Глава 1. История организованной преступности в России

ВВЕДЕНИЕ

Организованная преступность на сегодняшний день является одним из основных факторов дестабилизирующих общественную жизнь, препятствующих осуществлению социально-экономического развития и представляющих угрозу демократии и стабильности. Она не только подхлестнула количественный рост преступности в целом, но и придала ей новые качественные характеристики. Борьба с организованными формированиями стала общенациональной проблемой, а в силу ее транснациональной природы приняла глобальный характер.

По данным МВД РФ в настоящее время в России действуют 116 преступных организаций, имеющих межрегиональные и международные связи, общей численностью более четырех тысяч активных участников. Под их контролем находится, по меньшей мере, 500 крупных хозяйствующих субъектов. Особая опасность организованной преступности заключается в том, что в последнее время она относит к сфере своих интересов целые отрасли промышленности. По официальным данным организованная преступность проявляет себя наиболее активно в металлургической, лесопромышленной, нефтедобывающей, алкогольной и табачной промышленности, а также в автомобильном бизнесе.

Российские ученые впервые заговорили об организованной преступности в нашей стране в годы горбачевской перестройки, гласности. В 1989 году в Москве был проведен круглый стол на эту тему, в котором участвовали ученые-правоведы и представители силовых структур. Специалисты в области профессиональной преступности предлагали свои подходы в определении понятия организованной преступности, ее признаков, выделяли ряд факторов и причин, сыгравших решающее значение в формировании данного явления в России.

В последнее время ученые и практики почти всех стран мира принялись за активное изучение феномена организованной преступности. Однако, не смотря на то, что данная проблема широко освещается в отечественных и зарубежных СМИ и научных изданиях, по-прежнему остаются дискуссионными вопросы о понятии организованной преступности, о ее формах и уровнях, времени возникновения и т.д.

Цель исследования - выявить особенности возникновения и развития организованной преступности в России.

Исходя из поставленной цели, в работе определены следующие задачи:

1) исследовать историю возникновения организованной преступности в России;

2) на основе анализа отечественных и зарубежных исследований дать криминологическую характеристику организованной преступной деятельности;

2) выделить формы проявления организованной преступности;

3) изучить личность участника организованной преступной деятельности;

4) проанализировать уголовно-правовые меры борьбы с организованной преступностью в России.

Объект исследования – организованная преступность, как явление.

Предметомисследования данной работы является деятельность организованных преступных групп, преступных организаций и преступных сообществ в мире, на территории России и Республики Татарстан.

При написании работы, были проанализированы важнейшие источники – нормативная база, научные и публицистические статьи, а также специальные монографические исследования по данной проблематике.

В работе представлены и официальные данные – отчеты МВД РФ и РТ по борьбе с организованной преступностью в последние годы, материалы уголовного дела «Хади Такташ».

ГЛАВА 1. ИСТОРИЯ ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОСТИ В РОССИИ

