Доклад на IV конгрессе Коминтерна 13 ноября

(Появление товарища Ленина встречается бурны­ми, долго не прекращающимися аплодисментами и овациями всего зала. Все встают и поют «И нтерна-ц и о н а л».) Товарищи! Я числюсь в списке ораторов главным докладчиком, но вы поймете, что после моей долгой болезни я не в состоянии сделать большого доклада. Я могу дать лишь введение к важнейшим вопросам. Моя тема будет весьма ограничен­ной. Тема «Пять лет российской революции и перспективы мировой революции» слишком обширна и велика, чтобы ее вообще мог исчерпать один оратор в одной речи. Поэтому я беру себе только небольшую часть этой темы, именно — вопрос о «новой экономической политике». Я умышленно беру только эту малую часть, чтобы ознако­мить вас с этим важнейшим теперь вопросом, — важнейшим, по крайней мере, для ме­ня, ибо я над ним сейчас работаю.

Итак, я буду говорить о том, как мы начали новую экономическую политику и каких результатов мы достигли с помощью этой политики. Если я ограничусь этим вопросом, то, может быть, мне удастся сделать общий обзор и дать общее представление о данном вопросе.

Если начать с того, как мы пришли к новой экономической политике, то я должен обратиться к одной статье, написанной мною в 1918 году¹⁶⁹. В начале 1918 года

IV КОНГРЕСС КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА____________ 279

я как раз в краткой полемике коснулся вопроса, какое положение должны мы занять по отношению к государственному капитализму. Я писал тогда:

«Государственный капитализм был бы шагом вперед против теперешнего (т. е. про­тив тогдашнего) положения дел в нашей Советской республике. Если бы, примерно, через полгода у нас установился государственный капитализм, это было бы громадным успехом и вернейшей гарантией того, что через год у нас окончательно упрочится и не­победимым станет социализм».

Это было сказано, конечно, в то время, когда мы были поглупее, чем сейчас, но не настолько уж глупы, чтобы не уметь рассматривать такие вопросы.

Я держался, таким образом, в 1918 году того мнения, что по отношению к тогдаш­нему хозяйственному состоянию Советской республики государственный капитализм представлял собой шаг вперед. Это звучит очень странно и, быть может, даже нелепо, ибо уже и тогда наша республика была социалистической республикой; тогда мы пред­принимали каждый день с величайшей поспешностью — вероятно, с излишней по­спешностью — различные новые хозяйственные мероприятия, которые нельзя назвать иначе, как социалистическими. И все же я тогда полагал, что государственный капита­лизм по сравнению с тогдашним хозяйственным положением Советской республики представляет собой шаг вперед, и я пояснял эту мысль дальше тем, что просто перечис­лил элементы хозяйственного строя России. Эти элементы были, по-моему, следую­щие: «1) патриархальная, т. е. наиболее примитивная, форма сельского хозяйства; 2) мелкое товарное производство (сюда относится и большинство крестьянства, торгую­щее хлебом); 3) частный капитализм; 4) государственный капитализм и 5) социа­лизм». Все эти хозяйственные элементы были представлены в тогдашней России. Я поставил себе тогда задачу разъяснить, в каком отношении друг к другу находятся эти элементы

См. Сочинения, 5 изд., том 36, стр. 295. Ред. * Там же, стр. 296. Ред.

280__________________________ В. И. ЛЕНИН

и не следует ли один из несоциалистических элементов, именно государственный капи­тализм, расценивать выше, чем социализм. Я повторяю: это всем кажется весьма стран­ным, что несоциалистический элемент расценивается выше, признается вышестоящим, чем социализм, в республике, которая объявляет себя социалистической. Но дело ста­новится понятным, если вы вспомните, что мы отнюдь не рассматривали хозяйствен­ный строй России как нечто однородное и высокоразвитое, а в полной мере сознавали, что имеем в России патриархальное земледелие, т. е. наиболее примитивную форму земледелия наряду с формой социалистической. Какую же роль мог бы играть государ­ственный капитализм в такой обстановке?

Я далее спрашивал себя: какой из этих элементов является преобладающим? Ясно, что в мелкобуржуазной среде господствует мелкобуржуазный элемент. Я тогда созна­вал, что мелкобуржуазный элемент преобладает; думать иначе было невозможно. Во­прос, который я тогда ставил себе, — это было в специальной полемике, не относящей­ся к нынешнему вопросу, — был: как мы относимся к государственному капитализму? И я ответил себе: государственный капитализм, хотя он и не является социалистиче­ской формой, был бы для нас и для России формой более благоприятной, чем тепереш­няя. Что это означает? Это означает, что мы не переоценивали ни зародышей, ни начал социалистического хозяйства, хотя мы уже совершили социальную революцию; напро­тив того, мы уже тогда в известной степени сознавали: да, было бы лучше, если бы мы раньше пришли к государственному капитализму, а уже затем — к социализму.

