 |
Оценочная лексика в СМИ; инвективная и стилистически сниженная лексика.
|
|
|
|
Получилось дохренища, необходимо сокращать
Стилистически сниженная лексика — это лексика, отличающаяся от литературного языка или языкового стандарта. Языковой стандарт же — это образцовый, нормализованный язык, нормы которого воспринимаются как «правильные» и общеобязательные. Обычно выделяют три пласта нестандартной лексики:
-1)сниженные коллоквиализмы. Например, «быть в зюзю» = напиться, быть пьяным.
-2)сленгизмы, которые подразделяются в зависимости от сферы употребления на:
-общий сленг, например, цыпочка = девушка, уйти = умереть;
-специальный сленг, включающий в себя корпоративные (или групповые) и профессиональные жаргонизмы, например, чужой = задний карман брюк, лол = смешно.
-3)вульгаризмы, например, жопа, скотина.
Сниженная лексика делится на два разряда:
1) разговорную лексику и 2) просторечную.
В словарях для обозначения разговорных и просторечных лексем используются стилистические пометы разг. и прост. Разговорная лексика употребляется в непринужденной речи, в неофициальной обстановке. Разговорные слова содержат или положительную, или отрицательную оценку обозначаемого предмета. Просторечная лексика экспрессивна, употребительна в эмоциональных речевых ситуациях, при дружеских и фамильярных отношениях. Использование просторечной лексики в разговоре с незнакомыми людьми является нарушением не только литературных, но и культурных норм (бедолага, оболтус, ляпнуть). Считают, что разговорная и просторечная лексика находятся в пределах литературного словаря, их употребление регулируется нормой литературного языка. К ненормативной лексике относится обсценная лексика.
М. М. Маковский (профессор, лингвист) делит всю стилистически сниженную лексику на территориальные и социальные диалекты. Он дает определение диалекта как территориальной, временной или социальной разновидности языка, употребляемой более или менее ограниченным числом людей и отличающейся по своему строю (фонетике, грамматике, лексемному составу и семантике) от языкового стандарта, который сам является социально наиболее престижным диалектом.
Инвективная (оскорбительная) лексика — лексика, унижающая честь и достоинство другого лица, выраженная в неприличной форме, которая контрастирует с принятыми в обществе нормами; может быть использована словесно или письменно.
ИНВЕКТИВНАЯ ЛЕКСИКА В СМИ на примере политического дискурса.
В настоящее время как в отечественной, так и в зарубежной лингвистике одним из
приоритетных и активно разрабатываемых направлений является изучение прагматического аспекта языка, когда в центр исследования ставится отношение между языковым знаком и носителями языка. Языковой знак используется людьми как способ воздействия. В первую очередь это касается лексики. Ярким проявлением языковой прагматики можно считать инвективную стратегию, которая часто используется в современных журналистских текстах. «...В основе инвективного общения лежит стремление понизить социальный статус адресата или уровень его самооценки, нанести моральный урон. Во вторую очередь, через оскорбление и обиду может
преследоваться практическая цель – добиться изменения поведения адресата».
Инвективную лексику относят к «лексике, характеризующей отношение говорящего к
предмету речи», то есть его оценку этого предмета. Н.Д. Арутюнова считает оценку
«наиболее ярким представителем прагматического значения». Чтобы выразить свое отри-
цательное отношение к предмету речи, в политических журналистских текстах часто прибегают к инвективе. Так, Л.П. Крысин указывает на огрубление речи как одну из тенденций современной русской речи.
