3.6. Минин и Пожарский 1 страница

 

Минин и Пожарской – герои русской мифологии. Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский – знаковые герои, известные больше, чем само Смутное время. Не все в России имеют представление о Смуте, но, если спросить о Минине и Пожарском, почти каждый ответит: «Это те, кто освободил Москву от поляков». В памяти народа Минин и Пожарский – великие защитники Русской земли, вместе с Александром Невским, Дмитрием Донским, Александром Суворовым, Михаилом Кутузовым. Они не просто герои, но одни из немногих избранных в пантеоне национальной мифологии. В исторический миф Минин и Пожарский вошли вместе и память о них нераздельна, хотя они различались во всём, кроме общего дела спасения России. До вхождения в русскую мифологию Минин был безвестен, тогда как Пожарский занимал заметное место в событиях Смутного времени. Но и Пожарской не был исторической фигурой первого ряда, уступая таким ярким персонажам как первый «Дмитрий», Иван Болотников, Прокофий Ляпунов и Иван Заруцкий. Зато о Пожарском, как и о Минине, не было дурной славы, которая, как замечает И. Е. Забелин, всегда обойдет славу добрую – «добрая слава лежит, а худая бежит». Оба героя были высоко порядочные люди – поэтому им и верил народ.

 

О безвестном Минине. О Кузьме Минине известно мало. Первые письменные свидетельства о нем относятся к 1611 г., когда он был женат на Татьяне Семёновой и имел взрослого сына Нефёда. В Земском ополчении его считали пожилым человеком, что по тем временам означало возраст от 40 до 60 лет. Скорее всего, Кузьма родился в конце 60‑ х – начале 70‑ х гг. XVI в. Предки Минина жили в небольшом волжском городе Балахне, где занимались солеварением. Отец – Мина Анкундинов, был состоятельным человеком: по данным писцовой книги 1591 г. дворцовой Заузольской волости, «за балахонцем за посадским человеком за Минею за Онкундиновым» числилось три деревни с 13 с половиной десятинами перелога и 7 десятинами хоромного леса. [114] Фамильное прозвище Минин происходила от имени отца Кузьмы – Мини, точно так же, как отец, имел прозвище Анкундинов по своему отцу (в ту пору у простых людей не было устоявшихся фамилий). Своё соляное дело Миня оставил старшим сыновьям, а сам, с младшим, Кузьмой, переселился в Нижний, где открыл для сына мясную лавку. Деловой хваткой, рассудительностью и честностью Кузьма Минин заслужил уважение посадских людей и 1 сентября 1611 г. был избран земским старостой. В Смутное время Минин принимал участие в ополчениях нижегородских воевод А. С. Алябьева и князя А. А. Репнина, отбивавших тушинцев, осаждавших Нижний. Вёл он себя достойно – иначе его в военные времена не избрали бы старостой.

 

О князе Пожарском до встречи с Мининым. Предки Дмитрия Пожарского – владельцы Стародубого удельного княжества, вели начало от великого князя Владимирского Всеволода Большое Гнездо, сына Юрия Долгорукого. По древности родословной стародубие Рюриковичи не уступали московским, но в Московском великом княжестве главным считалась близость ко двору великого князя: те же бояре Романовы оказались знатнее князей стародубих. К тому же, стародубие князья делили земли между наследниками, и княжество растащили на части. Пожарские стали «захудалым» княжеским родом. Дед Дмитрия – Фёдор, служивший при дворе Ивана Грозного, в годы опричнины был лишен вотчины и сослан в Свияжск. Вскоре его вернули, возвратили часть земель и отправили на ливонскую войну в невысоком чине дворянского головы. Старшего сына, Михаила, князь Фёдор женил на Ефросинье Беклемишевой – дворянке знатного рода.

