Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Январь 858 года от основания Рима 4 страница




– Я видел однажды, как из ворот вышли два раза по двенадцать новобранцев с командирами и столько же опытных коматов. Там наверняка живет немало народу. Хотя сейчас не больше пяти сотен, – ответил Приск.

– Почему так решил?

– Полагаю, за стеной еще одна крепость – больше этой. Как в Блидару. Но людей там сейчас немного: хлеб для них пекут вон в той печи! – Приск едва заметно повел в сторону пекарни подбородком. – По утрам уносят в корзинах. Я сосчитал корзины. Едят даки наверняка примерно столько же, сколько наши легионеры. Значит – их там не более пятисот человек.

– Неплохо, центурион… неплохо. Не зря тебе дали чин в таком юном возрасте вопреки обычаю. А что у южной стены? Разглядел?

– Там монетный двор. Чеканят монеты.

– Римские денарии?

– Именно. Рысь как-то хвастался царским подарком. Забавно. Как я понял, царь не платит своим воинам – он их одаривает. Когда захочет.

– К стене подходил вплотную?

– Стена была разрушена, теперь ее строят наново.

– Хотели сначала соблюсти договор, но быстро передумали? – Лонгин дернул ртом, что должно было обозначить улыбку.

– Вроде того. Но, как я понимаю, сверху кладка тонкая, из известняка, без промежуточной набивки – потому как не успевают утрамбовать… Известняка же у них вдоволь – подтащили по снегу из других мест.

– Не успевают утрамбовать… – Лонгин вцепился в это замечание центуриона, как волк в кусок сочного мяса. – До чего не успевают? До лета? До начала войны?

В этот момент Приск увидел Флорис, что шла с тремя женщинами к дому пленных. Женщины несли обычные дары: хлеб, молоко и сыр.

– А вот и местные красотки, – сказал Приск громко. Как он подозревал, оба охранника неплохо понимали римлян, так что речь предназначалась скорее для даков, нежели для Лонгина. – Правда, все они тут большие скромницы, почти что ничего не говорят, но как смотрят!

Как только женщины очутились рядом, Приск тут же направился к Флорис.

– У тебя самое вкусное молоко… – заговорил он намеренно громко.

– Сломай завтра утром одну из кроватей… – ответила она тихо. – Пришлют Марка починить, – продолжала Флорис. – Придумай, как с ним поговорить.

– И сыр наивкуснейший… А можно тебя поцеловать?

– Он поможет…

Свояченица спешно отвернулась и подошла к другим женщинам, делая вид, что обижена бесцеремонностью Приска. А он вернулся к Лонгину.

– Я же сказал: нам надо совсем немного… – хитро прищурился легат.

 

* * *

 

После обеда центурион тренировался с Рысью. Настроение было самое что ни на есть радостное. Надежда, что изувеченный фабр поможет им выбраться из ловушки, быстро превратилась в уверенность.

– У нас гости, – сказал внезапно Рысь и отступил.

Приск обернулся. К нему мчался Сабиней. По тому, как оскалилось в злобной гримасе лицо комата, Приск сразу догадался – дело в глупенькой Флорис. О, боги, что эта дуреха ему сказала? Или – наоборот – не сказала?

– Убью! – зарычал Сабиней и обрушил на Приска удар фалькса.

Римлянин предпочел увернуться, а не парировать удар. Сабинея, буквально ослепшего от ярости, унесло вперед. Комат едва не упал, а Приск огрел его тупым мечом – хотел по голове, но вышло по спине.

– Убью! – прорычал Сабиней, разворачиваясь.

– Да в чем дело-то? – Приск изобразил недоумение. – Можешь сказать?

Новый удар. Приск опять сумел отскочить. Э, парень, сила-то у тебя есть, а вот быстроты не хватает. Приск отступил и оказался рядом с Рысью.

– Держи! – вдруг сказал охранник и вложил римлянину в руку свой фалькс.

Но Сабиней, кажется, не заметил «перевооружения» Приска. Он ринулся вперед. Центурион встретил удар фалькса своим тупым мечом, а «косой» Рыси ударил так, как отец учил его когда-то бить кривым клинком – разя не на смерть, но вспарывая кожу.

Сабиней согнулся от боли. Следующий удар был тупым гладиусом по руке, держащей фалькс. Подобрав выпавший меч, Приск отступил.

– А теперь расскажи, – потребовал, – с чего ты так озверел.

– Ты приставал к моей жене! – выдохнул Сабиней, медленно распрямляясь, но все еще зажимая рану.

– О, боги! Просто разговаривал с нею. Она же римлянка, спрашивала о родне – не слышал ли я о ее близких в Эске.

– Ты хотел ее поцеловать!

– Просто пошутил.

– Здесь тебе не лупанарий!

– А жаль.

Сабиней рванулся вперед с коротким кинжалом, но клюв собственного фалькса уперся ему в грудь.

– Спокойно! – сказал Приск. – Не сходи с ума. Вон, сюда идут телохранители Децебала. Хочешь объяснить им, почему ты пытался меня убить?

Приск подошел к Рыси и отдал ему оба дакийских меча.

Телохранители тем временем приближались трусцой. И не просто телохранители – впереди отряда спешил Везина.

– Что случилось? – крикнул он, подходя.

– Решили потренироваться боевым оружием, – сказал Рысь. – Сабинею не повезло.

Везина повернулся и глянул на Сабинея. Глаза его вспыхнули такой нескрываемой радостью, что Приску с трудом удалось подавить улыбку.

– Значит, была тренировка… – проговорил Везина медленно, нараспев. – И Сабиней проиграл… Ну ла-а-дно… – Везина почти мяукал от радости. – Иди домой, Сабиней, жена тебя пусть перевяжет.

– Это царапина, – буркнул Сабиней, с ненавистью глядя в лицо Везине.

Приск был готов поставить тот золотой «козон», что дала ему Флорис, что Везину Сабиней ненавидит куда больше, чем его, римлянина. Впрочем, как почему-то казалось Приску, комат Рысь к пилеату Везине относился примерно так же.

– А со мной потренируешься, римлянин? – спросил Везина, обнажая фалькс. – Бери боевое оружие, поглядим, на что ты способен.

Везина сбросил плащ, но толстую шерстяную рубаху, надетую поверх льняной, снимать не стал – в надежде, что она защитит его от опасных порезов.

Приск выбрал оружие Рыси, не потому, что его фалькс был лучше, чем у Сабинея, а просто тем самым давал понять, что ценит оказанное доверие.

Тем временем толпа все прибывала – телохранители Децебала и просто жители столицы сбились в плотный круг.

Везина напал первым. Слово «потренируешься» не обмануло Приска: Везина был не из тех, что готов выполнять обещанное. Первый удар пилеат нанес наискось сверху вниз, держа фалькс двумя руками. Такой удар разрубил бы щит легионера до самого умбона. Он бы и Приска развалил пополам, если бы тот не отскочил в сторону. На стороне центуриона была молодость, плюс он одет легче и от природы быстрее и ловчее Везины. Пилеат понадеялся, что римлянин не сумеет управиться с фальксом. Везина покрутил фалькс в руках, сделал ложный замах и вдруг, пригнувшись, рубанул по ногам. Приск подпрыгнул, вскидывая при этом руки. Клинок Везины свистнул, не задев голени. Опускаясь, Приск ударил рукоятью меча Везину по затылку. Бронзовое навершие очень даже для этого было приспособлено. Суконная шапка пилеата защитить от такого удара не могла. Везина качнулся, выронил меч и повалился в ноги Приску.

– Надеюсь, на сегодня тренировка закончена? – спросил центурион.

Он подошел к Рыси и вновь отдал ему фалькс.

– С меня – кувшин доброго вина, – сказал Рысь. – И, похоже, твой старый «друг» Сабиней принесет тебе на радостях целую амфору.

Приск обернулся.

Везина, оглушенный, уже сидел на земле, суконная шапка лежала у него на коленях, седые редкие волосы на обнаженной голове торчали во все стороны, а один из телохранителей Децебала прикладывал к макушке пилеата ком снега. Подкрашенные розовым капли стекали по лбу, щекам и исчезали в бороде. Сабиней смотрел на эту сцену и, не скрываясь, ухмылялся.

Приск спешно накинул плащ – разгоряченному поединком ничего не стоит простыть.

– А ты молодец, – заметил Рысь.

– Почему ты мне помог? Я же римлянин.

– И что? Я не люблю Сабинея. Он – по духу тоже римлянин. Он живет, стремясь подняться… Как это у вас говорят? Сделать карьеру? Ну вот, и он так. Даки живут иначе, радуясь рождению и смерти, радуясь каждому дню жизни. Э, да что там объяснять? Я не люблю Сабинея – и все.

 

* * *

 

На другой день ранним утром Приск последовал совету Флорис и ударом ноги выбил одну из ножек кровати Лонгина. После чего стал орать, что даки хотят угробить несчастного пленника. Даже замахнулся на напарника Рыси отломанной ножкой. Спектакль получился еще тот – однако кричал Приск громко – и даки ему поверили.

Через полчаса – а то и быстрее – в доме объявился изувеченный фабр, который в первый раз закладывал окна и вставлял в крошечные отверстия деревянные ставенки.

– Кровать мне в доме не починить! Помоги вынести! – сказал Марк центуриону.

Приск, разумеется, согласился. Один из охранников остался в доме, Рысь же, по своему обыкновению, расположился на террасе, наблюдая за мастеровым и центурионом. За визгом пилы или стуком молотка слов разговора он расслышать не мог.

– Я еще в первый раз хотел тебе сказать, – проговорил ремесленник, не прерывая работы, – в правое окно я почти не положил раствора. Хорошим ударом камни можно без труда выбить.

– Сколько лет ты здесь? – спросил Приск, дипломатично не уточняя, каким образом этот человек попал в Дакию.

– Много… Еще Домициан отправил меня к Децебалу. Строить для царских войск машины.

– Это даки тебя так изувечили?

– Нет, не даки. – Приск хотел уточнить, что шрам-то явно от фалькса, но Марк его перебил: – Потом расскажу. А теперь слушай. Внимательно. Уйти отсюда под силу только тебе. Лонгину не убежать.

– Один я не уйду.

– Я живу вон там… – Марк пропустил возражение мимо ушей. Повел слегка подбородком, указуя направление. – Мой дом подле большой плавильной мастерской. Никто там рядом жить не хочет – я живу. Побежишь, будь осторожен: на смотровой башне всегда четверо. Ночью можно перелезть через стену. Я уйду с тобой. Только ты и я. Запомнил?

– Лонгин…

– Нет. Если соберешься – стукнешь четыре раза… – Марк уперся руками в только что починенное ложе, проверяя его на прочность. Ясно было, что четыре раза относилось к условному стуку в дверь. – Все, понесли…

 

* * *

 

Бицилис ждал Везину у восточных ворот после заката. Ждал довольно долго. Факел уже прогорел наполовину, когда Везина появился. Царские телохранители распахнули ворота перед пилеатами. Везина был закутан в волчьи шкуры. Бицилис – тоже. Издали они походили на вставших на задние лапы волков, Везина – на матерого вожака стаи, Бицилис – на старого, заканчивающего свою жизнь зверя.

Слева и справа от мощеной дороги, что вела в сакральную зону, были воткнуты факелы, многие из них уже погасли, другие трепетали на ветру.

Всякий раз, когда Везина входил в сакральную зону, холодок бежал меж лопатками. Он чувствовал силу этого места. А вот Децебал – Везина был уверен – нет. Царь полагался в основном на мечи, забывая про богов.

«За что и будет наказан», – зло ухмыльнулся Везина.

Справа меж столбов святилища трепетали на ветру факелы, метались тени: кто-то двигался меж столбов, но на идущих по дороге пляшущие в святилище тени не обращали внимания. Ряды колонн множились, и Везине казалось, что он попал в огромный храм, кровлей которому служило само небо.

Внезапно на дорогу перед Бицилисом выскочил человек с волчьей головой и встал на четвереньки. Везина не сразу сообразил, что на человека попросту напялена искусно выделанная волчья шкура. Человек-волк задрал голову к небу и завыл. Бицилис шагнул вперед, махнул факелом, как если бы перед ним в самом деле очутился волк. Человек в волчьей шкуре снова завыл и метнулся назад – в лабиринт святилища.

Там, где дорога поворачивала к андезитовому кругу и большому круглому святилищу, пилеаты остановились. Везине показалось, что он лишился дара речи – так больно, до рези, перехватило горло. Но он сумел справиться и выдавить хриплым каркающим голосом:

– Что случилось?..

– Кажется, тебе великий царь поручил стеречь свиту легата? – спросил Бицилис. – Тебе и твоему сыну?

– Что случилось? – повторил Везина.

Бицилис не ответил и двинулся к темному кругу андезита – поперек солярного алтаря лежало недвижное тело. Везина уловил запах крови. В темных разломах между андезитовыми секторами посверкивало черным.

Обнаженное тело лежало лицом вниз. Человек был не слишком высок ростом и сложения совсем не могучего. Рядом валялась выпавшая из пальцев сика. Бицилис перевернул тело. Черная рана на горле и потеки крови – человек этот умер недавно. А вот страшные увечья на животе, в паху и бедрах – эти следы оставлены дней двадцать назад. Даже в неверном свете факела вид этих шрамов ужасал.

– Это воин из конной охраны Лонгина, – сказал Бицилис.

– Его принесли в жертву? – спросил Везина равнодушно.

– Нет. Он сам покончил с собой. А по римскому обычаю, как объяснил мне один перебежчик, это означает, что погибший призвал сюда духа мщения. Он посвятил вместе с собой врагов Рима подземных богам.

Они стояли друг напротив друга, и андезитовое святилище с мертвым телом их разделяло. Факел догорал и рассерженно сыпал искрами.

– Замолксис-Гебелейзис… – пробормотал Везина. – Надо как можно скорее убрать отсюда его тело.

– Что это даст? – вздохнул Бицилис и набросил на изувеченного римлянина оставленный подле андезитового круга римский военный плащ.

Везина тоже вздохнул, глядя на изувеченное тело. Этот маленький человек только что совершил нечто, что было ему не по силам, что было больше него, выше него, сильнее него. Он разрушил целое царство.

Ну что ж, Децебалу теперь в самом деле придется полагаться только на силу меча.

 

 

Легат императора

 

Январь 858 года от основания Рима

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...