Процессу теоретического осмысления организованной преступ­ности в нашей стране нет еще и двадцати лет. С 1926 до 1997 г. в России действовал Уголовный кодекс, принятый 2-й сессией ВЦИКXII созыва. Основной костяк этого кодекса составляли нормы, сфор­мулированные в двадцатые годы нашего столетия, и частично заим­ствованные из Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. И если в 1988 г. в общественно-политических и даже, как ни странно, литературных изданиях появились первые откровенные пуб­ликации о том, что слова «мафия» и «организованная преступность» применимы к некоторым социальным явлениям на территории на­шей страны, и привлекли к этому внимание широких слоев населе­ния, то научно обоснованный вывод о существовании в нашей стра­не организованной преступности хоть и был сделан несколько рань­ше, в начале 80-х годов, но оставался скрытым в тиши академичес­ких учреждений[1]. Учебные программы по криминологии не содер­жали упоминания об организованной преступности до начала девя­ностых годов. Лишь с 1987 г. государство скоординировало крими­нологические исследования организованной преступности в научных учреждениях органов, в задачу которых входила борьба с преступно­стью: Прокуратуры СССР, МВД и КГБ. При этом были использова­ны эмпирические данные за 25-летний период, которые свидетель­ствовали о зарождении и развитии организованной преступности как минимум с периода введения в действие уголовного законодатель­ства I960 г., никоим образом эту тенденцию не отражавшего до внесения в него изменений, которые были связаны с установлением уголовной ответственности за простейшие формы проявления орга­низованной преступности. Имеется в виду усиление уголовной ответственности за вымогательство: включение в УК РСФСР норм об ответственности за вымогательство, совершенное органи­зованной группой, и ужесточение санкций ст. 95 (вымогательство государственного, кооперативного или общественного имущества) и 148 (вымогательство личного иму­щества), которые ранее наказывались лишением свободы на срок до 4 и 3 лет соответственно, либо (вымогательство личного имущества) исправительными работами на срок до 1 года; видимо, явная мягкость санкций этих статей и несоразмерность с ответственностью за другие виды имущественных преступлений, за которые предус­матривалось наказание в виде лишения свободы на срок до 10 лет, отчасти объяснялись тенденциозным отношением к личности потерпевшего от вымогательства[2]; введение в систему норм Общей части Уголовного кодекса статьи 17¹,о совершении преступления группой лиц по предварительному сговору или организованной группой[3].

Организованную преступность как специфическую форму криминальной активности многие специалисты считают неотъемлемой принадлежностью государственности на протяжении всего периода существования государства[4], и расценивают шайки разбойников, коррумпированные чиновничьи аппараты, вооруженные политичес­кие организации, намеревающиеся насильственно устранить суще­ствующий режим, как традиционные формы российской организо­ванной преступности. Сторонники этой точки зрения ссылаются на архивные данные, свидетельствующие, по их мнению, о том, что преступные группы и сообщества, имевшие большинство призна­ков, характерных для организованной преступности, действовали и в дореволюционной России, и в годы нэпа, и в военные и первые послевоенные советские годы[5].

Более взвешенный подход к вопросу о времени возникновения в нашей стране организованной преступности свойствен авторам кни­ги «Основы борьбы с организованной преступностью», признаю­щим, что, по крайней мере, в советское время в традиционной обще­уголовной групповой преступности имелись организованные ее виды, да и вообще стремление к организованности и профессионализации криминальной деятельности в преступной среде существовало по­стоянно, но отождествление этой групповой преступности с органи­зованной преступностью в современном ее понимании является определенным упрощением[6] и, оценивая эти организованные формы групповой преступности, можно говорить лишь о наличии в них ряда элементов, свойственных организованной преступности как соци­альному явлению.

Поэтому все же российская организованная преступность в том виде, в каком она сегодня является объектом криминологического изучения, стала самостоятельным явлением, заслу­живающим отдельного осмысления, а не только трактовки как под­вида преступности в целом и как варианта групповой преступной деятельности, в конце 70-х - начале 80 годов XX в. Вряд ли мы в этом смысле опередили развитые страны, - Италию, где мафия во второй половине прошлого века представляла собой всего лишь тай­ную организацию, имевшую целью борьбу с угрозой народных вол­нений, что чуть позже вылилось в борьбу с крестьянскими коопера­тивами и в род политического бандитизма; Америку — где появление «Ла Коза Ностра» (и по сей день считающейся наиболее мощной преступной организацией в США) относят к самому концу 90-х го­дов прошлого столетия, а ее упрочение и распространение влияния в Нью-Йорке — к периоду действия «сухого закона», который, как известно, был введен в 1919 г. Сами американцы признают, что организованная преступность существует в США с начала XX в. и вначале представляла собой лишь локальное явление. Массовая эмиг­рация в Соединенные Штаты Америки итальянцев - сицилийцев, калабрийцев, неаполитанцев, — выходцев из тех местностей, где наиболее сильно влияние итальянских преступных организаций: ма­фии (Сицилия), каморры (провинция Неаполь), ндрагетты (Калаб­рия), произошла в первые 10-15 лет XX в. Среди эмигрантов были как уже состоявшиеся лидеры преступных организаций, так и бед­ные крестьяне, и люди, по тем ил» иным причинам спасавшиеся за границей от преследования итальянского закона. Все они, вполне естественно, на чужбине тяготели к соотечественникам, а в особен­ности к тем из них, кто имел какое-то влияние и мог оказать поддер­жку. Их зависимым положением в полной мере пользовались члены преступных сообществ, вовлекая в мафию, перенесенную на амери­канскую почву. С этим было связано бурное развитие в США мафи­озных, гангстерских организаций, из которых впоследствии выросла уже американская мафия, щедро подпитанная неизбежными по­следствиями «сухого закона» — незаконным изготовлением алкоголь­ных напитков и подпольной торговлей алкоголем.

Фактически моментом становления в нашей стране организован­ной преступности можно считать, с приближением в несколько лет, момент общественного осознаниясуществования у нас этого явления, т.е. момент, когда наше общество уже не смогло игнорировать нали­чие, как тогда выражались из-за отсутствия научного инструмента­рия, «мафии».

Но почему именно тогда произошел взрыв криминальной актив­ности определенного направления, принявшей форму организован­ной преступности? Напрашивается вывод о том, что именно в конце 70-х - начале 80-х годов в стране совпали во времени и пространстве необходимые условия, спровоцировавшие резкое изменение уровня и структуры преступности и других ее качественных и количествен­ных характеристик. Если следовать терминологии Н.Ф.Кузнецовой, появился специфический комплекс детерминант, входящих в систе­му криминогенной детерминации[7]: т.е. комплекс причин, условий и коррелянтов (корреляционная связь - это многофакторная детер­минация в массовидных системах, к коим, безусловно, относится преступность; иными словами, это детерминация, при которой изменения в одном ряду факторов в сторону возрастания или уменьше­ния вызывают соответствующие изменения в другом ряду факторов).

Структура преступности определяется, как известно, соотноше­нием форм преступности или видов преступлений, классифицируе­мых по уголовно-правовым либо криминологическим основаниям. С этого времени (т.е. с конца 70-х - начала 80-х годов) число группировочных признаков структурных элементов преступности пополни­лось новыми признаками, относящимися к доле групповых преступ­лений корыстно-насильственной направленности, к организованно­сти и вооруженности преступных групп. Резко, буквально на поря­док, возрос уровень преступности - показатель, характеризующий напряженность криминогенной ситуации и выражающийся в отно­шении числа зарегистрированных преступлений к количеству насе­ления, — и не только общий, но и по отдельным ее видам и формам.

Динамика основных показателей преступности описываемого пе­риода красноречиво свидетельствует о взрыве криминальной активно­сти в стране: так, в 1987 г. было зарегистрировано на 11,4% меньшепреступлений, чем в предыдущем, 1986 г., в 1988 г. снижение коли­честве преступлений продолжалось (-8,8%), зато прирост количества преступлений, зарегистрированных в 1989 г., составил 20,9%, и в даль­нейшем приращение носило ураганный характер: в 1990 г. - +37,4%, в 1991 г. - +62,4, в 1992 г. - +106,3 (!), в 1993 г. - +109,2, в 1994 г. -+96,7. При этом на фоне роста зарегистрированных преступных про­явлений, вплоть до 1994 г. неуклонно снижалось число осужденных: 1987 г. - 27,2%; 1988 г. - 46,4; 1989 г. - 45,2; 1990 г. - 32,6; 1991 г. -25,5; 1992 г. - 17,0; 1993 г. -0,6; и только в 1994 г. эта цифра слегка нормализовалась и составила +15,9%[8].