17 (30) октября 1577 г. в родовом тереме Пожарских в деревне Сергово неподалеку от села Коврово (ныне г. Ковров Владимирской обл. ) княгиня Ефросинья родила своего второго ребенка – сына, получившего крестильное имя Козьма и родовое Дмитрий. [115] Вскоре семья переехала в Москву, где у Пожарских был фамильный дом. Отец, Михаил Фёдорович, умер, когда мальчику было 9 лет, и воспитанием занялась мать – умная женщина с сильным характером. В 1593 г. Дмитрию исполнилось 15 лет, и он стал участвовать в дворянских смотрах. После одного из них он получил придворный чин «стряпчего с платьем». «Стряпчие с платьем» были молодые дворяне, подававшие царю предметы облачения и служившие его оруженосцами в походах. В 1598 г. стряпчий Пожарский участвовал в Земском соборе, избравшим на престол Бориса Годунова, и подписал соборное определение об избрании его царем. В том же году князя послали на южное порубежье нести дозорную службу, командуя отрядом стрельцов. Выглядело это как опала, зато Дмитрий приобрел боевой опыт в стычках с крымцами. В 1602 г. царь Борис вызвал князя в Москву, дал в поместье подмосковное село и наградил чином стольника. Стольниками назначали детей бояр, они распоряжались подачей блюд на государевом обеде и угощали почётных гостей; по росписи чинов занимали пятое место после бояр, окольничих, думных дворян и думных дьяков.

Возвышением Пожарский был обязан матери. В 1602 г. княгиня Пожарская попала в придворный штат жены Годунова Марии Григорьевне и дочери Ксении. Она сменила имя Ефросинья на Марию и получила должность «верховной боярыни» при Ксении. Здесь ей пришлось столкнуться с честолюбивыми устремлениями жены князя Бориса Лыкова, бывшей в том же звании при царице. Возник местнический спор. Женщины в те времена не могли судиться, и Пожарскому пришлось самому вести дело матери. В октябре 1602 г. он предъявил иск «в материно место» княгине Лыковой. Князь Дмитрий пользовался поддержкой Годунова, но для бояр Лыковы, сидевшие в боярах при Грозном, были выше Пожарских. Суд остался «невершеным», тем не менее, Мария Пожарская утвердилась как «верховная боярыня» при Ксении. Когда в Россию вторгся «царевич Дмитрий», Пожарский пошел защищать царя Бориса. Он участвовал в битвах, частности, у села Добрыничи, где «царевич» был разгромлен.

После смерти Бориса и измены войска, на сторону «Дмитрия Ивановича» перешли бояре. «Царевич» вступил в Москву и все присягнули ему. Присягнул и стольник Пожарский. Новый государь был милостив и щедр. Пожарский не только сохранил чин стольника, но был назначен дворецким. На свадьбе царя «Дмитрия» и Марины он лично потчевал Юрия Мнишка, отца царицы. Нет никаких сведений, что Пожарский участвовал в заговоре Шуйского против «Дмитрия Ивановича». Круг заговорщиков был узок, а Пожарский не имел близких отношений с Шуйскими. Однако, когда Василия Шуйского избрали царем, князь Дмитрий ему присягнул и служил до конца. Здесь проявляется главная черта Пожарского – верность присяге царю. Он мог по‑ разному относиться к искателям престола, но если искателя помазали на царство, Пожарский ему присягал и верно служил.

Пожарский доблестно воевал с Тушинским вором. Стоявшие под Москвой тушинцы стремились отрезать все пути снабжения столицы, и свободной оставалась лишь коломенская дорога. По ней в Москву подвозили хлеб и шли на подмогу ратные люди. Осенью 1608 г. тушинцы дважды пытались захватить Коломну, и воевода Иван Пушкин запросил царя о помощи. Шуйский выслал отряд во главе с воеводой Пожарским. Несмотря на малые силы, Пожарский напал на тушинцев в 30 верстах от Коломны и разбил их. Победа не принесла князю славы – Пушкин принес жалобу, что тот его умалил. Возник местнический спор, но так ничего и не решили. Через полгода князь Дмитрий снова отличился, разгромив отряд тушинского атамана Салькова. Теперь Шуйский оценил Пожарского и в июле 1609 г. наградил его поместьем в Суздальском уезде. Пожалование он сопроводил грамотой о том, что князь Дмитрий Михайлович «против врагов стоял крепко и мужественно, и к царю Василию и к Московскому государству многую службу и дородство показал…. а на воровскую прелесть и смуту… не покусился, стоял в твердости разума своего крепко и непоколебимо безо всякия шатости».