|
|
|
Всё это позволяет считать инвективную проблематику одной из важных и интересных
на современном этапе развития русистики, тем более, что до сих пор не создана теория,
описывающая инвективность как особый объект исследования (особенно применительно к
средствам массовой информации), а также не разработано само понятие «инвектива» и
другие, связанные с ней понятия (оскорбление, обида, унижение и др.). Так, в словаре даётся следующее определение: «инвектива – резкое, оскорбительное выступление против
кого-либо, чего-либо, оскорбительная речь, выпад (лат. invectiva – «бранная речь»). Буду-
чи ярким проявлением прагматики, инвектива реализуется прежде всего на лексическом
уровне, что в словарях выражено в системе стилистических помет, указывающих на выразительные оттенки слов. В толковом словаре Д.Н. Ушакова, в частности, употребляются следующие инвективные пометы, выражающие отрицательную оценку объекта, о котором идет речь: бранное слово, неодобрительное, презрительное, пренебрежительное, укоризненное. Бранные, неодобрительные, презрительные, пренебрежительные и укоризненные слова различаются не только по степени отрицательной оценки, но и по степени эмоциональности, и самыми эмоциональными, безусловно, являются бранные слова, которые иногда могут служить для выброса эмоций, не имея целью обидеть или оскорбить кого-либо. Видимо, именно это «эмоциональное» употребление бранного слова обусловливает более низкую оценку его отрицательности по сравнению с презрительным в сознании носителей языка. Высокую же отрицательную оценочность, вероятно, можно объяснить особенностями русского сознания (прежде всего это касается такой выделенной А. Вежбицкой черты русского сознания, как эмоциональность).
Поскольку инвектива – это оскорбительная речь, имеющая определённые целевые установки (стратегии), то можно выделить два компонента инвективной стратегии, некую
первооснову: 1) отрицательную оценочность и 2), отмеченное В.И. Жельвисом, – «стремление понизить социальный статус адресата».Еще одним компонентом инвективной стратегии, который можно выделить на основании словарных толкований, является обязательное наличие объекта оскорбления, поскольку инвектива – резкое выступление против кого-либо, чего-либо, некий раздражитель.
Таким образом, можно предложить следующее толкование понятия «оскорбительная
речь» – это речь, содержащая отрицательную оценку объекта, на который она направлена,
и воспринимаемая этим объектом как несправедливая, незаслуженная, т.е. не соответствующая действительности.
В политическом журналистском дискурсе часто превалирует агрессивная лексика, направленная на конкретную политическую фигуру, не представленную в данной ситуации общения, то есть критика политического оппонента «за глаза», в общении с третьим лицом или массовой аудиторией: в публичных выступлениях, политических дискуссиях и интервью, плакатах и лозунгах (например, словесные перепалки в адрес оппонентов в конфликте депутата М. Юревича и журналиста Г. Галкина с областной администрацией –А.Н. Косиловым и В. Бочкарёвым). Поскольку одним из компонентов значения термина «агрессия» является «языковое насилие» как одна из форм демонстрации господства, социального доминирования, то оппоненты нередко прибегают к вербальной агрессии тогда, когда не хватает аргументов, когда в споре преобладает голос эмоций. Можно выделить несколько интенций, характерных для конфликтных ситуаций политического дискурса: а) обнаружение противостояния; б) обнаружение своей способности оценить и предвидеть; в) разоблачение противника; г) обвинение его. Если под интенциями понимать свойство речи, которое можно рассматривать как «направленность на», то следует выделить два подхода: абсолютистский и прагматический; следовательно, насилие, по сути дела, прямо отождествляется с одним из способов, обеспечивающих господство, власть человека над другим, то
есть узурпация свободной воли, принуждение, которое осуществляется вопреки воле того,
против кого оно направлено. В таком контексте уместно рассматривать инвективу (в широком смысле) как речевую
