4. Мертвец за рулем. Модели для краш-тестов и страшная, но необходимая наука о том, как противостоять ударам

4. Мертвец за рулем

 

 

Модели для краш-тестов и страшная, но необходимая наука о том, как противостоять ударам

 

Мертвецы редко отличаются каким-либо талантом. Они не могут играть в водное поло, завязывать себе шнурки или активизировать рыночную торговлю. Они не могут шутить или танцевать до упаду. Но есть одна вещь, с которой мертвые справляются превосходно, — они умеют превозмогать боль.

Возьмем, к примеру, UM006. UM006 — это труп, который недавно проделал путь по Детройту от Университета Мичигана до отдела биоинженерии в Университете Уэйна. Его работа, которую он начнет выполнять сегодня в семь часов вечера, заключается в том, чтобы принять на себя боковой удар. Возможно, испытание закончится переломом ключицы или лопатки, но UM006 этого не почувствует, и удар не станет помехой в его каждодневной деятельности. Соглашаясь подвергаться ударам в плечо, UM006 помогает исследователям понять, какую нагрузку может выдержать плечо человека при боковом столкновении автомобилей, а при каком ударе возможны серьезные повреждения.

Уже больше шестидесяти лет мертвые помогают живым определять пределы выносливости человека при переломе черепа, проломе грудной клетки, расплющивании колена и сдавливании кишечника, то есть при всех ужасных последствиях автокатастроф. Знание того, какую нагрузку может вынести человеческий череп, позвоночник или плечевая кость, позволяет производителям автомобилей сконструировать машину, в которой, как они надеются, такая сила удара не будет достигнута.

Вы, наверное, спросите, как спросила и я, почему для таких испытаний не используют манекены. Используют, но для других целей. Манекены позволяют понять, какая сила удара приходится на отдельные части тела, но если неизвестно, какой удар реальное тело может выдержать, эта информация остается бесполезной. Например, сначала нужно узнать, что повреждение мягких тканей происходит при вдавливании грудной клетки на глубину более 7 см. Потом за руль только что сконструированного автомобиля сажают манекен, и если при ударе этот руль войдет в грудную клетку манекена на глубину 10 см, Администрация безопасности дорожного движения будет не очень довольна такой машиной.

Первым вкладом мертвых в разработку систем безопасности автомобилей было создание лобовых стекол, которые, разбиваясь, не повреждали бы лицо водителя. Первые машины марки «Форд» не имели ветрового стекла, вот почему на старых фотографиях вы видите шоферов в защитных очках. Они не пытались подражать авиаторам времен Первой мировой войны, а просто защищали глаза от ветра и мелких насекомых. Первые ветровые стекла были выполнены из обычного оконного стекла; они защищали от ветра, но, к сожалению, при аварии резали лицо водителя. Даже при появлении первых лобовых стекол из ламинированного стекла, которые использовались с 1930-х до середины 1960-х гг., в случае аварии пассажиры на передних сиденьях получали жуткие увечья лица и черепа. Голова ударялась о лобовое стекло, пробивала в нем дыру, а при возвратном движении обдиралась об острые края разбитого стекла.

Закаленное стекло, пришедшее на смену обычному, было достаточно прочным, чтобы голова не могла его пробить, но удар головой о более прочное стекло мог привести к сотрясению мозга. (Чем прочнее материал, тем большую опасность представляет соударение: сравните падение на лед и на газон. ) Врачи знают, что контузия от лобового удара часто сопровождается переломом черепа. Нельзя вызвать контузию у мертвеца, но можно проверить его череп на наличие волосных трещин; именно это и проделали ученые. Исследователи из Университета Уэйна прикладывали труп к модельному автомобильному стеклу и роняли с разной высоты (симулируя разную скорость движения), так чтобы лоб стукнулся о стекло. Многие, наверное, считают, что при проведении краш-тестов труп сажают на переднее сиденье настоящего автомобиля, однако управление автомобилем не относится к числу тех дел, которые мертвые умеют делать хорошо. Обычно труп либо бросают с высоты, либо оставляют сидеть и направляют на него контролируемую сдавливающую силу. Исследования показали, что закаленное стекло, если оно не слишком толстое, не может вызвать удар такой силы, чтобы спровоцировать контузию. Современные лобовые стекла еще более прочные, так что при лобовом ударе в стену при скорости движения 45 км/ч непристегнутый водитель сможет выйти из машины без серьезных повреждений, жалуясь только на ушибы и на свое неумение водить автомобиль.

Несмотря на прочное лобовое стекло и гладкую поверхность приборной панели, повреждение мозга по-прежнему является основной причиной гибели людей в автомобильных катастрофах. Достаточно часто удар головой оказывается не настолько сильным, чтобы вызвать смерть. Причиной повреждения мозга может стать очень быстрая смена направлений движения головы (так называемое поворотное движение). «От прямого удара головой человек погибает только в том случае, если этот удар был чрезвычайно сильным, — рассказывает директор Центра биоинженерии Университета Уэйна Альберт Кинг. — Аналогичным образом, если вы вертите головой, ни обо что не ударяясь, вряд ли вы получите какое-либо повреждение». Впрочем, такое иногда случается при заднем ударе: мозг делает настолько быстрое движение вперед и назад, что силы сдвига заставляют лопаться сосуды на его поверхности. «При обычном столкновении имеют место и прямой удар головой, и поворот, причем оба движения не очень сильные, но в сочетании могут привести к тяжелому повреждению мозга». Особенно часто пассажиры теряют сознание при боковом ударе.

Кинг и его коллеги пытаются разобраться в том, что же именно происходит с мозгом при подобных ударах. В госпитале имени Генри Форда исследователи использовали быструю рентгеновскую видеокамеру [23] для получения изображения головного мозга трупов при моделировании аварийных ситуаций. В результате было обнаружено значительно большее количество вращательных движений головы и «всплесков мозга», как их называет Кинг, чем предполагали ранее. «Мозг выполняет такое движение, как будто описывает восьмерку», — уточняет Кинг. Известно, что подобное повреждение случается у скейтбордистов: при таком перемещении мозга происходит так называемое диффузное аксональное повреждение — потенциально летальное нарушение, связанное с разрушением микротрубочек аксонов головного мозга.

Повреждение грудной клетки также является одной из основных причин гибели людей в автокатастрофах. Надо сказать, что подобные повреждения были причиной смертей еще до изобретения автомобиля. В 1557 г. Везалий описал разрыв аорты у человека, сброшенного лошадью. До появления автомобильных ремней безопасности наиболее опасным при аварии элементом автомобиля был руль. При лобовом столкновении тело продолжает двигаться вперед, и грудная клетка сильно ударяется о руль, причем удар может быть настолько силен, что обод руля обхватывает колонку, как будто зонтик закрывается. «Однажды я видел человека, который на полной скорости въехал в дерево, и буква N с рулевого колеса (это была машина марки Nesh) отпечаталась у него на груди», — вспоминает Дональд Хьюелк, который занимался вопросами безопасности автомобилей и с 1961 по 1970 г. выезжал на места всех аварий со смертельным исходом в районе Университета Мичигана.

Колонка автомобильного руля вплоть до конца 1960-х гг. была достаточно тонкой, иногда не более шести или семи дюймов в диаметре. Как лыжная палка без кольца на конце может погружаться в снег на большую глубину, так и колонка руля без обода может глубоко воткнуться в тело водителя. Неудачная конструкция автомобилей приводила к тому, что верхушка колонки руля частенько была направлена как раз в сердце водителя [24]. При лобовом столкновении человека протыкало в самом неудачном месте. Даже если металл не проникал в грудь, силы удара бывало достаточно, чтобы вызвать смерть. Аорта имеет толстые стенки, но все же легко разрывается. Вот почему после такого удара за две секунды тело теряет до полулитра крови. Если тело движется с достаточной силой, как происходит при тупом ударе о рулевое колесо, даже самый главный сосуд тела не выдерживает напряжения. Если вы продолжаете ездить в старинном автомобиле, не пристегиваясь, попробуйте попадать в аварию во время периода сокращения сердечной мышцы.

Помня обо всем этом, производители автомобилей (в частности, компания «Дженерал Моторс») стали усаживать в модельные автомобили человеческие трупы и изучать последствия лобовых столкновений. Одной из задач было создание такой колонки рулевого колеса, которая бы разрушалась при столкновении, принимая на себя определенную силу удара, чтобы предотвратить повреждение сердца и коронарных сосудов. (С этой же целью автомобили стали конструировать таким образом, что даже при не очень сильном столкновении капот автомобиля превращается в лепешку; идея состоит в том, что чем больше пострадает автомобиль, тем меньше достанется пассажирам. ) Внедрение компанией «Дженерал Моторс» такой складывающейся рулевой колонки в начале 1960-х гг. вдвое сократило число случаев гибели водителей при лобовом столкновении.

И это не все. Человеческие трупы внесли значительный вклад в создание автомобильных ремней безопасности, подушек безопасности (аэрбагов), покрытий приборной доски, а также утопленных рычагов на приборной доске (в 1950-х и 1960-х гг. результаты вскрытия погибших водителей неоднократно демонстрировали наличие в их головах кнопок включения радиоприемников). Это была нелегкая работа. В бесчисленных исследованиях роли ремней безопасности (производители автомобилей, стремившиеся снизить производственные затраты, много лет пытались доказать, что ремни приносят больше вреда, чем пользы, и поэтому их наличие в автомобиле не должно быть обязательным) тела пристегивали, подвергали ударам, а затем исследовали повреждения внутренностей. Чтобы установить предельную силу удара, которую может вынести человеческое лицо, трупы усаживали таким образом, чтобы подставить под удар скуловые кости. Ноги трупов сминались под ударами модельных бамперов, а руки дробились о приборные доски автомобилей.

Да, это была неприятная, но очень нужная работа. Благодаря изменениям, произведенным в результате исследований с помощью трупов, мы сегодня имеем возможность выжить при лобовом ударе о стену на скорости 100 км/ч. В своей статье «Полезные результаты исследований с использованием трупов для предотвращения увечий человека» в Journal of Trauma за 1995 г. Альберт Кинг указывал, что внедрение систем безопасности, разработанных с использованием трупов, начиная с 1987 г., ежегодно спасает примерно 8500 человеческих жизней. Каждый труп, участвовавший в испытании трехточечных ремней безопасности, ежегодно спасает жизнь 61 человека. Каждый труп, испытывавший аэрбаг, ежегодно спасает жизнь 147 человек в автомобильных авариях, которые без этих приспособлений оказались бы смертельными. Каждый труп, голова которого была разбита о лобовое стекло, ежегодно сохраняет жизнь 68 человек.

К сожалению, Кинг не представил подобных данных в 1978 г., когда председатель Комиссии по надзору и расследованиям Джон Мосс объявил слушания по вопросу использования человеческих трупов в краш-тестах. Мосс заявил, что лично ему крайне неприятна подобная практика. Он сказал, что в американской комиссии по безопасности дорожного движения (NHTSA) считают необходимым проводить подобные тесты. Но лично он полагал, что существует иной способ решения проблемы. Он требовал доказать, что мертвые в краш-тестах ведут себя точно так же, как живые люди при авариях, что, как отвечали рассерженные исследователи, доказать невозможно, если только не подвергать живых людей воздействию тех же самых убийственных сил, которым подвергали трупы.

Забавно, но уполномоченный Мосс не был излишне чувствительным человеком; до службы в полиции он некоторое время проработал в похоронном бюро. Не был он и отъявленным консерватором. Он был демократом, реформатором, боровшимся за безопасность. Как говорил Кинг, выступавший на слушаниях в качестве свидетеля, Мосса взволновало следующее: он готовил закон о необходимости установки на автомобилях аэрбагов и был взбешен результатами испытаний на трупах, показавших, что аэрбаг может вызывать больше повреждений, чем ремень безопасности. Действительно, аэрбаги иногда могут вызвать повреждения, даже убить, особенно если пассажир наклонился вперед или находится в другом «неподходящем положении». Однако, по мнению Мосса, тело, участвовавшее в испытаниях аэрбага, было старым или слишком хрупким. Мосс победил: было принято решение о прекращении использования трупов для создания систем безопасности в автомобилях.

В конечном итоге при поддержке Академии наук, Центра по биоэтике в Джорджтауне и Национальной католической конференции руководитель анатомического отдела известного медицинского факультета подтвердил, что «в подобных экспериментах, по-видимому, к телам выказывается не меньшее уважение [чем при препарировании в анатомической лаборатории] и наносится меньший ущерб», а в присутствии представителей таких религиозных направлений, как квакеры, индуисты и иудеи-реформаторы, комитет указал, что сам Мосс был в несколько «неподходящем положении». Не существует лучшей модели живого человека для имитации аварии автомобиля, чем мертвый человек.

Бог свидетель, предпринимались попытки найти альтернативное решение. В начале развития исследований в области безопасности автомобилей ученые проводили эксперименты на самих себе. Предшественник Альберта Кинга в Центре биоинженерии Лоуренс Патрик добровольно участвовал в краш-тестах на протяжении многих лет. Он усаживался в модельный автомобиль около четырехсот раз и получал удары в грудь десятикилограммовым металлическим маятником. Он многократно бился коленом о металлическую болванку, снабженную датчиком нагрузки. Один из студентов Патрика также был невероятно отважным. В статье Патрика, опубликованной в 1965 г., были представлены результаты испытаний, проведенных его студентами, в которых они получали удары по коленям силой около пятисот килограмм-сил [25]. Пороговое значение составило около 700 кгс. В статье «Повреждения лица: причины и предотвращение», вышедшей в 1963 г., была представлена фотография молодого человека, который, как казалось, просто спокойно отдыхает с закрытыми глазами. При более внимательном рассмотрении оказывалось, что о спокойствии речь не идет вовсе. В качестве подголовника человек использовал книгу «Увечья головы» (это неудобно, но, возможно, все же лучше использовать ее таким образом, чем читать). Прямо напротив щеки мужчины располагается ужасный железный штырь, в подписи к фотографии названный «источником гравитационного удара». В тексте сообщается, что «доброволец ждет несколько дней, чтобы отек спал, а затем продолжает испытания до достижения того предела, который он в состоянии вынести». Тут-то и возникает проблема. Результаты испытаний, в которых не происходит телесных повреждений, практически не имеют никакой ценности. Тут нужен кто-то, кто не испытывает боли. То есть мертвец.

Мосс задал вопрос, почему в подобных испытаниях нельзя использовать животных. Но, на самом деле, животные в краш-тестах использовались. Введение к материалам Восьмой конференции по краш-тестам и полевым испытаниям напоминает воспоминания ребенка о походе в цирк: «Мы видим шимпанзе, сидящих в реактивных санях, медведя на катапульте. Мы видим привязанную к катапульте свинью, находящуюся под наркозом, которая врезалась в рулевое колесо…»

Свиней использовали для подобных тестов особенно часто по той причине, что «устройство их внутренних органов напоминает устройство внутренних органов человека», как заявил один из организаторов теста, а также по той причине, что их можно усадить на сиденье в позе, которая достаточно точно соответствует позе человека в автомобиле. Кроме того, насколько я могу судить, сидящая в машине свинья также напоминает некоторых сидящих в машине людей по интеллекту и манере поведения, за исключением того, что свинья не умеет пользоваться прикуривателем и включать радио. В последние годы животных стали использовать в краш-тестах только в тех случаях, когда необходимо было иметь функционирующие органы, которых у мертвецов нет. Например, бабуинов подвергали сильным боковым ударам с поворотом головы, чтобы понять, почему при боковых столкновениях пассажиры так часто теряют сознание. Живых собак использовали для изучения разрыва аорты; по непонятным причинам в таком эксперименте сложно вызвать разрыв аорты у трупа. Надо сказать, что подобные исследования активно критиковались защитниками прав животных.

На настоящий момент животные используются только в одном типе исследований подобного рода, хотя человеческий труп лучше подошел бы для решения такой задачи. Речь идет о детях. Ни один ребенок не завещает своих останков науке, и ни один исследователь не попросит у убитых горем родителей тело их ребенка для подобных экспериментов, несмотря на острую необходимость изучения повреждений детей при авариях, в том числе повреждений, наносимых аэрбагом. «Это действительно серьезная проблема, — говорит Альберт Кинг. — Мы пытаемся использовать для подобных тестов бабуинов, но это плохая аппроксимация. И череп у ребенка не до конца сформирован, а продолжает изменяться по мере роста». В 1993 г. исследовательская группа на медицинском факультете Университета Гейдельберга имела смелость, чтобы предпринять серию испытаний на детских трупах, но сделала это без согласия властей. Появились отклики в прессе, подключилось духовенство, и работа прекратилась.

За исключением данных в отношении детей, пределы выносливости жизненно важных человеческих органов при тупых ударах давным-давно установлены, так что современные исследования с помощью трупов направлены на изучение влияния ударов на удаленные участки тела, такие как лодыжки, колени, стопы, плечи. «Раньше, — говорит Кинг, — попавшие в серьезную автокатастрофу люди прямиком направлялись в морг». Никто не интересовался перебитыми лодыжками покойника. «Теперь в таких катастрофах люди выживают благодаря аэрбагам, и нам приходится задумываться о подобных вещах. Люди выживают, но остаются с перебитыми лодыжками или коленями и никогда не смогут нормально передвигаться. Сегодня это основной тип повреждений при автокатастрофах».

Сегодня вечером в исследовательской лаборатории Университета Уэйна труп помогает изучать влияние ударов на состояние человеческого плеча, и Кинг любезно приглашает меня принять участие в испытаниях. Точнее говоря, это не он меня приглашает. Я спрашиваю, можно ли мне присутствовать, и он мне не отказывает. Вообще, учитывая, какого рода зрелище мне предстоит, а также то, что Альберт Кинг читал мои статьи и знает, что они отличаются от статей, скажем, в «Международном журнале по безопасности автомобильных столкновений», нужно сказать, что он чрезвычайно любезен.

В Университете Уэйна изучением последствий ударов занимаются начиная с 1939 г., то есть значительно дольше, чем в любом другом университете. На стене над входом в Центр по биоинженерии висит плакат: «Поздравляем с 50-летием движения „Вперед с ударом“! » На дворе 2001 г., значит, вот уже двенадцать лет никто не удосужился снять плакат, что, впрочем, вполне характерно для инженеров.

Кинг собирается ехать в аэропорт и поэтому перепоручает меня профессору Джону Каваногу, который будет руководить сегодняшними испытаниями. Каваног одновременно похож на инженера и на молодого Джона Войта [26], если это только возможно. У него лицо сотрудника лаборатории — бледное и невыразительное — и аккуратно причесанные темные волосы. Когда он говорит или следит за чем-то взглядом, у него приподнимаются брови и морщится лоб, что придает его лицу практически перманентное выражение некоторой обеспокоенности. Каваног ведет меня вниз по лестнице в лабораторию. Это типичная по-старому оснащенная университетская лаборатория, все убранство которой сводится к напечатанным на листке правилам техники безопасности. Каваног знакомит меня с Мэттом Мейсоном, который ассистирует сегодня на испытаниях, и Деборой Март, которая пишет диссертацию об ударах, а затем поднимается по лестнице и исчезает из виду.

Я оглядываю комнату, приготовленную для UM006, как в детстве оглядывала подвал дома, опасаясь, как бы оттуда не появился кто-то ужасный и не схватил меня за ноги. Но его еще здесь нет. На сиденье расположился манекен. Верхняя часть туловища склонилась к нижней, голова на коленях, как будто он в отчаянии. У него нет рук, возможно, это и есть причина его горя.

Мэтт соединяет высокоскоростные видеокамеры с парой компьютеров и с линейным импактором. Импактор — это внушительного размера поршень, запускаемый сжатым воздухом и вмонтированный в стальную основу размером с небольшую лошадь. Из коридора доносится шум колес. «Вот и он», — сообщает Дебора. UM006 лежит на каталке, которую везет мускулистый человек с седыми волосами и лохматыми бровями, одетый, как и Дебора, в хирургический халат.

«Меня зовут Рухан, — сообщает мужчина с густыми бровями, — я отвечаю за трупы». Он протягивает руку в перчатке. Я машу рукой, показывая ему, что на мне перчаток нет. Рухан приехал из Турции, где работал врачом. Для бывшего доктора, теперешняя работа которого заключается в одевании и раздевании трупов, он настроен удивительно оптимистично. Я спрашиваю его, трудно ли одевать мертвого, и как он это делает. Рухан рассказывает, а потом добавляет: «Вы были когда-нибудь в доме для престарелых? Это примерно то же самое».

Сегодня вечером UM006 одет в трико синего цвета и такого же цвета леггинсы. Под леггинсами на нем надет подгузник на случай протечки. Горловина трико глубоко вырезана, как у танцора. Рухан подтверждает, что трико куплено в магазине балетных принадлежностей. «Если бы они узнали, им бы это не понравилось! » Чтобы обеспечить анонимность, на лицо трупа накинут белый хлопчатобумажный капюшон. Он похож на человека, который решил ограбить банк, но вместо чулка натянул на голову белый спортивный носок.

Мэтт оставляет свой лэптоп и помогает Рухану опустить труп на сиденье автомобиля, установленное на столе позади импактора. Рухан прав. Работа — как в доме для престарелых: одеть, усадить, пристроить.

Различие между очень старым и больным человеком и мертвецом не слишком велико, граница едва заметна. Чем больше времени вы проводите со стариками-инвалидами (я видела в таком состоянии обоих моих родителей), тем в большей степени вы воспринимаете глубокую старость как постепенный переход к смерти. Старый и умирающий спят все больше и больше, пока однажды не засыпают навсегда. Старики часто становятся малоподвижными, а в какой-то момент уже могут только лежать или сидеть в том положении, в котором их оставят. Они имеют столько же общего с UM006, как со мной и с вами.

Возможно, с мертвым человеком иметь дело даже проще, чем с умирающим. У него ничего не болит, он не боится смерти. Отсутствует неловкое молчание или разговоры на одну и ту же очевидную тему. Мертвецы совсем не ужасны. Полчаса, проведенные мною рядом с моей мертвой матерью, были намного легче тех многих часов, которые я провела с ней, когда она умирала и испытывала боль. Я не хочу сказать, что желала ей смерти. Я просто хочу сказать, что с мертвой с ней было легче. Трупы, когда к ним привыкаешь (а привыкаешь к ним достаточно быстро), удивительно просты в обращении.

Что хорошо, поскольку в этот самый момент здесь только труп и я. Мэтт в соседней комнате, а Дебора вышла куда-то. UM006 был крупным мужчиной, и он все еще такой. Его леггинсы слегка испачканы. Трико охватывает грузное тело. Стареющий супергерой, которого не беспокоит чистота его костюма. Руки спрятаны в рукавицы из такого же полотна, как голова. Возможно, это было сделано для того, чтобы его нельзя было узнать, как это делают с трупами в анатомических лабораториях, но на меня это производит совсем иное впечатление. В таком виде он кажется очень ранимым и напоминает младенца.

Прошло десять минут. Находиться в комнате с трупом — все равно, что находиться в одиночестве. Трупы, как случайные попутчики в метро или в зале ожидания в аэропорте, — они здесь, но их как бы нет. Ваш взгляд постоянно возвращается к их лицам, поскольку больше разглядывать нечего, и потом вам становится неудобно из-за того, что вы бесконечно пялитесь на кого-то.

Дебора возвращается. Она проверяет датчики ускорения, которые старательно прикрепила на теле трупа: на лопатке, ключице, позвоночнике, грудине и голове. Измеряя ускорение тела при ударе, можно определить силу удара. После теста Дебора проведет вскрытие плеча и зарегистрирует повреждения при данной силе удара. После этого она сможет установить пороговое значение силы удара, при которой происходит повреждение. Данную информацию можно использовать для создания инструментария и манекена с целью изучения боковых ударов.

Боковой удар — это удар автомобилей под углом 90°, бампером в дверь, который часто происходит на перекрестках, если одна из машин не остановилась при запрещающем сигнале светофора. Ремень безопасности, перекидывающийся через пояс и плечо, а также аэрбаг предохраняют от толчка вперед при лобовом столкновении. Но они не могут защитить от удара при боковом столкновении. Еще одно обстоятельство, действующее против вас при таком ударе, состоит в том, что он приходится непосредственно на вас: сбоку нет мотора, или багажника, или заднего сиденья, чтобы амортизировать удар [27]. Всего несколько сантиметров пространства внутри металлической двери. Это еще одна причина, почему в машинах так долго не могли начать устанавливать аэрбаги бокового действия. Поскольку с этой стороны нет сжимаемого капота, сенсоры должны воспринять удар мгновенно, но сенсоры старого поколения с такой задачей не справлялись.

Дебора знает о боковых ударах все, поскольку она является конструктором на фирме «Форд», и именно она в 1998 г. ввела в модель «Форда» боковой аэрбаг. Она не похожа на инженера. Кожа у нее, как у девушки с обложки журнала, лучистая улыбка, белые зубы и густые блестящие темные волосы, забранные сзади в хвост. Если бы у Джулии Роберте и Сандры Баллок был общий ребенок, он был бы похож на Дебору Март.

Труп, работавший до UM006, подвергся удару со скоростью около 25 км/ч (что в реальной ситуации соответствует удару автомобиля, движущегося со скоростью 45—50 км/ч, в боковую дверь другого автомобиля, рядом с которой сидит пассажир). В результате удара были сломаны ключица, лопатка и пять ребер. Ребра имеют более важную функцию, чем можно было бы подумать. Когда вы дышите, вам нужна не только сама диафрагма, чтобы наполнить воздухом легкие, но и прикрепленные к ребрам мышцы и сами ребра. Если у вас переломаны все ребра, грудная клетка не может помочь заполнять легкие воздухом, и дыхание чрезвычайно затрудняется. Такое повреждение называют «болтающейся» грудной клеткой, и человек в этом состоянии может умереть.

Возможность перелома всех ребер — еще один фактор, который делает боковые удары особенно опасными. Ребра легче переломить именно подобным образом. Грудная клетка устроена таким образом, чтобы сжиматься во фронтальном направлении — от грудины к позвоночнику, и именно такое движение происходит, когда мы дышим. Опять же, она сокращается в определенных пределах. Сдавите грудную клетку слишком сильно, и, выражаясь словами Доналда Хьюелка, «вы разделите сердце на две половины, как грушу». Но грудная клетка совсем не приспособлена для того, чтобы препятствовать боковому давлению. Сильный удар сбоку — и ребра начинают трескаться.

Мэтт все еще занят установкой оборудования, а Дебора своими датчиками. Обычно датчики ускорения ввинчивают на необходимые позиции, но если ввинтить их в кость, она треснет и будет легче разламываться при ударе. Поэтому Дебора прочно прикручивает их с помощью проволоки, а затем подкладывает под нее тонкие деревянные клинья, чтобы закрепить еще надежнее. Когда работает, она кладет кусачки для резки проволоки в руку трупа, как будто это рука хирургической сестры. Это еще одна возможность для него оказаться полезным.

Включено радио, мы трое разговариваем между собой, так что создается ощущение домашнего вечера. Я ловлю себя на мысли, что хорошо, что у UM006 есть компания. Наверное, очень одиноко быть просто телом. Здесь, в лаборатории, он часть чего-то, часть группы, центр всеобщего внимания. Конечно, это глупые мысли, поскольку UM006 — всего лишь масса тканей и костей, которая ощущает одиночество не больше, чем прикосновение пальцев Деборы, ощупывающей его тело вокруг лопатки. Но в этот момент я так чувствую.

Сейчас уже девять часов. От UM006 начинает не сильно, но отчетливо исходить запах мясного магазина в жаркий день. «Как долго, — спрашиваю я, — он может находиться при комнатной температуре, пока не начнет… — Дебора ждет, что я закончу свой вопрос. — …изменяться». Она отвечает, что, возможно, полдня. Она выглядит несколько озабоченной. Узлы недостаточно прочные, и суперклей уже не клеит. Кажется, ночь будет долгой.

Джон Каваног звонит сверху, чтобы сообщить, что нам привезли пиццу. Мы трое — Дебора, Мэтт и я — оставляем мертвого мужчину одного. Это выглядит не слишком вежливо.

Поднимаясь по лестнице, я спрашиваю Дебору, почему она выбрала именно такой способ зарабатывать себе на жизнь. «О, я всегда хотела проводить исследования на трупах», — отвечает она с таким видом, с каким люди говорят, что всю жизнь мечтали стать археологами или жить у моря.

«Джон так психовал! Никто не хотел работать с трупами». В своем офисе она достает из ящика стола флакон духов «Хэппи». «Так я пахну чем-то еще», — объясняет она. Дебора пообещала мне дать прочесть несколько статей, и, пока она их разыскивает, я смотрю на стопку фотографий на ее столе. И вдруг, очень быстро, я перестаю смотреть. На фотографиях крупным планом запечатлены результаты вскрытия плеча предыдущего трупа: мясного цвета рассеченная кожа. Мэтт смотрит на фотографии: «Разве это не снимки из отпуска, а, Деб? »

В половине двенадцатого остается только усадить UM006 в положение водителя автомобиля. Он оседает и склоняется набок, вроде парня в соседнем с вами кресле в самолете, который заснул и наклонился к вашему плечу.

Джон Каваног берет труп за лодыжки и толкает назад, пытаясь ровно усадить в кресле. Но, когда он делает шаг назад, труп опять сползает. Джон подталкивает его вновь. В этот раз он удерживает его, пока Мэтт обвязывает колени UM006 и всю окружность сиденья клейкой лентой.

«Положение головы неправильное, — говорит Джон. — Голова должна быть направлена ровно вперед». Опять клейкая лента. По радио исполняют романс «Вот что мне нравится в тебе».

«Он опять осел».

«Попробуем лебедку? » Дебора продевает под руки трупа ремень и нажимает кнопку, которая запускает лебедку, подвешенную к потолку. Труп вздрагивает и медленно повисает на ней, как комики из Borscht Belt [28]. Он слегка приподнимается на сиденье, а затем медленно опускается назад, принимая нужное положение. «Хорошо. Отлично», — говорит Джон.

Все отходят назад. Чувство юмора у UM006 сейчас, как у клоуна на арене. Он ждет удара, потом второго удара, потом упадет. Приходится смеяться из-за абсурдности сцены и накопившейся усталости. Дебора закладывает за спину трупа несколько кусков пенопласта, что кажется частью трюка.

Мэтт в последний раз проверяет готовность оборудования. Радио — я не сочиняю — исполняет «Попади в меня самым метким выстрелом». Проходит еще пять минут. Мэтт запускает поршень. Раздается громкий звук, хотя сам удар происходит беззвучно. UM006 падает. Не как злодей в голливудском фильме, а скорее, как перекошенный мешок с бельем. Он падает на пенопластовую прокладку, которая была предусмотрена для этой цели. Джон и Дебора подходят, чтобы его осмотреть. Вот так. Никакого визга тормозов и скрежета металла, и поэтому кажется, что удар не может причинить вреда или беспокойства. Контролируемый и запланированный удар уже не трагедия, теперь это наука в чистом виде.

Родственники UM006 ничего не знают о том, что происходит с ним сегодня вечером. Они знают только, что он завещал свое тело для образовательных или исследовательских целей. Родственникам не сообщают по нескольким причинам. В тот момент, когда сам человек или его семья решают передать тело для научных исследований, никто не знает, как это тело будет использовано и даже в каком университете. Тело отправляют в морг того университета, которому оно было завещано, но может быть перевезено с одного медицинского факультета на другой, как в случае UM006.

Семья может узнать о судьбе тела близкого человека от самих исследователей после того, как оформляются документы о поступлении тела (или частей тела), но до начала экспериментов. Теперь, после проведения слушаний в Палате представителей, такая практика существует.

Исследователи, занимающиеся безопасностью движения и получившие финансовую поддержку от NHTSA, но не указавшие четко, что в их исследованиях могут использоваться пожертвованные тела, обязаны до проведения экспериментов войти в контакт с семьей покойного. По словам руководителя Биомеханического исследовательского центра NHTSA Рольфа Эппингера, семьи редко высказывают протест.

Я беседовала с Майком Уолшем, который работал с одним из основных подрядчиков NHTSA — с корпорацией Calspain. Уолш лично приглашал членов семьей покойных для встречи, как только тела прибывали в лабораторию, то есть через день или два после смерти, поскольку не подвергшиеся бальзамированию тела сохраняются недолго. Уолш был руководителем проекта и, кажется, мог бы поручать такую не очень приятную работу кому-то еще. Но он предпочитал встречаться с родственниками покойных лично. Он подробно сообщал им, как и зачем будет использоваться тело близкого им человека. «Им объясняли суть всей программы. В некоторых случаях это было изучение последствий удара в модельной системе, в других — последствий аварий с участием пешехода [29], в третьих — изучение последствий аварий в полноразмерных автомобилях для краш-тестов». Безусловно, у Уолша был талант. Из сорока двух семей, с которыми он беседовал, только две воспротивились использованию тел, причем не из-за специфического характера исследований, а потому что ранее они предполагали, что тело будет отдано для пересадки органов.

Я спросила Уолша о том, выражали ли родственники желание ознакомиться с результатами исследований после их публикации. Он ответил, что нет. «У нас создалось впечатление, что мы сообщали людям даже больше информации, чем они хотели получить».

Чтобы избежать возможной негативной реакции семей усопших и общественности, исследователи и преподаватели анатомии в Великобритании используют отдельные части тел или патологоанатомических образцов (то есть забальзамированных фрагментов тел) вместо целых трупов. Тут приходится учитывать влияние английских анти-вивисекционистов (они же защитники прав животных), которые так же активны, как американские, однако выступают по значительно более широкому кругу вопросов, часто, на мой взгляд, довольно бессмысленных. Приведу пример: в 1916 г. группа защитников прав животных подала петицию против действия Британской ассоциации предпринимателей в защиту лошадей, запряженных в катафалки, с требованием запретить украшать головы лошадей перьями.

Британские исследователи знают то, что мясники знали всегда: если вы хотите, чтобы людей не беспокоила судьба мертвых тел, нужно использовать их по частям. Коровья туша производит неприятное впечатление, а грудинка вполне подходит для ужина. У человеческой ноги нет лица, глаз или рук, которые когда-то держали ребенка или давали пощечину любовнику. Ногу трудно ассоциировать с живым человеком, которому она принадлежала. Анонимность частей тел облегчает обезличение, необходимое при работе с трупами: перед вами уже не личность, перед вами человеческая ткань. Она не может переживать, и никто не переживает за нее. Вы можете производить с ней такие манипуляции, которые было бы м

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: