 |
«Отказ» русского денежного обращения от монеты
|
|
|
|
В числе аргументов, привлекавшихся в доказательство слабости денежного обращения в домонгольской Руси, немаловажное значение имеет так называемый «отказ» от употребления монеты. Как показано выше, в южнорусских областях он произошел в начале XI в., а на севере Руси в начале XII в.
Б. А. Романов, характеризуя состояние домонгольского русского денежного обращения вообще, писал, что «продолжительное бытование на территории Восточной Европы иноземных монет» было «результатом временного положения ее в международной торговле и не отражало внутренней потребности русской экономики в мелких металлических платежных знаках»[323]. «Отказ» от монеты в связи с такой характеристикой монетного обращения объясняется осознанием ненужности монеты как таковой.
Выше мы пытались показать, как на протяжении IX–XI вв. потребность в монете на Руси неуклонно росла. Ход развития денежного обращения не нес с собой никаких внутренних явлений, которые диктовали бы необходимость отказа от монеты, и если тем не менее обращение монеты прекратилось на длительный период, то это имело совсем особые причины.
В нумизматической и общеисторической литературе широко распространено представление о том, что в XII в. в Древней Руси «на смену монетам пришли серебряные слитки, которые так или иначе ходили в XII, XIII и XIV вв. »[324]. Это мнение правильно, однако, лишь в той мере, в какой оно противопоставляет обращение монет в IX–XI вв. обращению слитков в XII–XIV вв. Но оно глубоко ошибочно, когда смешивает и объединяет явления различной природы. Монета возникает, существует и проходит путь своего развития, удовлетворяя, прежде всего, потребности мелкого розничного товарооборота. Слитки, ни в коей мере не вторгаясь в область мелкого товарно‑ денежного обращения, являются наиболее удобной формой для выполнения функций средства обращения и платежа при крупных торговых и платежных операциях. Сама сущность этих столь различных денежных единиц предполагает известное «разделение труда» между ними.
|
|
|
Появление слитков не связано непосредственно с исчезновением из обращения монеты. Слитки, в меньшем количестве, нежели в безмонетный период, встречаются в русских кладах, датируемых первой половиной IX в. и позже[325]. Возникновение обращения слитков связывается поэтому с самой их функцией. Массовое распространение их в безмонетный период можно отчасти объяснять их легкой и более экономичной обратимостью из денежной сферы в ремесленную. Однако, как бы то ни было, монета из обращения исчезает. Ее заменяют товаро‑ деньги.
Чтобы правильно осмыслить «отказ» от монеты в целом, следует решить два вопроса: во‑ первых, был ли отказ от монеты результатом осознания ее ненужности, и, во‑ вторых, какой характер получило мелкое розничное денежное обращение в безмонетный период.
Археологические исследования, особенно последних лет, неопровержимо установили, что в Древней Руси IX–XI вв. существовало не только общинное ремесло, подчиненное замкнутым натуральным миркам, но и ремесло городское, (разлагающее эти мирки; последнее переживало тогда свой расцвет, имевший естественным следствием подъем внутреннего товарного обращения. «Внутренняя торговля, – пишет Б. А. Рыбаков, – успехи которой теснейшим образом были связаны с развитием ремесла и отделением его от земледелия, переживала свое цветущее время в XI и начале XII в. »[326].
Анализ письменных и вещественных источников эпохи дал Б. А. Рыбакову возможность установить те социальные группы, потребности которых удовлетворялись в значительной степени вне сферы вотчинного хозяйства, в системе спроса и предложения на городском торгу. Сюда относится свободный ремесленный посад, затем свободная дружина и иностранцы (послы, воины‑ наемники, приглашенные мастера, торговцы и т. д. ). Наличие в городе этих социальных групп создавало, прежде всего, постоянный спрос на продукты питания, который не мог иметь иного характера, кроме мелкого, розничного. Спрос рождал предложение, идущее в значительной степени и извне, из деревни, вступившей на путь разложения. «Русская Правда и Киево‑ Печерский Патерик, – пишет Б. А. Рыбаков, – очень живо изображают нам киевский торг. Здесь можно было купить мясо, мед, соль, пшеницу, рожь, просо, овес, хмель, овощи, рыбу, молоко, печеный хлеб, сыр, масло».
|
|
|
«Появление на рынке продуктов питания говорит о том, что пригородные крестьянские (а может быть, и боярские) хозяйства втягиваются в товарные отношения. На торгу можно обзавестись скотиной и живностью, здесь продают коней, коров, овец, свиней, коз, гусей, уток, кур; можно купить и сена для скота, и дров для отопления жилища…».
«Также в отношении ремесленной продукции можно установить связь деревни с городским рынком: в конце X в. было обычным явлением, что, например, житель окрестного села Питьбы вез в Новгород воз горшков на продажу»[327].
Мелкий товарооборот рос и укреплялся, конечно, не только за счет спроса и предложения продуктов питания. В обороте городского рынка немалое значение имела продукция городского ремесла. Б. А. Рыбаков устанавливает и приводит список 67 ремесел, известных на Руси в IX–XIII вв., оговариваясь, что этот список даже преуменьшен[328]. В XI в. русское ремесло переживало чрезвычайно важный этап: в связи с ростом спроса городские мастера все больше и больше переходили от работы на заказ к работе на рынок. «Примерно в середине XI столетия у различных ремесленников появляется тенденция к ускорению процесса производства, к его некоторой механизации (кропотливая чеканка сменяется штампованием на матрицах); литейщики, озабоченные выпуском массовой продукции, переходят к литью в долговечных каменных литейных формах»[329]. Письменные и вещественные памятники хорошо отражают значительность продукции ремесленников на городском торгу. Исследования Б. А. Колчина показали также, что существовал значительный сбыт качественной продукции городского ремесла в деревню того времени[330].
|
|
|
Таким образом, развитый мелкий товарооборот не только существовал в XI–XII вв., но имел при этом неуклонно осуществлявшуюся тенденцию к дальнейшему расширению за счет увеличения производительности труда ремесленников и умножения участвовавших в этом обороте социальных групп. Отказ от монеты, следовательно, не мог быть вызван внутренними причинами. Причины прекращения ввоза иноземной монеты нужно искать за предела ми русских земель. Действительно, как уже говорилось выше, ввоз восточной монеты прекратился в результате сильнейшего кризиса, который на три столетия парализовал производство серебряной монеты и обращение серебра в самих странах Востока. Что касается прекращения ввоза западной монеты, то она к началу XII в. по существу перестала быть серебряной в результате фискальной эксплуатации и потеряла способность участвовать в международной торговле. «Отказ» от монеты для Древней Руси был не сознательным, а вынужденным. Он вызывался исключительно фактическим состоянием материальной базы русского серебряного обращения – ввоза иноземной монеты. Ввоз серебра, прекратившийся на рубеже XI–XII вв., в дальнейшем не мог возобновиться, по крайней мере до конца XIII в. Немецкая агрессия и постоянная военная борьба на западных рубежах русских земель снижали до минимума возможности притока ценных металлов на Русь. Нет сомнения в том, что возобновление притока серебра после того, как условия мирной торговли были восстановлены, создавая благоприятный для Руси баланс серебра, немало способствовало введению собственной русской монеты во второй половине XIV в. и поддержанию ее чеканки в последующее время.
Однако, поставив «отказ» от монеты и возобновление ее чеканки в связь только с поступлением серебра из‑ за рубежей Руси, мы не решаем проблему в целом. Несмотря на то что ввоз серебра прекратился на долгий период, наличные запасы его в Восточной Европе были громадны. Достаточно сказать, что во второй половине XIV в., когда началась чеканка монет русскими князьями, общее количество серебра на территории Руси было неизмеримо меньшим, нежели в начале XII в. Ордынский выход, лишавший Русь ежегодно значительных количеств серебра, был таким, что на его основе уже во второй половине XIII в. стала возможной массовая чеканка джучидской серебряной монеты. На Руси же в течение двух с половиной (а на юге – трех с половиной) веков продолжался безмонетный период. Громадное количество серебра в это время оставалось в обращении, но в виде крупного номинала – денежных слитков.
|
|
|
Можно говорить поэтому, что среди причин, определивших существование на Руси длительного безмонетного периода, были не только неблагоприятные для Руси условия сырьевой базы чеканки, но и отсутствие экономической и политической организации обращения монеты.
Отсутствие такой организации в несколько отличных исторических условиях демонстрирует неудачный опыт монетной чеканки Владимира Святославича и Святополка. Уже в это время фонд серебра существовал только в распыленном виде. Сокровищницы князей, бояр, купечества были многочисленны, но недостаточно обширны для того, чтобы питать обращение. Только концентрация единого крупного фонда денежного металла, к тому же постоянно пополняемого, создает возможность насытить каналы товарного обращения собственной монетой и сделать монетную чеканку экономически выгодной.
Большой ущерб образованию такого фонда или таких фондов на Руси, несомненно, нанесло татаро‑ монгольское нашествие. Однако, лишая Русь значительной части запасов серебра, татары многое сделали для организации накопления денежного металла в единых сокровищницах, насадив целую систему централизованного выколачивания дани. Ордынский выход имел своим следствием перераспределение фондов серебра, которое из распыленного состояния концентрировалось в единых хранилищах. Создание таких фондов позволило Джучидам наладить массовый выпуск собственной монеты, который прекратился вместе с прекращением их господства над Русью.
В процессе борьбы с татарами русские князья, бывшие сначала посредниками ханов при взимании дани, постепенно превращались в полновластных хозяев тех фондов серебра, которые прежде передавались в Орду. Этот процесс летопись отразила в легенде о прозвище Ивана Калиты. В течение XIV в. идет параллельное образование крупных внутрирусских фондов денежного металла, легших затем в основу чеканки Москвы, Твери, Нижнего Новгорода, Рязани, Новгорода, Пскова и т. д. Образование таких фондов является следствием более общего исторического процесса возвышения в ходе борьбы с татарами русских великих княжеств и городов.
|
|
|
Низвержение татаро‑ монгольского ига позволило русским князьям заступить место золотоордынских ханов, дав им в руки орудие пополнения своих сокровищниц в виде созданной татарами системы выхода.
Нам представляется, что развитие политических институтов Древней Руси в XIV в. – от феодальной пестроты и чересполосицы к возвышению и централизации немногих, но крепких в политическом отношении русских государств, – было одним из условий, необходимых для возобновления собственной русской монетной чеканки. Более того, по‑ видимому, даже в условиях благоприятного ввоза серебра на Русь, но при отсутствии централизации собственная чеканка, начавшись во второй половине XIV в., могла бы просуществовать очень недолго, т. к. нескольких эмиссий было бы достаточно для полного истощения слабо пополняемых фондов.
Мы затронули здесь наиболее общие и принципиальные вопросы истории безмонетного периода, не коснувшись конкретных особенностей возобновления собственной монетной чеканки в разных русских центрах. Хронологическая очередность возобновления чеканки разными русскими княжествами и городами могла диктоваться главным образом соображениями об экономической целесообразности и выгодности введения собственной монеты. В частности, Новгороду, ведшему крупные оптовые торговые операции и обладавшему более солидными запасами серебра, чем Москва, по‑ видимому, выгоднее было не чеканить собственную монету, а перепродавать сырье в виде слитков. Этим может быть объяснено странное, на первый взгляд, обстоятельство – Новгород, по крайней мере, на 50 лет отстал от Москвы с введением собственной чеканки.
«Отказ» от монеты объясняется, таким образом, как состоянием ввоза серебра в Восточную Европу, так и феодальной раздробленностью Древней Руси, достигшей наибольшего развития именно в безмонетный период.
Важнейшей проблемой изучения древнерусского денежного обращения является вопрос о формах розничного обращения в безмонетный период. Как уже говорилось выше, наибольшим распространением пользуется теория обращения в этот период меховых денег. Она опирается на ряд вполне достоверных свидетельств; тем не менее вряд ли можно признавать за «меховыми деньгами» роль всеобщего средства обмена. Нет сомнения, что меховые ценности могли выполнять временные функции денег на пути от производителя к потребителю. Такая их роль наиболее возможна в условиях крупных международных рынков, и не случайно большинство свидетельств об обращении на Руси мехов принадлежит иностранцам и так или иначе связывается с вопросами международного обмена и с русскими центрами последнего.
Однако размеры такого обращения могут быть только очень ограниченными. Употребление пушнины в качестве средства обращения может быть только эпизодическим в силу ее непрочности. Последняя является непреодолимым препятствием к стандартизации оценки шкурок, т. к. и в безмонетный период всеобщим эквивалентом остается серебро. Изнашиваемость товаро‑ денег, таким образом, противоречит основному условию сохранения систем. Соблюдение же стандартизации оценки в сочетании с падением потребительной стоимости товаро‑ денег превращает последние в кредитные знаки, существование которых в условиях простого денежного обращения неизбежно замыкается в рамки частного кредита – иными словами, в очень узкие территориальные и временные рамки обращения.
Необходимым условием для того, чтобы какой‑ либо товар приобрел функции денег, употребимых на более значительных территориях, является его устойчивая однообразная стоимость, а следовательно, и стандартность.
Если для адептов буржуазной теории о чисто промысловом характере экономики Древней Руси представления о меховых ценностях как о всеобщем средстве обращения были вполне закономерным развитием их основных взглядов, то для нас представления о русском ремесленнике, производящем продукт на продажу, а за деньгами бегающем в соседний лес, несовместимы ни с каким здравым смыслом.
Мы знаем целый ряд широко распространенных в Древней Руси предметов, предельная стандартизация которых не могла не определять их устойчивой стоимости. К таким предметам относятся в первую очередь различные бусы. Бусы встречены вместе с монетами неоднократно. Нам известны факты их совместного нахождения с монетами в Новгородском кладе 1953 г., в Стародединском кладе, в Гнездовских кладах 1885 г. [331] и 1909 г. [332], в кладе, найденном в Вендау[333]. М. К. Картером в 1949 г. при раскопках землянки XII–XIII вв. на территории Михайловского Златоверхого монастыря в Киеве вместе с бронзовой чашечкой от весов, четырьмя свинцовыми гирьками, медной византийской монетой, шестиугольным слитком и рядом других предметов было обнаружено 1339 бус (1274 хрустальных и 65 сердоликовых), рассыпанных из корчаги[334]. Принадлежность землянки ремесленнику не может быть доказана, т. к. каких‑ либо отходов производства и ремесленного инвентаря в ней не обнаружено.
Рис. 53
Весьма высокой стандартизацией отличаются и овручские шиферные пряслица, которые бытуют на юге с начала безмонетного периода (вторая половина X в. ) и быстро распространяются на всей территории Руси. Они неоднократно отмечены в вещевых кладах, встречаются и вместе с монетами[335], а в Пскове при раскопках 1954 г. были обнаружены вместе с западноевропейскими монетами в кошельке. Необычайная распространенность пряслиц как количественная, так и территориальная говорит сама за себя.
Следует обратить внимание на детальное совпадение границ области русского домонгольского серебряного обращения и ареала распространения шиферных пряслиц (рис. 53). Оно никак не может быть объяснено предположениями об этнической замкнутости сбыта шиферных пряслиц[336]. Пряслица проникают и за пределы Руси: они обнаружены в Риге и Прикамье. Распространение их точно следует по путям распространения серебра.
Наконец, аналогичную картину дает также и распространение стеклянных браслетов[337]. «Клад» последних был однажды обнаружен на Волыни в с. Збранка[338].
Высказывая предположение о такой побочной роли бус, пряслиц и браслетов, мы не можем подтвердить его какими‑ либо данными о действительной стоимости этих предметов, однако сам принцип их оценки, основанной на стандартизации, наиболее соответствует возможности превращения их в товаро‑ деньги, приемлемые на значительной территории.
|
|
|