В решении вопроса о совокупности условий, способствовавших развитию организованной преступности в нашей стране, было бы самонадеянным абстрагироваться от мирового опыта борьбы с этим явлением; а этот опыт свидетельствует о неких общих условиях, вли­яющих на динамику преступности в сторону ее роста:

1) застой и распад экономики; в Италии подавление северо-итальянской буржуазией зачатков промышленности Юга Италии и Сицилии привело к обнищанию и деградации Юга и обострило социальные
контрасты, борьба крестьян против феодального гнета и насилия
породила возникновение тайной организации средних классов для
подавления крестьянских волнений, из которой и выросла мафия; у
нас этот фактор был усилен на фоне упадка государственной экономики развитием кооперативного и фермерского движения — т.е. образованием класса предпринимателей, безопасность которых стала их собственной проблемой, что обусловило их высокую виктимность по отношению к организованной преступности;

2) разложение бюрократического аппарата, высокая коррумпированность органов власти и управления, контролирующих органов;

3) общее падение нравственности среди населения, переоценка
моральных ценностей, конфликт поколений;

4)   наличие запрещенных законом видов деятельности, приносящей доход, - например, проституции или торговли предметами, изъятыми из гражданского оборота (так называемая эксплуатация порока); в Америке мощный импульс развитию организованной преступ­ности придал, как уже говорилось, «сухой закон» — законодатель­ство о запрете на ввоз и продажу спиртных напитков.

Правда, последнее из перечисленных условий на российской почве приобрело специфическую национальную окраску. «Во-первых, — отмечает Я.Костюковский, - "теневая" экономика "советского" пе­риода представляла случай, уникальный для мировой практики. Прерогативой этой отрасли "капиталистического народного хозяй­ства" всегда были: наркобизнес, проституция, порнобизнес, неза­конные операции с оружием и т. п., т.е. предоставление нелегаль­ных услуг и товаров. В нашем же государстве "теневики" заполняли ниши, образуемые дефицитом, занимаясь производством товаров народного потребления от полиэтиленовых пакетов до автомобилей. Являясь незаконными, они попадали в сферу интересов преступного мира. Когда "теневая" экономика получила возможность стать ле­гальным бизнесом, она естественным образом перетянула за собой и своих "кураторов"[9]».

Определяющим, кризисным моментом этапа окончательного формирования организованной преступности в нашей стране стало двухлетие 1988-1989 гг. Все вышеперечисленные криминогенные детерминанты усугубились в этот период таким событием, как вывод советских войск из Афганистана. Позитивный, казалось бы, поли­тический факт, с воодушевлением воспринятый прогрессивной об­щественностью, как международной, так и отечественной, вызвал ряд негативных последствий социального плана: в частности, при­вел к тому, что в наше общество, коренным образом изменившееся за последние несколько лет, попыталась, и неудачно, влиться до­вольно многочисленная группа людей - военнослужащих, оставшихся не у дел, без социальных гарантий, не сумевших адаптироваться к новой экономике и новой системе ценностей. Подобно тому, как итальянские мафиози в Америке начала века покровительствовали «лишним людям» из числа иммигрантов и вовлекали их в преступ­ную организацию, давая то, чего не могло и не хотело предоставить им государство, — работу, защиту и социальную поддержку, бывшие «афганцы» очень быстро стали объектом пристального внима­ния преступных организаций России конца века. Их активный воз­раст, боевой опыт, навыки обращения с огнестрельным оружием, т.е. те качества, которые не были востребованы государством, ока­зались востребованными представителями организованной преступ­ности; и более того, некоторые военнослужащие, прошедшие бое­вую школу в Афганистане и горячих точках Родины, стали искать свою собственную нишу в системе организованной преступности, не дожидаясь, пока к ним проявят интерес. Таким образом, орга­низованная преступность получила мощную подпитку в виде обучен­ных, подготовленных человеческих резервов, что существенно уп­рочило ее позиции.

Произошел феномен «многозначности фактора»: социально-по­зитивное событие, играющее роль фактора криминогенной детерми­нации, приобрело криминологически негативные черты. Резюмируя дискуссию между Н.Ф.Кузнецовой, которая назвала причинами и условиями преступности «систему социально-негативных, с точки зрения господствующих общественных отношений, явлений и про­цессов, детерминирующих преступность как свое следствие»[10], и А.И.Долговой, возразившей, что преступность могут порождать и «самые позитивные факторы», если они взаимодействуют с негатив­ными[11], В.Н.Кудрявцев заметил, что не может быть позитивным уже по определению то, что порождает преступность; здесь смешивают­ся разные значения одного и того же фактора: например, если для социально позитивного процесса не подготовлены условия, он мо­жет быть криминологически негативным, относительный же харак­тер оценки социальных явлений объясняется многозначностью их причинных связей[12].

