Деятельность, личность и влияние

Старец Сергий

Жан-Клод Ларше

Содержание

Биография

Деятельность, личность и влияние

Покаяние

Молитва

Иисусова молитва

Равновесие сил и способностей в человеке

Опасность рационализма

Чтение Священного Писания

Божественные заповеди

Борьба со страстями

Гордость

Эгоизм

Осуждение ближнего

Блудные страсти

Гнев

Упадок духа, подавленность, нерадение и духовное нечувствие

Отчаяние

Роль бесовского воздействия в развитии и укоренении страстей

Борьба с помыслами - средство победы над страстями

Различение помыслов

Подвиг

Жизнь по добродетелям

Вера

Самообладание

Добродетель беспристрастия

Жить одним днем

Память смертная

Лови момент (лат.)

Терпение

Мир

Смирение

Любовь к ближнему

Любовь к Богу

Богопознание

Благодать

Святость

Цель жизни

Постоянное пребывание в Боге

Биография

Сын Георгия Шевича и Марии Струве, Кирилл Георгиевич Шевич (будущий старец Сергий), родился 3 августа (21 июля по старому стилю) 1903 года в Гааге (Нидерланды), где в качестве посла России находился его дед по материнской линии Кирилл, и куда в то время приехали погостить его родители. В Россию Георгий и Мария вернулись, когда младенцу исполнилось три недели.

Отец мальчика служил в русской армии и имел высший офицерский чин. Он был выходцем из знатного венецианского рода, которому принадлежало имение в Герцеговине. Его прадед переехал в Банат, а дед в 1752 году перебрался в Россию. Там деду был присвоен генеральский чин и доверено командование гусарским полком царской гвардии; он отличился в Бородинском сражении (1812) и был убит в битве при Лейпциге (1813) - ранение было настолько сильным, что кровью раненого оказался забрызган великий князь Константин, сражавшийся рядом. Отец Георгия Шевича тоже принадлежал к высшему русскому офицерству.

Общественное положение позволяло Георгию Шевичу иметь большую прислугу; он нанял француза, немца и англичанина, чтобы его дети: Кирилл, Мария (Мася) и Иван - с раннего детства могли обучаться трем иностранным языкам. Благодаря этому Кирилл уже в возрасте восьми лет блестяще говорил по-французски. Он всегда с признательностью вспоминал свою кормилицу-француженку Параскеву: она не только познакомила его с языком и культурой страны, которую он так любил, но и в значительной степени заложила в нем основы благочестия.

С 1911 по 1913 г. Кирилл находился в Вилль-манштранде в Финляндии, где его отец в чине полковника командовал драгунским полком. Красота этих мест произвела на него глубокое, неизгладимое впечатление. Из окон казенного дома, в котором разместилась семья, открывался удивительный вид: дом находился на возвышенности, террасные сады уступами спускались к огромному озеру Сайма, которое, докуда хватало глаз, было сплошь усеяно лесистыми островками; по крутым берегам росли ели и березы. Зимой Кирилл, который к девяти годам уже прекрасно ездил верхом, часто вместе с матерью выезжал на длительные конные прогулки по льду озера.

С юности Кирилл сохранил благоговейную память об отце Сергии, духовнике полка, который обучал мальчика по просьбе его отца закону Божию. Отец Сергий подарил Кириллу экземпляр Нового Завета на церковнославянском с параллельным русским текстом.

Мария Шевич в той части мемуаров, где она вспоминает своих детей в те годы, описывает Кирилла как смышленого, смелого, доброго и щедрого мальчика: «С самого раннего детства он был очень добрым. Когда ему было восемь, он, узнав, что гувернантка, ухаживавшая за его братом, получила дурные известия о своей семье, так как ее сын потерял должность, принес старушке, охваченной горем и собиравшейся навестить сына и внуков, вдвое сложенный лист бумаги: "Может быть, вы передадите это от меня вашим внукам? - сказал он. - Я нарисовал им картинку. Только прошу вас: не открывайте, пока не доберетесь до места!" Кроме картинки, там оказалась ассигнация в пять рублей все его состояние на тот момент».

В 1914 отец Кирилла был назначен командиром гусарского полка императорской гвардии и «членом свиты Его Императорского Величества», поэтому Кирилл вместе с семьей переехал в Царское Село, где находился царский дворец. В возрасте одиннадцати лет, как это было принято для детей высших должностных лиц, Кириллу был присвоен почетный офицерский чин; он получил основы военного воспитания, в котором первое место отводилось верховой езде. На семейных фотографиях он предстает восседающим на ослепительно белом коне (белыми были все кони в полку гвардии, которым командовал его отец), в парадной униформе с саблей на боку - по всему видно, что он воспринимал этот чин с полной серьезностью.

В 1915-1916 годах, во время войны, семья несколько раз ездила в Кисловодск - курорт на Кавказе, а затем, в конце 1916 года, на некоторое время переехала в Тифлис, где стоял гарнизон генерала Шевича.

Во время революции 1917 года у семьи Шевич было конфисковано все имущество (в том числе и имение с лесами под Воронежем). Как многие дворянские семьи из Петербурга, они переехали в Кисловодск, где до этого уже неоднократно бывали. Город несколько раз переходил от белых к красным и обратно; несмотря на это, семейству удалось продержаться там до 1920 года.

В 1918 году, совсем еще подростком, Кирилл, как и многие его сверстники, вступил во Всероссийский Союз монархической молодежи, основанный графом Михаилом Граббе; там он повстречался с теми, кто стали его ближайшими друзьями на последующие десятилетия: Александром Казим-Беком и князем Владимиром Романовым.

Отец Кирилла Георгий Шевич сражался в рядах Белой гвардии под командованием генерала Деникина, а затем генерала Врангеля, но в октябре 1920 года семья была вынуждена, как и многие другие, эмигрировать из России через Одессу в Константинополь. После краткого пребывания в Швейцарии (где, впрочем, Кириллу удалось сдать экзамен на степень бакалавра) семья два года прожила в Берлине. В немецкой столице Кирилл устроился служащим в банк.

Там ему удалось вдоволь насладиться столь увлекавшей его классической музыкой, в особенности оперой (он любил вспоминать, как в период бешеной инфляции ему случилось потратить свой недельный заработок на посещение концерта). В Берлине он подружился с Полом Б. Андерсоном, будущим руководителем Международного движения христианской молодежи (YMCA).

В 1923 году семья Шевич поселилась в Париже, в особняке по адресу авеню Фермье, 9, в 16-м округе. Кирилл тут же нашел работу в банке Морган, располагавшемся на Вандомской площади; ему было дано особое поручение вести текущие счета коронованных особ, князей и великих герцогов. Жил он с родителями, в их доме часто бывали видные деятели русской эмиграции: мыслители, политики, люди искусства.

В конце 1924 года Кирилл вступил в только что созданное движение младороссов. Эта политическая организация, возглавляемая Александром Казим-Беком, имевшая резиденцию в Париже и представленная в двадцати шести странах, была самой значительной и активной силой в эмигрантской среде. Она носила национальный характер (одним из ее девизов было: «Ни белый, ни красный – русский») и была религиозно ориентированной; целью ее было восстановление в России демократической монархии (это выражалось в другом девизе: «Царь и советы», причем под советами понимались ассамблеи выборных представителей). Такая идеология ставила организацию в двусмысленное и неудобное положение: левые противники обвиняли ее в правом уклоне, правые - в левизне. Начиная с 1933 года Кирилл был казначеем движения, а вплоть до 1939 года (дата упразднения организации) входил в совет директоров (наряду с Максимилианом В. Штенгером и князем Владимиром Романовым12, которые оставались его друзьями до самой его смерти). В последние годы существования организации Кирилл все более и более отдалялся от ее основателя А. Казим-Бека, так как тот сблизился с фашистским движением. Казим-Бек в своем донесении от 1944 года в Военный департамент США (куда он к тому времени эмигрировал) пишет: «Шевич является представителем монархической мысли и вместе с тем принадлежит к наиболее антифашистски настроенному крылу движения младороссов».

Движение выпускало множество печатных изданий, в которых Кирилл опубликовал ряд статей, касающихся по большей части положения Церкви в России; он утверждал, что Церкви для того, чтобы выжить, необходима полная отчужденность от политики.

Однако интересы Кирилла и его деятельность не ограничивались политическим кружком младороссов. В конце двадцатых годов он активно участвовал в собраниях Братства святого Албания и святого Сергия, в состав которого входили англикане и православные Великобритании, заинтересованные в богословском диалоге. В это же время он посещал занятия по церковной истории, патрологии и богословию в Оксфордском университете. В тот период он написал для журнала «Вестник» несколько статей о положении Церкви в России. Кроме того, Кирилл сотрудничал с группой, занимавшейся изучением религии в России, в состав которой входили Пол Б. Андерсон, Иван А. Лаговский, отец Поль Майе (из римского Россикума) и Михаил Энден.

Когда в 1930 году митрополит Евлогий отошел от Московского Патриархата и присоединился к Церкви, Константинопольскому, Кирилл оказался в меньшинстве: в числе тех священников и мирян, которые решили хранить верность Матери-Церкви. Вместе с епископом Вениамином (Федченковым), иеромонахами Афанасием (Нечаевым), Стефаном (Светозаровым), Серафимом (Родионовым), Феодором (Текучевым), священниками Стефаном Стефановским, Михаилом Вельским, Димитрием Соболевым, Всеволодом Палачковским и некоторыми мирянами - в частности Николаем Бердяевым, Владимиром Лосским, Андреем Блюмом (будущим митрополитом Сурожским Антонием), Владимиром Ильиным, Михаилом Зиминым, Леонидом Успенским, Петром, Евграфом (будущим епископом Иоанном) и Максимом Ковалевскими, Георгием (будущим отцом Григорием) Кругом и Феодором Пьяновым - он участвовал в создании прихода и новой резиденции Экзархата Московской Патриархии на рю Петель, в 15-м округе Парижа.

Вместе с этим в последующие годы он продолжал сотрудничать с «Вестником».

В тридцатых годах Кирилл постоянно участвовал в собраниях молодой интеллигенции, которые проходили каждую неделю в доме философа Николая Бердяева в Кламаре. В число собиравшихся входили богословы Владимир Лосский и Евграф Ковалевский, философы Габриэль Марсель, Эмманюэль Мунье, Морис де Гандийак и Жак Маритэн, востоковед Оливье Лякомб, специалист по исламу Луи Массиньон, литературный критик Шарль дю Бос... Каждое собрание начиналось с доклада на ту или иную богословскую или философскую тему, после чего начиналась дискуссия. Кирилл Шевич посещал и другой кружок, который организовал Жак Маритэн; с этим мыслителем до самой его кончины Шевича связывала крепкая дружба. В этих собраниях Кирилла особенно ценили, как знатока творчества Достоевского.

Вместе с тем его все больше и больше привлекала духовная жизнь. Каждый вечер он по нескольку часов проводил в молитве и неукоснительно посещал богослужения. Те, кто был знаком с ним в эти годы, вспоминают о нем как о молодом человеке, часами простаивавшем в храме абсолютно неподвижно и сосредоточившись в молитве.

Его духовником в то время был отец Афанасий (Нечаев) - первый настоятель прихода Трех Святителей на рю Петель; в России он был монахом Валаамского монастыря. Митрополит Антоний (Блюм), который в те же самые годы, до самой безвременной кончины отца Афанасия в 1943 году, был его духовным чадом, описывает его как «выдающегося человека, абсолютной простоты, обходившегося малым» и разделявшего с еще более бедными, чем он сам, то немногое, что имел.

Работа Кирилла в банке была не слишком напряженной и оставляла ему много свободного времени. Он читал, перечитывал и переписывал творения отцов Церкви. В особенности он ценил «Изречения отцов-пустынников» и «Лествицу» преп. Иоанна Лествичника - их он переписал полностью.

Все более погружаясь в молитвенную жизнь и стремясь применить на практике наставления святых отцов, которые были его ежедневной духовной пищей, Кирилл почувствовал тягу к монашеской жизни. Однако семейные обстоятельства мешали ему сразу принять монашество: он должен был материально помогать родителям, сестре, племяннику и двум пожилым женщинам из прислуги. Несмотря на это, он, насколько возможно, вел монашеский образ жизни в миру. В 1938 году он поделился своей тайной мечтой стать монахом со старцем Силуаном. Тот в последнем перед кончиной письме благословил его, дав наставление, которое впоследствии оказалось пророческим: «Иди и изо всех сил взывай к людям: "Покайтесь!"».

Когда обстоятельства наконец позволили Кириллу отправиться на Афон, разразилась война.

Как бывший руководитель движения младороссов, Кирилл вместе с огромным числом своих соотечественников, подпавших под подозрение французского правительства после заключения Советско-Германского пакта о ненападении, на волне «общей ксенофобии» в конце мая 1940 года был арестован, а 31 мая интернирован в концентрационный лагерь в Вернэ. Освобожденный через некоторое время, вскоре, 22 июня 1941 года, он был вновь арестован - на сей раз германскими властями. Это произошло в тот самый день, когда силы Вермахта вторглись на территорию Советского Союза и когда Патриарх Сергий произнес речь, в которой обращался к русским православным всего мира встать на защиту своей родины. Кирилл наряду с сотнями русских эмигрантов был интернирован в лагерь в Компьени.

Суровое испытание лагерями заставило его очень глубоко почувствовать бренность и трагизм земного бытия и усилило в нем ощущение конечности жизни. Все время пребывания в Вернэ Кирилл занимался чтением Библии и размышлением над содержанием Священного Писания; вместе с тем он все глубже погружался в практику Иисусовой молитвы, следуя примеру и советам одного из своих товарищей по заключению, отца Серафима, сердце которого горело непрестанной молитвой. В молитве прошли и месяцы его заключения в Компьени.

Когда его выпустили на свободу, он решил, не откладывая далее, осуществить свое намерение стать монахом. 18 ноября 1941 года Кирилл произнес монашеские обеты, приняв новое имя в честь преподобного Сергия Валаамского. В то время он жил у своего духовника архимандрита Стефана (Светозарова), настоятеля Свято-Троицкого прихода в Ванве (департамент О-де-Сэн), который обучал его основам монашеской жизни в соответствии с духовными традициями Валаамского монастыря, где он прежде жил. Отец Сергий активно участвовал в жизни прихода, занимаясь главным образом помощью верующим, оказавшимся в беде. Среди них был и Георгий (будущий отец Григорий) Круг, талантливый художник, который изучал иконографию и писал иконы в одно время со своим другом Леонидом Успенским, но на протяжении долгих лет страдал психическим расстройством, повергавшим его в глубокое уныние и отчаяние. Когда Круг с 6 ноября 1942 года по 1 июля 1943-го находился в госпитале Святой Анны, отец Сергий каждый день приходил к нему, с безграничной любовью и преданностью разделяя его страдание. Участие, которое проявил отец Сергий, сказалось настолько благотворно, что Георгия Круга выписали из госпиталя.

По благословению владыки Николая Крутицкого 11 сентября 1945 года епископ Владимир (Тихоницкий) рукоположил отца Сергия в Александро-Невском соборе на рю Дарю в диаконы, а 12 сентября -в иереи; отец Сергий был назначен настоятелем храма Пресвятой Троицы в Ванве вместо отца Стефана, которого перевели настоятелем в храм Трех Святителей на рю Петель.

Вскоре к должности настоятеля у отца Сергия прибавились еще и обязанности игумена скита Святого Духа в Мениль-Сэн-Дэни близ Трапп (Ивлин), основатель которого, отец Андрей Сергиенко, вернулся в Россию.

После иерейской хиротонии отец Сергий смог принимать исповедь у Георгия Круга и быть его духовным наставником, обеспечивая ему всю необходимую помощь.

В октябре 1945 года Георгий Круг поселился у отца Сергия, вокруг которого уже сложилась небольшая монашеская община, куда входили монахини Анастасия (Булацель), Феодосия (Орлова) и Анна (Кипарисова). В то время Георгий Круг с полной отдачей участвовал в жизни храма, при котором он трудился чтецом. Вновь после долгого перерыва он стал писать иконы. Благодаря заботам и молитвам отца Сергия его душевное состояние постепенно налаживалось и в конце концов нормализовалось. Вскоре он почувствовал желание стать монахом и принял постриг в первую неделю Великого поста 1948 года; его небесным покровителем стал Григорий Иконописец. Несколько месяцев спустя по благословению отца Сергия он поселился в скиту Святого Духа, очарованный красотой и умиротворенностью этого места, но при этом регулярно приезжал в Ванв, чтобы участвовать в качестве чтеца в приходских богослужениях. Отец Сергий с тех самых пор стал делить свое время между храмом в Ванве и скитом, где он каждую неделю совершал литургию и старался хоть какое-то время побыть рядом с отцом Григорием, с которым его теперь связывала крепкая дружба, не прекращавшаяся вплоть до смерти последнего 12 июня 1969 года. Отец Григорий тем временем развивал свой художественный талант - становилось ясно, что он является одним из самых выдающихся иконописцев всех времен.

Когда в 1946 году юрисдикции Русской Православной Церкви в Западной Европе, на какое-то время воссоединившись, раскололись вновь, отец Сергий - как и его друзья Николай Бердяев, Леонид Успенский и Григорий Круг - остался в подчинении Московскому Патриархату, не руководствуясь никакими политическими соображениями, просто из верности Матери-Церкви.

Став монахом, отец Сергий окончательно отказался от убеждений, которых придерживался, будучи активным членом движения младороссов. Если он и оставался дружен со многими из его бывших руководителей, то только из личной симпатии. Что же касается политики, то теперь он рассматривал ее лишь с моральных и духовных позиций. Нам неоднократно приходилось быть свидетелями абсолютной независимости его суждений на этот счет, к тем, кто, рискуя собственной жизнью, оставались в России, чтобы любой ценой поддерживать само существование Церкви.

В этот период отец Сергий вел продолжительную переписку с известным игуменом и духовником Валаамского монастыря старцем Харитоном, от которого получил множество ценных наставлений для своей духовной жизни.

С февраля по апрель 1947 года отец Сергий совершил первое путешествие и первое паломничество в Россию; его сопровождали протоиерей Андрей Сергиенко и будущий епископ Серафим (Родионов). По возвращении он получил приглашение от Братства святого Албания и святого Сергия приехать в Англию и провести ряд публичных чтений о положении Церкви в России.

Только в 1977 году, по случаю интронизации Патриарха Пимена, он опять приехал в Россию; на этот раз его сопровождали владыка Петр (Л'Юилье) и протоиерей Александр Туринцев.

Других поездок отец Сергий, уже будучи монахом, не предпринимал, чтобы ничем не нарушать череду богослужений на приходе и постоянно быть в распоряжении тех, кому он был нужен.

Отец Сергий, очень трепетно относившийся к России и к употреблению за богослужением церковно-славянского языка, при этом отнюдь не был филетистом. Он обладал поистине вселенским видением Церкви и свободно принимал монахов разных национальностей, которые искали его духовного руководства, а также православных французов, которые в конце шестидесятых годов стали пополнять ряды прихожан храма в Ванве. Отцу Сергию благодаря его любви, смирению и деликатности всегда удавалось поддерживать на своем приходе атмосферу единства и братства, несмотря на то что его прихожане были очень разными людьми. При этом он безоговорочно принимал и верующих из других юрисдикций, которые приходили к нему исповедоваться или просить духовного совета.

В 1985 году, в начале Великого поста, отец Сергий тяжело заболел. Служить он смог лишь несколько месяцев спустя, и то при условии, чтобы его поддерживали. В начале октября 1986 года болезнь в еще более тяжелой форме, чем в предыдущий раз, вновь поразила его. Отца Сергия положили в госпиталь в Курбевуа, в отделение, где заведующим был его знакомый доктор Фома Эфтимиу, который до этого, не жалея сил, лечил отца Григория Круга в последние месяцы его жизни. Обследование показало обширный плеврит, для лечения которого потребовалось несколько месяцев. Отцу Сергию удалось вернуться в Ванв, но 3 июня 1987 года у него случился односторонний паралич, и его снова госпитализировали. Рентгеновский снимок показал множественное раковое поражение органов тела. 25 июля отец Сергий причастился и в шесть часов пять минут вечера, когда в церкви в Ванве началось всенощное бдение, в кротком и умиротворенном состоянии духа отошел ко Господу.

Деятельность, личность и влияние

Отец Сергий с момента рукоположения и до начала тяжелой болезни, которая закончилась смертью, непрестанно трудился - и как священнослужитель, и как пастырь.

Значительная доля его времени была посвящена богослужению, которое он считал своим долгом совершать во всей полноте и со всей точностью, требуемой Типиконом, не опуская ни одной молитвы и ни одного песнопения, никогда не сообразуясь с собственными силами и зачастую даже до полного изнеможения. Помимо Господских и Богородичных праздников, он служил в многочисленные дни памяти своих любимых святых. Во время Великого поста службы длились по восемь часов в день. Отец Сергий совершал свои службы степенно, в размеренном и даже медленном ритме, тихим, почти слабым голосом, без искусственности и напыщенности, естественно, в простоте, смирении, в сердечном сокрушении, в мире и кротости; благодаря этому службы были необычайно глубокими, способствовали сосредоточенности всех присутствовавших и создавали как в скиту Святого Духа, так и в Ванве совершенно особую духовную атмосферу. Каждая литургия, совершаемая отцом Сергием, становилась настоящим тайноводительством.

Помимо этого, всю свою жизнь отец Сергий посвящал постоянной заботе обо всех тех, кого Господь вверил его пастырскому попечению. Без устали бороздя Париж и его окрестности, навещая больных и престарелых, помогая нуждающимся, утешая страдающих, провожая в последний путь умирающих, он, как бы ни складывались обстоятельства, никогда не отказывал тем, кто просил его приехать, нуждаясь в его совете или его молитвах, становясь всем для всех, всегда был готов откликнуться и отдавал все свое время, никогда его не рассчитывая. Дома он постоянно отвечал на многочисленные письма, приходившие на его адрес, или на протяжении долгих часов выслушивал по телефону тех, кто звонил из Франции или из-за границы, ища его помощи.

Любовь к ближнему у отца Сергия проявлялась и по отношению к тем, кто уже покинул этот мир: молитва об усопших занимала в его монашеской жизни и в пастырской деятельности совершенно особое место. Число усопших, которых ему хотелось помянуть за воскресной литургией, было настолько велико, что проскомидию приходилось начинать в восемь тридцать, тогда как сама литургия начиналась только в одиннадцать; заупокойные службы в Ванвском храме длились очень подолгу, так как отец Сергий читал на них листки различных размеров, многие из которых пожелтели от времени или истрепались от того, что он много раз держал их в руках, с именами покойных, среди которых были не только его близкие и новопреставленные, но и все ушедшие из жизни прихожане с момента основания храма и все усопшие, о которых он как-либо узнал. Таким образом, поминались тысячи имен, для каждого из которых призывалась спасительная благодать милостивого Бога. Чувствовалось, что для отца Сергия мертвые всегда присутствовали рядом, что для него не было пропасти между их миром и миром живых: в Церкви, превосходящей категории времени, все были современниками, являясь членами Тела Того, Кто есть Жизнь вечная, все постоянно и в равной мере заслуживали внимания и любви.

Отец Сергий был еще и очень известным духовником, старцем исключительного духовного масштаба. Его выбрали своим духовным отцом такие люди, как Николай Бердяев и Владимир Лосский; у него не стеснялись просить совета во время визитов во Францию архиереи (многие из которых сейчас являются митрополитами и епископами различных патриархатов), игумены (в числе которых - два очень известных афонских игумена), священники, монахи и миряне со всего света. Многие, часто известные, представители русской интеллигенции, порой тайно исповедовавшие Православие писатели, поэты, художники, философы, историки, кинематографисты и театральные режиссеры, находившиеся во Франции в эмиграции или по профессиональной необходимости, вплоть до начала его тяжелой болезни приезжали к нему побеседовать или поисповедоваться. Как многие другие, менее известные или вовсе не известные миру, но пред Господом и в глазах отца Сергия равные друг другу в своей вере и в своем покаянии, они находили в лице старца человека, обладающего необычайной способностью выслушать, понять и проявить сострадание.

Когда случалось исповедоваться отцу Сергию, то очень живо ощущалось его мощное духовное присутствие и наряду с этим полный отход на задний план его индивидуальных черт - казалось, что старец становился полностью прозрачным, проницаемым для Бога. Слушая с великим вниманием того, кто находился рядом с ним, очень глубоко сопереживая раскаянию в грехах и даже беря на себя часть этой тяжести, молясь за него перед исповедью, во время и после нее, отец Сергий помогал кающемуся почувствовать напрямую, в меру силы его покаяния, милосердие и утешающую благодать Божию. Помимо впечатления от одного только его присутствия, человек ощущал и силу его слова. Отец Сергий стяжал дар сердцеведения, то есть способность читать в сердцах, - редкий дар, подаваемый Духом Святым только тем, кто обладает добродетелью смирения и любви к ближнему. Благодаря этому дару он находил для кающегося такие слова, которые могли его утешить и исцелить, и действие этих слов, по милости Господа, от Которого они в действительности исходили, часто оказывалось мгновенным: каждый после исповеди чувствовал в своей душе легкость, чистоту, состояние исцеленности, свободу, успокоение.

Старец Сергий умел давать каждому такие советы, которые в точности подходили к его личности, его состоянию, положению, ситуации. Отцу Сергию было открыто сердце каждого, и он видел далеко за пределами того, что произносилось во время исповеди; его советы были порой неожиданными для того, кто их слышал: они относились к мыслям или поступкам, о которых исповедовавшийся не рассказывал, или к состояниям и склонностям, неведомым самому человеку. Но рано или поздно истинность его советов обнаруживалась, и оказывалось, что каждому они четко указывали волю Божию. Отец Сергий, когда давал советы, не сыпал словами. Его речь всегда была сдержанной. Он не расточал праздных, бесполезных слов. Все, что он произносил, было необходимым, существенным. Каждое из произносимых им слов было исполнено тепла и силы. Воистину его действие заключалось не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы (1 Кор. 2:4). И поэтому тот, кто его слышал, преображался и оказывался во власти благодати, которая и помогала ему достичь этого преображения.

Это были поистине старческие качества, и благодаря им его считали старцем далеко за пределами Франции наиболее выдающиеся духовные люди нашего времени, такие, как архимандрит Софроний, с которым его всегда связывала крепкая дружба, отец Иустин (Попович) или афонские старцы: отец Ефрем Катунакский, отец Харалампий и отец Паисий. Однако учеников у него было очень немного. Это объясняется прежде всего его великим смирением, из-за которого он всегда отвергал роль не только «руководителя» или наставника, но даже духовного отца, будучи и в этом послушным заповеди Христа: А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель - Христос, все же вы - братья; и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах; и не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник - Христос (Мф. 23:8-10). Само это смирение в сочетании с глубоким благоговением перед духовной реальностью и с обостренным чувством сокровенного заставляло его избегать рассуждений и поучений на духовные темы, и часто он сам уводил разговор в сторону, рассуждая о вещах житейских. Он любил повторять, что духовная жизнь и состоит в том, чтобы быть, а не в том, чтобы говорить, подчеркивая опасность того, чтобы говорить о чем-то, чем сам не являешься, и словами низвести сокровенное до поверхностного. По этой причине отец Сергий никогда не произносил проповедей. Иногда только он ограничивался тем, что по издавна сложившейся монашеской традиции зачитывал какой-нибудь святоотеческий текст.

Чтобы он принял кого-то в свои духовные чада, следовало просить его настойчиво, многократно, следовало буквально не давать ему покоя, так как он постоянно избегал этого, считая себя недостойным звания отца. Но если он все-таки принимал вас, то брал на поруки полностью, принимая на себя и перенося лично ваши немощи и ваши трудности, страдая из-за них, молясь о вас день и ночь, незримо присутствуя рядом с вами, поддерживая вас во всех ваших испытаниях и в каждом из ваших усилий. Вы становились как бы одной из частей его тела, плотью от плоти.

Многие духовные чада отца Сергия, страдавшие тяжелейшими духовными или психическими недугами, смогли избавиться от них после того, как он соприсутствовал им в этом внутреннем мраке. Так, в частности, известно, что он сыграл решающую роль в судьбе отца Григория Круга, который жил рядом с ним на протяжении более двадцати лет, и каких духовных высот достиг тот, успешно преодолев, благодаря постоянной помощи со стороны отца Сергия, тяжелейшие испытания.

Это постоянное присутствие отца Сергия рядом со своими духовными чадами не было вместе с тем подавляющим. Посвящая себя каждому целиком, он тем не менее оставался очень корректным, не забывая, что является отцом лишь по образу Отца Небесного, от Которого происходит всякое отцовство, постоянно отходя в тень, как раб перед хозяином, буквально воплощая в жизни слова Иоанна Крестителя: Ему должно расти, а мне умаляться (Ин. 3:30). Отец Сергий, уподобляясь Богу в своем уважении к человеческой свободе, никогда не навязывал ни себя, ни чего бы то ни было. Тот, кто находился под его духовным покровительством, научался свободе чад Божиих. Это ученичество было одним из самых трудных, и поэтому многие предпочитали его наставничеству - сдержанному и верящему в свободу воли каждого и в силу благодати - более жесткое духовное руководство со стороны других священников.

Духовное руководство отца Сергия было деятельным, в нем не было места теоретическим выкладкам. Всех обращавшихся к нему интеллектуалов он призывал к самому трудному для них подвигу: распятию разума, отречению от премудрости века сего. Он, совсем как его друг, отец Софроний, считал, что интеллектуалы вступают в духовную жизнь с огромным лишним грузом. Отец Сергий разделял ненависть глубоко почитаемого им Достоевского к «эвклидовскому уму», к слепому рационализму. Он отвергал даже умозрительные богословские построения, которые в наши дни нередко подменяют собой духовность.

Некоторые считали такую позицию проявлением обскурантизма, и это, естественно, заставляло их отдаляться от отца Сергия, который казался им «простецом» в том пренебрежительном смысле, какой вкладывают в это слово почитатели премудрости века сего. Но позиция отца Сергия соответствовала вершине духовной эволюции, венцу подвижнического пути, который греческими святыми отцами назван aplosis - «простота». Мы уже говорили, что, прежде чем стать монахом, он активно участвовал в собраниях Николая Бердяева и Жака Маритэна, куда приходили наиболее выдающиеся представители верующей интеллигенции того времени.

Однако отец Сергий осознал, что истинное знание - не плод умственных усилий или интеллектуальных операций, а дар Святого Духа, посылаемый независимо от всякого разумения и рассуждения тому, кто благодаря подвигу очистился от страстей и стяжал добродетели - в особенности самые главные: смирение и любовь. Из учения святых отцов и из собственного опыта ему было ясно также, что это знание открывается тому, кто стяжал чистую и непрестанную молитву: богослов - тот, кто чисто молится. Вот почему в первую очередь отец Сергий в своих советах духовным чадам настаивал на необходимости исполнять заповеди и молиться.

Он говорил о том, что молиться следует постоянно, и помогал каждому в его жизненных обстоятельствах достичь этого. В духе исихастской традиции, великим представителем которой он являлся, он часто повторял, что молитва так же необходима для жизни души, как воздух необходим телу, что молитва - это дыхание души, что без нее душа как бы мертвеет, и поэтому молиться нужно так же часто, как вдыхать и выдыхать воздух. Он говорил так, зная об этом не понаслышке, так как его дыхание уже давно стало молитвой.

В то же время он подчеркивал, что молитва имеет ценность, лишь когда она совершается в чистом сердце, то есть если она сопровождается исполнением всех заповедей. Но соблюдение заповедей при этом он понимал ни в коем случае не как формальность. Говоря об этом, он был чужд всякого морализма: совсем как преп. Исаак Сирин, в заповедях он видел средства, данные Богом человеку для преображения, чтобы он мог стать «новой тварью» во Христе. Он любил напоминать слова Писания: Все это дано вам, чтобы вы переменились.

В особенности настойчиво отец Сергий говорил о необходимости постоянно приносить покаяние, в сердечном сокрушении непрестанно просить у Господа прощения - не только за то, что сотворил зло, но и за то, что не сотворил добра, а также за свое падшее состояние удаленности от Бога. Святой старец Силуан писал ему: «Иди и как можно чаще говори людям: "Кайтесь!"» Но, прежде чем призывать к покаянию других, отец Сергий исполнил это сам. Благодаря этому он постоянно находился пред Богом в состоянии великого сокрушения. Покаяние в его понимании было не только наиболее подходящим средством духовного обращения человека в смысле его сущностного преображения в Боге, но еще и лекарством, которое Бог дает ему, чтобы тот смог очиститься от всех своих грехов и исцелиться от всех патологических духовных состояний, чтобы стать недоступным для действия духовных противников - сатаны и бесов, о действии которых отец Сергий часто упоминал и против которых он обладал поразительным даром различения и уникальной силой.

В его советах важное место занимали также и рассуждения эсхатологического плана. Пережитые им русская революция, эмиграция, лагеря, постепенный уход из жизни его родственников и прихожан, а также его постоянное духовное попечение об усопших, безразличие к миру и укорененность его жизни в вечности в сочетании с глубоко прочувствованным монашеским призванием способствовали тому, что у него сформировалось очень острое ощущение хрупкости и непостоянства земной жизни. Как и святые подвижники первых веков христианства, он настоятельно советовал всем иметь «память смертную» и проживать каждый день так, как если бы он был последним. Этим он вовсе не стремился обесценить для каждого человека то, чем тот живет, но, напротив, желал помочь прожить это с максимальным духовным напряжением. Вот, в частности, его слова: «Нужно проживать каждый день, как если бы он был последним, но при этом не следует говорить, что один день не имеет значения. Если истинно, что в очах Господних "тысяча лет - как один день", то так же верно и то, что каждый день столь же важен, как тысяча лет». В его понимании память смертная в сочетании с молитвой является хорошим средством отличать важное, насущное от второстепенного, сосредоточиться на «едином на потребу», однако при этом каждая подробность земного существования имеет огромное значение, если она переживается в Боге.

Сам будучи «не от мира сего», отец Сергий вместе с тем очень интересовался и принимал близко к сердцу все, что волновало л

12345Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: