 |
Лето 859 года от основания Рима
|
|
|
|
Лето 859 года от основания Рима
Горы Орештие, окрестности Сармизегетузы Регии
В лагерь Траяна приехал от царя Децебала Сабиней говорить о мире. Император отослал комата назад, не подпустив к себе. На другой день прибыл Везина – но и с ним не столковались, императору нужен был один, конкретный посол. Наконец он явился: лагерь Траяна посетил Бицилис. Этот просил не мира – перемирия. Просил три дня не стрелять из машин и луков, не устраивать вылазки и позволить женщинам и детям выйти из столицы с обещанием, что их проводят на север, а не обратят в рабство.
Условия были странными, потому что взамен Децебал не предлагал ничего. Под убогим прикрытием переговоров царь Дакии тянул время, чтобы собрать силы для обороны. Устроить внезапную вылазку или подпалить римский лагерь – уж неведомо, что он там задумал, но задумал точно: в прошлом на хитрости он был большой мастер. Теперь, изнуренный годами и потерями, он только повторял свои старые придумки, так что вполне можно было ожидать, что он развесит на деревьях доспехи, как поступил когда-то, чтобы обмануть римлян и удвоить в их глазах численность своего войска.
Бицилис говорил твердо, уверенно, с напором, не слишком заботясь, что одна часть его речи не стыкуется с другой.
– Пожалуй, я готов пойти на перемирие, – сказал Траян, выслушав посла-пилеата, сидя на курульном кресле посреди устроенного солдатами трибунала. [510] – Но идем в палатку и обсудим условия перемирия с глазу на глаз.
Бицилис поклонился на восточный манер – до земли. В палатку Траян удалился не только с Бицилисом – следом вошел Адриан и остановился подле большого деревянного сундука.
Едва задернулись полы палатки, как Адриан открыл сундук. Засверкало золото, и пилеат невольно отшатнулся. Сверху лежали греческие золотые вазы тончайшей работы – столь искусные, что каждый изваянный на них олень, или волк, или бегущий конь казались живыми. Ритоны, опять же золотые, с изящными фигурками коней и оленей, и, наконец, венки, украшенные хрусталем и золотом. Бицилис смотрел на сокровища, приоткрыв рот и не в силах вымолвить ни слова.
|
|
|
– Мы нашли закопанное в горах золото, – сказал Траян. – Извлекли пока только десятую часть. Но и этого вполне достаточно, чтобы подтвердить – тайный клад Децебала отныне принадлежит Сенату и народу Рима.
Траян шагнул в сторону, сорвал кожаный покров с плетеных корзин, доверху наполненных золотыми «козонами».
– Что ты хочешь… – вымолвил Бицилис. Он еще держался. Пытался сохранять уверенность и равнодушие к блестевшим у его ног сокровищам.
– Ты убил римлян, что вырыли пещеру на дне реки, – теперь заговорил Адриан. – Так что, когда Сармизегетуза падет, ты умрешь первым. Ты и вся твоя семья. Но прежде мы насадим на копья эти кубки, как даки насаживают отрубленные головы наших легионеров, и покажем Децебалу найденные сокровища. Мы скажем, что ты указал нам место. И ты умрешь от рук своих же, прежде чем мы возьмем Сармизегетузу. Умрешь страшно. Все будут проклинать тебя – свои куда страшнее, нежели враги.
Бицилис молчал. Слышно было, лишь как капает вода в клепсидре на походном столе императора. Вода… Бицилис облизнул внезапно пересохшие губы.
– Что я должен сделать? – спросил наконец дакийский посол.
– Ты откроешь нам ворота крепости, и мы сохраним тебе жизнь, и даже… несколько кубков из этого сундука станет твоими, – пообещал Траян.
– Децебал не поверит, что я предал его, – попытался возразить Бицилис.
– Поверит! – засмеялся Адриан. – Как иначе ты объяснишь, что столь искусно закопанное золото попало к нам в руки? Тайную пещеру невозможно найти, ее можно было только показать. Ты убил всех римлян, значит, золото нам отдал кто-то из даков. Неважно – кто. Ты не выполнил дело, которое тебе поручил твой царь. Децебалу это очень не понравится.
|
|
|
Бицилис опустился на одну из корзин, наполненных золотыми монетами. Сколько он так сидел, обводя потерянным взглядом палатку и сознавая, что вряд ли десятая часть сокровищ выставлена перед ним. В первый момент он подумал даже, что римляне его обманывают: собрали клады с разных мест, добавили своего золота – и теперь пытаются вынудить Бицилиса на предательство. Но тут же понял, что обманывает себя: серебро, да, серебра в жилых башнях пилеатов немало, но золото было редкостью – Децебал собирал его с жадностью ростовщика и расставался с накопленными сокровищами неохотно. Золотые монеты буквально приходилось выцарапывать из рук Децебала. По мысли Децебала – внутри его царства золото никому не надобно, а серебро – лишь награда, которую его верные пилеаты и коматы получали из рук царя. Только за границами царства для лазутчиков и вербовщиков, для тех, кто готов был восстать против власти Рима, дакийский царь не жалел золота. Децебал полагал, что тем самым подрывает власть Рима вдвойне – находит себе союзников и развращает тех, кто живет за пределами царства.
– Я открою ворота, – проговорил наконец глухим голосом Бицилис. – Но мне надобно на это несколько дней. Легионы тем временем должны штурмовать крепость, чтобы Децебал ничего не заподозрил. Я найду способ помочь.
– Сначала сломай водопровод, что подает воду в крепость, – приказал Траян. – Завтра сломай. Этим подтвердишь свое согласие.
– Хорошо, – отозвался пилеат.
Бицилис поднялся и шагнул к выходу из палатки. Потом обернулся и обвел тоскливым взглядом золотые россыпи.
– На это золото Децебал мог снарядить армию, равную твоей, император, – пробормотал он.
Часть VI
ГОЛОВА И ДЕСНИЦА ДЕЦЕБАЛА
Падение Сармизегетузы
|
|
|