Участие россиян в боевых действиях в Афганистане и в «горячих точках» бывшего СССР создало еще один благоприятный для разви­тия организованой преступности фактор: наводнило внутренний ры­нок относительно дешевым, не стоящим на учете в информацион­ных центрах МВД оружием. И именно в эти годы приобретают мас­совый характер вооруженные столкновения между различными преступными группами.

Так, в самом начале 1988 г., 22 января, в Москве, прямо на Большой Академической улице, произошла одна из первых воору­женных разборок - между членами долгопрудненской и люберецкой преступных группировок по поводу права контролировать Рижский рынок столицы. В июле 1988 г. там же, в Москве, имело место столкновение с применением оружия между азербайджанскими пре­ступниками и членами ореховской преступной группировки также по поводу передела сфер влияния. В августе того же года началась «война» между чеченской и славянскими группировками столицы. В Петербурге (тогда еще Ленинграде) в 1989г. произошло серьез­ное вооруженное столкновение между представителями тамбовского и малышевского преступных сообществ; с этого времени оператив­ные сводки происшествий практически не обходились без упомина­ний о «военных действиях» на фронтах борьбы организованной пре­ступности за сферы влияния. В тот же период криминальной стати­стикой фиксируются также вооруженные столкновения между мили­цией и преступными группами[13].

Все это означало, что количество преступных группировок было уже столь велико, что превысило число объектов и зон, которые могли контролироваться ими с целью извлечения преступного дохо­да, и с этого времени началось не просто распределение, но пере­распределение сфер влияния и борьба за первенство. Бурные про­цессы, «войны» уже внутри самой системы организованной преступ­ности свидетельствовали о том, что система стала целостной и само­стоятельной, т.е. организованная преступность в нашей стране в ос­новном сформировалась как национальноеявление. Более того, имен­но в эти годы сформировалась такая криминологическая категория, как личность участника организованной преступной деятельности, отличающаяся от личности преступника, совершившего обычное уголовно-противоправное деяние в группе.

Так, к концу 80-х годов выделились крупные преступные группи­ровки со сложной структурой, возглавляемые людьми, которых безоговорочно признавали лидерами не только внутри, но и за преде­лами группировки; некоторые из них и назывались по имени лидера: «малышевская», «могиловская», «кудряшовская» — в Санкт-Петер­бурге, «трифоновская», «овчинниковская» — в Свердловске, «чикуновская» - в Саратове и др. - по всей России.[14]

Те обстоятельства, что внутри группировок и по отношению груп­пировок друг к другу жестко соблюдалась иерархия, существовали правила поведения для членов группировок разных уровней - рядо­вых и руководителей, и противоречия, возникавшие между группи­ровками в процессе осуществления организованной преступной дея­тельности, разрешались руководителями этих группировок с соблю­дением определенного ритуала, — свидетельствовали о формирова­нии к тому моменту субкультуры организованной преступности, а это, в свою очередь, указывало на целостность организма российс­кой «мафии». Ведь, согласно общей теории систем, появление у нового образования каких-либо интегральных свойств, не присущих отдельным составляющим этого образования, расценивается как глав­ный признак целостности системы. Субкультура организованной преступности - это свойство системы в целом, поскольку преувели­чением было бы говорить о наличии собственной субкультуры в каж­дой преступной группировке и даже сообществе.

Естественно, субкультура организованной преступности не ограничивается кодексом поведения; подобно тому, как воровская, блатная субкультура находила отражение в фольклоре, в музыкальных и поэтических произведениях, - ложная романтика организованной преступной деятельности так же стала выражаться в продукции ки­нематографа, литературы и музыки. Но если воровская «романтика» распространялась в основном изустно, и к тому же распространение ее сдерживалось идеологическими рычагами, — то представители организованной преступности, извлекая из своей деятельности вы­сокие доходы, получили возможность вкладывать их в массмедиа и шоу-бизнес и тиражировать продукты своей субкультуры с помощью средств массовой информации.