В 1910 г. Шуйский послал Пожарского в Зарайск воеводой. Каменная крепость, расположенная к югу от Коломны, была ключом к южным воротам Москвы. Под началом Пожарского ключ был в надежных руках. Когда москвичи свели Шуйского с престола, Пожарский не пошатнулся и отразил попытки сторонников Вора захватить Зарайск. Не ограничившись обороной, он вышел за крепостные стены и выбил мятежников из Коломны. Он и в дальнейшем «ходил в разные места против воровских людей». Как убежденный противник Вора, Пожарский присягнул Владиславу, но скоро почувствовал обман: король Сигизмунд не желал посылать сына в Москву, и Россия осталась без царя. Поляки засели в Кремле и продолжали осаждать Смоленск. Призыв Прокофия Ляпунова созвать ополчение и изгнать поляков встретил полную поддержку князя Дмитрия. Очень скоро Ляпунову понадобилась его помощь.

Поляки и кремлевские изменники решили уничтожить восстание в зародыше. Зимой 1611 г. против Ляпунова был отправлен из Москвы отряд Григория Сумбулова, а от поляков запорожцы. Они осадили Ляпунова в Пронске. Городок имел деревянные стены, а у Прокофия было всего 200 ратных, так что гибель его казалась неизбежной. Положение спас Пожарский, поспешивший со своим войском к Пронску. Узнав о его подходе, Сумбулов снял осаду и направился к Зарайску, чтобы его захватить, пока там нет Пожарского. Но князь Дмитрий успел вернуться и под стенами Зарайска разбил Сумбулова. Потом, собрав зарайских и коломенских служилых людей, повел их в Рязань к Ляпунову. Об этом часто забывают, но Дмитрий Пожарский стоит у истоков не только второго, но и первого Земского ополчения.

Обстоятельства появления Пожарского в Москве весной 1611 г. неизвестны. Скорее всего, он прибыл, чтобы руководить восстанием москвичей, когда к городу подойдут ополченцы Ляпунова. Но восстание началось слишком рано. 19 марта на рынке между русскими и поляками случилась драка, и комендант Кремля Госевский, решив упредить восстание, приказал рубить москвичей. Поляки перебили 6 или 7 тыс. безоружных горожан в Китай‑ городе, но когда попытались захватить Белый город, наткнулись на жёсткий отпор. В Белом городе находились стрелецкие слободы, и у людей было оружие. Укрываясь за баррикадами и деревянными щитами, москвичи в упор расстреливали польских конников. Особо отличился Пожарский, укрепившийся на Сретенке. Пушкари доставили ему несколько пушек, и князь встретил врага пушечной стрельбой. Он втоптал поляков обратно в Китай‑ город и устроил острожек‑ крепостцу у церкви Введения Богородицы. Поляки были в отчаянии, но на помощь пришел предатель‑ боярин Михаил Салтыков, предложивший сжечь Москву. Для начала он поджёг свой дом.

Всю ночь горела Москва. Наутро Госевский отправил в Белый город немцев наёмников, приказав жечь дома и убивать всех подряд. Запылало и Замоскворечье. Люди, спасаясь от пожара, побежали из Москвы. Дольше всех держался Пожарский. Весь день он бился у Введенского острожка, не давал жечь окрестные дома, пока, ослабев от ран, не пал на землю и заплакал, «не терпя видети толикия скорби людям» и желая лучше умереть. Немногие оставшиеся ратники подхватили воеводу и вывезли из пылающей Москвы в Троице‑ Сергиеву обитель. Подлечившись в монастыре, князь уехал в суздальскую родовую вотчину, в село Мугреево. Там осенью 1611 г. его нашли нижегородские послы, приехавшие просить князя возглавить ополчение, собиравшееся в Нижнем Новгороде.

 

Начало Второго земского ополчения. О начале земского ополчения, освободившего Москву, известно совершенно недостаточно. Неизвестна дата знаменитой речи Минина и обстоятельства, побудившие его к выступлению. Грамоты от духовенства, полученные нижегородцами осенью 1611 г., не призывали к ополчению. В грамоте Гермогена от 25 августа 1611 г. патриарх заклинает не дать казакам выкликнуть на царство «Маринкина» сына, но ничего не говорит о созыве нового ополчения. Нет оснований верить и келарю Авраамию, утверждавшему, что на Кузьму повлияла грамоты из Троицкого монастыря. Троицкие грамоты призывали поддержать стоявшее под Москвой первое ополчение, а не созывать новое. На Кузьму Минина влияла сама жизнь и настроение народа – возмущение, отчаяние и надежда на Бога.

В 1611 г. появились видения о чудесном спасении Московского государства. В полках под Москвой читали грамоты об откровении праведнику Григорию из Нижнего. К нему во сне явился Господь и велел, чтобы он призвал всех православных к трехдневному посту и покаянию, и тогда государство очистится. А если построить храм «близ Василия Блаженнова» и перенести туда икону Владимирской Богоматери, то явится имя нового царя. Нижегородцы удивлялись – они о Григории и не ведали. Во Владимире посадской женщине Меланье явилась «пречудная жена» и также повелела поститься и молиться три дня. Троицкий келарь Симон Азарьин в «Книге о чудесах Сергия Радонежского» (1654) сообщает, что были видения и у Минина. О них Кузьма поведал архимандриту Троицы Дионисию, а тот – старцу Симону.

Однажды во сне явился Минину чудотворец Сергий и повелел «казну собирати и воинских людей наделяти и итти на очищение Московского государства». Пробудившись, Кузьма подумал, что не его это дело – «не было воинское строение ему в обычай». И во второй раз, было ему видение, – и снова он пренебрег им. И в третий раз явился Сергий и укорил его, что не послушал он волю Божию привести православных христиан от шумного мятежа к тишине и повеление нанять ратных людей, чтобы очистить страну от поляков. И ещё сказал Сергий, что «старейшие в таковое дело не внидут, наипаче юние начнут творити». Кузьма, проснувшись в великом ужасе, почувствовал, что внутри у него все сдавлено; «болезнуя чревом», он молился чудотворцу об исцелении, обещая исполнить, что тот повелел.

Когда Кузьму избрали в земские старосты, он увидел в том Божий Промысл. В земской избе и везде, где бывал, он говорил о разорении Московского государства, и что только их город сохраняется Богом. Враги – поляки, литовцы и русские клятвопреступники, словно свирепые волки, хотят расхитить нас как овец, не имеющих пастыря, и город предать разорению; мы же ни о чем не думаем. Многие приходили в сокрушение, другие отходили, ругаясь. И получилось, как сказал святой Сергий: «юнии прежде имутся за дело». Молодые слушали охотнее, соглашались и говорили отцам, что надо нанять ратных людей и самим положить головы за освобождение христианской веры. Слыша это, нижегородцы положились на Божий Промысл, подписались под приговором, чтобы во всем слушаться Кузьму, и отдали ему этот приговор.

О видениях Минина нет ни слова у Палицына – современника Кузьмы. Молчат «Новый» и «Пискаревский» летописцы, повествующие о призыве Минина к ополчению. О явлении св. Сергия Минину упоминается лишь в «Ельнинской рукописи» XVIII в., известной в изложении П. И. Мельникова (А. Печерского). В ней рассказано, что на городском совете, собранном на воеводском дворе в связи с получением троицкой грамоты, Минин объявил: «Святой Сергий явился мне и повелел возбудить спящих. Прочтите же грамоту Троицких властей в соборе, а (потом) что Бог велит! » Тут стряпчий Биркин «сумняшеся». Козьма же рече ему: «Аще хощеши, исповедаю тя православным… Той же умолча».

Историки конца XIX – начала ХХ в. скептически относились к видениям Минина. И. Е. Забелин считал, что Минин был «искренно и религиозно убежден, что он только орудие Промысла», но не верит в чудеса, описанные Симоном Азарьиным, откуда они дошли до «Ельнинской рукописи». Н. И. Костомаров считал, что повеления св. Сергия придумал для пользы дела сам Минин. Тех же взглядов придерживался Д. И. Успенский. Лишь С. Ф. Платонов не сомневался ни в искренности Кузьмы, ни в надежности источников, причем, не только книги Азарьина, но «Ельнинской рукописи». По его мнению, рукопись представляет редакцию раннего списка, ведь автор разбирался кто есть кто в Нижнем Новгороде 1611 г. Платонов – единственный из историков, который, несмотря на идеологический диктат «прогрессивной» интеллигенции, принимал веру в чудесное. В наши дни меньше сомнений в искренности говорящих о чуде. В. Н. Козляков даже называет Минина «Жанной Д’Арк из мясной лавки». О том же ещё в 1834 г. писал Н. А. Полевой: «Один умный иностранец, разговаривая о русской истории, сказал: «У вас была своя «Орлеанская Дева», это ваш Минин».

Платонов, расходясь с Забелиным в оценке видений Минина, согласен с его оценкой хронологии событий, приведших к созыву второго ополчения. События развивались следующим образом. В июне 1611 г. казаки убили вождя земского ополчения Прокофия Ляпунова, и служилые начали расходиться из‑ под Москвы. 25 августа в Нижний привезли грамоту от Гермогена, призывавшего не дать казакам выбрать на царство Маринкина сына. Нижегородцы разослали грамоту по городам. В сентябре созрел перелом в настроениях земских людей: убийство Ляпунова и грамота Гермогена отвратили от желания объединяться с казаками. Тогда и появился человек, предложивший созвать новое, независимое от казаков ополчение. Повеление св. Сергия дало Кузьме силы уговаривать людей. Минин говорил «пред всеми в земской избе», что следует «чинить промысел» над врагами. Говорил со своими выборщиками, с тяглами людьми. В земской избе, расположенной «в торгу» близ церкви Николая Чудотворца, был, вероятно, написан первый «приговор всего града за руками», определявший сбор средств для ратных людей. Сбор поручили Минину, и он его «собою начат»; вскоре за ним пошли «и прочие гости и торговые люди, приносящие казны многу».

Оставалось получить поддержку воеводы и высшего духовенства, но если духовенство было настроено против поляков, то первый воевода – Василий Звенигородский, получивший чин окольничего от Сигизмунда, «кривил» в сторону Боярской думы. Дальше сказалась часто недооцениваемая независимость российского посада XVI–XVII вв. Воевода Василий ничего не мог поделать, когда выборные от посадских, клир и лучшие из дворян «на воеводском дворе совет учиниша» после получения троицкой грамоты (речь, очевидно, идет о грамоте от 6 октября). В рукописи Ельнина названы: «Феодосий архимандрит Печерского монастыря, Савва Спасский протопоп, с братиею, да иные попы, да Биркин, да Юдин, и дворяне и дети боярские, и головы и старосты, от них же и Кузьмы Минин». Тогда, видимо, Кузьма и призвал к новому ополчению. В совете решили созвать назавтра народ в Спасо‑ Преображенский собор – главный в городе.

Наутро колокольный звон созвал горожан в соборную церковь. После службы протопоп Савва прочитал троицкую грамоту «перед святыми вратами» (алтарем) и сказал слова напутствия. Затем речь держал Минин. Согласно «Новому летописцу» он «возопи во все люди: «Будет нам похотеть помочи Московскому государству, ино нам не пожелети животов своих; да не токмо животов своих, ино не пожелеть и дворы свои продавать и жены и дети закладывать и бити челом, хто бы вступился за истинную православную веру и был бы у нас начальником». Трудно представить, что Кузьма «возопи» в храме божием. Скорее он держал речь, стоя на паперти собора, как на картине А. Д. Кившенко «Воззвание Кузьмы Минина к нижегородцам», или на площади у Ивановского съезда, как на картине К. Е. Маковского «Воззвание Кузьмы к народу» (1896).

Если троицкая грамота была послана в Нижний 6 октября, то Минин выступил перед народом в середине – второй половине октября 1611 г. Нижегородцы составили приговор, где обязались жертвовать на ополчение по «пожиткам и по промыслам». Ответственным за сбор денег – «окладчиком», выбрали Минина: «И тот Козьма по некоему божию смотрению и по своему умышлению и почал в Новегороде казну збирати з гостей и с торговых людей, и со всяких тамошних житейских людей, хто чего стоен: с ыного рубль, с ыного пять и шесть, с ыного десять и дватцать, и пятьдесят, и сто, и двести, и триста, и пятьсот, и тысячю, и болыыи. [116] И свою казну дал тут же всю». Сам Кузьма из имевшихся у него трехсот рублей отдал сто или двести рублей. Чтобы упорядочить сбор посадский мир приговорил брать пятую деньгу с доходов и имуществ. Не все горожане охотно расставались с нажитым, но тут Кузьма проявлял характер: «иные же аще и не хотяще, скупости ради своея, но и с нужею [с понуждением] приносяще: Уже волю взем над ними по их приговору, с божиею помощью и страх на ленивых налагая».

Воеводой нового ополчения нижегородцы выбрали князя Дмитрия Пожарского. Князь поправлялся от ран в родовой вотчине Мугреево в 120 поприщах (верстах) от Нижнего. К нему посылали «многажды». Ездил к князю и Минин «для уговору», и они о многом договорились. Наконец, к Пожарскому отправили целое посольство – архимандрита Феодосия и «изо всех чинов всяких лучших людей». Послы били челом князю принять на себя ополчение. Он согласился, но потребовал выбрать из посадских доброго человека, чтобы с ним у того великого дела быть и казну собирать. Послы сказали, что такого человека нет. Пожарский возразил, что «есть у вас Кузма Минин; той бывал человек служивой, тому то дело за обычей». Нижегородцы, вернувшись, били челом Кузьме. Минин сначала «для укрепления» отказывался, а потом потребовал приговор, чтобы всем во всем его слушаться и давать ратным деньги. Приговор был составлен и подписан, и Минин отправил его к князю Дмитрию «для того, чтоб того приговору назад у него не взяли».

Вопреки историческим романам и фильмам, трудовой народ, кроме защиты крепостей, в войнах не участвовал. Для правильной войны использовали служилых людей – конных дворян и детей боярских, стрельцов, пушкарей и служилых казаков, несших государеву службу. В Нижнем Новгороде к 1611 г. осталось мало дворян: многие разошлись или погибли. Выручили бездомные дворяне западных уездов – смоляне, вяземцы, дорогобужцы. Согнанные со своих земель приходом Сигизмунда, они обратились к «начальникам» первого ополчения, и те отвели смолянам дворцовые земли вблизи Арзамаса, а вяземцам и дорогобужцам в Ярополче (Владимирская область). Но арзамаские мужики не пожелали превращаться в крепостных, и их поддержали местные стрельцы. После нескольких стычек смоляне отступили. Не прижились и вяземцы с дорогобужцами. В этом положении для безземельных дворян манной небесной было предложение отправиться в Нижний Новгород, получать хороший оклад и служить правому делу.

Смоляне послали в Нижний Новгород челобитчиков; их хорошо приняли, и князь Дмитрий повелел им выступать из Арзамаса. Первые отряды смолян прибыли в Нижний в начале ноября, но их основные силы пришли только 6 января 1612 г. По дороге к ним присоединились доругобужцы и вяземцы. Всего смолян было больше 2000; они составили ядро ополчения. Потянулись и служилые люди из Понизовья, [117] Калуги, Рязани. Все получили щедрое жалованье – от 50 до 30 руб. Летописец пишет, что Минин «жаждущия сердца ратных утолял, и наготу их прикрывал, и во всем их покоил, и сими делами собрал воинство немалое». По словам Забелина, «в этом и состояла главнейшая и великая заслуга Минина; в этом и обнаруживался его дальновидный, практический ум. Он хорошо понимал, что никакие диктаторские приговоры и никакие патриотические воодушевления не собрали бы ратных, если бы нечего им было есть, или скудно бы им было жить».

 

Поход в Ярославль. С самого начала между Пожарским и Мининым сложилось полное понимание и согласие. Один занимался военной стороной дела, другой – обеспечением войска. Вторым воеводой ополчения был Иван Биркин. Грамоту от Земского совета подписывали воеводы Дмитрий Пожарский и Иван Биркин и дьяк Василий Юдин (но не Минин). У Биркина были трения с Мининым, а, возможно, и с Пожарским. Во всяком случае, в конце декабря его отправили в Казань собирать ополчение – задача почётная, но удаляющая из центра событий.

Первая грамота Земского совета была написана зимой 1611/1612 гг. Она знакомила «всю землю» – в первую очередь, города Поволжья и Поморья, с программой нового ополчения. В них писали о распаде подмосковного ополчения, о разъезде дворян, уезжавших «иные от бедности, а иные от казачья грабежу и налогу», осуждалось стремление оставшихся под Москвой (без указания имён) избрать на царство сына «паны Маринки». Задачей ополчения называлась помощь «верховым городам», [118] которым угрожали литовские люди. Грамоты не противопоставляли земское войско подмосковным полкам и даже писали о совместных действиях с «князем Дмитреем, да с Ываном». Предполагалось очистить Москву и всей землею выбрать нового государя, «кого нам Бог даст». О казаках говорилось: «мы дурна никакого им учинить не дадим», «дурна никакого вором делати не дадим».

Разосланная по городам грамота произвела сильнейшее впечатление. Все, желавшие порядка, устремились в Нижний или ждали прихода Пожарского. Кремлевские изменники и поляки потребовали от Гермогена приказать остановить ополчение, но патриарх им отказал. Тогда его уморили в келье. Забеспокоился Заруцкий: он понял, что появилась сила, способная лишить его власти. Заруцкий не стал терять времени и отправил казаков Андрея Просовецкого захватить Ярославль. Но ярославцы проведали об этом и дали знать Пожарскому. Тот немедля послал отряд князя Дмитрия Пожарского‑ Лопаты. Нижегородцы поспели раньше казаков и заняли Ярославль. Пора было выступать и Пожарскому, но он ожидал Биркина с ополчением из Казани. Биркин всё не приходил, и тогда в «великий пост» – 23 февраля 1612 г., нижегородское ополчение выступило в поход. Путь до Ярославля занял около трех недель: по дороге войско «князя Дмитрия и Кузьмы» приветствовала Балахна, Юрьевец, Кинешма. В Костроме воевода Иван Шереметьев попробовал было затворить город, но костромичи восстали, открыли ворота и чуть его не убили. Спас его Пожарский, он ограничился тем, что сменил воеводу.

 

В Ярославле. Во второй половине марта Пожарский подошел к Ярославлю. Ярославцы вышли навстречу с образами и предложили Пожарскому и Минину подарки, но те их не приняли. В Ярославле ополчение задержалось на четыре месяца. Авраамий Палицын осуждает за это Пожарского, но другие современники обвинения не поддерживают. Вожди ополчения прежде всего стремились придать законность своему начинанию, превратить его в движение общерусское, объединить под земской властью города, не желавшие принимать поляков, бояр изменников и казаков. Нужно было также собирать средства для растущего ополчения. Наконец, следовало поладить со шведами, захватившими Новгородчину, чтобы не ударили в спину. Все насущные задачи Пожарский и Минин выполнили, но на это ушло четыре месяца.

Были разосланы грамоты «от всей земли» по городам (первая отправлена из Ярославля в Сольвычегодск 7 апреля 1612 г. ). В них разъясняются причины созыва нового ополчения, его задачи и нужды. Утверждается, что первое ополчение погубили «заводчики злу» – атаманы и казаки «с их началником, с Иваном Заруцким». Они убили воеводу Ляпунова и многих дворян «и учати совершати вся злая по казацкому воровскому обычаю». Поэтому служилые люди созвали новое ополчение: «Столники же и стряпчие, и дворяне и дети боярские всех городов, видя неправедное их начинание, из под Москвы разъехались по городом и учали совещатися со всеми городы, чтоб всем православным христианам быти в совете и в соединенье, и выбрати государя всей землею». Для избрания государя городам следует присылать «к нам, в Ярославль, изо всяких чинов человека по два, и с ними совет свой отписати». Предлагалось следовать нижегородцам и «промеж себя обложить, что кому с себя дать на подмогу ратным людям… чтоб всем нам единокупно за свою веру и за отечество… стояти».

В грамотах первыми подписывались бояре, съехавшиеся в новый центр власти – в Ярославль. Пожарский подписывался десятым, Минин – пятнадцатым. Табель о рангах соблюдался жёстко, хотя грамоты подписывали всех чинов люди. Большинство городов севера и северо‑ востока признали Земской совет в Ярославле и собирали деньги на Второе ополчение; города юга и отчасти центра России поддерживали Трубецкого и Заруцкого. В самом Ярославле бояре, не желая терпеть местнические «потерьки», отказывались подчиняться Пожарскому. Ещё хуже случилось с Биркиным, приведшим казанское ополчение в Ярославль. Бояре отказались признать его воеводой, но за Биркина заступились казанцы, смоленские дворяне и нижегородские стрельцы. Спор чуть не перешел в сражение. Кончилось тем, что большинство казанцев вернулось домой. Остался отряд служилых татар и 30 дворян. Пожарскому и Минину приходилось быть гибкими, но власть над войском они удержали.

Весной 1612 г. войско Пожарского очищает от шаек казаков Замосковье. Запорожцев изгнали из Бежецка, казаков Заруцкого – из Суздаля, Углича, Пешехонья и Переяславля‑ Залесского. Четыре атамана перешли на сторону Ярославля. Всех казаков, согласных отстать от Заруцкого, в Ярославле принимали на службу и давали «жалованье земское довольное». Стремясь обезопасить тылы от шведской угрозы, Пожарский и члены Совета прибегли к дипломатии. Новгородская земля была оккупирована шведами, которые, в отличие от поляков, предоставили покоренной земле автономию – статус Новгородского государства; во главе его должен был встать шведский принц Карл‑ Филипп, обещавший принять православие. На совете в Ярославле решили, что принявший православие принц может подойти как царь и для Московского государства. Тогда Новгород останется в составе России.

В мае 1612 г. ярославское посольство начало переговоры в Новгороде с митрополитом Исидором и шведским наместником Якобом Делагарди. Переговоры длились больше двух месяцев. 26 июля стороны договорились о подписании перемирия Московского и Новгородского государств. Позиция Пожарского относительно избрания принца Карла‑ Филиппа была чёткая: земские люди согласны соединится с Новгородским государством, когда шведский принц прибудет в Новгород и примет православие. До тех пор, говорить не о чем. Пожарский также предупредил, что Земский собор согласен ждать лишь до исхода лета. Если принц не прибудет в Новгород к концу лета, тогда люди в русских городах придут в сомнение, потому что «великому государству без государя долгое время стоять нельзя». Шведская угроза была отведена.

Видя усиление земского ополчения в Ярославле, подмосковные вожди – Заруцкий и Трубецкой, попробовали с ними договориться. Ещё в мае из Пскова бежал третий Лжедмитрий (Матющка или Сидорка), но был пойман, послан в Москву и по дороге убит. В начале июня подмосковный Совет земли отказался от присяги лжецарю и отправил посольство в Ярославль. Трубецкой, Заруцкий и члены подмосковного совета извещали ярославский «Совет всея земли» о низложении вора, клятвенно обещали впредь не затевать иного воровства и отрекались от Маринки и ее сына. Они предлагали ярославцам объединиться «во всемирном совете», чтобы избрать царя всем сообща. Их повинная вызвала раздор в «Совете всея земли» – «междоусобные смутные словеса», но войско было настроено против примирения. Дворяне обвиняли Заруцкого в злом умысле: «Князя Дмитрия, – говорили они, – манят под Москву, казаки хотят его убити, как Прокофия Ляпунова убили». Как пишет летописец, Заруцкий хотел «оное собрание, стоящее в Ярославле, рассыпать». В результате, из Ярославля продолжали рассылать грамоты с обвинениями Заруцкого.

⇐ Предыдущая18192021222324252627Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: