Монетное обращение на территории Восточной Европы в конце VIII – первой трети IX в.
Клады куфических монет конца VIII – первой трети IX в. и находки отдельных монет этого времени на территории Восточной Европы многочисленны и зафиксированы в различных, далеко отстоящих один от другого пунктах (рис. 5). Всего к настоящему времени мы располагаем данными о 25 монетных кладах рассматриваемого периода и более чем о 30 находках отдельных монет. Последняя цифра несколько условна, т. к. в числе отдельно поднятых монет могут оказаться и экземпляры, затерянные в более позднее время, но и одна только цифра кладов говорит сама за себя. Рис. 5. 1 – Кривянская, 806 г.; 2 – Завалишино, 810 г.; 3 – Нижняя Сыроватка, 813 г.; 4 – Паристовский хутор; 5 – Ярыловичи, 821 г.; 6 – Литвиновичи, 824 г.; 7 – Могилев, 815 г.; 8 – Минская губ., 816 г.; 9 – Лапотково, 817 г.; 10 – Баскач; 11 – Борки, 817 г.; 12 – Скопинский у.; 13 – Сарское городище; 14 – Угодичи, 813 г.; 15 – Углич, 829 г.; 16 – Загородье, 831 г.; 17– Семенов Городок; 18 – Демянск, 825 г.; 19 – Набатово; 20 – Вылеги; 21 – Тарту; 22 – Старая Ладога, 786 г.; 23 – Княщино, 808 г.; 24 – Элмед, 821 г.; 25 – Лелеки Стремительность, с которой восточная монета с самого начала ее проникновения в Европу распространяется на восточнославянских территориях, не может не свидетельствовать о том, что экономика восточного славянства к этому моменту испытывала сильнейшую потребность в металлических знаках обращения. Эта потребность проявилась не в отдельных районах Восточной Европы, а на всей территории расселения восточных славян. В литературе с очень давних пор бытует мнение о том, что обилие монетных находок в Восточной Европе само по себе не может служить доказательством внутренней потребности русской экономики в монете и вызвано тем, что через славянские земли Восточной Европы пролегали пути международной транзитной торговли, осуществлявшейся силами то ли скандинавов, то ли самих восточных купцов. Подобные взгляды энергично отстаивал Н. П. Бауер, который в 1937 г. писал: «Они (норманны. – В. Я. ) прошли всю Восточную Европу вдоль и поперек, их же, вероятно, и разумеет Ибн‑ Фадлан, говоря о руссах, что они массами накопляли дирхемы и, набрав 10 000 штук, одаривали жен своих цепями. Норманны доставляли эти же дирхемы в огромных количествах к себе на родину, а также морем в Польшу и к другим западным славянам»[178].
Более осторожно, не называя норманнов, тезис о транзитном характере торговли как первопричине проникновения восточных монет на русские земли развивал Б. А. Романов. Объясняя происшедший в XI–XII вв. «отказ» Восточной Европы от употребления монеты, он писал, что «продолжительное бытование на территории Восточной Европы иноземных монет, бывшее результатом временного положения ее в международной торговле, не отражало внутренней потребности русской экономики в мелких металлических платежных знаках»[179]. Обобщение тех же взглядов содержится в труде П. И. Лященко «История народного хозяйства СССР». Согласно его построениям, «славянская эпоха, начиная с VIII в., продолжала торговое развитие страны главным образом (подчеркнуто мной. – В. Я. )… в виде транзитно‑ посреднической торговли между дальним Арабским Востоком, через ближайших соседей своих – хазар, и Византией, а также европейским северо‑ западом»[180]. Правда, «уже с IX в. «русская» торговля начинает приобретать значение не только как транзитно‑ передаточная… но и как самостоятельная торговля с Византией»[181]. Но эта торговля «шла мимо первобытного натурального хозяйства массы населения», и только новое – византийское – направление торговли «вклинивалось в это хозяйство»[182]. Ниже П. И. Лященко как будто «отдает должное» и роли восточной торговли, отметив, что «первобытное хозяйство (! ) русских славян вовлекалось в торговлю между Западом и Востоком на северо‑ западе норманно‑ варягами, на юго‑ востоке хазарами»[183]. В обобщениях П. И. Лященко, таким образом, фигурируют и «исконная транзитность» русской восточной торговли, и норманны вместе с хазарами как организаторы и исполнители торговых операций, и особая важность торговли с Византией.
Таким образом, ставшее достоянием науки множество русских кладов послужило фактической основой для весьма увлекательного учения о большой торговле Востока и Запада. При этом оказывается, что Русь была, скорее всего, помехой на пути этой торговли. Если Русь, почва которой изобилует находками куфических монет, в самом деле не принимала деятельного и непосредственного участия в торговле с Востоком, то какое же обилие куфических монет должно быть в таком случае на землях Запада! Изучение топографии и монетной статистики начального этапа бытования дирхема в Европе помогает лучше всего разобраться в причинах ввоза восточной монеты на Русь и определить, что же вызвало прилив восточной монеты на славянские земли – внутренняя потребность русской экономики в серебряной монете или же потребность в ней населения северо‑ западной Европы? Вопрос о конкретных исполнителях торговых операций тесно связан с этим основным вопросом: если монета ввозилась в Русь в первую очередь в связи с ее собственными потребностями, то норманнам возле нее почти ничего не остается делать. К настоящему времени 25 наиболее ранним восточноевропейским кладам куфических монет конца VIII – первой трети IX в. и трем десяткам отдельных находок того же времени в Восточной Европе может быть противопоставлено в Западной Европе только 16 кладов и 13 отдельных находок. В Западной Европе, которая будто бы в основном поглощала восточную монету, в действительности оседало вдвое меньше монет, нежели на землях восточных славян. Ниже подобные соотношения количества находок будут отмечены и для более позднего времени. Что касается роли скандинавов на этом начальном этапе торговли, то из 16 кладов конца VIII – первой трети IX в. только три обнаружены на Готланде и один в Упланде, на территории материковой Швеции. Два ранних готландских клада (783 и 812 гг. )[184] очень малы. В одном из них содержалось 8, в другом 11 монет. Третий датируется 824 г. [185], а клад из Упланда – 825 г. [186] Остальные 12 западноевропейских кладов ничего общего со Скандинавией не имеют: пять из них найдены в Померании и датируются 802, 803, 816, 816 и 824 гг. [187]; три – в Восточной Пруссии и датируются 811, 814 и 818 гг. [188]; три в Западной Пруссии – 808, 813 и 816 гг. [189]; один клад 810 г. обнаружен в Мекленбурге[190].
Таким образом, основная и притом сравнительно более ранняя группа западноевропейских кладов восточных монет обнаружена не на скандинавских землях, а на землях балтийских славян. Миф об исконности организующего участия скандинавов в европейско‑ арабской торговле не находит никакого обоснования в источниках. Характер движения восточной монеты через территорию Восточной Европы представляется следующим образом. Европейско‑ арабская торговля возникает в конце VIII в. как торговля Восточной Европы со странами Халифата. Обращение Восточной Европы в основном поглощает приходящую с Востока монету, но торговые связи восточных и западных славян, игравшие, судя по статистике кладов, меньшую роль в экономике восточнославянского общества, приводят к частичному отливу куфической монеты на земли балтийских славян. Эти связи осуществляются непосредственно между населением восточной Прибалтики и балтийскими славянами и являются по существу внутриславянскими связями, развивавшимися без заметного участия скандинавов. Только в самом конце первой четверти IX в. появляются скандинавские клады куфических монет, сколько‑ нибудь значительные в количественном отношении. Обращение к археологическому материалу показывает, что единственным на территории Восточной Европы вещественным свидетельством балтийских связей в течение длительного времени являются находки янтаря и янтарных изделий, причем Русь имела и свой янтарь[191]. Очень уж трудно поверить, что исключительное по своей мощности передвижение масс серебра из мусульманских стран на территорию Европы было вызвано лишь особой привязанностью восточнославянских женщин к янтарным украшениям Запада. Первопричиной восточной торговли была потребность населения Восточной Европы в серебряной монете и серебряном сырье и арабских купцов – в продуктах славянских промыслов. Частичный транзит серебра в Западную Европу является уже производным от этой основной причины.
Клады конца VIII – первой трети IX в., обнаруженные на территории Восточной Европы, неравноценны по своим данным. 17 из них[192] сохранились достаточно полно для того, чтобы можно было датировать их внутри рассматриваемого периода. Остальные восемь, сохранившиеся частично или представленные только отдельными экземплярами монет[193], поддаются лишь суммарной датировке первой третью IX в. Учет таких кладов важен для выяснения ареала монетного обращения и для наблюдений над его изменениями в последующие периоды, однако они почти ничего не дают для изучения состава денежного обращения. В основных выводах можно опереться только на хорошо сохранившиеся клады. Сведения о династическом составе известны по 17 кладам (табл. II), при этом в 11 случаях удалось произвести и подсчет процентного отношения монет различных династий. Подсчет монет по хронологии их чеканки удалось проделать в 10 случаях (табл. I). Как показывает таблица династического состава кладов, клады рассматриваемого периода содержат в своем составе монеты 8 династических групп: аббасидские, омейядские, тахиридские, идри‑ сидские, губернаторов Тудги, испанских Омейядов, испегбедские[194] и сасанидские. 6 групп объединяются общностью обычного «куфического» типа восточных монет, но сасанидские и испегбедские принадлежат к весьма отличному, так называемому «сасанидскому» типу. Монеты сасанидского типа в кладах занимают значительное место. Они обнаружены в 11 кладах из 17 и составляют в них до 10–20 % всего состава. В Княщинском кладе 808 г. их насчитывается 34, 41 %, а в Могилевском кладе 815 г., содержащем около 2000 монет, они составляют даже подавляющее большинство. Однако последний случай является совершенно исключительным, хотя и подтверждающим наличие в обращении значительной массы монет сасанидского типа. Обычно подавляющее большинство монет в кладах начального периода обращения дирхема составляют куфические монеты. Во всех кладах, исключая Княщинский и Могилевский, их было не менее 80 % всех монет. Старо‑ Ладожский клад из Минской губ., Элмедский, Литвиновичский и, по‑ видимому, Загородьевский клады состояли исключительно из куфических монет, причем подавляющее их большинство (в некоторых случаях 100 %) составляют дирхемы Аббасидов, а более скромное место занимают более ранние дирхемы Омейядов. Из монет остальных династий, входящих в клады в качестве незначительной примеси, более или менее постоянно присутствуют монеты Идрисидов и губернаторов Тудги.
Существенной и неповторимой особенностью состава куфической части кладов конца VIII – первой трети IX в. является преобладание монет африканской чеканки (значительная часть аббасидских монет и только что названные монеты Идрисидов и губернаторов Тудги). Эта особенность, отмеченная Р. Р. Фасмером как формальный признак кладов рассматриваемого периода, имела очень большое значение для формирования системы русского денежного счета. Подсчет в кладах отношения числа африканских монет к сумме всех монет можно представить в виде таблички, в которой для сравнения показано такое же отношение числа монет второй по количеству (для рассматриваемого времени) территориальной группы куфических монет – дирхемов, чеканенных в Ираке: В большинстве случаев процент африканских монет в кладах начального периода обращения дирхема значителен; в некоторых кладах они составляют большинство. Обращает на себя внимание резкое уменьшение количества таких монет уже в кладах середины 20‑ х гг. IX в. Суммируя наблюдения над составом кладов по месту чеканки их монет, можно назвать следующие основные группы монет: 1) монеты африканской чеканки – количественно определяющая группа; 2) азиатские монеты Аббасидов; 3) омейядские монеты; 4) монеты Испегбедов; 5) монеты Сасанидов. Рис. 6. Весовая диаграмма дирхемов африканской чеканки 759–826 гг. (Аббасиды, Идрисиды). По 325 экз. коллекций Эрмитажа и Харьковского музея; последние по книге Р. Шерцля «Описание медалей и монет, хранящихся в нумизматическом кабинете Харьковского университета», III, Восточные монеты. Харьков, 1912 Рассмотрение хронологического состава кладов первой трети IX в. обнаруживает существенную особенность, присущую только им. Она состоит в том, что почти в каждом кладе встречается немного монет первых годов, или 10‑ х, или 20‑ х, или 30‑ х гг. VIII в. Хронология монетного состава этой «древнейшей» части кладов скачкообразна. Такой особенности клады более позднего времени не знают. Приведенное наблюдение дает возможность говорить о том, что сам состав монетного обращения стран Востока, откуда поступал весь поток смешанных в хронологическом отношении монет, был в VIII и начале IX в. более пестрым, нежели в последующее время. В денежном обращении, имевшем дело в основном с новой монетой, участвовало и большое количество более ранних монет, отсев которых был сравнительно замедленным, что вполне объяснимо. До конца VIII в. восточная монета обращалась только в пределах восточных рынков. Установление связей с Восточной Европой привело к мощному отливу серебра на север, что резко активизировало процесс обновления и освобождения от старой монеты состава монетного обращения на родине дирхема. Рассмотрим метрологические особенности названных выше пяти основных групп монет, представленных в кладах начального периода обращения дирхема в Восточной Европе. 1. Дирхемы африканской чеканки. Для изучения метрологических особенностей монет этой группы были привлечены весовые данные аббасидских (до конца первой четверти IX в. ), идри‑ сидских (790–826 гг. ) монет, а также монет губернаторов Тудги того же времени из коллекций Эрмитажа и Харьковского музея[195]. В общей сложности имеются данные о весе 325 монет. Из этого количества 225 монет показали вес 2, 5–2, 9 г, в том числе 144 монеты имеют вес 2, 6–2, 8 г; остальные 100 расширяют амплитуду колебания весовой нормы главным образом в сторону более легковесных монет (потертые, дефектные и обрезанные экземпляры) (рис. 6). Весовая норма монет африканской чеканки заключена между 2, 7 и 2, 8 г. 2. Аббасидские дирхемы азиатской чеканки. Метрология азиатского чекана Аббасидов кончая первой третью IX в. изучена по данным коллекции Эрмитажа. Весовая норма этих монет оказалась чрезвычайно выдержанной на всем протяжении второй половины VIII в. и первой трети IX в. Результаты взвешивания монет представлены на четырех диаграммах (по периодам чеканки): из 219 монет Саффаха и Мансура (750–775 гг. ) вес 190 дирхемов ограничивается в пределах 2, 7–3, 0 г при норме 2, 8–2, 9 г (рис. 7); из 183 монет Махди и Хади (775–787 гг. ) вес 161 ограничен в пределах 2, 6–3, 0 г при норме 2, 8–2, 9 г (рис. 8); из 415 монет Харуна (787–809 гг. ) вес от 2, 7 до 3, 0 г имеют 304 экземпляра при норме 2, 8–2, 9 г (рис. 9); наконец, из 397 монет Амина и Мамуна (809–833 гг. ) тот же вес имеют 304 экз. при той же норме 2, 8–2, 9 г (рис. 10). Рис. 7. Весовая диаграмма дирхемов азиатского чекана халифов Саффаха и Мансура (750–775 гг. ). По 219 экз. коллекции Эрмитажа Рис. 8. Весовая диаграмма дирхемов азиатского чекана халифов Махди и Хади (775–787 гг. ). По 183 экз. коллекции Эрмитажа Большинство остальных монет во всех четырех группах составляют потертые и дефектные экземпляры. Рис. 9. Весовая диаграмма дирхемов азиатского чекана халифа Харуна (787–809 гг. ). По 415 экз. коллекции Эрмитажа Рис. 10. Весовая диаграмма дирхемов халифов Амина и Мамуна (809–833 гг. ). По 397 экз. коллекции Эрмитажа Весовая норма всех аббасидских монет, чеканенных в рассматриваемое время в азиатских центрах Халифата, остается неизменной. Она заключена в пределах 2, 8–2, 9 г. Эта норма на 0, 1 г превышает установленную выше норму африканских монет. Небольшое расхождение обеих выведенных норм достаточно наглядно показано на диаграмме весового состава Элмедского клада 821 г. (рис. 11). Рис. 11. Соотношение веса дирхемов африканской и азиатской чеканки в Элмедском кладе 821 г. (150 экз., Эрмитаж) 3. Омейядские дирхемы. Весовые особенности омейядского чекана, осуществлявшегося до 750 г. (прекращение династии), изучены по коллекции Эрмитажа, насчитывающей 387 экз. интересующих нас монет. Из этого количества вес 320 дирхемов колеблется между 2, 5 и 3, 0 г, а из числа последних 253 экз. имеют вес 2, 6–2, 9 г. Остальные монеты в основном более легковесны (потертые, дефектные). Обычная норма омейядских монет заключена в пределах 2, 7–2, 9 г (рис. 12). 4. Испегбедские монеты и монеты арабских наместников Табаристана. Весовые особенности этой группы монет, относящейся к середине и второй половине VIII в., изучены по 87 экз. Эрмитажа и Харьковской коллекции. Вес 55 монет из этого количества оказался заключенным в пределах 1, 7–2, 0 г. Весовая норма монет равна 1, 9–2, 0 г (рис. 13). 5. Сасанидские монеты. Для выяснения особенностей веса сасанидских монет использованы данные, опубликованные А. К. Марковым[196]. Поскольку чаще всего среди сасанидских монет русских кладов встречаются драхмы Хосроя II (590–628 гг. ), представилось наиболее рациональным ограничиться монетами этого царя. Всего А. К. Марковым опубликованы 67 неповрежденных драхм Хосроя II. Из этого количества 43 монеты имеют вес 3, 8–4, 2 г. Остальные в основном более легковесны. Весовая норма находится в пределах 4, 0–4, 2 г (рис. 14). Рис. 12. Весовая диаграмма омейядских дирхемов. По 387 экз. коллекций Эрмитажа Рис. 13. Весовая диаграмма монет Испегбедов и халифских наместников Табаристана. По 87 экз. коллекций Эрмитажа и Харьковского музея; последние по книге Р. Шерцля «Описание медалей и монет» и т. д. Необходимо оговориться, что под весовой нормой подразумевается не та теоретическая величина, которая лежала в основе чеканки монеты. Для выводов о нормах русского монетного обращения имеет значение не теоретическая исходная норма иноземных монет, а та действительная величина, с которой практически имело дело население Восточной Европы, используя эти монеты в своем обращении. Эта величина в большинстве случаев окажется несколько ниже исходной теоретической нормы, что является естественным следствием средневекового способа чеканки ал‑ марко. Отсев более тяжелых монет с первого момента выхода монеты в обращение, не говоря уже о неизбежном понижении веса от стирания в обращении, снижал действительную норму. При переходе из сферы международного обращения в новую сферу внутреннего обращения иноземная монета приобретала и иную теоретическую норму, чуть меньшую. Такие нормы и служат предметом рассмотрения в настоящей работе. Рис. 14. Весовая диаграмма сасанидских монет Хосроя II. По 67 экз., A. De Markoff. Catalogue des monnaies arsacides, subarsacides, sassanides etc. Как показывает сравнение весовых норм пяти основных групп монет, обращавшихся в Восточной Европе в конце VIII – первой трети IX вв., русское монетное обращение имело дело по существу с тремя весовыми группами монет: 1) куфические монеты с наиболее часто встречающимся весом от 2, 7 до 2, 9 г; 2) табаристанские монеты сасанидского типа с обычным весом в 1, 9–2, 0 г; 3) сасанидские монеты с обычным весом в 4, 0–4, 2 г. Монеты внутри каждой из групп отличаются постоянством веса; в то же время не составляет труда отличить куфическую монету от монеты сасанидского типа по внешности, а собственно сасанидскую от табаристанской сасанидского типа – по разнице веса (2 и 4 г). Но весовые нормы всех трех монетных групп находятся между собой в настолько иррациональном отношении, что расчеты только целыми монетами были бы чрезвычайно затруднены. Рис. 15. Весовая диаграмма обломков в Завалишинском кладе 810 г. (42 экз. ). Р. Р. Фасмер. Завалишинский клад куфических монет VIII–IX вв. // Изв. ГАИМК. Т. VII. Вып. 2. Метрологическая пестрота восточной монеты в составе русского денежного обращения конца VIII и начала IX в. очень хорошо объясняет отмеченное выше для этого же периода широкое распространение обломков монет. Изучение веса обломков показывает, что последние не изготовлялись по какой‑ либо заданной норме (см. диаграмму веса монетных обломков Завалишинского клада 810 г., рис. 15). В литературе такие обломки обычно называют «довесками» и рассматривают как неопровержимое свидетельство весового приема монеты в обращении. Однако для рассматриваемого времени, по‑ видимому, правильно предположение Н. П. Бауера о приеме монеты «на глаз». В славянских вещевых инвентарях не только рубежа VIII–IX вв., но даже и всего IX в. находки весов и гирь не отмечены ни разу. Употребление в денежном обращении обломков, даже не являющихся «довесками» в полном смысле этого слова, может вызываться только стремлением подогнать хотя бы при помощи зрительной оценки целые монеты, не соответствующие по своим весовым данным определенным денежно‑ весовым нормам. Рассмотренный материал дает основание для исключительно интересных выводов об уже проявившихся тенденциях организации денежной системы и даже об уже свершившемся оформлении русской денежно‑ весовой системы в этот начальный период. Рис. 16. Весовая диаграмма Литвиновичского клада 824 г. По 35 экз. ГИМ Мы не видим в кладах преобладания обломков. Напротив, известен ряд кладов начального периода с исключительно целыми монетами. Это уже дает основание полагать, что местной денежно‑ весовой нормой была весовая норма одной из трех выявленных выше монетных групп. И действительно, мы обнаруживаем, что норма дирхема (2, 7–2, 9 г) поразительно точно совпадает с той теоретической нормой русской куны (2, 7 г), которая была установлена выше. При этом теоретическая норма куны наиболее соответствует именно норме дирхема африканской чеканки, преобладавшего в обращении конца VIII – первой трети IX в. (2, 7–2, 8 г). Выше было отмечено, что процент монет африканской чеканки в русских кладах резко сокращается и сходит на нет уже в середине 20‑ х гг. IX в. С этого времени основную группу обращающихся в Восточной Европе монет составляют аббасидские дирхемы азиатской чеканки на 0, 1 г более тяжелые, нежели африканские монеты (см. весовой состав Литвиновичского клада 824 г., рис. 16). Если бы формирование русской денежно‑ весовой системы произошло уже после 20‑ х гг. IX в., то в ее основу должен был бы лечь азиатский дирхем, и количество кун в гривне стало бы равным не 25, а 24. Структура системы получилась бы отличной от той, которую нам сохранила Русская Правда, и вся эволюция русских денежных систем должна была бы направиться по иному пути. Если этого не случилось, то только потому, что к моменту исчезновения из обращения африканского дирхема денежно‑ весовая система уже сформировалась. Она выглядела еще очень несложно: Счетная гривна (68, 22 г) = 25 кунам (дирхемам с обычным весом 2, 7–2, 9 г).
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|