Я должен особенно подчеркнуть эту часть потому, что, полагаю, только исходя из этого, во-первых, можно объяснить, что представляет собой теперешняя экономическая политика, и, во-вторых, из этого можно сделать очень важные практические выводы и для Коммунистического Интернационала. Я не хочу сказать, что у нас уже был заранее готовый план отступления. Этого не было. Эти краткие полемические строки

______________ IV КОНГРЕСС КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА_____________ 281

не были в то время ни в коем случае планом отступления. Об одном очень важном пункте, например, о свободе торговли, который имеет основное значение для государ­ственного капитализма, здесь нет ни слова. Все же общая, неопределенная идея отступ­ления этим была уже дана. Я полагаю, что мы должны обратить внимание на это не только с точки зрения страны, которая по своему хозяйственному строю была и до сих пор остается очень отсталой, но и с точки зрения Коммунистического Интернационала и западноевропейских передовых стран. Теперь, например, мы заняты выработкой про­граммы. Я лично полагаю, что лучше всего мы поступили бы, если бы мы сейчас обсу­ждали все программы лишь в общем, так сказать, в первом чтении, и дали бы их отпе­чатать, но окончательно решение вынесли бы не сейчас, не в настоящем году. Почему? Я думаю, прежде всего, конечно, потому, что мы едва ли все их хорошо продумали. А затем еще и потому, что мы почти совершенно не продумали вопроса о возможном от­ступлении и об обеспечении этого отступления. А это такой вопрос, на который при столь коренных изменениях во всем мире, как свержение капитализма и строительство социализма с его огромными трудностями, нам безусловно необходимо обратить вни­мание. Мы не только должны знать, как нам действовать, когда мы непосредственно переходим в наступление и при этом побеждаем. В революционное время это уж не так трудно, но и не так важно, по крайней мере это не есть самое решающее. Во время ре­волюции всегда бывают такие моменты, когда противник теряет голову, и если мы на него в такой момент нападем, то можем легко победить. Но это еще ничего не означает, так как наш противник, если он имеет достаточную выдержку, может заранее собрать силы и пр. Он легко может спровоцировать нас тогда на нападение и затем отбросить на многие годы назад. Вот почему я полагаю, что мысль о том, что мы должны подго­товить себе возможность отступления, имеет очень важное значение, и не только с тео­ретической точки зрения. И с практической точки зрения все партии, которые в бли­жайшем

282__________________________ В. И. ЛЕНИН

будущем готовятся перейти в прямое наступление против капитализма, должны сейчас подумать также и о том, как обеспечить себе отступление. Я думаю, если мы учтем этот урок наряду со всеми другими уроками из опыта нашей революции, то это нам не толь­ко не принесет никакого вреда, но, весьма вероятно, принесет нам во многих случаях пользу.

После того как я подчеркнул, что мы уже в 1918 году рассматривали государствен­ный капитализм как возможную линию отступления, я перехожу к результатам нашей новой экономической политики. Я повторяю: тогда это была еще очень смутная идея, но в 1921 году, после того как мы преодолели важнейший этап гражданской войны, и преодолели победоносно, мы наткнулись на большой, — я полагаю, на самый большой, — внутренний политический кризис Советской России. Этот внутренний кризис обна­ружил недовольство не только значительной части крестьянства, но и рабочих. Это бы­ло в первый и, надеюсь, в последний раз в истории Советской России, когда большие массы крестьянства, не сознательно, а инстинктивно, по настроению были против нас. Чем было вызвано это своеобразное, и для нас, разумеется, очень неприятное, положе­ние? Причина была та, что мы в своем экономическом наступлении слишком далеко продвинулись вперед, что мы не обеспечили себе достаточной базы, что массы почув­ствовали то, чего мы тогда еще не умели сознательно формулировать, но что и мы вскоре, через несколько недель, признали, а именно: что непосредственный переход к чисто социалистическим формам, к чисто социалистическому распределению превы­шает наши наличные силы и что если мы окажемся не в состоянии произвести отступ­ление так, чтобы ограничиться более легкими задачами, то нам угрожает гибель. Кри­зис начался, мне кажется, в феврале 1921 года. Уже весной того же года мы единоглас­но решили — больших разногласий по этому поводу я у нас не видел — перейти к но­вой экономической политике. Теперь, по истечении полутора лет, в конце 1922 года, мы уже в состоянии сделать некоторые сравнения. Что же произошло?

______________ IV КОНГРЕСС КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА____________ 283

Как мы пережили эти более чем полтора года? Каков результат? Принесло ли нам поль­зу это отступление, и действительно ли спасло оно нас, или результат еще неопреде­ленный? Это — главный вопрос, который я себе ставлю, и я полагаю, что этот главный вопрос имеет первостепенное значение и для всех коммунистических партий, ибо, если ответ получился бы отрицательный, мы все были бы обречены на гибель. Я полагаю, что все мы со спокойной совестью можем утвердительно ответить на этот вопрос, а именно в том смысле, что прошедшие полтора года положительно и абсолютно дока­зывают, что мы этот экзамен выдержали.

Я попытаюсь теперь доказать это. Я должен для этого кратко перечислить все со­ставные части нашего хозяйства.

Прежде всего остановлюсь на нашей финансовой системе и знаменитом русском рубле. Я думаю, что можно русский рубль считать знаменитым хотя бы уже потому, что количество этих рублей превышает теперь квадриллион. (С м е х.) Это уже кое-что. Это — астрономическая цифра. Я уверен, что здесь не все знают даже, что эта цифра означает. (Общий сме х.) Но мы не считаем, и притом с точки зрения экономиче­ской науки, эти числа чересчур важными, ибо нули можно ведь зачеркнуть. (Сме х.) Мы уже в этом искусстве, которое с экономической точки зрения тоже совершенно не­важно, кое-чего достигли, и я уверен, что в дальнейшем ходе вещей мы достигнем в этом искусстве еще гораздо большего. Что действительно важно, это — вопрос о ста­билизации рубля. Над этим вопросом мы работаем, работают лучшие наши силы, и этой задаче мы придаем решающее значение. Удастся нам на продолжительный срок, а впоследствии навсегда стабилизировать рубль — значит, мы выиграли. Тогда все эти астрономические цифры — все эти триллионы и квадриллионы — ничто. Тогда мы сможем наше хозяйство поставить на твердую почву и на твердой почве дальше разви­вать. По этому вопросу я думаю, что смогу привести вам довольно важные и решаю­щие факты. В 1921 году период устойчивости курса бумажного рубля продолжался ме­нее

284__________________________ В. И. ЛЕНИН

трех месяцев. В текущем 1922 году, хотя он еще и не закончился, этот период продол­жался свыше пяти месяцев. Я полагаю, что этого уже достаточно. Конечно, этого не­достаточно, если вы хотите от нас научного доказательства, что мы в будущем полно­стью разрешим эту задачу. Но доказать это целиком и полностью, по моему мнению, вообще невозможно. Сообщенные данные доказывают, что с прошлого года, когда мы начали нашу новую экономическую политику, до сегодняшнего дня мы уже научились идти вперед. Если мы этому научились, то я уверен, что мы научимся и впредь доби­ваться на этом пути дальнейших успехов, если только не сделаем какой-нибудь осо­бенной глупости. Самое важное, однако, это — торговля, именно товарный оборот, ко­торый нам необходим. И если мы справились с ней в течение двух лет, несмотря на то, что находились в состоянии войны (ибо, как вам известно, Владивосток занят всего не­сколько недель тому назад), несмотря на то, что мы только теперь можем начать вести вполне систематически нашу хозяйственную деятельность, — если мы все же добились того, что период устойчивости бумажного рубля поднялся с трех месяцев до пяти, то я полагаю, что смею сказать, что мы этим можем быть довольны. Ведь мы стоим одино­ко. Мы не получили и не получаем никаких займов. Ни одно из тех мощных капитали­стических государств, которые так «блестяще» организуют свое капиталистическое хо­зяйство, что и поныне не знают, куда идут, нам не помогло. Версальским миром они создали такую финансовую систему, в которой они сами не разбираются. Если эти ве­ликие капиталистические государства так хозяйничают, то я полагаю, что мы, отсталые и необразованные, можем быть довольны уже тем, что мы постигли важнейшее: по­стигли условия стабилизации рубля. Это доказывается не каким-нибудь теоретическим анализом, а практикой, а она, я считаю, важнее, чем все теоретические дискуссии на свете. Практика же показывает, что мы здесь добились решающих результатов, именно — начинаем двигать хозяйство в направлении стабилизации рубля, что имеет величай­шее зна-

______________ IV КОНГРЕСС КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА____________ 285

чение для торговли, для свободного товарооборота, для крестьян и громадной массы мелких производителей.

Теперь я перехожу к нашим социальным целям. Самое главное — это, конечно, кре­стьянство. В 1921 году мы безусловно имели налицо недовольство громадной части крестьянства. Затем мы имели голод. И это означало для крестьянства самое тяжелое испытание. И вполне естественно, что вся заграница закричала тогда: «Вот, смотрите, вот результаты социалистической экономики». Вполне естественно, конечно, они про­молчали о том, что на самом деле голод явился чудовищным результатом гражданской войны. Все помещики и капиталисты, начавшие наступление на нас в 1918 году, пред­ставляли дело так, будто голод является результатом социалистической экономики. Го­лод был действительно большим и серьезным несчастьем, таким несчастьем, которое грозило уничтожить всю нашу организационную и революционную работу.

Итак, я спрашиваю теперь: после этого небывалого и неожиданного бедствия, как обстоит дело сейчас, после того, как мы ввели новую экономическую политику, после того, как мы предоставили крестьянам свободу торговли? Ответ ясен и для всех очеви­ден, а именно: крестьянство за один год не только справилось с голодом, но и сдало продналог в таком объеме, что мы уже теперь получили сотни миллионов пудов, и при­том почти без применения каких-либо мер принуждения. Крестьянские восстания, ко­торые раньше, до 1921 года, так сказать, представляли общее явление в России, почти совершенно исчезли. Крестьянство довольно своим настоящим положением. Это мы спокойно можем утверждать. Мы считаем, что эти доказательства более важны, чем какие-нибудь статистические доказательства. Что крестьянство является у нас решаю­щим фактором — в этом никто не сомневается. Это крестьянство находится теперь в таком состоянии, что нам не приходится опасаться с его стороны какого-нибудь дви­жения против нас. Мы говорим это с полным сознанием, без преувеличения. Это уже достигнуто. Крестьянство может быть недовольно той или другой

286__________________________ В. И. ЛЕНИН

стороной работы нашей власти, и оно может жаловаться на это. Это, конечно, возмож­но и неизбежно, так как наш аппарат и наше государственное хозяйство еще слишком плохи, чтобы это предотвратить, но какое бы то ни было серьезное недовольство нами со стороны всего крестьянства, во всяком случае, совершенно исключено. Это достиг­нуто в течение одного года. Я полагаю, что это уже очень много.

Перехожу дальше к легкой индустрии. Мы именно должны в промышленности де­лать различие между тяжелой и легкой, так как они находятся в разных положениях. Что касается легкой промышленности, то я могу спокойно сказать: здесь наблюдается общий подъем. Я не буду вдаваться в детали. В мою задачу не входит приводить стати­стические данные. Но это общее впечатление основано на фактах, и я могу гарантиро­вать, что в основе его нет ничего неверного или неточного. Мы имеем общий подъем легкой промышленности и в связи с этим определенное улучшение положения рабочих как Петрограда, так и Москвы. В других районах это наблюдается в меньшей степени, потому что там преобладает тяжелая промышленность, так что этого не надо обобщать. Все-таки, я повторяю, легкая промышленность находится в безусловном подъеме, и улучшение положения рабочих Петрограда и Москвы — несомненно. В обоих этих го­родах весной 1921 года существовало недовольство среди рабочих. Теперь этого нет совершенно. Мы, которые изо дня в день следим за положением и настроением рабо­чих, не ошибаемся в этом вопросе.

Третий вопрос касается тяжелой промышленности. Здесь я должен сказать, что по­ложение все еще остается тяжелым. Известный поворот в этом положении наступил в 1921—1922 году. Мы можем, таким образом, надеяться, что положение в ближайшем будущем улучшится. Мы отчасти собрали уже для этого необходимые средства. В ка­питалистической стране для улучшения положения тяжелой промышленности потребо­вался бы заем в сотни миллионов, без которых улучшение было бы невозможно. Эко­номическая история

IV КОНГРЕСС КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА_____________ 287

капиталистических стран доказывает, что в отсталых странах только долгосрочные стомиллионные займы в долларах или в золотых рублях могли бы быть средством для поднятия тяжелой промышленности. У нас этих займов не было, и мы до сих пор ниче­го не получили. То, что теперь пишут о концессиях и прочем, ничего почти не пред­ставляет, кроме бумаги. Писали мы об этом в последнее время много, в особенности также и об уркартовской концессии. Однако наша концессионная политика кажется мне очень хорошей. Но, несмотря на это, прибыльной концессии мы еще не имеем. Этого я прошу не забывать. Таким образом, положение тяжелой промышленности представляет действительно очень тяжелый вопрос для нашей отсталой страны, так как мы не могли рассчитывать на займы в богатых странах. Несмотря на это, мы наблюда­ем уже заметное улучшение и мы видим далее, что наша торговая деятельность при­несла нам уже некоторый капитал. Правда, пока очень скромный, немногим превы­шающий двадцать миллионов золотых рублей. Во всяком случае, начало положено: наша торговля дает нам средства, которые мы можем использовать для поднятия тяже­лой промышленности. В настоящее время наша тяжелая промышленность находится, во всяком случае, еще в очень трудном положении. Но я полагаю, что решающим явля­ется то обстоятельство, что мы уже в состоянии кое-что сберечь. Это мы будем делать и впредь. Хотя это часто делается за счет населения, мы должны теперь все же эконо­мить. Мы работаем теперь над тем, чтобы сократить наш государственный бюджет, со­кратить наш государственный аппарат. Я скажу еще в дальнейшем несколько слов о нашем государственном аппарате. Мы должны, во всяком случае, сократить наш госу­дарственный аппарат, мы должны экономить, сколько только возможно. Мы экономим на всем, даже на школах. Это должно быть, потому что мы знаем, что без спасения тя­желой промышленности, без ее восстановления мы не сможем построить никакой про­мышленности, а без нее мы вообще погибнем как самостоятельная страна. Это мы хо­рошо знаем.

288__________________________ В. И. ЛЕНИН

Спасением для России является не только хороший урожай в крестьянском хозяйст­ве — этого еще мало — и не только хорошее состояние легкой промышленности, по­ставляющей крестьянству предметы потребления, — этого тоже еще мало, — нам не­обходима также тяжелая индустрия. А для того, чтобы привести ее в хорошее состоя­ние, потребуется несколько лет работы.

Тяжелая индустрия нуждается в государственных субсидиях. Если мы их не найдем, то мы, как цивилизованное государство, — я уже не говорю, как социалистическое, — погибли. Итак, в этом отношении мы сделали решительный шаг. Мы начали накапли­вать средства, необходимые для того, чтобы поставить тяжелую индустрию на собст­венные ноги. Сумма, которую мы до сих пор добыли, правда, едва превышает двадцать миллионов золотых рублей, но, во всяком случае, эта сумма имеется, и она предназна­чается только для того, чтобы поднять нашу тяжелую индустрию.

Я думаю, что в общем я вкратце, как это и обещал, изложил вам главнейшие элемен­ты нашего народного хозяйства, и думаю, что из всего этого можно сделать вывод, что новая экономическая политика уже теперь дала плюс. Уже теперь мы имеем доказа­тельство того, что мы как государство в состоянии вести торговлю, сохранить за собою прочные позиции сельского хозяйства и индустрии и идти вперед. Практическая дея­тельность это доказала. Я думаю, что этого для нас пока достаточно. Нам придется еще многому учиться, и мы поняли, что нам еще необходимо учиться. Пять лет мы держим власть, и притом в течение всех этих пяти лет мы находились в состоянии войны. Мы, стало быть, имели успех.

Это понятно, потому что крестьянство было за нас. Трудно быть более за нас, чем было крестьянство. Оно понимало, что за белыми стоят помещики, которых оно нена­видит больше всего на свете. И поэтому крестьянство со всем энтузиазмом, со всей преданностью стояло за нас. Не трудно было достигнуть того, чтобы крестьянство нас защищало от белых. Крестьяне, ненавидевшие ранее войну, делали все возможное для войны против

______________ IV КОНГРЕСС КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА____________ 289

белых, для гражданской войны против помещиков. Тем не менее это было еще не все, потому что в сущности здесь дело шло только о том, останется ли власть в руках по­мещиков или в руках крестьян. Для нас это было недостаточно. Крестьяне понимают, что мы захватили власть для рабочих и имеем перед собой цель — создать социалисти­ческий порядок при помощи этой власти. Поэтому важнее всего была для нас экономи­ческая подготовка социалистического хозяйства. Мы не могли подготовить его прямым путем. Мы принуждены были сделать это окольными путями. Государственный капи­тализм, как мы его установили у нас, является своеобразным государственным капита­лизмом. Он не соответствует обычному понятию государственного капитализма. Мы имеем в своих руках все командные высоты, мы имеем в своих руках землю, она при­надлежит государству. Это очень важно, хотя наши противники и представляют дело так, будто это ничего не значит. Это неверно. То обстоятельство, что земля принадле­жит государству, чрезвычайно важно и имеет также большое практическое значение в экономическом отношении. Этого мы добились, и я должен сказать, что и вся наша дальнейшая деятельность должна развиваться только в этих рамках. Мы уже достигли того, что наше крестьянство довольно, что промышленность оживает и что торговля оживает. Я уже сказал, что наш государственный капитализм отличается от буквально понимаемого государственного капитализма тем, что мы имеем в руках пролетарского государства не только землю, но и все важнейшие части промышленности. Прежде все­го мы сдали в аренду лишь известную часть мелкой и средней индустрии, все же ос­тальное остается в наших руках. Что касается торговли, я хочу еще подчеркнуть, что мы стараемся основывать смешанные общества, что мы уже основываем их, т. е. обще­ства, где часть капитала принадлежит частным капиталистам, и притом иностранным, а другая часть — нам. Во-первых, мы таким путем учимся торговать, а это нам необхо­димо, и, во-вторых, мы всегда имеем возможность, в случае если мы сочтем это необ­ходимым, ликвидиро-

290__________________________ В. И. ЛЕНИН

вать такое общество, так что мы, так сказать, ничем не рискуем. У частного же капита­листа мы учимся и приглядываемся к тому, как мы можем подняться и какие ошибки мы совершаем. Мне кажется, что этим я могу ограничиться.

Я хотел бы коснуться еще некоторых незначительных пунктов. Несомненно, что мы сделали и еще сделаем огромное количество глупостей. Никто не может судить об этом лучше и видеть это нагляднее, чем я. (С м е х.) Почему же мы делаем глупости? Это понятно: во-первых, мы — отсталая страна, во-вторых, образование в нашей стране минимальное, в-третьих, мы не получаем помощи извне. Ни одно цивилизованное го­сударство нам не помогает. Напротив, они все работают против нас. В-четвертых, по вине нашего государственного аппарата. Мы переняли старый государственный аппа­рат, и это было нашим несчастьем. Государственный аппарат очень часто работает про­тив нас. Дело было так, что в 1917 году, после того как мы захватили власть, государст­венный аппарат нас саботировал. Мы тогда очень испугались и попросили: «Пожалуй­ста, вернитесь к нам назад». И вот они все вернулись, и это было нашим несчастьем. У нас имеются теперь огромные массы служащих, но у нас нет достаточно образованных сил, чтобы действительно распоряжаться ими. На деле очень часто случается, что здесь, наверху, где мы имеем государственную власть, аппарат кое-как функционирует, в то время как внизу они самовольно распоряжаются и так распоряжаются, что очень часто работают против наших мероприятий. Наверху мы имеем, я не знаю сколько, но я ду­маю, во всяком случае, только несколько тысяч, максимум несколько десятков тысяч своих. Но внизу — сотни тысяч старых чиновников, полученных от царя и от буржуаз­ного общества, работающих отчасти сознательно, отчасти бессознательно против нас. Здесь в короткий срок ничего не поделаешь, это — несомненно. Здесь мы должны ра­ботать в течение многих лет, чтобы усовершенствовать аппарат, изменить его и при­влечь новые силы. Мы это делаем довольно быстрым, может быть слишком быст-

______________ IV КОНГРЕСС КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА____________ 291

рым, темпом. Основаны советские школы, рабочие факультеты, несколько сотен тысяч молодых людей учатся, учатся, может быть, слишком быстро, но, во всяком случае, ра­бота началась, и я думаю, что эта работа принесет свои плоды. Если мы будем работать не слишком торопливо, то через несколько лет у нас будет масса молодых людей, спо­собных в корне изменить наш аппарат.

Я сказал, что мы совершили огромное количество глупостей, но я должен сказать также кое-что в этом отношении и о наших противниках. Если наши противники нам ставят на вид и говорят, что, дескать, Ленин сам признает, что большевики совершили огромное количество глупостей, я хочу ответить на это: да, но, знаете ли, наши глупо­сти все-таки совсем другого рода, чем ваши. Мы только начали учиться, но учимся с такой систематичностью, что мы уверены, что добьемся хороших результатов. Но если наши противники, т. е. капиталисты и герои II Интернационала, подчеркивают совер­шенные нами глупости, то я позволю себе привести здесь для сравнения слова одного знаменитого русского писателя, которые я несколько изменю, тогда они получатся в таком виде: если большевики делают глупости, то большевик говорит: «Дважды два — пять»; а если его противники, т. е. капиталисты и герои II Интернационала, делают глу­пости, то у них выходит: «Дважды два — стеариновая свечка». Это нетрудно дока­зать. Возьмите, например, договор с Колчаком, заключенный Америкой, Англией, Францией, Японией. Я спрашиваю вас: имеются ли более просвещенные и могущест­венные державы в мире? И что же получилось? Они обещали Колчаку помощь, не сде­лав подсчета, не размышляя, не наблюдая. Это было фиаско, которое, по-моему, трудно даже понять с точки зрения человеческого рассудка.

Или другой пример, еще более близкий и более важный: Версальский мир. Я спра­шиваю вас: что сделали здесь «великие», «покрытые славой» державы? Как могут они теперь найти выход из этого хаоса и бессмыслицы? Я думаю, что это не будет преуве­личением, если

292__________________________ В. И. ЛЕНИН

я повторю, что наши глупости еще ничто но сравнению с теми глупостями, которые совершают вкупе капиталистические государства, капиталистический мир и II Интер­национал. Поэтому я полагаю, что перспективы мировой революции — тема, которой я должен вкратце коснуться, — благоприятны. И при одном определенном условии, я полагаю, они станут еще лучшими. Об этих условиях я хотел бы сказать несколько слов.

В 1921 году на III конгрессе мы приняли одну резолюцию об организационном по­строении коммунистических партий и о методах и содержании их работы. Резолюция прекрасна, но она почти насквозь русская, то есть все взято из русских условий. В этом ее хорошая сторона, но также и плохая. Плохая потому, что я убежден, что почти ни один иностранец прочесть ее не может, — я эту резолюцию вновь перечитал перед тем, как это сказать. Во-первых, она слишком длинна, в ней 50 или больше параграфов. Та­ких вещей обыкновенно иностранцы не могут прочитать. Во-вторых, если ее даже про­чтут, то никто из иностранцев ее не поймет, именно потому, что она слишком русская. Не потому, что она написана по-русски, — она прекрасно переведена на все языки, — а потому, что она насквозь проникнута русским духом. И, в-третьих, если в виде исклю­чения какой-нибудь иностранец ее поймет, то он не сможет ее выполнить. Это третий ее недостаток. Я беседовал с некоторыми прибывшими сюда делегатами и надеюсь в дальнейшем ходе конгресса хотя и не лично участвовать в нем — это, к сожалению, для меня невозможно, — но подробно поговорить с большим числом делегатов из различ­ных стран. У меня создалось впечатление, что мы совершили этой резолюцией боль­шую ошибку, а именно, что мы сами отрезали себе путь к дальнейшему успеху. Как я уже говорил, резолюция составлена прекрасно, я подписываюсь под всеми ее 50 или больше параграфами. Но мы не поняли, как следует подходить к иностранцам с нашим русским опытом. Все сказанное в резолюции осталось мертвой буквой. Но если мы это­го не поймем, мы не сможем продви-

______________ IV КОНГРЕСС КОММУНИСТИЧЕСКОГО ИНТЕРНАЦИОНАЛА____________ 293

нуться дальше. Я полагаю, что самое важное для нас всех, как для русских, так и для иностранных товарищей, то, что мы после пяти лет российской революции должны учиться. Мы теперь только получили возможность учиться. Я не знаю, как долго эта возможность будет продолжаться. Я не знаю, как долго капиталистические державы предоставят нам возможность спокойно учиться. Но каждый момент, свободный от во­енной деятельности, от войны, мы должны использовать для учебы, и притом сначала.

Вся партия и все слои России доказывают это своей жаждой знания. Это стремление к учению показывает, что важнейшей задачей для нас является сейчас: учиться и учиться. Но учиться должны также и иностранные товарищи, не в том смысле, как мы должны учиться — читать, писать и понимать прочитанное, в чем мы еще нуждаемся. Спорят о том, относится ли это к пролетарской или буржуазной культуре? Я оставляю этот вопрос открытым. Во всяком случае, несомненно: нам необходимо прежде всего учиться читать, писать и понимать прочитанное. Иностранцам этого не нужно. Им нужно уже нечто более высокое: сюда относится прежде всего и то, чтобы также поня­ли, что мы писали об организационном построении коммунистических партий и что иностранные товарищи подписали, не читая и не понимая. Это должно стать их первой задачей. Необходимо привести эту резолюцию в исполнение. Этого нельзя сделать за одну ночь, это абсолютно невозможно. Резолюция слишком русская: она отражает рос­сийский опыт, поэтому она иностранцам совершенно непонятна, и они не могут удов­летвориться тем, что повесят ее, как икону, в угол и будут на нее молиться. Этим ниче­го достигнуть нельзя. Они должны воспринять часть русского опыта. Как это произой­дет, этого я не знаю. Может быть, нам окажут большие услуги, например, фашисты в Италии, тем, что разъяснят итальянцам, что они еще недостаточно просвещены и что их страна еще не гарантирована от черной сотни. Может быть, это будет очень полезно. Мы, русские, должны тоже искать путей к разъяснению иностранцам основ этой резо­люции. Иначе

В. И. ЛЕНИН

они абсолютно не в состоянии эту резолюцию выполнить. Я убежден в том, что мы должны в этом отношении сказать не только русским, но и иностранным товарищам, что важнейшее в наступающий теперь период, это — учеба. Мы учимся в общем смыс­ле. Они же должны учиться в специальном смысле, чтобы действительно постигнуть организацию, построение, метод и содержание революционной работы. Если это со­вершится, тогда, я убежден, перспективы мировой революции будут не только хоро­шими, но и превосходными. (Бурные, долго не прекращающие­ся аплодисменты. Возгласы «Да здравствует наш товарищ Ленин!» вызывают новые бурные овации.)

«Правда» № 258, 15 ноября 1922 г.

Печатается по тексту «Бюллетеня IV конгресса Коммунистического Интерна­ционала» № 8 от 16 ноября 1922 г., сверен­ному со стенограммой на немецком языке, правленной В. И. Лениным

ПРЕДЛОЖЕНИЕ В ПОЛИТБЮРО ЦК РКП(б) О СОКРАЩЕНИИ АРМИИ

Тов. Сталину

Предлагаю сейчас опросить членов Политбюро по следующему моему предложе­нию:

утвердить предположение т. Троцкого о внесении в правительство вопроса о сокра­щении армии в течение января месяца на 200 тысяч человек; запросить т. Троцкого, в какой срок считает он возможным внести такое предложение в СНК в оформленном виде¹⁷².

Ленин 13/XI. 1922 г.

Печатается впервые, по машинописному экземпляру

РУССКОЙ КОЛОНИИ В СЕВЕРНОЙ АМЕРИКЕ ^ш

Представитель американского Общества технической помощи Советской России — тов. Райхель — сообщил мне о неправильном взгляде на новую экономическую поли­тику, существующем среди части русской колонии в Северной Америке.

Этот неправильный взгляд, я думаю, мог явиться результатом умышленно извра­щенного толкования этой политики капиталистической прессой и нелепых сказок, рас­пространяемых озлобленными белогвардейцами, изгнанными из Советской России, а равно меньшевиками и эсерами.

В Европе эти сказки про нас и, особенно, про нашу новую экономическую политику все более и более выходят из употребления. Новая экономическая политика ничего ра­дикально не изменила в общественном строе Советской России и изменить ничего не может до тех пор, пока власть находится в руках рабочих, а в прочности Советской власти никто, кажется, в настоящее время сомневаться уже не может. Злопыхательство капиталистической прессы и наплыв русских белогвардейцев в Америку — только сви­детельствует о нашей силе.

Государственный капитализм, являющийся одним из главных моментов новой эко­номической политики, есть, в условиях Советской власти, такой капитализм, который сознательно допускается и ограничивается рабочим классом. От государственного ка­питализма стран, имеющих буржуазные правительства, наш государственный капита­лизм отличается весьма сущест-

_____________________ РУССКОЙ КОЛОНИИ В СЕВЕРНОЙ АМЕРИКЕ___________________ 297

венно, именно тем, что государство у нас представлено не буржуазией, а пролетариа­том, который сумел завоевать полное доверие крестьянства.

К сожалению, введение государственного капитализма у нас не идет так быстро, как бы нам этого хотелось. До сих пор, например, мы фактически не имеем ни одной серь­езной концессии, а без участия иностранного капитала в развитии нашего хозяйства быстрое восстановление его немыслимо.

Тех, кому вопрос о нашей новой экономической политике, единственно правильной политике, представляется недостаточно ясным, — я отсылаю к речам тов. Троцкого и моей на IV конгрессе Коммунистического Интернационала, посвященным этому во­просу.

Тов. Райхель сообщил мне о той подготовительной работе, которая производится Общ

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: