II. Нейрональные корреляты сознания (НКС)

...

Она отрицала, что поврежденные конечности принадлежат ей и говорила, что они – «ваши» или какого‑ то другого человека, лежащего в постели вместе с ней. Когда ей показали, что они «присоединены» к ее телу и что рука, о которой шла речь, продолжается ее плечом и поэтому принадлежит ей, она сказала: «Но мои глаза и мои чувства с этим не согласны, а я должна верить своим чувствам. Я знаю, что эта рука похожа на мою, но чувствую, что это не так, и не могу поверить своим глазам» (Keinberg, 2001, p. 11).

 

Иллюзии – это устойчивые иррациональные убеждения, которые сохраняются, несмотря на очевидные доказательства противоположного, и противоречат здравому смыслу. Таким образом, соматопарафрения выражается не только в искажениях образа тела и самосознания, но и в бредовых убеждениях, призванных объяснить странные переживания, когда пациенту кажется, будто к его телу присоединена чужая конечность, и он не чувствует или не понимает, что эта часть тела принадлежит ему самому. Такие объяснения противоречат фактам, очевидным любому наблюдателю, но пациент упорно за них цепляется; поэтому их можно считать бредовыми.

Похожее расстройство называется иллюзией зеркального отражения ( mirror sign delusion ) . Больные с таким расстройством не узнают своего отражения, когда смотрят на себя в зеркало. У них возникает бредовая идея о том, что рядом с ними находится кто‑ то другой, чье отражение они и видят. То есть они не узнают свое тело в зеркале, хотя у них нет никаких других проблем с узнаванием объектов (Spangenberg Postal, 2005). Узнавание себя в зеркале – важный знак самосознания. Это самый явный признак наличия самосознания у людей и животных, а иллюзия зеркального отражания указывает на то, что повреждены самые основы самосознания.

Кстати, а как вы относитесь к своему отражению в зеркале? Наверное, как минимум, вы узнаете себя в своем отражении, но нравится ли вам то, что вы видите в зеркале, когда смотрите на себя? Уютно ли вам в собственном теле? Есть люди, которые совершенно не чувствуют своего тела, и одна из причин этого, кажется, – искаженное осознание своего физического тела. Но при этом у них нет никаких повреждений головного мозга. Самое распространенное из таких расстройств – нервная анорексия, расстройство пищевого поведения . Когда пациент смотрит на свое тело в зеркале, то видит его совсем не так, как другие люди: он кажется себе толстым и уродливым, даже если на самом деле это не так.

При таком расстройстве, как телесная дисморфия, пациент становится одержим каким‑ то (воображаемым) недостатком своей внешности: у него слишком большой нос, слишком тонкие волосы или ужасные морщины на лице. Он считает эти недостатки совершенно ужасными (Phillips, 2005). Он может часами изучать их в зеркале (по большей части придумывая или, как минимум, сильно преувеличивая) и в крайних случаях даже отказывается встречаться с людьми и неоднократно прибегает к пластическим операциям, которым так и не удается полностью избавить его от проблем. Такой пациент действительно видит свое тело, особенно лицо, не так, как другие. Склонность к самокритике и низкая самооценка способствуют таким расстройствам, и это приводит к изменениям в самосознании. Это значит, что не только зрительная информация определяет то, что мы видим, но и то, верим ли мы тому, что видим, и как себя при этом чувствуем. «Кривое зеркало» убеждений и эмоций может сильно искажать информацию на пути к сознанию и самосознанию.

Когнитивная нейропсихиатрия и расстройство систем убеждений

После травмы головного мозга могут нарушиться и системы убеждений – совокупность целостных интерпретаций реальности и средства проверки их соответствия фактам. Когнитивную нейропсихологию интересуют нарушения восприятия, функций внимания и памяти. Когнитивная нейро психиатрия сосредоточена на бредовых убеждениях и неправдоподобных интерпретациях, которые создают больные, чтобы придать смысл своим переживаниям или объяснить последствия этих нарушений. Анозогнозия и соматопарафрения находятся на грани между когнитивной нейропсихологией и нейропсихиатрией, потому что больные с такими расстройствами, кажется, не способны интегрировать в свои системы убеждений очевидные факты о самих себе и вместо этого создают бредовые интерпретации, либо отрицающие, либо сильно искажающие факты. Ниже мы рассмотрим другие не менее удивительные и таинственные психоневрологические расстройства, при которых субъективные переживания и убеждения причудливо искажаются. Затем мы поговорим о некоторых расстройствах, связанных с распознаванием лиц.

Синдром Капграса

В 50‑ х годах на экраны вышел научно‑ фантастический фильм ужасов «Вторжение похитителей тел» ( Invasion of the Body Snateliers ) (Finney, 1976). Жители небольшого города обращаются к местному врачу с жалобами на то, что их близкие утратили свою истинную личность и превратились в зомби, но при этом выглядят и ведут себя как всегда. Добрый доктор приходит домой к одной женщине, Вилме, чтобы своими глазами увидеть, что происходит, и не замечает никаких странностей в поведении дяди и тети Вилмы, которые, как она утверждает, решительно изменились. Доктор спрашивает ее, откуда она знает, что они изменились, что именно не так с ее дядей?

Вилма говорит, что нет никакой видимой разницы. На первый взгляд «мнимый дядя» выглядит, разговаривает и действует точно так же, как настоящий. Но что‑ то в нем изменилось внутренне, эмоционально. Он как будто играет роль, когда вспоминает прошлое; раньше, когда он говорил о добрых старых временах, в его глазах появлялось особое выражение. Теперь это лишь видимость эмоций. Слова, жесты, тон голоса остались теми же, но не выражают никаких чувств. Это точно не мой дядя, говорит Вилма.

В этой истории Вилма оказывается права, и неуловимые изменения в поведении ее родных объясняются вторжением пришельцев из космоса, проникающих в человеческие тела и умы. Конечно, в научно‑ фантастическом фильме может случиться что угодно. Но оказывается, что так бывает и в нейропсихиатрии: существует синдром под названием «синдром Капграса», или «иллюзия раздвоения», симптомы которой в точности соответствуют тем, от которых страдала Вилма. Пациенты жалуются, что их близкие стали другими людьми, что их заменили копиями или роботами, которые выглядят точно так же, но не являются теми же людьми, – они просто притворяются. На интеллектуальном уровне больной может признавать, что его «теория двойников» кажется довольно странной или маловероятной, но никакие рациональные аргументы не могут развеять его иллюзии.

Один такой больной, подросток, попал в аварию на мотоцикле и получил черепно‑ мозговую травму. Он утверждал, что его родителей подменили (Ramachand ran & Blakeslee, 1998). Естественно, родители были потрясены, но никакие их слова не могли переубедить мальчика, он был твердо уверен, что эти «родители» – фальшивые, а настоящие исчезли. Однажды отец в отчаянии попытался подыграть ему: он объявил сыну, что, да, он был прав, заговор действительно существовал, но теперь он, его настоящий отец, вернулся, а фальшивого отослали назад в Китай. К сожалению, эта уловка помогла ненадолго. Через некоторое время мальчик вернулся к своей иллюзии и заявил, что самозванец вернулся.

Иногда иллюзия рассеивается в одно мгновение. Как правило, это происходит, когда больной говорит по телефону с людьми, которых раньше считал «фальшивыми». Разговаривая по телефону, он верит, что говорит с «настоящим» человеком, но только во время телефонных разговоров. Это указывает на разгадку тайны этого расстройства: по телефону узнавание человека происходит только по голосу, а не по лицу.

Действительно, нейропсихологически синдром Капграса объясняется нарушением процесса эмоциональной обработки информации о лицах. Узнавание самых близких членов семьи обычно связано с сильными эмоциональными реакциями. Из‑ за травмы головного мозга возникает разрыв между эмоциональным и когнитивным компонентами распознавания лиц. Поэтому когда больной видит лица членов семьи, у него возникает конфликт между эмоциями и когнитивным восприятием: когнитивный канал говорит, что этот человек выглядит так же, как мой отец, а эмоциональный канал остается пустым и подсказывает, что этот человек не вызывает тех чувств, как знакомые мне люди, и уж точно не является членом моей семьи.

Чтобы как‑ то примирить между собой противоречивые переживания и разрешить конфликт между ними, больной создает бредовую систему убеждений, согласно которой настоящих (вызывающих эмоции) людей выкрали и заменили их похожими внешне, но на самом деле чужими людьми (не вызывающими эмоций). При травме мозга может пострадать и способность проверять достоверность собственных убеждений, и поэтому пациент не может отличить неправдоподобные интерпретации от правдоподобных.

Бред Фреголи

При бреде Фреголи возникает обратный паттерн. Больной считает, что какой‑ то человек, обычно эмоционально значимый, все время следует за ним, но при этом прячется. Одна пациентка жаловалась, что за ней повсюду следует ее бывший парень (Marshall & Halligan, 1996). Она видела его загримированным под старика, девочку и водителя проезжающей мимо машины. Казалось, это человек может замаскироваться под кого угодно и даже обладает загадочной способностью немедленно избавляться от маскировки.

Нейропсихологическое объяснение этого расстройства – чрезмерная активация представлений об определенном человеке в системе распознавания лиц. И когда больной видит лицо почти любого незнакомца, система распознавания лиц все время «высвечивает» образ одного и того же человека, создавая сильное чувство знакомого и последующее когнитивное узнавание, несмотря на несоответствие между внешними особенностями воспринятого лица и лица «узнанного» человека. Больной все время видит одного и того же человека под самым разными масками. Чтобы как‑ то объяснить такое сильное чувство узнавания, больной создает бредовую систему убеждений: возможно, человек, которого я узнаю под всеми этими масками, действительно все время следует за мной. Если эта теория верна, значит, этот человек каким‑ то волшебным образом почти мгновенно меняет маски. Как и при иллюзии Капграса, при бреде Фреголи пациент не в состоянии критически оценить достоверность и целостность своей системы убеждений.

Такие случаи показывают, что когнитивно‑ нейропсихологический подход вполне способен объяснить странные искажения субъективного мира пациентов при самых разных нарушениях восприятия, памяти и других когнитивных функций, а также искажениях систем убеждений. Во всех этих случаях нарушены те или иные компоненты систем обработки информации, создающие субъективные перцептивные переживания и убеждения, и это так или иначе изменило субъективный мир больных. Чтобы понять причины таких изменений, нужно выяснить, какие компоненты были нарушены или диссоциированы от остальных.

Левополушарный «переводчик» и правополушарный «адвокат дьявола»

Одно возможное объяснение причин, по которым после травмы головного мозга могут возникать сильные устойчивые иллюзии, связано с разными ролями правого и левого полушарий в наших системах убеждений (Ramachandran & Blakeslee, 1998). В левом полушарии есть система, которая называется левополушарный «переводчик». Ее задача – создавать внутренне целостный рассказ о переживании и поведении человека. Эту систему не слишком беспокоит правдоподобность истории, которую она придумывает, обычно она представляет нас самих в выгодном свете, немного искажая факты, создавая целостный и положительный образ себя, а также помогая нам сохранить чувство собственного достоинства.

В правом полушарии есть другая система, которую можно назвать «адвокатом дьявола». Ее задача – исследовать и подвергать сомнению истории, придуманные «левополушарным переводчиком». Она подвергает сомнению даже самые важные базовые убеждения и тем самым помогает выражать мысли и чувства, которые могут угрожать нашему образу себя, но при этом соответствуют реальности. Но если правое полушарие повреждено и «адвокат дьявола» вышел из строя или оказался изолирован, левополушарный переводчик остается в одиночестве. Он интерпретирует все, что входит в сферу его опыта, но никто не может поставить под сомнение его интерпретации.

При расщепленном мозге мы наглядно видим работу «переводчика», когда левое полушарие объясняет действия, которыми руководит правое полушарие (см. выше). При анозогнозии, соматопарафрении и нейропсихиатрических иллюзиях мы видим, как действуют системы убеждений (устаревшие и неадекватные), позволяющие больному сохранить целостный образ себя и считать причиной странных переживаний невероятные внешние события: конечно, со мной все в порядке; просто к моему телу присоединена чья‑ то чужая нога; членов моей семьи выкрали и заменили похожими на них зомби; кто‑ то повсюду следует за мной под тысячей разных масок.

Если система, играющая роль «адвоката дьявола» повреждена или изолирована, она не может поставить под сомнение эти убеждения, и поэтому больной не может в них усомниться. Эту гипотезу подтверждают данные экспериментов, в которых правое полушарие получало дополнительную стимуляцию: в ухо пациенту заливали холодную воду – анозогнозия и соматопарафрения при этом на мгновение исчезали. Пациенты признавали свои расстройства, узнавали парализованные части своего тела, но когда стимуляция прекращалась, они возвращались к своим бредовым системам убеждений и забывали о том, что только что говорили (Ramachandran & Blakeslee, 1998).

Выводы

Мир, который мы видим вокруг, является виртуальной реальностью феноменального сознания, созданного мозгом. Наше «селф» находится в центре этой модели мира – и это «селф» также, кажется, является моделью, или образом, созданным мозгом. Наше текущее переживание самих себя говорит нам, какие мы прямо сейчас, а образ себя в памяти показывает, какими мы были раньше. Мы узнаем собственное «селф», когда объединяем текущее переживание себя (например, образ своего тела, как мы его чувствуем, или свое отражение в зеркале, когда мы его видим) с автобиографическим «селф», хранящимся в долгосрочной памяти. Самосознание – это переживание себя как разумного существа, переживавшее нечто в прошлом, переживающего что‑ то сейчас и способного переживать что‑ то в будущем.

Амнезия уничтожает большую часть автобиографической памяти, и поэтому текущие события больше не удается связать с целостным образом себя. Больные с амнезией изолированы от своего прошлого и будущего. Если они вообще осознают себя, это осознание основано на далеком прошлом и сконструировано на основании доступной информации из автобиографической памяти – безнадежно устаревших представлений о себе.

У больных, которые перенесли операцию по расщеплению мозга, полушария мозга функционально изолированы друг от друга. Это расстройство показывает, что наше представление о себе в большой степени основано на рассказах и объяснениях, которые создает левое полушарие, постоянно интерпретирующее доступные ему переживания и опыт. При aнозогнозии (отсутствии осознания своей болезни) мозг отказывается обновлять представление осебе и включать в него информацию о тех или иных недостатках, например нарушениях восприятия и моторных нарушениях, вызванных травмой. Несмотря на очевидные факты, больной не осознает, что у него есть какие‑ то проблемы со здоровьем.

При соматопарафрении больной отрицает, что ему принадлежат его собственные конечности, нервные пути которых были повреждены вследствие травмы мозга, хотя сама рука или нога при этом остались на месте. Несмотря на непосредственные перцептивные свидетельства обратного, больной чувствует, что это – часть чужого тела, и поэтому она ему не принадлежит. Пациент придумывает на удивление изощренные истории о том, чьи это конечности, если не его собственные, и каким образом чужая рука или нога оказалась присоединена к его телу. Больной не понимает, что его объяснения не только неправдоподобны, но возмутительны и физически невозможны, – или его это ничуть не беспокоит. Его объяснения соответствуют определению психиатрической иллюзии: это совершенно неправдоподобные убеждения и идеи, которые пациенты упрямо поддерживают и активно защищают, несмотря на очевидные свидетельства их ошибочности.

Таким образом, повреждение головного мозга может оказывать влияние и на наши системы убеждений. Когда подобное происходит, мы пытаемся как‑ то объяснить искажения своего переживания, приписывая их внешнему миру, а не самим себе или своему заболеванию. Так происходит при иллюзии Капграса и бреде Фреголи. В первом случае знакомые лица не вызывают у больного эмоциональных реакций, и поэтому он считает, что знакомых людей заменили их копиями. Во втором случае почти все лица вызывают у пациента сильное, определенное эмоциональное чувство узнавания, и ему начинает казаться, что какой‑ то эмоционально значимый человек повсюду следует за ним под тысячей разных масок. Для многих психиатрических расстройств, например для шизофрении, характерны искаженные переживания в сочетании со странными убеждениями о причинах этих переживаний: пациент может считать, что за ним следят, что другие читают его мысли на расстоянии, что многие или даже почти все другие люди участвуют в заговоре против него и преследуют его самыми разными способами.

В целом модель мира в мозге включает в себя не только сенсорные качества и целостные объекты вокруг нас, но и наш образ себя, осознание своего тела, самосознание и интерпретацию (систему убеждений) о том, что с нами происходит и кто мы такие. Эта субъективная психологическая реальность – мир, созданный нашим мозгом, именно в нем мы живем. Если что‑ то идет не так и модель мира в мозге меняется, мы легко путаем свой субъективный мир с объективным внешним миром. Нам начинает казаться, что мы сами остались такими же, а изменился реальный мир. Осознающий мозг часто слеп к нашим собственным расстройствам и нарушениям. Науке о сознании такие расстройства показывают, что мы сами – и наша субъективная реальность – обязаны своим существованием неповрежденному мозгу. Иначе говоря, малейшее повреждение определенных участков мозга может навсегда изменить нашу субъективную психологическую реальность или безвозвратно стереть представление о себе, которое мы привыкли считать «собой».

Вопросы для обсуждения

1. Сколько разумов у больного с расщепленным мозгом? Каково сейчас ваше сознание – левополушарное, правополушарное или его можно назвать синтезом обоих? Если бы ваш мозг был разделен в результате рассечения мозолистого тела, corpus callosum, остались бы вы «сами собой» после операции?

2. Нарушения самосознания ярко иллюстрируют, как трудно нам принять точку зрения другого разума. Можете ли вы представить себе, что значит, с точки зрения самого больного, страдать амнезией, иметь расщепленный мозг, соматопарафрению, телесную дисморфию, иллюзию Капграса или бред Фреголи? Или вы не в состоянии представить себе такое субъективное переживание?

3. У некоторых людей искажено самосознание: их убеждения о себе искажают зрительную информацию, которую они получают извне (например, в зеркале). Видите ли вы себя таким, какой вы есть, или ваши убеждения искажают ваш образ себя, по крайней мере в некоторой степени? Посмотрите на себя и запишите на листке бумаги самые заметные особенности своей внешности. Покажите этот листок другому студенту и спросите, согласен ли он с вами. Обсудите, какие особенности вашей внешности, которые вы видите в себе, основаны на том, что вы непосредственно видите в зеркале, а какие – на ваших сложившихся представления о себе. Обсудите, искажают ли ваши убеждения то, что вы видите.

4. Замечаете ли вы свой внутренний диалог, когда спорите с самим собой? Где в этом диалоге левополушарный «переводчик», а где правополушарный «адвокат дьявола»? Возможно, один из них защищает статус‑ кво и отрицает все проблемы и доказательства их наличия. А другой критикует, призывает к революции и требует, чтобы вы что‑ то изменили в своей жизни. На какие темы вы чаще всего ведете такой внутренний диалог?

II. Нейрональные корреляты сознания (НКС)

 

Введение: что такое «нейрональные корреляты сознания» (НКС)?

Цель когнитивной нейронауки – обнаружить нейрональные корреляты и биологические механизмы, лежащие в основе когнитивных феноменов. Чтобы собрать эмпирические данные, которые помогли бы это сделать, когнитивная нейронаука использует методы, позволяющие измерять различные аспекты деятельности мозга. Такие измерения проводятся в то время, когда испытуемый решает те или иные интеллектуальные задачи. Поэтому они отражают активность мозга, связанную с той или иной умственной деятельностью. Методы когнитивной нейронауки (ЭЭГ, МЭГ, функциональная магнитно‑ резонансная томография (фМРТ), позитронно‑ эмиссионная томография (ПЭТ) и транскраниальная магнитная стимуляция (TMS)), можно использовать и для выявления нейрональных механизмов сознания. В последние годы поиск нейрональных коррелятов сознания стал популярной сферой исследований на стыке когнитивной нейронауки и науки о сознании.

Когда в нашей субъективной ментальной жизни что‑ то происходит – мы переживаем взрыв эмоций, чувствуем боль, видим цвета – одновременно что‑ то обязательно происходит и в мозге. Кажется, в нашей сознательной жизни не может быть феноменальных переживаний, которые бы не сопровождались соответствующей нейрональной активностью в мозге. Описывая такую взаимосвязь между разумом и мозгом, философы говорят о дополнительных отношениях, связывающих между собой активность сознания и активность мозга: для каждого события в сознании есть соответствующее событие в мозге. Это – принцип ковариации между сознанием и мозгом. Но обратите внимание, что эта связь действует только в одном направлении: обратное утверждение – что для каждого события в мозге есть соответствующее событие в сознании – не истинно. Изменения в активности мозга, отвечающие за неосознаваемую деятельность, могут происходить без участия сознания, но изменения в сознании обязательно сопровождаются какими‑ то изменениями в активности мозга.

Кроме того, такие зависимые отношения включают в себя также и предположение о том, что события в сознании так или иначе являются результатом событий в мозге и поэтому неотделимы от них. Это принцип онтологической зависимости сознания от мозга. Не может быть никакого сознания, если нет мозга, но мозг, конечно, может существовать без всякого сознания.

Специалисты по когнитивной нейронауке, очевидно, воспринимают подобные дополнительные отношения как нечто само собой разумеющееся. В соответствии с принципом онтологической зависимости они предполагают, что сознание без мозга невозможно, тогда как мозг без сознания возможен. Если бы сознание могло существовать независимо от мозга, мы наблюдали бы своего рода картезианский дуализм. Но у нас нет никаких веских доказательств того, что события в сознании могут существовать независимо от событий в мозге. Поэтому нам приходится верить, что события в сознании являются результатом событий в мозге.

Однако обратите внимание, что зависимые отношения ни в коем случае не объясняют, почему сознание и мозг связаны между собой таким особым образом. Кстати, ковариация вместе с онтологической зависимостью совместимы с теориями редуктивного и эмерджентного материализма. И одно возможное объяснение того, почему зависимые отношения признаются истиной, состоит в том, что либо редуктивный, либо эмерджентный материализм адекватно описывает реальность. Но этот философский вопрос, конечно, остается открытым.

Зависимые отношения могут лечь в основу программы неврологических исследований сознания. На основании принципа ковариации исследователи в области когнитивной нейронауки считают, что каждый субъективный феномен в сознании обязательно должен коррелировать с какими‑ то объективными неврологическими явлениями в мозге. Поэтому имеет смысл попытаться обнаружить с помощью объективных измерений все, что только возможно, о нейроанатомических и нейрофизиологических деталях единения сознания и мозга.

Что же мы имеем в виду, когда говорим, что события двух разных типов коррелируют друг с другом? Если два события коррелируют, они обычно происходят одновременно. Если одно из них появляется, исчезает, качественно или количественно изменяется, то же самое происходит и с другим событием, примерно в то же время. Поэтому возможно обнаружить, с помощью объективного измерения деятельности мозга, какие неврологические события точно коррелируют с теми или иными событиями в сознании. Это был бы первый разумный шаг к созданию теории отношений между сознанием и мозгом, основанной на эмпирических данных. Поэтому поиск нейрональных коррелятов сознания стал основным подходом к исследованиям сознания в нейронауке.

Долгосрочная цель таких исследований – выяснить, какие же неврологические события коррелируют с теми или иными состояниями и содержанием сознания. В конечном счете такие исследования должны определить, каковы минимальный достаточный объем нейронов или активность нервной системы, которая обязательно сопровождает то или иное осознаваемое переживание. Это стандартное определение концепции «нейрональных коррелятов сознания» (или НКС) (Кох, 2004).

Чтобы достичь этой цели и обнаружить НКС, необходимо описать как характер осознаваемых событий, так и характер событий в мозге, а затем попытаться соединить эти описания с помощью подробного словаря или карты. Во‑ первых, чтобы по отдельности изучать корреляты каждого типа феноменов сознания, необходимо создать таксономию или подробную классификацию различных уровней и содержания сознания. Во‑ вторых, нужно разработать эксперименты, в которых нейрональные корреляты сознания каждого типа можно было бы измерить независимо от других типов. В когнитивной нейронауке активно проводятся такие исследования.

Глава 7

Методы и эксперименты в сфере НКС

⇐ Предыдущая12131415161718192021Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: