 |
Можно выделить несколько интенций, характерных для конфликтных ситуаций политического дискурса:
|
|
|
|
а) обнаружение противостояния;
б) обнаружение своей способности оценить и предвидеть;
в) разоблачение противника;
г) обвинение его.
Если под интенциями понимать свойство речи, которое можно рассматривать как «направленность на», то следует выделить два подхода: абсолютистский и прагматический; следовательно, насилие, по сути дела, прямо отождествляется с одним из способов, обеспечивающих господство, власть человека над другим, то есть узурпация свободной воли, принуждение, которое осуществляется вопреки воле того, против кого оно направлено.
В таком контексте уместно рассматривать инвективу (в широком смысле) как речевую функцию нанесения оскорбления, как любое резкое выступление, выпад против оппонента. Такой функцией обладают, прежде всего, инвективы в узком смысле как синонимы сквернословия, вербальное нарушение этического табу, осуществленное некодифицированными, преимущественно абсцессными средствами. К данному разряду можно отнести инсинуацию – злостный вымысел, имеющий целью опорочить кого-либо, клевета; диффамацию – публичное распространение мнимых или действительных сведений, дискредитирующих кого-либо, подрывающих доверие, умаляющих авторитет (например, в областной прессе – «Юревич “откосил” от армии», а со стороны оппонентов областной власти «ответный ход» – «дело о «мерседесах» или обсуждение здоровья губернатора). С помощью инсинуаций человек старается подорвать доверие к своему противнику, а следовательно, и к его доводам. В СМИ широко используется такой приём борьбы, как «забрасывание грязью» – употребление вульгарной терминологии, грубых эпитетов и оскорбительных ярлыков. Для большей убедительности используется дополнительная визуализация информации (карикатура). Другой распространённый приём, нацеленный на публичное марание оппонента, – принцип «запятнания». Для того, чтобы он стал результативным, достаточно «соединить» человека с любым совершенно надуманным обстоятельством, но обязательно с таким, которое в массовом сознании традиционно квалифицируется как осуждаемое, негативное, наказуемое. Дальше включается механизм общественной самозащиты, протекание процесса переходит в режим автоподдержания. Ещё одна подобная уловка – принцип «пакости». Идея приёма очень проста: замарать, и пусть потом они отмоются! Главное: найти грязь «поприлипательнее».
|
|
|
Конструирование и внедрение иллюзорного «врага», по мнению О.О. Савельевой, – основа манипулирования. Оценки нередко заменяют в прессе логическую аргументацию, точнее, будучи рассчитанными на эмоциональное восприятие читателями, сами приобретают характер аргументов (или псевдоаргументов). Известной уловкой, позволяющей побеждать противника в споре, является «двойная мораль» (С.И. Поварнин называет это «двойной бухгалтерией»), когда одни и те же поступки «своих» и «чужих» меряются разными мерками. Для этого и используются разные виды инвектив. Фантом врага создаётся и с помощью оценочных ярлыков, которые прочно приклеиваются к политическим деятелям, формируя вполне однозначный образ. Например, яркие характеристики партий и группировок («дерьмократы», «коммуняки») или прозвища, придуманные политиками друг другу, становятся известными из газет: «Папаша Зю» (он же крокодил Гена) -о Зюганове, «Сын Юриста» (он же «Жирик»), «Рыжик», «Степашка», «Примус», «Кепка» и другие. В своей книге «Последний вагон на Север» (часть 2) В.В. Жириновский намеренно называет своих противников так: «персонажи с воровскими кличками “Шахрай”, “Чубайс”, “Бурбулис”...», показывая тем самым, что они не нуждаются в прозвищах, т.к. имеют «говорящие фамилии», Немцова и Явлинского он называет «сиамскими близнецами». Устойчивые, известные всем ассоциации, связанные с приведёнными словами, формируют едко ироническое отношение к обозначаемым ими лицам. По сути, это и есть инвективы в адрес своих идейных противников, призванные принизить их, создать им нелицеприятные маски.
|
|
|
Если учитывать факторы структурирования языка, то можно увидеть, что использование инвектив характерно для мужской речи, которой свойственна насыщенность терминологией, большая степень «профессионализма», лексической экспрессии и стилистическая сниженность. Использование слов с эмоционально-оценочной окраской не соответствует стилистической тональности контекста и этическим нормам. В ходе дискуссии нередко прибегают к целому арсеналу сниженных, грубых, бранных оценочных средств, называя друг друга хитрыми тварями, лохудрами, сукиными сынами, склочниками, коррупционерами, паразитами и т.д. Сохраняется тяга и к ярлыковым оценкам иронического характера «мэр [Тарасов] – ликвидатор общественных туалетов», «негодяи-забавники политической элиты», «Егор [Гайдар] – буржуин», «патологически честный мэр». Особенно характерны оценки, основанные на социально-исторических,литературных и фольклорных аллюзиях: «горе-хозяину сколько ни плати — всё как в бездонную бочку» (Глагол. 2000. 20 дек.); «Гладко было на бумаге, да нарвались на овраги» (Возрождение Урала. 2000. № 32]; «Трудом праведным не построишь палат каменных» (Там же); «Он [Путин] и рад бы в рай, да грехи не пускают» (АиФ). В речи журналистов могут быть использованы и оценки, как правило, имеющие едкий ироничный характер за счёт использования сниженных, стилистически окрашенных единиц: «крутой миасский горсовет», «будет корячиться» и т.д. Грубейшим нарушением этических норм являются также прямые оскорбления, обращённые к конкретным лицам: «Доренко-мужлан», «Бурбулис, Шахрай, Козырев – идиоты», «Юшенков – полусумасшедший», «Явлинский – львовский чудила, лохудра». Таким образом, важнейшей функцией инвективной лексики является её использование в качестве орудия политической борьбы. Из этой общей функции вытекают такие частные разновидности, как обвинение, дискредитация, унижение, деморализация оппонента.
|
|
|
Исходя из этого можно определить, что инвектива бывает двух видов:
1) непроизвольная, неконтролируемая эмоциональная реакция;
2) сознательное намерение унизить противника с целью продемонстрировать своё доминирующее положение. Существуют следующие виды инвектив: бранные инвективы, инвективные ярлыки, вердикты, средства диффамации, ироничные инвективы, устойчивые выражения, метафоричные инвективы.
В современной публицистике (особенно политической) отчётливо проявляется тенденция к оскорбительным выражениям в отношении оппонентов, что, по сути, является нарушением этических норм, правил приличия. Само понятие «оппонент», обязательное в рамках цивилизованной дискуссии, часто приравнивается к аналогу «враг», поэтому словесные баталии нередко приобретают яростный, агрессивный характер. Поэтому часто чёткие аргументы,спокойное обсуждение заменяются перебранкой с активным использованием инвектив, взаимными упрёками, оскорблениями, резкими безапелляционными оценками. Представляется, что конкретные факты, чёткая доказательность порочности деятельности, поведения оппонентов в сочетании со сдержанностью в эмоциях и оценках могут принести гораздо больше пользы для дела и избавить современное журналистское пространство от нечестных и агрессивных приёмов ведения дискуссии.
БИЛЕТ 12.
СЛОВА-«АМЁБЫ» И СЛОВА-«КЕНТАВРЫ». ИХ РОЛЬ В СОЗДАНИИ МАССМЕДИЙНОГО СТИЛЯ (НА ПРИМЕРЕ «ИННОВАЦИЯ», «МОДЕРНИЗАЦИЯ» И ДР.)
Слова-кентавры могут образовываться путем осознанного смешения существительных одушевленных и неодушевленных ("Станиславский ввел в практику слово-кентавр "человеко-роль", подчеркивая двойственную природу актерских созданий" (Ольга Егошина. В зоне турбулентности // Экран и сцена, № 4(666), февраль 2003 года)); имен собственных и нарицательных ("Если финноугорский этнотопоним ПЕРМЬ <…> привить к египетской ПИРАМИДЕ получится слово-кентавр: ПЕРАМИДА"; сложения корней, происхождение которых связано с разными языками ("фитонциды (слово-кентавр, образованное из греческого phyton - "растение" - и латинского caedo - "убиваю"); наложения (аппликации) морфем, принадлежащих разным частям речи, и слогов, принадлежащих различным словам ("на грани словесного фола (или фантастики) Александр проектирует свои конструкции, цементирующим раствором для которых становятся неожиданные образы-метафоры, неологизмы или слова-кентавры: "Донкихочется мне сквозь лазурные выси степей...", "Сентябряцая и колокольча", "Фонтанго"" (о стихотворном сборнике Александра Кабанова "Айловьюга"); "Ностальящее - слово-кентавр, составленное из двух: ностальгия и настоящее (о книге Натальи Ивановой "Ностальящее"; "Язык слов-неологизмов, слов-кентавров, где слова, соединяясь по типу муфты, образовывают новые слова и муфтосмыслы. В результате бесконечно облагораживается и семантика, и колористика языка.<…> Русская поговорка "долг платежом красен" на муфтолингве звучит так: Задолжадность возвращедростью красна. Горькое воспоминание: Вчерашпиль мне царапает глазавтра. Или вот: Не всякой заглядевушке дано стать головокруженщиной" (о языке "муфтолингва", изобретенном В. Мельниковым); сочетания графем латинского и кириллического алфавитов (VIP-мероприятие, PR-технологии, SMSка, web-документ, WWW-страница, CD-диск, DOS-овский).
|
|
|
Ныне результаты такого отнюдь не только поэтического, но и вполне массового словесного творчества - странные, задевающие взгляд и слух своей нарочитой неправильностью лексические новообразования, неологизмы, в которых парадоксальным, оксюморонным образом соединяются абсолютно, казалось бы, не сочетающиеся элементы, - получили метафорическое именование "слова-кентавры" (от давно известного русскому языку названия одного из персонажей древнегреческой мифологии, получеловека-полулошади).
Широкое употребление подобных парадоксальных новообразований - яркая примета современной эпохи, результат не только языковой игры, но и нового отношения к графической, визуальной стороне текста. В процессе "соединения несоединимого" обогащается семантический потенциал слова.
Слова-кентавры могут образовываться путем осознанного смешения существительных одушевленных и неодушевленных; имен собственных и нарицательных; наложения (аппликации) морфем, принадлежащих разным частям речи, и слогов, принадлежащих различным словам.
Слова-амебы
СЛОВА, ПОТЕРЯВШИЕ ДЕНОТАТ! Т.Е. ЗА СЛОВОМ НЕТ ПРЕДМЕТА, КОНКРЕТИКИ
|
|
|
Из науки в идеологию, а затем и в обыденный язык пеpешли в огpомном количестве слова-«амебы», пpозpачные, не связанные с тканью жизни. Это слова, как бы не имеющие корней, не связанные с вещами (миром). Они пожирают старые слова.
Важный признак этих слов-амеб - их кажущаяся «научность». Скажешь коммуникация вместо старого слова общение или эмбарго вместо блокада - и твои банальные мысли вроде бы подкрепляются авторитетом науки. В «приличном обществе» человек обязан их использовать. Это заполнение языка словами-амебами было одной из фоpм колонизации - собственных наpодов буpжуазным обществом. Отрыв слова (имени) от вещи и скрытого в вещи смысла был важным шагом в разрушении всего упорядоченного Космоса, в котором жил и прочно стоял на ногах человек. Начав говорить «словами без корня», человек стал жить Начав говорить «словами без корня», человек стал жить в разделенном мире, и в мире слов ему стало не на что опереться. Создание этих слов стало способом разрушения национальных языков и средством атомизации общества. Недаром наш языковед и собиратель сказок А.Н.Афанасьев подчеркивал значение корня в слове: «Забвение корня в сознании народном отнимает у образовавшихся от него слов их естественную основу, лишает их почвы, а без этого память уже бессильна удержать все обилие словозначений; вместе с тем связь отдельных представлений, державшаяся на родстве корней, становится недоступной».
Что же мы видим в ходе нынешнего антисоветского поворота? Уже вызрел целый культурный проект наших демократов - насильно, через социальную инженерию задушить наш туземный язык и заполнить сознание, особенно молодежи, словами-амебами, словами без корней, разрушающими смысл речи. Эта программа настолько мощно и тупо проводится в жизнь, что даже нет необходимости ее иллюстрировать - все мы свидетели. Когда русский человек слышит слова «биржевой делец» или «наемный убийца», они поднимают в его сознании целые пласты смыслов, он опирается на эти слова в своем отношении к обозначаемым ими явлениям. Но если ему сказать «брокер» или «киллер», он воспримет лишь очень скудный, лишенный чувства и не пробуждающий ассоциаций смысл. И этот смысл он воспримет пассивно, апатично. Методичная замена слов русского языка такими чуждыми нам словами-амебами - никакое не «засорение» или признак бескультурья. Это - необходимая часть манипуляции сознанием.
Хаpактеpистики слов-амеб, которыми манипуляторы заполнили язык, сегодня хоpошо изучены. Пpедложено около 20 кpитеpиев для их pазличения. Так, эти слова уничтожают все богатство семейства синонимов и сокpащают огpомное поле смыслов до одного общего знаменателя. Он пpиобpетает «pазмытую унивеpсальность», обладая в то же вpемя очень малым, а то и нулевым содеpжанием.
Слова-амебы - как маленькие ступеньки для восхождения по общественной лестнице, и их применение дает человеку социальные выгоды. Это и объясняет их «пожирающую» способность. В «приличном обществе» человек обязан их использовать.
БИЛЕТ 13.
ЯЗЫКОВАЯ ИГРА КАК СРЕДСТВО ВЫРАЖЕНИЯ ОЦЕНКИ В ТЕКСТЕ ГАЗЕТЫ
Языковая игра – определённый тип речевого поведения говорящих, основанный на преднамеренном нарушении системных отношений языка, то есть на деструкции речевой нормы с целью создания неканонических языковых форм и структур, приобретающих в результате этой деструкции экспрессивное значение и способность вызывать у читателя эстетический и, в целом, стилистический эффект.
Чаще всего языковая игра связана с выражением в речи комических смыслов или с желанием создавать «свежий, новый образ». Языковая игра свойственна преимущественно разговорной, публицистическим и художественным стилям речи.
Журналисты играют со словами и в слова в поисках свежих, необычных номинаций для лиц и фактов, ломая традиционные модели словообразования, грамматики, снимая табу на сочетаемость слов. Новая организация языковых элементов, нетрадиционные способы номинации связаны с поисками содержательной глубиной изложения и с преодолением автоматизма при восприятии фактов языка. Подчинение реального правилам игры со словами, иначе – «выписывание» этого реального по правилам игры, своеобразно организует всю информацию. В традиционной схеме что? где? когда? – особую важность приобретает поиск такой языковой номинации для этого что, которая позволит разыграть ситуацию, специфируя её, привлекая внимание к сообщению, даже если оно уже прошло по другим информационным каналам. При этом новое означающее может переместить в цент медиа - события периферийные компоненты реального события. Так в фокус информационного сообщения о решении японского правительства уйти в отставку попала «история болезни» - игровое манипулирование кризисным состоянием здоровья премьера (инсультом) и кризисом в кабинете министров («инсультом»): «Правительство Японии не пережило инсульта».
Приёмы, помогающие передать колорит языковой игры, доминируют сегодня по частоте использования в текстах СМИ. А способность пишущего журналиста в ней участвовать становится показателем мастерства.
Систематизацию типов языковой игры, зафиксированных в прессе последнего десятилетия, проведём в аспекте проблемы словообразование и текст, делая акцент на функции словообразовательного механизма языка в тексте и выявляя влияние текстовых связей на семантику различных единиц системы и словообразования.
Сметанина С.И. обращается к трудам Е.Е. Земской. Словообразовательная деятельность в тексте, по наблюдениям Е.Е. Земской [Земская Е.Я., Китайгородская М.В., Розанова Н.Н., «Русская разговорная речь». М., 1983 г.], осуществляется с помощью следующих операций: создания производного слова от данного в предтексте базового слова или словосочетания; использования в одном фрагменте ряда структурных образований от разных основ; построения производных различных структур от одной основы; построения слов, реализующих одно и тоже деривационное значение; каламбурного столкновения производных от омонимичных или близких по звучанию слов, выявления внутренней формы слова; семантического противопоставления однокоренных слов или паронимов. Журналистика активно использует все эти способы, подчиняя их игровой обработке. Причём обработка производится как ради шутки, создания колорита непринуждённой речи, так и ради получения нового смысла, обнаружить который помогает языковая игра.
«Гулливер в стране лилипутиных» - каламбурное столкновение производных от слов, в звучании которых журналист увидел сходство: литературные персонажи лилипуты – питерская команда политиков, сделавшая ставку на Путина.
Виды языковой игры:
1. Фонетическая игра. Правила этой игры связаны с изменением фонетической формы слова. В журналистском тексте фонетическая игра, добавляя письменной речи иллюзию спонтанной устной речи, связна с решением важных содержательных задач. Неустойчивость фонетического «состава» слова, его очевидная принадлежность одновременно к очень знакомому и несколько иному дают возможность соотнести означающее и с исконным для него означаемым, и с другим, содержательно неожиданным и даже логически несовместимым. Конечно, в радио - и телеречи ассортимент фонетической приёмов фонетической игры шире, но вовлечённые в кампанию борьбы за читателя печатные СМИ тоже находят возможность поиграть со звуковой формой слова. «Не пей из банки coca – козлёночком станешь» - в заголовок вводится окказионализм с фрагментом иноязычного слова.
2. Словообразовательная игра. Типичная черта современного языка – расцвет неузульного словообразования, распространяющийся не только в языке художественной литературы и разговорной речи, но и в языке газет «Отозванец». Новое слово образовалось от глагола отозвать с помощью суффикса – нец.
3. Имена лиц, как основа словообразовательной игры. В каждый конкретный период развития языка происходит активизация определённого круга словообразовательных моделей. Как отмечают исследователи, «современное словообразование имеет ярко выраженный антропоцентрический характер: значительное место среди новообразований занимают имена лиц; в качестве базовых основ также активно используются имена лиц».
4. В сфере разговорной речи такое словопроизводство, когда тому или иному явлению приписывают название, коррелирующее с фамилией лица, связанного с ним, отражает особенности массового сознания. Журналисты активно используют этот приём разговорной речи используют в своих целях.
«Победа российских кучмейкеров». Базовой основой словопроизводства стала фамилия, которая заменила компонент имидж в известном слове, уточнив объект деятельности тех, кто профессионально организацией предвыборной компании.
5. Морфологические игры. В основе морфологических трансформаций – использование слова в другой, чуждой ему морфологической категории. Внешне эта игра напоминает имитацию нелитературной речи, противостоящей литературным нормам. Но по своему содержанию необычная для слова грамматика развивает в тексте и новые содержательно – эмоциональные эффекты «Видимо, невидимо» - преобразование морфологической формы слова синтаксическими средствами. На базе наречия видимо – невидимо – «очень много, бесчисленное множество» произведено два слова.
6. Языковая игра в сочетаемости слов. Суть этой «игры» состоит в нарушении норм сочетаемости слов с целью создания дополнительных эффектов. Преодоление фиксированных смысловых, грамматических, синтаксических, стилистических связей приводит к возникновению в медиа – тексте новых отношений между единицами языка и предметами, лицами, ситуациями. В публицистике основой для производства необычных словосочетаний становятся, как правило, ключевые слова эпохи «Пожирать подано!». В основе словосочетания – семантическая и стилистическая игра, сближающая новое выражение с традиционно - вежливым приглашением к еде «кушать подано!».
Вероятно, в этом обнаруживается тенденция к украшению, дизайнизации подчёркнуто документального жанра информационной заметки. Кроме того, это и корректный способ отделить собственные творческие интенции от объективной информации, представленной в последующем изложении. Деформация готовой формы связана, главным образом, с заменой лексических единиц словами, которые тематически прикрепляют заголовок к материалу: «Делу – время, пикету – час», «Путин приказал лучше жить».
Игровые ситуации, лежащие в основе композиционного и концептуального решения материала, языковые средства, облегчающие их организацию представляют мир как игру. Эта особенность предполагает понимание правил игры со знаком – звуком, морфемой, словом, умение сопоставлять разные значения одной лексической единицы в определённом контексте, корректировать варианты связей словами. Построенный таким образом журналистский текст дарит читателю альтернативную картину мира.
БИЛЕТ 14.
ФРАЗЕОЛОГИЯ КАК СРЕДСТВО ВЫРАЖЕНИЯ ОЦЕНКИ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
Фразеологический состав языка представляет собой наиболее самобытное его явление и дает особенно благодатный материал для исследования оценочного фрагмента языковой картины мира
Оценка свойственна языку так же, как сам процесс оценивания свойствен процессу познания. Связь оценочного значения с автором речи многогранна, поскольку для того, чтобы оценить объект, человек должен “пропустить” его через себя. Итоги оценивания отражаются в высказываниях. Субъект оценки приписывает ценность определенному предмету или ситуации путем выражения оценки. Фразеологизм как инструмент этой ценности, как ее реализация определяет особенности оценивающего субъекта – его обобщенный, национально-культурный характер.
Таким образом, фразеология – важнейшее средство выражения оценочных значений. Кроме того, следует отметить, что фразеологизмы современного русского языка содержат в своей семантике национально-культурный компонент.
|
|
|
