужчины или женщины в это время, и тех, которые этого не соблюдали, считали нескромными и [полагали], что с ними случится что‑ либо дурное. Во время некоторых постов при их праздниках они не ели мяса и воздерживались от женщин. Получение должности на праздниках всегда было связано с постами, равно как и должности общины (de republica). Некоторые [посты] столь долгие, что продолжались до трех лет, и нарушить все эти [посты] было большим грехом.

Они были столь преданны своим идолопоклонническим молитвам, что во время нужды, вплоть до женщин, детей и девушек, все занимались этим, то есть жгли курения и умоляли бога освободить их от зла и сдержать демона, который им его причинил.

Путники в дороге также носили курения и тарелочку (un platillo), на которой их сжигали. Ночью, куда бы они ни прибывали, они ставили три маленьких камня, клали на них немного курения и ставили их перед другими тремя ровными камнями, на которые бросали курение, прося бога, которого они называли Эк'Чуах (Еk‑ chuah), о благополучном возвращении в свои дома, где не было недостатка [в тех], кто делал для них еще столько же [курений] и даже больше.

У них было множество идолов и храмов, пышных на свой лад, и даже, кроме общих храмов, сеньоры, жрецы и знатные люди (gente principal) имели молельни (oratorios) и идолов в доме для своих частных молитв и жертв. Они испытывали к Косумелю и к колодцу (росо) Чичен‑ Ицы такое уважение, как мы к местам паломничества в Иерусалиме и Риме. Они также ходили посещать и приносить дары, главным образом на Косумель, как мы в святые места; те же, которые не шли, всегда посылали свои дары. Те, которые шли, имели обычай входить также в покинутые храмы, когда проходили мимо них, чтобы молиться и жечь копал.

Бог Сак Шиб Чак

Бог Эк Шиб Чак

Бог К’ан Шиб Чак

Бог Чак Шиб Чак

Они имели столько идолов, что им даже не хватало для них богов; поэтому не было животных или рептилий, статуй которых они не делали бы, и все их делали наподобие своих богов и богинь. У них были некоторые идолы из камня, но очень мало, другие [делались] из дерева и небольшого размера, хотя не такого, как из глины. Идолы из дерева уважались настолько, что они наследовались и поэтому считались главным в наследстве. Идолов из металла они не имели, потому что прежде металла не было.

Они хорошо знали, что идолы были вещами мирскими, мертвыми и без божества, но их почитали за то, что они изображали, и поэтому их делали со столькими церемониями, особенно идолов из дерева.

Из них наибольшими идолопоклонниками были жрецы, чиланы, колдуны и лекари, чаки и наконы (nacones). Обязанностью жрецов было заниматься их науками и обучать им, объявлять об опасностях и средствах от них, провозглашать и закрывать праздники, приносить жертвы и управлять их святынями. Обязанностью чиланов было давать жителям ответы от демонов, и они были настолько почитаемы, что, случалось, их носили на плечах. Колдуны и лекари лечили кровопусканиями, делаемыми в части, где болит у больного, и бросали жребий, чтобы предсказывать, при исполнении своих обязанностей и в других случаях. Чаки – это четыре старых человека, избираемые всегда заново, чтобы помогать жрецу хорошо и полностью проводить праздники. Наконы – два должностных л