Подтверждением существования субкультуры организованной преступности является и наличие определенного стереотипа внешно­сти и образа жизни представителей организованной преступности в зависимости от положения, занимаемого ими в иерархии преступ­ной организации. При этом стереотипы претерпевают изменения в соответствии с тем, как меняется и развивается сама система орга­низованной преступности. Представление об организаторе преступ­ной группы, «числящемся "в миру" маленьким человеком»[15], ушло в прошлое вместе с системой ценностей, характерной для члена со­ветского общества. С того момента, когда в глазах большинства бес-сребренничество перестало считаться достоинством, а как социаль­но успешный стал рассматриваться только тот, кто имел определен­ный материальный уровень, независимо от духовных и интеллекту­альных достижений (за редчайшим исключением), размылся и ка­нул в небытие образ «крестного отца», вынужденного маскировать свой достаток от окружающих (фигура, в большой степени навязан­ная обывателю литературными и кинематографическими призведе-ниями, где смешивались образы «крестного отца мафии» и «вора в законе», который как раз и был обязан, по существовавшим тради­циям, вести жизнь «маленького», неприметного человека, не имею­щего семьи и не только сторонящегося роскоши, но и порицающего тягу к роскошной жизни у приближенных). Напротив, сформиро­вался стереотипный имидж лидера преступной организации как пре­успевающего бизнесмена, независимо от характера бизнеса, со все­ми атрибутами жизни преуспевающего человека, с точки зрения масс. Этот стереотип жестко диктовал участникам преступных объединений образ жизни и стиль поведения, что являлось неотъем­лемой составляющей авторитета лидера преступной организации; достаток и успешность уже не скрывались, а наоборот, выпячива­лись; на этом этапе развития организованной преступности лидер в образе «маленького человека» уже не котировался ни внутри группи­ровки, ни за ее пределами, в других группировках, и выполнять организаторские функции, поэтому был не в состоянии.

В те же годы (1988—1989) правительство приняло пакет законодательных актов, относящихся к регламентации кооперативного движения, бросив на растерзание преступных группировок целую волну потенциальных потерпевших, о высоком уровне виктимности кото­рых уже было сказано выше. Известный исследователь преступного мира России в целом и Санкт-Петербурга Андрей Константинов в своем совместном со шведским журналистом Малькольмом Диксе-лиусом труде приводит следующий пример в подтверждение тезиса о том, что организованная преступность восполняет потребность биз­несменов в защите, которую не может обеспечить общество на со­временной стадии развития российской экономики: владелец кафе в Санкт-Петербурге считает, что бандиты — это единственная гаран­тия стабильности и надежности в нестабильном обществе. «Только банда может гарантировать необходимое отмщение, защитить меня. Другой банде должно быть известно, что ее ждет, а иначе мне не видать покоя»[16]. Естественно, что это не благотворительность со сто­роны преступных группировок, и деятельность по «защите» бизнес­мена соответствующим образом последним оплачивается.

Следующий кризисный момент, характеризующийся новым вит­ком в развитии организованной преступности, - начало 90-х гг. (1991-1993). Это период развала Советского Союза: утрата связей между Министерствами внутренних дел бывших союзных республик, расформирование ранее единой системы учета преступлений и лиц, их совершивших, - и прозрачные границы, позволявшие без особого труда перемещаться из России на территорию других государств и выходить тем самым за пределы досягаемости правоохранительных, органов России. Сложилась парадоксальная ситуация, когда пре­ступники легко преодолевают межгосударственные границы, а для работников правоохранительных органов эти границы являются не­приступным барьером.

В 1993 г. в Минске правительства ряда стран СНГ и Балтии, в том числе и России, подписывают Конвенцию «О правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам». Отныне, чтобы получить какую-либо информацию, имею­щую значение для раскрытия преступления, или решить вопросы экстрадиции лица, совершившего деяние, предусмотренное уголов­ным законом, следственные органы прокуратуры и милиции вынуж­дены обращаться в правоохранительные органы бывших союзных рес­публик, ныне ставших зарубежными государствами, через Генераль­ных прокуроров и Министерства иностранных дел. Но с большин­ством зарубежных стран, куда выезжают представители российской организованной преступности для того, чтобы скрыться от правосу­дия или осуществлять преступную деятельность, у нашей страны нет никаких договоров, согласно которым осуществлялась бы правовая помощь, экстрадиция и перевод заключенных.

В эти же годы (1991-1993) российская организованная преступ­ность приобрела еще один признак, свидетельствующий о переходе ее на качественно новую ступень развития, — транснациональность. По мнению авторов книги «Основы борьбы с организованной пре­ступностью», в 1996 г. еще не было оснований рассматривать рос­сийскую организованную преступность как единую транснациональ­ную организацию[17]. Но эксперты ООН отметили, что не все преступные группировки действуют на этом уровне, однако не вызывает сомнений наличие неразрывных связей между местными и глобальными структурами организованной преступности. Практика показывает, что к 1993г. национальная организованная преступность в России вполне удов­летворяла этой сентенции. Представителями организованных пре­ступных групп и сообществ были налажены транснациональные каналы ввоза оружия, наркотиков, вывоза «живого товара» — женщин для занятия проституцией за рубежом.

Причем факт приобретения к этому времени российской организованной преступностью характера транснациональности подтверждается взглядом не только изнутри, но и со стороны. По сообщению Генерального прокурора Латвийской Республики Яниса Скрастиньша[18], на втором месте в структуре организованной преступности, после рэкета, в странах Балтии стоит контрабанда, которая осуще­ствляется по двум направлениям: первое — транзит алкогольных и табачных изделий из стран Запада в страны СНГ, с оставлением значительной доли в Балтии для реализации, и второе — транзит нефтепродуктов, цветных и редких металлов из стран СНГ на Запад. Третье место в структуре организованной преступности стран Балтии занимает рынок сбыта украденных машин и транзит украденных ма­шин из Европы в Россию; роль одного из крупнейших «контраген­тов» в этом транзите, бесспорно, принадлежит России. Таким об­разом, криминологический анализ организованной преступности государств, граничащих с Россией, косвенным образом подтверж­дает транснациональный характер российской организованной пре­ступности.

В 1992-1993 гг. вновь стали актуальными вопросы квалифика­ции преступления, предусмотренного ст.77 Уголовного кодекса РСФСР 1960 г., - бандитизма, хотя в годы стагнации было продекларировано, что борьба с этим видом преступлений увенчалась успехом и что печально знаменитое «дело автоматчиков» - банды Балановского и Зеленкова, которые в 1975 г., планируя нападение на банк и хищение крупной суммы денег, совершили ряд умышленных убийств с целью завладения оружием, - было последним случаем проявления бандитизма в СССР.

Приходилось признать, что, спустя четверть века, произошел такой неожиданный всплеск бандитизма, который потребовал упо­рядочения судебной практики. В Постановлении Пленума Верхов­ного Суда Российской Федерации от 21 декабря 1993 г. №9 «О судебной практике по делам о бандитизме» было прямо указано на особую опасность этого преступления, представляющего реальную угрозу как для личной безопасности граждан и их имущества, так и для нормального функционирования государственных, обществен­ных и частных структур в экономической и иных сферах их деятель­ности[19].

В действительности, конечно, заявления застойных лет о том, что с бандитизмом в СССР покончено, носили искусственный ха­рактер, поскольку проявления бандитизма имели место. Так, в Санкт-Петербурге (Ленинграде) в конце 70-х — начале 80-х годов действовала банда Николаева — вооруженная преступная группа, сорганизовавшаяся для нападения на граждан и завладения их иму­ществом, и совершившая несколько убийств. Деятельность этой груп­пы полностью подпадала под признаки преступления, предусмот­ренного ст. 77 УК РСФСР 1960 г., все элементы состава этого пре­ступления были налицо, однако по идеологическим соображениям была применена квалификация — по совокупности ст. 102 и 146 УК РСФСР, как умышленные убийства из корыстных побуждений, сопряженные с разбойными нападениями.

В переломные 1992—1993 годы идеологические соображения уже не оказывали влияния на квалификацию преступных деяний.

Но в целом до конца 80-х годов таких преступных проявлений в общей структуре преступности действительно было относительно нич­тожное количество.

В 1992—1993 годах резко выросло количество, и усугубилась жес­токость насильственных проявлений организованной преступности, в силу названных выше экономических, социальных и политических причин. Усилилась конкуренция между преступ­ными группировками и сообществами. Повысилась общественная опасность групповой преступности за счет устойчивости, вооружен­ности, сплоченности групп, — т.е. за счет того, что организован­ные группы по своим характеристикам все более приближались к бандам.

Более того, количественные изменения в структуре организован­ной преступности на этом этапе перешли в качественные в связи с естественным процессом концентрации множества разрозненных груп­пировок, слияния мелких групп и вхождения их в более крупные и сильные преступные организации. Это совпало по времени с ослаб­лением правоохранительных структур — с неадекватной историчес­кому моменту квалификацией специалистов в области борьбы с орга­низованной преступностью, ослаблением межгосударственных по­лицейских связей, дезавуированием единой системы учета инфор­мации, технической отсталостью, — и на фоне отсутствия должного государственного противодействия организованной преступности выступило дополнительным условием, способствующим ее разви­тию.

Таким образом, в 1992—1993 годах формирование системы орга­низованной преступности как транснациональногоявления в России было в основном закончено. Это не означает, что с указанного мо­мента организованная преступность существует в нашей стране в за­стывшем виде, не развиваясь и не видоизменяясь. Преступность, и организованная преступность в том числе, - чрезвычайно гибкая си­стема, весьма чувствительная к научно-техническому прогрессу, по­литической обстановке, даже к демографической и национальной ситуации. Но с этого времени организованная преступность в Рос­сии приобрела все необходимые признаки, свойственные организо­ванной преступной деятельности в международном понимании этого вопроса.

Не прошло и десятилетия с момента признания на государствен­ном уровне факта существования в нашей стране организованной преступности, и 14 июня 1994 г. Президент Российской Федерации принимает неотложныемеры по защите населения от бандитизма и иных проявлений организованной преступности, издав Указ № 1226[20], которым фактически изменены некоторые нормы уголовно-процессуального закона, предоставлены дополнительные права органам, осуществляющим борьбу с организованной преступностью, существенно, по сравнению с действующим законодательством, ог­раничены основные права и свободы граждан, предложено поста­вить на особый контроль местности, где распространены факты бан­дитизма и иных проявлений организованной преступности. Несмот­ря на вопиющую неконституционность Указа № 1226, он просуще­ствовал ровно три года, его действие было прекращено Президен­том Российской Федерации в июне 1997 г.

Несмотря на то, что, по утверждению некоторых авторов, «в России с 1989 г. налажен статистический учет организованной пре­ступности»[21], достоверность этого учета вызывает серьезные сомне­ния, так как на основании применявшейся уголовной статистики, особенно до введения в действие нового Уголовного кодекса, невоз­можно было вычленить долю организованной преступности; опреде­ление организованной преступности законодателем не было дано, оно существовало только на теоретическом уровне, а на практике члены «мафиозных» структур несли ответственность по тем же правовым нормам, что и обыкновенные преступники; уголовно-противоправные деяния, совершенные представителями организо­ванных криминальных объединений, квалифицируются как разбои, вымогательства, взяточничество, убийства. Следственные и судеб­ные органы не вели отдельного учета показателей, ха­рактеризующих организованную преступность. Таким образом, ста­тистическими методами обработки судебной практики невозможно было получить сведения, характеризующие состояние организован­ной преступности. Единственным более или менее достоверным ис­точником информации, дающей представление об организованной преступности в стране, являлись дела оперативного учета, формирующиеся и анализируемые подразделениями по борьбе с организованной преступностью. Эти подразделения используют свою терми­нологию и принципы учета, отличающиеся от терминологии законодательных актов и научных трудов, и от методики учета, принятой в органах официального статистического учета.

С момента окончательного формирования в нашей стране системы организован

123456

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: