Деструктивная деятельность в структуре супружеских отношений

Понять сущность деструктивной деятельности человека невозможно без анализа ее биологических, нейрофизиологических и психических оснований. Важно выяснить, является ли деструктивность чисто человеческим феноменом или проявляется и у других живых существ. Необходимо также определить, детерминирована ли деструктивная деятельность генетически; выделить, какое влияние на нее оказывают особенности гормональной и нервной системы; рассмотреть, какие психические особенности обусловливают проявление деструкции [43, c.124].

Сложность анализа биологических и нейрофизиологических оснований деструктивной деятельности связана с отсутствием прикладных исследований в этой области, поэтому при рассмотрении данного вопроса используются данные исследований агрессивности человека и животных, а также групп убийц и лиц, совершивших самоубийства или предпринявших такую попытку.

Анализ работ, посвященных исследованию поведения животных [51; 52; 74], показывает, что некоторые аналоги деструктивной деятельности человека имеются в животном мире, но в целом деструктивность не характерна для других живых существ. У подавляющего большинства представителей животного мира популяционный инстинкт препятствует уничтожению особей своего вида. Межвидовую борьбу животных нельзя считать деструкцией, так как она служит сохранению вида. Внутривидовая агрессия (борьба между представителями одного вида) также выполняет видосохраняющие функции. Она способствует расселению животных на широком географическом пространстве, что обеспечивает максимальную утилизацию имеющихся пищевых ресурсов. Кроме того, агрессия помогает улучшить генетический фонд вида за счет того, что оставить потомство сумеют только наиболее сильные и энергичные индивидуумы. Наконец, сильные животные лучше защищаются и обеспечивают выживание своего потомства [51, с.78-95].

Аналог деструктивной деятельности мы можем наблюдать лишь у крыс и некоторых видов приматов. Только у них наблюдается организованная коллективная борьба одного сообщества против другого. Так, М.Л. Бутовская отмечает, что у шимпанзе самцы предрасположены к тому, чтобы объединяться в группировки и совершать набеги на соседние территории, убивая соперников (самцов) [16, с.152]. Причем шимпанзе убивают лишь представителей иного сообщества, не причиняя вреда членам своего общности. Возможно, такое поведение представляет собой прообраз войн, которые ведут между собой люди.

Таким образом, у большинства животных, за исключением общественных насекомых, крыс и шимпанзе, популяционный инстинкт запрещает уничтожение себе подобных. Причем у животных, которые в состоянии легко убить существо примерно таких же размеров, как они сами (например, ворон, волк, тигр), существуют сильные тормозящие механизмы, предотвращающие деструкцию, направленную на представителей своего вида. Однако при перенаселении популяционный инстинкт ослабевает. Р. Шовен, О. Меннинг и другие исследователи отмечают, что в этом случае усиливается внутривидовая конкуренция, регулирующая численность популяции [52, с.223-224]. Если размеры популяции превышают ресурсы среды, крупные млекопитающие ведут настоящие драки с серьезными ранениями, приводящими к гибели потерпевшего поражение. Аналогичные способы регуляции численности своей группы наблюдаются и у первобытных людей. Так, у многих народов, находящихся на крайне низкой ступени развития, средством регулирования численности своей социальной группы служило убийство детей и стариков. Это подтверждается многочисленными этнографическими наблюдениями. Так, австралийские аборигены во время голода или засухи убивали новорожденных младенцев и бросали в пустынях стариков, обрекая их на верную смерть. В других регионах земного шара инфантицид практиковался более широко. По сообщению Д. Фрезера, полинезийцы из года в год убивали 2/3 своих детей. Воинственные ангольские йаги, чтобы не обременять женщин в походных условиях, умерщвляли всех детей, без исключения, а южно-американские мбайа - всех, кроме последнего или того, которого считали последним. Однако на этом сходство в поведении людей и других высших млекопитающих, пожалуй, заканчивается.

Рассмотрев особенности поведения животных, обратимся к анализу нейрофизиологических оснований деструктивной деятельности человека. Анализ литературы показывает, что она обусловлена особенностями протекания нейродинамических процессов, свойствами эндокринной системы, а также рядом генетических факторов. Проанализируем некоторые из них.

Существенное влияние на осуществление деструктивной деятельности оказывают два основных образования головного мозга: лимбическая система, состоящая из разнообразных структур, функция которых заключается в контролировании основных влечений и эмоций, и кора головного мозга, ответственная за целый комплекс когнитивных функций, которые имеют существенное значение в процессах научения, прогнозирования последствий и выбора реакции. Вполне возможно, что повреждения лобной доли коры головного мозга приводят к усилению реакции человека на мгновенные воздействия окружающей среды. В этом случае обыкновенные раздражители вызывают неадекватные реакции. Лица, имеющие повреждения лобной доли неокортеса, скорее всего, будут реагировать на провокацию импульсивно и агрессивно, а также проявлять раздражительность и дурное настроение [17, с.241]. Американские ученые Брайэн, Скотт, Голден и Тори сообщают, что заключенные, у которых диагностировались повреждения мозга, были более склонны к совершению преступлений с применением насилия, нежели те, у кого таких повреждений не было [17, с.242].В.П. Эфроимсон приводит данные, позволяющие сделать вывод, что часто причиной деструктивных действий являются наследственные, травматические и алкоголические выключения задерживающих центров головного мозга. Обследование группы немотивированных убийц, проведенное в Англии Д. Уайльдом и Д. Пондом, показало, что большинство из них имели аномальную электроэнцефалограмму (ЭЭГ). Аномальные ЭЭГ обнаружились почти у двух третей убийц в возрасте до 30 лет. Давно известно, что немотивированные вспышки бешенства характерны для височной эпилепсии. Так, Г. Гасто указывает на то, что вспышки параксизмального бешенства, часто по самым ничтожным поводам, обнаруживаются почти у 50% больных височной эпилепсией. Таким образом, люди с синдромом дисконтроля, вызванным поражением головного мозга, склонны к деструктивным действиям и представляют опасность для общества [18, c.164].

В последние годы в печати появляются сведения о влиянии белкового фермента моноаминооксидаза (МАО) на формирование деструктивной деятельности. Этот фермент ответственен за разрушение молекул нейромедиаторов, действующих на нервные клетки тормозящим или угнетающим образом. В норме нейромедиаторы (ацетилхолин, норадреналин, серотонин, гамма-аминомасляная кислота) оказывают влияние на нейрон непродолжительное время. Фермент моноаминооксидаза словно освобождает пространство для прохождения нового импульса. Снижение уровня МАО в мозгу приводит к накоплению нейромедиаторов и перевозбуждению мозга. Именно дефект в гене МАО может способствовать деструктивному поведению. Это подтверждается и другими исследованиями. Так, И.М. Кветной указывает, что у больных депрессиями, покончивших жизнь самоубийством, содержание серотонина в мозге было значительно ниже, чем у людей, умерших при других обстоятельствах [39, с.76]. Зависимость между склонностью к деструкции и уровнем серотонина подтверждают и экспериментальные исследования животных. Так, Т. Бахур приводит данные, что у крыс с повышенной активностью, агрессивностью отмечается более низкий уровень общего содержания в мозгу серотонина. В других исследованиях у мышей, отличающихся особой агрессивностью, было обнаружено низкое содержание серотонина в переднем мозге и повышенное норадреналина в стволовых его отделах [8, с.39]. Таким образом, концентрация серотонина в ткани мозга человека оказывает определенное влияние на деструктивную деятельность.

Возможно, имеется определенная связь между особенностями гормональной системы человека и его склонностью к деструктивной деятельности. Как справедливо отмечает Э. Берн, мы не вправе считать гормоны, вырабатываемые железами внутренней секреции, "... источником энергии и стремлений к созиданию или уничтожению; действительное их назначение в том, что они придают этим стремлениям добавочный пыл, а для осуществления их высвобождают дополнительную энергию" [13, с.36]. Высказываются предположения, что тестостерон должен иметь прямое отношение к деструктивности [17, с.223-240]. В какой-то мере это подтверждается наблюдениями этнологов. Так, мужчины индейского племени яномаме, живущие в сельве Бразилии и Венесуэлы, чрезвычайно воинственны, между их деревнями постоянно ведутся разрушительные войны. При этом характерно, что мужчины-убийцы яномаме имеют в среднем в два с половиной раза больше жен и в три раза детей, чем более спокойные мужчины [62, с.50-51]. Даббс и Моррис, проанализировав личные дела 4 тысяч ветеранов войны, также пришли к выводу о наличии связи между уровнем тестостерона и склонностью к антиобщественному поведению, к насильственным действиям [17, с.235]. Однако связь между уровнем гормонов и деструктивностью не является прямой, то есть тестостерон может влиять на другие индивидуальные факторы, что, в свою очередь, способствует совершению деструктивных действий. Например, многие исследователи (Христиансен и Кнуссмэн, Эренкранц, Блисс, Шеард и др.) обратили внимание на то, что тестостерон имеет отношение к таким личностным и поведенческим характеристикам как стремление к эпатажу, доминированию или самовыражению [17, с.237]. Если связь между уровнем тестостерона и деструктивным поведением и существует, то она весьма незначительна. Скорее всего, для того, чтобы способствовать повышению деструктивности, гормоны должны вступить во взаимодействие с социальными факторами. Р. Болтон и Д. Уилдер приходят к выводу, что одним из биохимических стимуляторов деструктивного поведения является гипогликемия. Д. Уилдер указывает, что в состоянии гипогликемии совершались попытки самоубийства, убийства, злостное разрушение чужой собственности, поджоги.

Также рядом исследователей высказываются предположения, что склонность к деструктивной деятельности сильнее выражена у людей с кариотипом (совокупность морфологических признаков хромосом) Х YY. Для таких лиц характерно проявление чрезмерной агрессии, внезапных вспышек насилия, а также задержки в умственном развитии. Имеются данные, что среди преступников, совершивших насильственные преступления, хромосомный тип XYY встречается значительно чаще, чем среди индивидов, представляющих другие группы населения. Так, В.П. Эфроимсон отмечает, что среди преступников эффект лишней Y -хромосомы встречался в 10 раз чаще, чем у людей в среднем. Р. Бэрон и Д. Ричардсон приводят данные, что если среди новорожденных и взрослых представителей мужского пола эта аномалия встречается приблизительно один раз на 1 тысячу, то среди заключенных она проявляется в 15 раз чаще [17, с.230]. Однако другие исследователи такого мнения не разделяют. Например, А. Бандура указывает, что большая, по сравнению с лицами XY, склонность лиц XY Y к насилию, скорее всего, имеет социальную, а не физическую основу. Так, будучи физически более развитыми по сравнению со своими сверстниками, такие лица могут подружиться с людьми старшего возраста и, таким образом, на ранней стадии своего развития попасть под влияние преступных, склонных к насилию типов. Кроме того, имея высокий рост, они зачастую получают преимущество при своих агрессивных выпадах против окружающих и поэтому быстро усваивают агрессивную манеру поведения [17, с.231]. Американский ученый Уиткин и его коллеги в результате проведенного исследования пришли к выводу, что лица с хромосомным набором XYY преобладают среди осужденных преступников потому, что интеллектуально они менее развиты, и поэтому их легче арестовать и отдать под суд. Таким образом, данные о влиянии набора половых хромосом на деструктивное поведение человека достаточно противоречивы и нуждаются в дальнейшей проверке.

Проанализировав биологические и нейрофизиологические основания деструктивной деятельности человека, приступим к рассмотрению ее психических оснований. Ввиду того, что психика человека дуальна и слагается из животной психики и психики социальной, можно утверждать, что психология как научная дисциплина является связующим звеном между естествознанием и обществознанием. Отсюда и угол рассмотрения биопсихических, нейрофизиологических оснований деструктивной деятельности человека в социокультурном контексте. На психическом уровне основанием деструктивной деятельности человека являются, прежде всего, неудовлетворенные потребности. Теория потребностей достаточно детально разработана американским ученым А. Маслоу [23, c.234].

В своих работах А. Маслоу строит следующую иерархию потребностей - на низшую ступень он ставит физиологические потребности (голод, жажду и т.п.). Если они постоянно удовлетворяются, то перестают служить активной детерминантой поведения, начинают существовать только в потенциальной форме, так как в индивидуальной мотивационной динамике преобладают и определяют поведение только неудовлетворенные потребности. Когда физиологические нужды полностью удовлетворены, в структуре мотивации начинает доминировать потребность в безопасности, в защищенности. Далее следует стремление принадлежать к социальной группе и занимать в ней определенное место, потребность в привязанности, внимании и любви со стороны окружающих. Следующая группа потребностей - это стремление к достижению высокой самооценки и потребность в уважении со стороны других. Согласно А. Маслоу, необходимость в уважении может проявляться на двух уровнях желаний: достичь уверенности, независимости и свободы; быть уважаемым, признанным и высоко ценимым другими людьми, то есть обладать хорошей репутацией, престижем и иметь достаточно высокий общественный статус. И, наконец, будучи достаточно удовлетворены в основных потребностях, люди мотивируют свои действия "... тенденциями к самоактуализации, определяемой как актуализация потенциалов, способностей и талантов, как выполнение миссии (зова судьбы, предназначения или призвания), как более полное знание и принятие личностью собственной внутренней природы, как непрекращающаяся тяга к единству, интеграции или синергии внутри личности" [72]. О потребности к самоактуализации А. Маслоу говорит так: "Люди должны быть тем, кем они могут быть. Они должны быть верны своей природе" [72]. Если человек не может удовлетворить свои фундаментальные (по терминологии А. Маслоу - "базальные") потребности, то у него возникает чувство неполноценности, приводящее в действие компенсаторные механизмы. Часто в качестве такого механизма выступают деструктивные действия. Итак, по А. Маслоу, разрушительные силы в людях являются результатом фрустрации основных потребностей.

О значимости потребности в раскрытии творческого потенциала, в самореализации пишут и другие психологи. А. Адлер указывает, что фундаментальным законом человеческой жизни является стремление к превосходству [72]. Причем оно может принимать как деструктивное, так и конструктивное направление. Деструктивное направление обнаруживается у людей со слабой способностью к адаптации, у тех, кто борется за превосходство посредством эгоистического поведения и озабочен достижением личной славы за счет других. Хорошо приспосабливающиеся люди, наоборот, проявляют свое стремление к превосходству в конструктивном направлении, чтобы оно соотносилось с благополучием других людей. К. Роджерс выдвинул гипотезу о том, что все поведение вдохновляется и регулируется неким объединяющим мотивом, который он назвал тенденцией актуализации. Она представляет собой "свойственную организму тенденцию развивать все свои способности, чтобы сохранять и развивать личность" [72]. Таким образом, ведущими мотивами, побуждающим человека к деятельности (как к конструктивной, так и к деструктивной) являются его фундаментальные потребности в безопасности, уважении, признании и, наконец, в самоутверждении, самореализации, раскрытии своего творческого потенциала. Как указывают Е.П. Никитин и Н.Е. Харламенкова, самоутверждение, самореализация пронизывают всю нашу жизнь. Это очень мощная сила, которая может действовать по-разному. "Она может творить, создавать человека, вознося его чуть ли не до божественных высот, а может и разрушать его, полностью лишать человеческого облика, низвергать в бездны звериного" [56].

Как правило, реализация себя связана с множеством препятствий и требует не только особых личностных качеств (силы воли, целеустремленности, энергичности, работоспособности, увлеченности), но и определенных социальных условий, которые сделали бы самоактуализацию возможной. Когда на пути реализации своих возможностей индивид встречает препятствия, воспринимаемые им как непреодолимые, это порождает состояние фрустрации. Если фрустрационные ситуации повторяются достаточно часто, у человека может развиться комплекс неполноценности (открыт А. Адлером). Как показывают исследования отечественного психолога Ю.М. Антоняна, деструктивная деятельность практически всегда возникает в случае длительной фрустрации или является следствием формирования комплекса неполноценности [6]. Деструктивные действия, вызванные состоянием фрустрации, могут носить экстрапунитивный характер - быть направлены на других людей (в том числе и совершенно незнакомы, не имеющих никакого отношения к фрустрирующей ситуации), на отдельные предметы или целые социальные структуры; или интропунитивный характер - в этом случае субъект признает, что он сам является причиной фрустрации и возможным выходом из травмирующей ситуации становится саморазрушение (алкоголизм, наркомания, суицид).

Очевидно, что не каждый человек, не сумевший самоутвердиться, реализовать себя и находящийся в состоянии фрустрации, совершает деструктивные действия. Люди, склонные к деструкции, обладают рядом особенностей. Если использовать типологию личностей К. Леонгарда [49], то обнаружится, что деструктивные действия обычно совершаются так называемыми "застревающими личностями". Это люди, для которых характерна патологическая стойкость аффекта. Таким лицам свойственны болезненная обидчивость, злопамятность, мстительность. Оскорбление личных интересов, как правило, никогда не забывается "застревающими личностями". Их называют чувствительными, легкоуязвимыми [49, с.74-88]. Также отличительная особенность лиц, склонных к деструкции, - высокая тревожность - склонность к переживанию тревоги, характеризующаяся низким порогом возникновения этой реакции. Такое переживание обычно заключается в недовольстве и внутреннем напряжении, неуверенности, беспокойстве, ощущении грозящей опасности. Высокая тревожность - это показатель субъективного неблагополучия личности. Окружающая среда часто ощущается лицами с высокой тревожностью как враждебная. В связи с этим у них затруднена правильная оценка ситуации, она легко меняется под влиянием аффекта. Причиной деструктивной деятельности у таких людей становится защита своего бытия от сознательно или бессознательно ощущаемой угрозы. Причем угроза может быть и мнимой, но ощущаться как реальная. Из-за наличия постоянного аффективного переживания, что менее достойные пользуются большими правами и возможностями, у "застревающих личностей" и лиц с высокой тревожностью может возникнуть потребность защищать свои права, и они начинают играть роль "борца за справедливость" [6, с.146-147]. Деструктивность таких личностей может быть направлена не только на отдельных лиц, но и на социум. Для них характерно стремление разрушить "несправедливое", с их точки зрения, общественное устройство, не созидая при этом ничего нового.

Таким образом, к деструктивной деятельности, как правило, склонны люди, которые не смогли удовлетворить свои фундаментальные потребности в привычной жизненной ситуации. Как отмечает Э. Фромм, деструктивность возникает тогда, когда человек "... не может творить,... постоянно ощущает свою изолированность и никчемность"; именно в этом случае личность стремится "... самоутвердиться любой ценой, хотя бы ценой варварского разрушения" [70, с.316]. Деструкция - это попытка преодолеть свою ничтожность, осознание которой весьма травматично, желание утвердить себя, прежде всего в собственных глазах, преодолеть свою изолированность от общества и доказать свою значимость.

Для понимания основ деструктивной деятельности очень важно подробно проанализировать ее социальные основания.

Ю.Г. Волков и В.С. Поликарпов справедливо отмечают, что "так как общество есть способ существования человека, то деятельность человека определяется "архитектурой" социальной действительности" [20, с.74]. Именно в социуме человек становится личностью, в социуме трансформируются потребности человека и формируются такие специфические потребности, как потребность в самореализации, стремлении к превосходству, к расширению собственной власти, а также потребности в принадлежности, идеалах, ценностях, в объектах поклонения. Кроме того, потребности и удовлетворяются лишь в обществе и посредством общества в социально определенных формах [23], потому невозможно выяснить основания деструктивной деятельности без рассмотрения социальных потребностей индивида, а также без анализа отношений, складывающихся в обществе.

Особенность природы человека состоит в том, что он стремится выйти за пределы самого себя и своего мира, обойти законы природы и истории. На эту специфическую особенность человека указывают многие исследователи [28; 43]. Так, А. Адлер считал, что люди обладают творческой силой, которая обеспечивает возможность распоряжаться своей жизнью. Он пишет, что именно свободная, осознанная активность является определяющей чертой человека. Творческая сила делает каждого человека самоопределяющимся индивидуумом, архитектором своей собственной жизни. Эта сила побуждает человека к деятельности (как к конструктивной, так и к деструктивной). В последнее время многие исследователи указывают на связь творчества и деструкции. Так, В.Н. Дружинин выделяет два вида преобразования: творческое поведение, создающее новую среду, и разрушение - дезадаптивное поведение, не создающее, а уничтожающее прежнюю среду [31, с.139].Б. Карлоф и Й. Шумпетер пишут о двух видах поведения: адаптивном, связанном с имеющимися в распоряжении человека ресурсами, и креативном, которое они определяют как "созидательное разрушение".Я.И. Гилинский, О.С. Осипова считают, что созидание, творчество и антиобщественные, разрушительные действия являются разновидностями девиантного поведения [23; 60]. Связь творческой и деструктивной деятельности объясняется как во многом общими побудительными мотивами, так и общим сущностным смыслом. Создавая новое и разрушая имеющееся, человек не ограничивается воспроизводством известных ему способов деятельности, выходит за рамки привычного поведения. Кроме того, и деструкция, и творчество способствуют удовлетворению потребности личности в самореализации.

Особого внимания, заслуживает взгляд польского ученого Ю. Козелецкого на природу творчества и деструкции. Он считает, что человеку присуща "трансгрессия" - стремление к постоянному преодолению своих прежних достижений и результатов, желание выйти за пределы того, чем он обладает [43, с.31-34]. Именно благодаря этим актам трансгрессии, благодаря движению вперед, люди расширяют свой мир, создают новые материальные и духовные ценности, развивают науку, технику, искусство. Одной из разновидностей трансгрессии является творчество. Трансгрессия создает возможности для возникновения новых форм, передвигает границы человеческого познания, расширяет свободу индивида. Однако наряду с конструктивной, созидающей трансгрессией, "человек предпринимает деструктивные действия, приводящие к разрушению прежних форм, соответствующих нормам культуры... Человек использует действия, направленные на узурпацию, часто стремится приобрести абсолютную, садистическую власть, пропагандирует экстремистские идеологии, направленные против человеческого общества, наконец, осуществляет деструктивные акты, подобные самоубийству" [43, с.33]. Таким образом, трансгрессия, по Ю. Козелецкому, - это понятие, объединяющее как созидательную деятельность (традиционно именуемую творчеством), так и разрушительную (деструктивную) деятельность. По его мнению, трансрессивная деятельность человека объясняется наличием у него губристической мотивации, под которой Ю. Козелецкий понимает упорное стремление к превосходству, к совершенству и расширению собственной власти. Губристическая мотивация формируется у человека в обществе. Как указывает П. Кууси, люди постоянно стремятся к самоутверждению и соперничеству потому, что любой человек представляет собой неповторимую индивидуальность не только с точки зрения заложенной в нем генетической информации, но и, прежде всего, по своему культурному достоянию. Именно поэтому человек постоянно сравнивает себя с другими людьми и стремится завоевать авторитет. Уникальность любого человека обрекает его на непрестанное соперничество и борьбу за свое место в жизни [47, с.64]. Итак, человеку присущи "творческая сила", "стремление к трансгрессии", которые расширяют его свободу, позволяют ему воздействовать на окружающий мир, изменяя его, и таким образом самореализоваться - удовлетворить глубинную личностную потребность. Достичь этого возможно путем совершения как созидательных, так и разрушительных действий.

Одна из глубинных причин трансгрессии (как деструктивной, так и конструктивной) - это отчуждение человека от природы и мира в целом [1; 6; 25]. Так, В.М. Вильчек пишет, что природа творчества основана на природе человека как вида, который утратил в результате мутации инстинктивную видовую программу деятельности. Отсюда неизбежно возникли нарушения основных взаимосвязей: дефект деятельности (связь "человек - природная среда") и дефект отношений (связь "человек - человек"). Следствием этого стало первичное изначальное отчуждение человека от природы и мира в целом. Результаты и продукты деятельности людей превратились в некую независимую силу, становящуюся выше творцов и подавляющую их. Построенный человеком современный мир превратился в хозяина людей. Обретенная человеком свобода принесла ему независимость и рациональность существования, но вместе с тем она изолировала его и побудила в нем чувства одиночества, бессилия и тревоги. Свобода оказалась не только благом, но и большим бременем, зачастую непосильным для людей. Э. Фромм утверждал, что конфликт между стремлением к свободе и стремлением к безопасности представляет собой наиболее мощную мотивационную силу в жизни людей [69]. Именно этот конфликт порождает деструктивную деятельность, которую Э. Фромм называет одним из способов "бегства от свободы". Итак, отчуждение характеризуется тем, что человек противопоставляет себя другим людям, социальным группам и миру в целом, теряет чувство принадлежности, утрачивает способность к идентификации. Именно тотальное отчуждение порождает деструктивную деятельность.

Особого внимания при анализе социокультурных оснований деструктивной деятельности заслуживает концепция Э. Дюркгейма [33, с.312-327]. Он отмечает, что человеку как общественному существу присущи такие социальные потребности, как потребности в идеалах, ценностях, в объектах поклонения. Именно потому тенденция к деструкции особенно усиливается в условиях ценностно-нормативного кризиса в обществе, названного Э. Дюркгеймом аномией (букв. "разрегулированность"). Э. Дюркгейм указывает, что социальные и культурные нормы играют важную роль в регуляции жизни людей. Когда вся сеть социальных отношений хорошо интегрирована, тогда существует высокая степень социального сцепления; люди ощущают себя жизненными частями общества, к которому они принадлежат; они свободны от чувств психосоциальной изоляции, одиночества или забытости. Такой тип социальной организации сдерживает деструктивные тенденции, присущие природе человека. Культура такого общества действует в том же направлении. Поскольку общество интегрировано, и поскольку это единство ощущается его членами, его культура также является единой. Его ценности принимаются и разделяются всеми его членами, рассматриваются как надындивидуальные, бесспорные и священные. Такая культура не поощряет совершение деструктивных действий, вообще, и самоубийств, в частности. Напротив, общество с низкой степенью сцепления, члены которого слабо связаны между собой и с референтной группой, общество с запутанной сетью социальных норм, с "атомизированными", "релятивизированными" культурными ценностями, не пользующимися всеобщим признанием и являющимися делом простого личного предпочтения, является мощным генератором деструкции. Однако, как показывает Э. Дюркгейм, и слишком жесткое интегрирование индивида в общественные отношения, доходящее до подавления его личности и индивидуальности, резко ограничивающее его свободу, потребности, также весьма негативно сказывается на человеке и приводит к чувству обесценивания жизни [33, с.315]. Итак, человеку, как общественному существу, важно ощущать принадлежность к определенной группе, чувствовать себя частью целого, ему необходимы четкие ценностно-нормативные ориентиры. Если общество не может дать индивиду регулирующих норм, или наоборот, система норм является слишком жесткой и ограничивает свободу индивида, то у человека усиливаются деструктивные устремления.

К числу социальных оснований деструктивной деятельности относятся также несоответствие объективных свойств человека (включая его задатки, способности) требованиям занимаемой позиции в системе общественных отношений, "социальная неустроенность", конфликтность бытия, противоречия между потребностями индивида и возможностями их удовлетворения [24].

Как указывает ряд исследователей [33; 35], деструкция может быть также вызвана изменением социального статуса индивида или группы. Чем более радикальным является понижение социального статуса, тем вероятнее вспышка деструктивных устремлений. Нисходящая социальная мобильность чаще всего является потенциальным источником деструкции. Маргинальные, лишившиеся социальных корней слои традиционно рассматриваются как потенциальный источник экстремистских, насильственных действий. Сознание этих слоев амбивалентно. Ряд исследователей отмечает, с одной стороны, их абсентеизм, а с другой - враждебность к обществу, которая создает готовность к разрушительным действиям. Поведение маргинальных слоев отличается крайней противоречивостью: они либо чрезмерно пассивны, либо очень агрессивны, легко преступают нравственные нормы и способны на непредсказуемые поступки. Также источником конфликтов часто становится и прерванная восходящая мобильность, когда реальное улучшение социальной позиции происходит медленнее, чем растут ожидания. В результате возникает так называемая относительная депривация (разрыв между социальными ожиданиями и возможностями). Она порождает фрустрацию, которая может привести к разрушительным действиям [35].

Рост деструкции обусловлен и ухудшением общей социально-экономической обстановки в стране, ростом безработицы, социальной незащищенностью людей и их разочарованием в жизни, связанным с отсутствием перспектив. Это подтверждается многочисленными социологическими данными. Так, американский исследователь М. Аргайл показывает, что увеличение безработицы на 1% в США (если она затем не снижается на протяжении 5 последующих лет) приводит к росту самоубийств на 4,5%, а убийств - на 5,7% [35]. В России, переживавшей в 90-х годах затяжной экономический, политический и социальный кризис, уровень самоубийств возрос с 26,4 суицидов на 100 тыс. населения в 1990г. до 42,1 в 1994г. (при том, что по критериям Всемирной организации здравоохранения, уровень свыше 20 суицидов на 100 тыс. населения считается высоким) [59]. Темпы роста убийств в России в 90-е годы составляли 17% [6, с.4]. Таким образом, российское общество, для которого характерен глубокий социально-нормативный кризис, в котором в настоящее время отсутствует общенациональная идеология, способная сплотить людей, само воспроизводит деструкцию.

Важное место в формировании деструктивной деятельности человека занимают условия социализации индивида и социальное научение [15]. Это обусловлено тем, что фундаментальной чертой человеческой природы выступает способность к подражанию (мимезис). Именно она используется для освоения индивидом деструктивных действий. И.Б. Бойко, занимавшийся исследованием поведения несовершеннолетних осужденных, пришел к выводу, что общее социальное неблагополучие, включающее в себя плохие семейные взаимоотношения, отсутствие одного или двух родителей, ярко выраженные авторитарные методы воспитания с элементами насилия, откровенные сексуальные притязания, постоянное унижение достоинства способствуют формированию деструктивности [15]. Американский исследователь Мак-Карти, изучавший несовершеннолетних убийц, указывает, что они, как правило, происходят из "семей, где царит атмосфера беспорядка и безмолвия, где безразличие к чувствам другого часто идет рука об руку с физической жестокостью и недостаточной поддержкой и заинтересованностью" в жизни ребенка [17, с.93].В.П. Эфроимсон приводит результаты психического обследования 53 убийц, которое показало, что 2/3 из них воспитывались в детстве под постоянной угрозой тяжелых физических наказаний и, действительно, подвергались им. Итак, результаты обследования лиц, совершивших деструктивные действия, показывают, что формированию склонности к деструкции способствует социальное научение. Недостаточная сплоченность семьи, отсутствие близости и взаимопонимания между родителями и ребенком, авторитарный стиль семейного руководства могут усилить склонность индивида к деструкции. Дети, которые встречаются с насилием у себя дома или сами становятся жертвами насилия, усваивают подобные образцы поведения и переносят отрицательный опыт семейных отношений в иные социальных группы. Также имеются некоторые данные о влиянии средств массовой информации на деструктивную деятельность, однако степень воздействия СМИ на человека еще до конца не выяснена [17, с.116].