 |
Четвертая функция 2 страница
|
|
|
|
“Ритор”(2-я Логика)
Сказать, что” ритор” большой любитель поговорить, значит не сказать ничего. Общение - воздух и хлеб 2-й Логики. О размерах этой потребности можно судить хотя бы на примере Фиделя Кастро, для которого ничего не стоит дать 15-тичасовое интервью. Однако, видимо, и это не предел - сам Кастро признавался, что встречал людей, еще более говорливых, чем он.
Причем, эта болтливость “ритора” существует как бы сама по себе, как страсть, как болезнь, вне личных и общественных интересов. А иногда и вопреки им.
Забросив дела обширной империи, целыми днями бродил по школам грамматиков император Тиберий, задавая дикие, с точки зрения его общественного положения, вопросы: “Кто была мать Гекубы? Как звали Ахилла среди девушек? Какие песни пели сирены? ” Не лучше Тиберия тратил порой драгоценное государственное время Сталин. Он любил, например, вызвав на ковер какую-нибудь литературную плотву, часами предаваться критике романа парализованной от страха плотвы, сравнению одних великих писателей с другими, сличению разных манер писательского письма и т. д.
Данные курьезы можно было бы посчитать простой блажью пресыщенных тиранов, если не учитывать того, что и у Тиберия, и у Сталина была 2-я Логика. Это обстоятельство ставит все на свои места. Будучи носителями психотипа, у которого Логика является Второй функцией, т. е. функцией непросто мощной, но еще являющейся процессионной, оба тирана, вопреки собственным и государственным интересам, просто не могли пойти наперекор своей натуре и бросали в ненасытную утробу процессионности 2-й Логики все, что попадает под руку, вплоть до окололитературного трепа.
Воздадим должное, “ритор” был бы совершенно невыносим, если бы его словохотливость зачастую не достигала высот подлинного искусства общения. Секрет этого искусства - в способности и желании не просто высказаться, но, прежде всего, вовлечь собеседника в разговор, сделать интеллектуальное пиршество совместным.
|
|
|
Приемы же, благодаря которым достигается такое вовлечение в разговор, просты и безотказны. Во-первых, в отличие от “догматика”, “ритор” никогда не начинает общение с утверждения, но всегда с вопроса. Начинает с вопроса даже тогда, когда предмет известен ему досконально. Один обладатель мощнейшей, выключаемой разве что на ночь 2-й Логики, как-то объяснял мне: “Если я тебя спрашиваю, то это еще не значит, что я не знаю ответа. Просто мне так удобней разговаривать”.
Второй способ: прикинуться дурачком и начать общение с фразы, подобной знаменитой сократовской: “Я знаю только то, что я ничего не знаю”. Трудно представить, кто отказался бы проглотить такую наживку - возможность поучить дурака. А дальнейшее уже дело техники: слово за слово, разговор покатился, глядишь - за интересной беседой и день прошел.
Из сказанного не следует, что только прямой, открытый, равноправный диалог обуславливает полноту реализации 2-й Логики. Ей достаточно отзвука. Особенно в ситуации, когда силой обстоятельств она вынуждается к монологу. Взять, скажем, выступление с трибуны. В этом случае кажется, что оратор обречен на монолог, и, значит, 2-я Логика заведомо поставлена в неудобное для нее положение. Однако это только видимость. Общение все равно происходит, контакт есть, только не на языковом, а на энергетическом уровне. Вот как описывает митинговый вариант действия 2-й Логики Фиделя Кастро писатель Гарсиа Маркес: “В первые минуты его голос еле слышен и прерывист. Такое впечатление, будто оратор движется вслепую в тумане, используя каждую вспышку света, чтобы пядь за пядью ощупать местность, оступается, но встает и... полностью овладевает аудиторией. С этого момента между ним и публикой возникает электрическая цепь, которая возбуждает обе стороны, превращая их в своего рода диалектических сообщников, и в этом невыносимом напряжении его упоение. ”
|
|
|
* * *
Еще одно замечательное и драгоценное качество, свойственное всем “риторам” без исключения - это здоровый цинизм. 2-я Логика не верит ни в Бога, ни в черта, ни в партийные программы, ни в научные доктрины - ни во что. Все аксиоматичное, догматичное, попав в жернова полушарий “риторского” мозга, быстро теряет свою абсолютность и делается простым объектом интеллектуальных манипуляций. Для “ритора” нет ни запретов, ни рамок, ни правил, удерживающих свободную игру мысли. Все подвергается суду 2-й Логики, но этот суд милостив и редко выносит окончательный приговор (разве что явной глупости). Приговор - это результат, конец процесса, которым так дорожит 2-я Логика. Поэтому цинизм ее высказываний лишен агрессивных, категоричных ноток, это цинизм беспартийного, свободомыслящего человека.
Мало дорожит “ритор” и своими собственными утверждениями, которые и утверждениями для него не являются, но лишь гипотезами, удобными на данный момент. Опровергать сегодня сказанное вчера - нормальное состояние “ритора”. За примером далеко ходить не надо - Ленин. За свою жизнь он так много наговорил противоположного, что ленинцы до сих пор не могут решить, какие из его высказываний следует считать директивными. Великий полемист, Ленин каждый раз умудрялся делать чрезвычайно убедительной мысль, прямо противоречащую той, которую он еще недавно с не меньшим блеском отстаивал. Вообще способность 2-й Логики с легкостью змеи сбрасывать обветшавшую интеллектуальную шкуру - огромный дар, делающий из “ритора” непобедимого полемиста, Протея мысли, многоликого и неуловимого.
Нельзя не восхититься широтой интересов 2-й Логики. Ее интересует едва ли не все, что происходит в мире, от глобальных проблем до самых мелких. Подстать интересам и память “ритора”, объемистая, хорошо держащая и универсальные концепции, и незначительные факты, подобно чулану скупца, хранящая все, что попадется на пути. И в такой всеядности памяти 2-й Логики есть свой резон. Один Бог ведает, с чего может начаться дорогой сердцу “ритора” разговор, что послужит отправной точкой: мелочь или сверхидея. Главное участвовать, а для полноценного участия необходима объемистая, лишенная спеси память.
|
|
|
Впрочем, в отличие от “догматика”, 2-ю Логику нисколько не смущает и полное отсутствие информации, когда она бесстрашно встревает в разговор. Правда, встревает без риска быть наказанной, так как защищена гибкостью и свободой ума, которые дороги независимо от степени информированности собеседников, а равно непременно вопросительной формой вхождения в разговор.
Не знает себе равных 2-я Логика и в качестве комментатора, истолкователя чужих идей. Иллюстрацией данного положения может послужить характеристика молодого, в то время увлеченного гегелевской диалектикой, Михаила Бакунина: “Бакунин обладал великолепной способностью развивать самые абстрактные понятия с ясностью, делавшей их доступными каждому, причем они нисколько не теряли в своей идеалистической глубине... Бакунин мог говорить целыми часами, спорить без устали с вечера до утра, не теряя ни диалектической нити разговора, ни страстной силы убеждения. И он был всегда готов разъяснять, объяснять, повторять без малейшего догматизма. ”
Как ни любит “ритор” совместные интеллектуальные пиршества, одновременно он безукоризненно владеет искусством отбрить, заткнуть рот оппоненту. Приведу примеры из жизни уже известным нам тиранов. Про Сталина рассказывали, что, когда Ордженикидзе, узнав об обыске, учиненном на его квартире НКВД, позвонил своему деспоту и высказал возмущение, то услышал в ответ: мол, НКВД - это такая организация, что может и у Сталина сделать обыск. Немая сцена. Однажды к императору Тиберию прибыла делегация троянцев и с большим опозданием выразила ему соболезнование в связи со смертью сына. Реакция Тиберия была мгновенной, он в ответ выразил им соболезнование по случаю гибели лучшего из троянцев - Гектора. Немая сцена.
|
|
|
Независимо от быстроты и точности острот 2-й Логики необходимо отметить в целом как характернейшую черту - большую скорость процессов, идущих в ее мозгу. Мгновенно из тайников памяти извлекается нужная информация, мгновенно и с полуслова усваивается, стремительно просчитываются варианты и рождаются гипотезы. Складывается впечатление, что по нейронам “ритора” импульс бежит быстрее, чем у остальных людей. Наблюдая вблизи работу 2-й Логики, невольно чувствуешь себя арифмометром, стоящим рядом с компьютером.
Единственный, пожалуй, недостаток 2-й Логики, являющийся продолжением ее достоинств, заключается в том, что мышление “ритора” скорее тяготеет к тактике, чем к стратегии. 2-я логика и не стремится к чему-то долгосрочному, масштабному, законченному, ее больше интересует сиюминутная, близкая по целям интеллектуальная игра. Очень хорошо эту особенность 2-й Логики на примере Ленина описал эсер Виктор Чернов: “Прежде всего, он мастер фехтования, а фехтовальщику нужно совсем немного способности к предвидению и совсем не нужны сложные идеи. Фактически ему не нужно слишком думать: следует сосредоточиться на каждом движении противника и управлять собственной реакцией со скоростью врожденного инстинкта для того, чтобы без малейшего промедления отвечать на каждое движение врага.
Интеллект Ленина был острым, но не широким, находчивым, но не творческим. Мастер оценки любой политической ситуации, он мгновенно осваивался в ней, быстро оценивал все ее новые повороты и проявлял недюжинную политическую сообразительность. Это совершенное и быстро срабатывающее политическое чутье резко контрастирует с абсолютно необоснованным и фантастическим характером всех исторических прогнозов, которые он делал на сколько-нибудь продолжительный срок, - любой программы, охватывающей нечто большее, чем сегодня и завтра. ”
Будучи тактиком, а не стратегом мысли “ритор” и не стремится к обретению конечной истины, после чего, естественно, нужна в его быстром, подвижном уме должна просто отпасть. В этом смысле характерно одно признание Лессинга. Он писал: “ Ценность человека определяется не обладанием истиной, подлинной или мнимой, но честным трудом, употребленным на то, чтобы достичь истины... Если бы Бог, заключив в свою правую руку истину, а в левую - вечное стремление к истине, но с тем, что я буду без конца заблуждаться, сказал мне: ”Выбирай! ” Я бы смиренно приник к Его левой руке, говоря: “Отче, дай! Чистая истина - она ведь для Тебя одного”.
* * *
“Ритор” не большой охотник до письменного изложения своих взглядов. И это понятно. Его страсть - живое общение, а не сражение с мертвым листом бумаги. Записывать за собой он предоставляет другим, как это делал Сократ, согласившись на запись Платона. Но что еще более отвращает 2-ю Логику от кабинетной работы - это невозможность ограничить себя какими-то рамками, найти начало и конец мысли. Мышление для “ритора” - прежде всего процесс, движение, поток, и попытка вырвать из него что-либо не более плодотворна, чем попытка вырезать кусок реки. Поэтому, если он и садится за стол, то делает это с большой неохотой, по какому-либо конкретному поводу, и рукопись его выглядит чем-то без начала и конца, фрагментом безбрежного, нескончаемого опуса.
|
|
|
Единственно, когда 2-я Логика охотно обращается к бумаге - это во время вынужденного одиночества. Именно будучи обреченной на молчание, она обращается к такому суррогату, как бумага, и обычно заводит дневник. Но сильно заблуждается тот, кто думает, что это дневник в обычном смысле этого слова, как тайный поверенный сокровенных дум. Ничего подобного. Это судовой журнал мысли, прямо предназначенный для постороннего чтения. Один мой знакомый после длительных отлучек не просто давал, а принуждал читать жену свой дневник-журнал.
Еще одна заметная и забавная черта характера 2-й Логики - страсть делать пометки в книгах, особенно библиотечных. Читая с карандашом, она обильно уснащает страницы чертами, восклицательными и вопросительными знаками, “nb” и т. д. Обычно феномен страсти к чирканью в книгах объясняется двояко: либо бескультурьем, либо желанием прочнее запечатлеть в памяти наиболее важные места. Но в действительности истоки этой страсти иные. Пометки в книгах - типичная для 2-й Логики форма общения, послание всем грядущим безымянным обладателям книги, попытка заочного обмена мнениями.
“Скептик” (3-я Логика)
В очередной раз выскажу ересь, но все-таки скажу: скептицизм не философия вовсе, а психология. Звание “скептика” заслуживает любой обладатель 3-й Логики, независимо от уровня образования и степени философской подготовки. Было бы желание отрицать действенность и необходимость рационального начала в человеке - этого вполне достаточно, чтобы оказаться в стане скептиков.
Однако 3-я Логика не была бы Третьей функцией, если бы внутренне не раздваивалась и, наряду с яростным отрицанием разума, втайне ему не поклонялась. Поэт Александр Блок в письмах почти кликушествовал: “Я знаю любовь, знаю, что “ума” не будет, я не хочу его, бросаю его, забрасываю грязью, топчу ногами, ” - но в одной из анкет признавался: “Мое любимое качество - ум”.
Типичное для Третьей функции любовь-ненависть у 3-й Логики оригинальна лишь тем, что обращена на умственную деятельность человека.
* * *
Обычный, бытовой “скептик” - это молчаливый, очень осторожный в посылках и выводах человек, с неприязнью и иронией относящийся к разного рода категоричным суждениям. Причем, молчание как некая форма существования у него превалирует. Одна обладательница 3-й Логики, будучи замужем за человеком с 4-й Логикой, как-то жаловалась мне: “Я ведь знаю, что умнее его, но хочу открыть рот и не могу. Что-то мешает”. Действительно, “скептик” почти всегда обречен на молчание, хотя оно в тягость ему более, чем кому-либо. Однако стоит “скептику” иной раз открыть рот, как тут же со стороны доносится: “ Помолчи, за умного сойдешь, ” - и он немеет, ловя ртом воздух.
Единственное средство для 3-й Логики обезопасить себя от подобных травм - это вообще выключить логику из сферы непосредственных контактов. Чего в глубине души очень не хочется и в условиях современного общества невозможно. Поэтому “скептику” остается лишь ограничиться минимальной самозащитой: бегством от наиболее острых вопросов, дискуссий, диспутов, - а главное, предотвращением попыток использования логики в конфликтных ситуациях. Фразы типа: “ Обсуждать не будем! ” “Хватит болтать! ” - с которых обычно начинает конфликт 3-я Логика, преследует именно эту цель. Такие требования редко бывают услышаны сварливыми оппонентами “скептика”, но не пытаться обезопасить себя от ударов по больному месту он не может и потому на протяжении всего конфликта пытается перевести борьбу на другие функциональные уровни, или, на худой конец, притвориться глухим.
Испытывая почти панический страх перед острым, азартным спором, “скептик” в то же время, как никто, ценит неспешную, благожелательную, вольную беседу, в которой нет победителей и побежденных, а значит, нет и деления на умных и дураков (попасть в последние 3-я Логика боится более всего). Ценит она, даже прямо сказать, пустую болтовню, в которой процесс гораздо дороже результата.
Здесь-то обнаруживается, что мнимый молчальник на самом деле чудовищно многословен, что нет для него большей радости, чем тихо, почти шепотом, журчать и журчать, перебирая, подобно бусинкам четок, тему за темой.
Особенно удаются 3-й Логики две темы. Первая - классическая скептическая: о несостоятельности разума (сочинение Секста Эмпирика “Против логиков” можно считать эталонным в данной области). Может быть, и, не соревнуясь с Секстом Эмпириком, каждый “скептик” вносит в это направление свой вклад, очень изобретательно, а главное, логично доказывая бесполезность логики. Хотя еще древние оппоненты первых скептиков указывали, что бороться рассуждением против рассуждений - не очень-то корректно. Но в том и состоит двуликая изворотливость 3-й Логики: так отрицать ум, чтобы каждый мог сказать: ”До чего же он умен! ”
Еще одна тема или, лучше сказать сфера, в которой легко дышится 3-й Логики - это граница между знанием и незнанием, та зыбкая полоса, где нет еще догматов, все только факты и фактики, гипотезы и мнения. Именно здесь в полную силу разворачивается талант 3-й Логики, великой мастерицы изощряться в многовариантности, строить изысканные парадоксы, плести умозрительные кружева, доводить всякое положение до абсурда. Предполагаю, что вопрос: “ Сколько ангелов может усесться на конец иглы? ” - выдумала именно 3-я Логика.
Сложность мысли вообще внутренне ближе 3-й Логики, чем простота. Это обстоятельство интересно тем, что в философии есть принцип, называемый “бритвой Оккама”, согласно которому, из двух вариантов решения проблемы: сложного и простого - необходимо отсечь сложный вариант, как наиболее непродуктивный и громоздкий. Так вот, обычное противопоставление Первой и Третьей функции находит свое воплощение и здесь. 1-я Логика, безусловно, принимает “бритву Оккама”, 3-я Логика совершенно ее не приемлет и предпочитает сложное решение простому.
Гораздо больше осторожности, чем при анализе гипотез и мнений, проявляет 3-я Логика при анализе догм. В отличие от 2-й логики, достаточно бесстрашной, чтобы пробовать на зуб даже общеупотребительные, расхожие истины, 3-я Логика не чувствует себя столь же сильной для открытого бунта против них, бунт ее скрыт, он - тягостное, мучительное, постепенное, по выражению великого “скептика” Канта, отрясение с себя “догматического сна”.
* * *
Характеризуя 3-ю Логику Черчилля, Ллойд Джордж писал: “ Ум Черчилля представлял собой мощный механизм. Но в строении этого механизма, а, может быть, в материалах, из которых он был составлен, был какой-то непонятный недостаток, который мешал ему всегда действовать исправно. В чем было здесь дело, критики сказать не могли. Когда механизм работал неисправно, сама сила его приводила к катастрофе не только для него самого, но и для тех людей, с которыми он работал. Вот почему последние чувствовали себя нервно в совместной работе с ним.
По их мнению, в металле, из которого он был отлит, скрывался какой-то роковой изъян. Эту слабость выдвигали критики Черчилля в обоснование своего отказа от использования его больших способностей в данный момент. Они видели в нем не положительную величину, которую необходимо использовать в час опасности, а дополнительную опасность, которой следует остерегаться”.
К сожалению, Ллойд Джордж лишь указывает на наличие в логике Черчилля какого-то изъяна, но, видимо, не в состоянии сформулировать, в чем этот изъян состоит. Мои попытки расспросить на этот счет обладателей 3-й Логики также были не слишком плодотворны. Ответы были кратки, и из них следовало, что особую сложность для них представляет формирование приоритетов, системность мышления (“мысли расползаются, как раки”). Мышление 3-й Логика - некий лабиринт, в котором все пути одинаково приемлемы, а выхода нет.
Особая тема: отношение между собственно мышлением и речью. Ключом здесь может послужить фраза одного обладателя 3-й Логики: “ Я не могу думать и говорить одновременно”. Изумительное по точности признание. 1-я Логика сначала думает, потом говорит, 2-я Логика в состоянии делать это одновременно. К тому же, к одномоментности мышления и речи стремится и 3-я Логика, но практика показывает, что для нее такая ситуация - идеал, а не реальность. Между интеллектуальным продуктом и его реализацией постоянно образуются зазоры, которые приходится заполнять всяким мусором, чтобы скрыть дефект. Поэтому одной из характерных примет 3-й Логики является изобилие в речи всякого рода сорных слов, междометий, мычаний и подобных им попыток выиграть время на обдумывание, при соблюдении видимости непрерывности речевого потока. Ставшее пародийным “Понимаешь! ” Бориса Ельцина - чрезвычайно яркий пример такого рода уверток.
Подозреваю, что для значительной части обладателей 3-й Логики проблема заключается не столько в бессистемности мышления и связанных с ней сомнениях по части умственных способностей, сколько в скованности и неразвитости речевого аппарата. Поэтому в развитии речи, начиная с младенчества, вижу главное решение проблемы “скептицизма”. Иначе последствия могут быть самыми печальными. Например, Александр Блок едва не умер с голоду во время гражданской войны, потому что паек давался писателям за лекции, а к лекционной работе, в силу врожденного “скептицизма”, он оказывался не способен. Блок говорил своим коллегам: “ Завидую вам всем: вы умеете говорить, читаете где-то там. А я не умею. Я могу только по написанному. ”
Представление о чувствах, переживаемых 3-й Логикой, когда она оказывается на кафедре, дают отрывки из одного письма к психиатру: ”Я преподаю в техническом вузе... Уже шестой месяц читаю курс лекций по своей специальности... “Читаю” - сказано неверно. Не читаю, а мучаюсь и мучаю слушателей... Выхожу к слушателям, как статуя командора. Все прекрасно и удивительно: язык не ворочается, в позвоночнике кол, на плечах тяжесть египетской пирамиды, а в мозгах - что там в мозгах, уже черт поймет. Дымовая завеса. Забываю половину материала, никакие конспекты не помогают. ”
Еще одним источником интеллектуальных сбоев у “скептика” является сам порядок функций, поставивший Логику вниз. Особенно затруднительна корректность мышления для 3-й Логики, потому что стоящие выше сильные функции просто ломают ее аппарат под себя. Мощное, необоримое “Я хочу! ” 1-й Воли с легкостью превращает в клоуна “Я думаю! ” 3-й Логики, и с этим ничего нельзя поделать.
Лермонтов писал: “ Я люблю сомневаться во всем: это расположение не мешает решительности моего характера”. О том же, к чему приводит сочетание “скептицизма” с решительностью характера можно судить на примерах двух таких известных “скептиков” как Наполеон и Гитлер. Они издевались над здравым смыслом не потому, что мало и плохо думали, а потому, что по 1-й Воле слишком верили в себя и в свое право владеть миром, чтобы прислушиваться к разумному лепету 3-й Логики. Их Воля, стоящая много выше Логики, просто исключала из круга обмозговываемых тем и фактов такие, какие находила для себя щекотливыми, и тем заведомо оглупляла делаемую крепким от природы умом работу. По сути, насилие, творимое над 3-й Логикой вышестоящей Волей, является тем, что принято называть “женской логикой”, т. е. по определению одного остряка, является “неосознанным убеждением, что объективность может быть преодолена одним желанием. ” Действенность и безошибочность умственной работы зависим не только и столько от способности долго и связанно мыслить, но и от того, насколько честно мы думаем. Непорядочность глупа, глупость непорядочна - вот на что следует обратить внимание при всякой моральной и интеллектуальной оценке.
* * *
Если “скептик” обращается к политике, то его первым делом характеризуют стабильно натянутые отношения с прессой. В демократических системах политик-”скептик” обычно спасается от прессы бегством, как это делал президент Рейган. При тоталитарных режимах властитель-”скептик” спасается от нее репрессиями. Пример - Наполеон, закрывший в один день 160 французских газет, наложивший тяжелую лапу цензуры на оставшиеся, и утверждавший, что иная газета стоит тысячи штыков. В этом высказывании великого полководца, как в капле воды, отразились то уважение и тот страх, которые постоянно испытывает 3-я Логика перед трудно дающимся ей словом.
* * *
Несколько наблюдений над не слишком значительными, но характерными чертами 3-й Логики.
Первое. Она - главный потребитель кроссвордов, логических задач и тестов. Вся эта интеллектуальная продукция - идеальный полигон, на котором 3-я Логика может без помех и риска серьезных травм проверить себя, выяснить, насколько объективно внутреннее ощущение своей умственной неполноценности. Хотя, на мой взгляд, кроссворды и тесты не способны дать подлинной картины состояния логического аппарата. Однако как психотерапевтическое средство они совершенно необходимы, вдохновляя и утешая большую армию “скептиков”.
Второе. 3-я Логика, даже не будучи эмоциональной (т. е. с 4-ой Эмоцией), все-таки склонна к мистицизму. Механизм такой склонности достаточно прозрачен. Врожденный скептицизм, обуславливающий неприязнь к рациональному началу, в поисках чего-либо альтернативного и позитивного автоматически заталкивает 3-ей Логику в стан мистицизма. Правда, обычно “скептический” мистицизм при 4-ой Эмоции не бывает глубок и ограничивается склонностью к суевериям, в чем открыто признавались такие известные “скептики”, как Рейган и Ельцын.
Третье. Если 3-я Логика работает в художественной сфере, то ей ближе других по духу такие течения, как экспрессионизм, дадаизм, сюрреализм и т. п. Секрет данной симпатии так же прост, “скептику” не могут не быть близки художественные направления, выпячивающие в себе иррациональные начала, эстетические концепции, противопоставляющие в творчестве бессознательное сознательному, ставящие второе много ниже первого.
“Школяр” (4-я Логика)
Боюсь, что у читателя заранее, вольно или невольно сложилось впечатление о 4-й Логике, как о функции заведомо умственно беспомощной и отсталой. Поэтому еще раз подчеркну - это совсем не так. Суть проблематики 4-й Логики заключается не в низком качестве ее функционирования, а в том, что индивидуум отводит Логике в своей внутренней иерархии ценностей последнее место. Вчитаемся в такие строки:
“Не трудно было мне отвыкнуть от пиров,
Где праздный ум блестит, тогда как сердце дремлет”.
Кто автор этих строк, где недвусмысленно высказано предпочтение Эмоции (“сердцу”) перед Логикой (“умом”)? Автор - большая умница, непревзойденный, по свидетельствам современников, полемист - Александр Сергеевич Пушкин, у которого, действительно, 1-я Эмоция сочеталась с 4-й Логикой, что со всей ясностью и отразилась в приведенных строках.
На примере Пушкина легко увидеть одну из специфических черт 4-й Логики: сочетание качественной работы логического аппарата с полным безумием. Пушкин - блестящий полемист, проигрывал в карты всем, кто умел держать их в руках. Здесь нет ничего парадоксального. Полемический дар его открывался в безмятежной обстановке дружеского кружка. Тогда как крупная карточная игра сама по себе вела к дискомфорту, напряжению ситуации, при которых, по законам Четвертых функций, 4-й Логика Пушкина отключалась, и вся внутренняя энергетика сосредотачивалась в Эмоции - функции, стоящей первой в его внутренней иерархии. А результат игры в карты, опирающейся на эмоции, думаю, легко предсказать заранее. И так, в зависимости от ситуации, живет любой “школяр” умница и глупец в одном лице.
Не отказывали в уме и русскому царю Николаю II люди, хорошо его знавшие. Но... Победоносцев считал его не терпящим “общих вопросов”, способным оценить “значение факта лишь изолированного, без отношения к остальному, без связи с совокупностью других фактов, событий, течений, явлений”. Сам царь говорил, “что он тяжко мучается, выбирая из всего слышанного нужное”, “что ему тяжко приходится напрягать ум”, и “он думает, что это усилие ума, если бы могло проходить в лошадь (когда он на ней сидит), то очень встревожило бы ее “. Все так и есть. 4-й Логике трудно дается самостоятельная умственная работа, вообще включение интеллекта без непосредственной и очевидной в том потребности. Мозг “школяра” прагматичен, вперед и вширь смотреть не любит и быстро плесневеет без толчков извне.
А так, по внешнему виду 4-й Логика почти не отличается от 2-й. Она также интеллектуально беспартийна; легко усваивает, принимает, воспроизводит, развивает любые взгляды: догматические, диалектические, скептические... 4-я Логика также свободна и бесстрашна в своих посылках и выводах, как и 2-я. И отдадим должное, всеядность, сочетаемая с бесстрашием, - основной и очень весомый козырь в руках “школяра”.
Быстро отличить 4-ю Логику от 2-й позволяют две вещи. Во-первых, идеология “школяра” совершенно оторвана от его жизни, и он никак не склонен следовать тому, что сам постулирует. Об одном из таких обладателей 4-ой Логики Толстой писал: “Свияжский был один из тех, всегда удивительных для Левина людей, рассуждение которых, очень последовательное, хотя и никогда не самостоятельное, идет само по себе, а жизнь, чрезвычайно определенная и твердая в своем направлении, идет сама по себе, совершенно независимо, почти всегда вразрез рассуждениям”.
Вторая примета 4-й Логики - врожденный скепсис. Однако не станем путать его с активным скепсисом 3-й Логики. “Школярский” скепсис беззуб, замечание Пастернака, что мол, заниматься всю жизнь интеллектуальной деятельностью все равно, что всю жизнь питаться горчицей - вот тот край, за который редко переходит “школяр” в своей критике рационализма. Скепсис 4-й Логики - не энергичное отрицание действенности интеллектуального начала в человеке, а простое равнодушие к нему. И в этом большая разница между скепсисом 3-й и скепсисом 4-й Логики. Потому что равнодушие 4-й Логики, еще недавно окрашенное скепсисом, завтра может окраситься догмой, а послезавтра еще чем-нибудь. В силу безразличия к интеллектуальным вопросам 4-й Логика легко захватывается, но ошибется тот, кто подумает, что захватил ее навсегда. Нет - до последующего собеседника. Об одном из таких “школяров” Лабрюйер писал: “ Он с такой естественностью присваивает чужой ум, что сам же первый дается в обман, чистосердечно полагая, будто высказывает собственное суждение или поясняет собственную мысль, хотя на деле он просто эхо того, с кем только что расстался”. О том же очень самокритично писал Чехов: “Политического, религиозного и философского мировоззрения у меня нет; я меняю его ежемесячно... ”
Одним словом, “школяр” - энергичный лишь по нужде, праздно любопытствующий, внутренне совершенно раскованный, интеллектуальный хамелеон. И здесь всего его плюсы и минусы.
В утешение “школяру” необходимо добавить, что он - чемпион. Среди населения земли он численно превосходит все другие Логики. Нет ни страны, ни нации, где бы стоящая выше “школярской” Логика доминировала бы. Чисто гипотетически рассуждая, можно предположить, что в Греции Y-IYвв. до Р. Х. и в Германии YIII-XIX вв., в пору расцвета их философий и наук, 4-я Логика была слегка потеснена. Но в другие времена и на других пространствах, доминирование 4-й Логики было и есть безраздельным.
|
|
|