функцию нанесения оскорбления, как любое резкое выступление, выпад против оппонента. Такой функцией обладают, прежде всего, инвективы в узком смысле как синонимы сквернословия, вербальное нарушение этического табу, осуществленное некодифицированными, преимущественно абсцессными средствами. К данному разряду можно отнести инсинуацию – злостный вымысел, имеющий целью опорочить кого-либо, клевета; диффамацию – публичное распространение мнимых или действительных сведений, дискредитирующих кого-либо, подрывающих доверие, умаляющих авторитет (например, в областной прессе – «Юревич “откосил” от армии», а со стороны оппонентов областной власти «ответный ход» – «дело о «мерседесах» или обсуждение здоровья губернатора). С помощью инсинуаций человек старается подорвать доверие к своему противнику, а следовательно, и к его доводам. К сожалению, эта уловка очень распространена и применяется даже весьма почтенными деятелями. В СМИ широко используется такой приём борьбы, как «забрасывание грязью» – употребление вульгарной терминологии, грубых эпитетов и оскорбительных ярлыков. Для большей убедительности используется дополнительная визуализация информации (карикатура). Другой распространённый приём, нацеленный на публичное марание оппонента, – принцип «запятнания». Для того, чтобы он стал результативным, достаточно «соединить» человека с любым совершенно надуманным обстоятельством, но обязательно с таким, которое в массовом сознании традиционно квалифицируется как осуждаемое, негативное, наказуемое. Дальше включается механизм общественной самозащиты, протекание процесса переходит в режим автоподдержания. Ещё одна подобная уловка – принцип «пакости». Идея приёма очень проста: замарать, и пусть потом они отмоются! Главное: найти грязь «поприлипательнее». Хотя Лиллиан Браун утверждает, что даже в такой ситуации следует сохранять спокойствие, призывать на помощь чувство юмора и постараться скрыть от публики свой гнев, а затем опубликовать и ответное заявление, проливающее свет на проблему, но не содержащее критических замечаний в адрес противника.
В современном политическом журналистском дискурсе мало примеров такого честного
ведения борьбы. Имеет место обратная ситуация. Людям зачастую свойственно дихотомическое восприятие мира. Это разделение его на взаимоисключающие альтернативы: хороший – плохой, свой – чужой, друг – враг, «кто не с нами, тот против нас» и др. Свой –естественно, хороший, он друг, чужой – плохой, он – враг. Образ врага – одно из фундаментальных понятий общественного сознания. Конструирование и внедрение иллюзорного «врага», по мнению О.О. Савельевой, – основа манипулирования. Оценки нередко заменяют в прессе логическую аргументацию, точнее, будучи рассчитанными на эмоциональное восприятие читателями, сами приобретают характер аргументов (или псевдоаргументов). Известной уловкой, позволяющей побеждать противника в споре, является «двойная мораль» (С.И. Поварнин называет это «двойной бухгалтерией»), когда одни и те же поступки «своих» и «чужих» меряются разными мерками. Этот принцип узаконен в прессе. Все, что делает «свой», хорошо и благородно или, по крайней мере, достойно оправдания, а поступки «чужого» фальшивы и неблаговидны. Насильственное сознание, воспринимая мир в таких терминах – «мы» – «они» (как, например, муссированное в США и других странах представление о террористах после событий 11 сентября 2001 года) –фиксирует и закрепляет это разделение в языке, тем самым усугубляет отчуждение. В связи с этим в политике существует такой приём влияния на людей, как «правило мифа о вредительстве», проявляющееся в том, что большинство людей верят в склонности врага к
сознательному вредительству. Это универсальный атрибут отвлекающих и перенацеливающих воздействий, так как лжи легко верят, поскольку создаваемая ею картина мира чрезвычайно проста, понятна и удобна для ориентации, и достаточно сделать человека «врагом» в глазах общественности, чтобы «поставить крест» на его политической карьере. Для этого и используются разные виды инвектив. Фантом врага создаётся и с помощью
оценочных ярлыков, которые прочно приклеиваются к политическим деятелям, формируя
вполне однозначный образ. Например, яркие характеристики партий и группировок («дерьмократы», «коммуняки») или прозвища, придуманные политиками друг другу, становятся известными из газет: «Папаша Зю» (он же крокодил Гена)-о Зюганове, «Сын Юриста» (он же «Жирик»), «Рыжик», «Степашка», «Примус», «Кепка» и другие. В своей книге «Последний вагон на Север» (часть 2) В.В. Жириновский намеренно называет своих противников так: «персонажи с воровскими кличками “Шахрай”, “Чубайс”, “Бурбулис”...», показывая тем самым, что они не нуждаются в прозвищах, т.к. имеют «говорящие фамилии», Немцова и Явлинского он называет «сиамскими близнецами». Устойчивые, известные всем ассоциации, связанные с приведёнными словами, формируют едко ироническое отношение к обозначаемым ими лицам. По сути, это и есть инвективы в адрес своих идейных противников, призванные принизить их, создать им нелицеприятные маски.
Если учитывать факторы структурирования языка, то можно увидеть, что использование инвектив характерно для мужской речи, которой свойственна насыщенность терминологией, большая степень «профессионализма», лексической экспрессии и стилистическая сниженность. Использование слов с эмоционально-оценочной окраской не соответствует стилистической тональности контекста и этическим нормам. В ходе дискуссии (особенно в период предвыборных кампаний) нередко прибегают к целому арсеналу сниженных, грубых, бранных оценочных средств, называя друг друга хитрыми тварями, лохудрами, сукиными сынами, склочниками, коррупционерами, паразитами и т.д. Сохраняется тяга и к ярлыковым оценкам иронического характера «мэр [Тарасов] – ликвидатор общественных туалетов», «негодяи-забавники политической элиты», «Егор [Гайдар] – буржуин», «патологически честный мэр». Особенно характерны оценки, основанные на социально-исторических,литературных и фольклорных аллюзиях: «горе-хозяину сколько ни плати — всё как в бездонную бочку» (Глагол. 2000. 20 дек.); «Гладко было на бумаге, да нарвались на овраги» (Возрождение Урала. 2000. № 32]; «Трудом праведным не построишь палат каменных» (Там же);
«Он [Путин] и рад бы в рай, да грехи не пускают» (АиФ).
В речи журналистов могут быть использованы и оценки, как правило, имеющие едкий
ироничный характер за счёт использования сниженных, стилистически окрашенных еди-
ниц: «крутой миасский горсовет», «будет корячиться» и т.д. Грубейшим нарушением
этических норм являются также прямые оскорбления, обращённые к конкретным лицам:
«Доренко-мужлан», «Бурбулис, Шахрай, Козырев – идиоты», «Юшенков – полусумасшед-
ший», «Явлинский – львовский чудила, лохудра».
Таким образом, важнейшей функцией инвективной лексики является её использование
в качестве орудия политической борьбы. Из этой общей функции вытекают такие частные
разновидности, как обвинение, дискредитация, унижение, деморализация оппонента. Ис-
ходя из этого можно определить, что инвектива бывает двух видов: 1) непроизвольная,
неконтролируемая эмоциональная реакция; 2) сознательное намерение унизить противни-
ка с целью продемонстрировать своё доминирующее положение. Существуют следующие
виды инвектив: бранные инвективы, инвективные ярлыки, вердикты, средства диффама-
ции, ироничные инвективы, устойчивые выражения, метафоричные инвективы.
В современной публицистике (особенно политической) отчётливо проявляется тенденция
к оскорбительным выражениям в отношении оппонентов, что, по сути, является нарушением этических норм, правил приличия. Само понятие «оппонент», обязательное в рамках цивилизованной дискуссии, часто приравнивается к аналогу «враг», поэтому словесные баталии нередко приобретают яростный, агрессивный характер. Поэтому часто чёткие аргументы,спокойное обсуждение заменяются перебранкой с активным использованием инвектив, взаимными упрёками, оскорблениями, резкими безапелляционными оценками. Представляется, что конкретные факты, чёткая доказательность порочности деятельности, поведения оппонентов в сочетании со сдержанностью в эмоциях и оценках могут принести гораздо больше пользы для дела и избавить современное журналистское пространство от нечестных и агрессивных приёмов ведения дискуссии.
Тенденции Интернет-языка.
В недавнее время в сети Интернет появились примеры слов и выражений
так называемого «нового албанского языка», представляющие собой
намеренное использование книжной лексики в бытовых целях. Напомним,
«албанский язык» подразумевал намеренное искажение форм слов и
использование эрративов для придания первоначальной лексеме большей
выразительности («сцуко», «илектрамогнитный бойанчег», «жЫвотное»).
«Новый албанский язык» демонстрирует обратную тенденцию – намеренное
использование книжных и устаревших форм для бытовых ситуаций, или
использование единиц литературного стандарта для описания
«субстандартных» внеязыковых ситуаций. Налицо своеобразная
«профанизация» книжной лексики. Тем не менее, все используемые единицы
находятся в рамках литературного стандарта, хоть и приобретают
дополнительную экспрессивность, а порой и инвективность за счет этой
«профанизации».
Другими словами, «новый албанский язык» представляет своеобразный
«языковой материал» для инвективных формул литературного стандарта. Данные формулы, не являясь неприличными и
непристойными, все же вполне могут быть оскорбительными и
использоваться для «нейтрализации» вербальной агрессии.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
12. Слова-«амёбы» и слова-«кентавры». Их роль в создании массмедийного стиля (на примере «инновация», «модернизация» и др).
Слова-кентавры могут образовываться путем осознанного смешения существительных одушевленных и неодушевленных ("Станиславский ввел в практику слово-кентавр "человеко-роль", подчеркивая двойственную природу актерских созданий" (Ольга Егошина. В зоне турбулентности // Экран и сцена, № 4(666), февраль 2003 года)); имен собственных и нарицательных ("Если финноугорский этнотопоним ПЕРМЬ <…> привить к египетской ПИРАМИДЕ получится слово-кентавр: ПЕРАМИДА"; сложения корней, происхождение которых связано с разными языками ("фитонциды (слово-кентавр, образованное из греческого phyton - "растение" - и латинского caedo - "убиваю"); наложения (аппликации) морфем, принадлежащих разным частям речи, и слогов, принадлежащих различным словам ("на грани словесного фола (или фантастики) Александр проектирует свои конструкции, цементирующим раствором для которых становятся неожиданные образы-метафоры, неологизмы или слова-кентавры: "Донкихочется мне сквозь лазурные выси степей...", "Сентябряцая и колокольча", "Фонтанго"" (о стихотворном сборнике Александра Кабанова "Айловьюга"); "Ностальящее - слово-кентавр, составленное из двух: ностальгия и настоящее (о книге Натальи Ивановой "Ностальящее"; "Язык слов-неологизмов, слов-кентавров, где слова, соединяясь по типу муфты, образовывают новые слова и муфтосмыслы. В результате бесконечно облагораживается и семантика, и колористика языка.<…> Русская поговорка "долг платежом красен" на муфтолингве звучит так: Задолжадность возвращедростью красна. Горькое воспоминание: Вчерашпиль мне царапает глазавтра. Или вот: Не всякой заглядевушке дано стать головокруженщиной" (о языке "муфтолингва", изобретенном В. Мельниковым); сочетания графем латинского и кириллического алфавитов (VIP-мероприятие, PR-технологии, SMSка, web-документ, WWW-страница, CD-диск, DOS-овский).
Ныне результаты такого отнюдь не только поэтического, но и вполне массового словесного творчества - странные, задевающие взгляд и слух своей нарочитой неправильностью лексические новообразования, неологизмы, в которых парадоксальным, оксюморонным образом соединяются абсолютно, казалось бы, не сочетающиеся элементы, - получили метафорическое именование "слова-кентавры" (от давно известного русскому языку названия одного из персонажей древнегреческой мифологии, получеловека-полулошади).
Широкое употребление подобных парадоксальных новообразований - яркая примета современной эпохи, результат не только языковой игры, но и нового отношения к графической, визуальной стороне текста. В процессе "соединения несоединимого" обогащается семантический потенциал слова.
Слова-кентавры могут образовываться путем осознанного смешения существительных одушевленных и неодушевленных; имен собственных и нарицательных; наложения (аппликации) морфем, принадлежащих разным частям речи, и слогов, принадлежащих различным словам.
Слова-амебы
Кара-Мурзы "Манипуляция сознанием"
Из науки в идеологию, а затем и в обыденный язык пеpешли в огpомном количестве слова-«амебы», пpозpачные, не связанные с тканью жизни. Это слова, как бы не имеющие корней, не связанные с вещами (миром). Они пожирают старые слова.
Важный признак этих слов-амеб - их кажущаяся «научность». Скажешь коммуникация вместо старого слова общение или эмбарго вместо блокада - и твои банальные мысли вроде бы подкрепляются авторитетом науки. В «приличном обществе» человек обязан их использовать. Это заполнение языка словами-амебами было одной из фоpм колонизации - собственных наpодов буpжуазным обществом. Отрыв слова (имени) от вещи и скрытого в вещи смысла был важным шагом в разрушении всего упорядоченного Космоса, в котором жил и прочно стоял на ногах человек. Начав говорить «словами без корня», человек стал жить в разделенном мире, и в мире слов ему стало не на что опереться.
Создание этих слов стало способом разрушения национальных языков и средством атомизации общества. Недаром наш языковед и собиратель сказок А.Н.Афанасьев подчеркивал значение корня в слове: «Забвение корня в сознании народном отнимает у образовавшихся от него слов их естественную основу, лишает их почвы, а без этого память уже бессильна удержать все обилие словозначений; вместе с тем связь отдельных представлений, державшаяся на родстве корней, становится недоступной».
Каждый крупный общественный сдвиг потрясает язык, резко усиливает словотворчество. Так было и в русской революции. Более мощное из них было направлено не на устранение, а на мобилизацию скрытых смыслов, соединяющей силы языка. Большое влияние на этот процесс оказали Велемир Хлебников и Владимир Маяковский. Маяковский черпал построение своих поэм в «залежах древнего творчества». Он буквально строил заслоны против языка из слов-амеб.
Что же мы видим в ходе нынешнего антисоветского поворота? Уже вызрел целый культурный проект наших демократов - насильно, через социальную инженерию задушить наш туземный язык и заполнить сознание, особенно молодежи, словами-амебами, словами без корней, разрушающими смысл речи. Эта программа настолько мощно и тупо проводится в жизнь, что даже нет необходимости ее иллюстрировать - все мы свидетели. Когда русский человек слышит слова «биржевой делец» или «наемный убийца», они поднимают в его сознании целые пласты смыслов, он опирается на эти слова в своем отношении к обозначаемым ими явлениям. Но если ему сказать «брокер» или «киллер», он воспримет лишь очень скудный, лишенный чувства и не пробуждающий ассоциаций смысл. И этот смысл он воспримет пассивно, апатично. Методичная замена слов русского языка такими чуждыми нам словами-амебами - никакое не «засорение» или признак бескультурья. Это - необходимая часть манипуляции сознанием.
Отрыв слова (имени) от вещи и скрытого в вещи смысла был важным шагом в разрушении всего упорядоченного Космоса, в котором жил и прочно стоял на ногах человек Средневековья и древности. Начав говорить «словами без корня», человек стал жить в разделенном мире, и в мире слов ему стало не на что опереться. Создание этих «безкорневых» слов стало важнейшим способом разрушения национальных языков и средством атомизации общества.
Секретарь компартии Испании Хулио Ангита писал в начале 90-х годов: «Один известный политик сказал, что когда социальный класс использует язык тех, кто его угнетает, он становится угнетен окончательно. Язык не безобиден. Слова, когда их произносят, прямо указывают на то, что мы угнетены или что мы угнетатели». Далее он разбирает слова руководитель и лидер и указывает, что неслучайно пресса настойчиво стремится вывести из употребления слово руководитель. Потому что это слово исторически возникло для обозначения человека, который олицетворяет коллективную волю, он создан этой волей. Слово лидер возникло из философии конкуренции. Лидер персонифицирует индивидуализм предпринимателя. Удивительно, как до мелочей повторяются в разных точках мира одни и те же методики. И в России телевидение уже не скажет руководитель. Нет, лидер Белоруссии Лукашенко, лидер компартии Зюганов...
Хаpактеpистики слов-амеб, которыми манипуляторы заполнили язык, сегодня хоpошо изучены. Пpедложено около 20 кpитеpиев для их pазличения. Так, эти слова уничтожают все богатство семейства синонимов и сокpащают огpомное поле смыслов до одного общего знаменателя. Он пpиобpетает «pазмытую унивеpсальность», обладая в то же вpемя очень малым, а то и нулевым содеpжанием.
Важный признак этих слов-амеб - их кажущаяся «научность». Скажешь коммуникация вместо старого слова общение или эмбарго вместо блокада - и твои банальные мысли вроде бы подкрепляются авторитетом науки. Начинаешь даже думать, что именно эти слова выражают самые фундаментальные понятия нашего мышления. Слова-амебы - как маленькие ступеньки для восхождения по общественной лестнице, и их применение дает человеку социальные выгоды. Это и объясняет их «пожирающую» способность. В «приличном обществе» человек обязан их использовать.
Это заполнение языка словами-амебами было одной из фоpм колонизации собственных наpодов буpжуазным обществом.
13. Языковая игра как средство выражения оценки в тексте газеты.
Ещё одним средством привлечения внимания в газетных заголовках является языковая игра.
Языковая игра – определённый тип речевого поведения говорящих, основанный на преднамеренном нарушении системных отношений языка, то есть на деструкции речевой нормы с целью создания неканонических языковых форм и структур, приобретающих в результате этой деструкции экспрессивное значение и способность вызывать у читателя эстетический и, в целом, стилистический эффект.
Чаще всего языковая игра связана с выражением в речи комических смыслов или с желанием создавать «свежий, новый образ». Языковая игра свойственна преимущественно разговорной, публицистическим и художественным стилям речи.
Журналисты играют со словами и в слова в поисках свежих, необычных номинаций для лиц и фактов, ломая традиционные модели словообразования, грамматики, снимая табу на сочетаемость слов. Новая организация языковых элементов, нетрадиционные способы номинации связаны с поисками содержательной глубиной изложения и с преодолением автоматизма при восприятии фактов языка. Подчинение реального правилам игры со словами, иначе – «выписывание» этого реального по правилам игры, своеобразно организует всю информацию. В традиционной схеме что? где? когда? – особую важность приобретает поиск такой языковой номинации для этого что, которая позволит разыграть ситуацию, специфируя её, привлекая внимание к сообщению, даже если оно уже прошло по другим информационным каналам. При этом новое означающее может переместить в цент медиа - события периферийные компоненты реального события. Так в фокус информационного сообщения о решении японского правительства уйти в отставку попала «история болезни» - игровое манипулирование кризисным состоянием здоровья премьера (инсультом) и кризисом в кабинете министров («инсультом»): «Правительство Японии не пережило инсульта».
Приёмы, помогающие передать колорит языковой игры, доминируют сегодня по частоте использования в текстах СМИ. А способность пишущего журналиста в ней участвовать становится показателем мастерства.
Систематизацию типов языковой игры, зафиксированных в прессе последнего десятилетия, проведём в аспекте проблемы словообразование и текст, делая акцент на функции словообразовательного механизма языка в тексте и выявляя влияние текстовых связей на семантику различных единиц системы и словообразования.
Сметанина С.И. обращается к трудам Е.Е. Земской. Словообразовательная деятельность в тексте, по наблюдениям Е.Е. Земской [Земская Е.Я., Китайгородская М.В., Розанова Н.Н., «Русская разговорная речь». М., 1983 г.], осуществляется с помощью следующих операций: создания производного слова от данного в предтексте базового слова или словосочетания; использования в одном фрагменте ряда структурных образований от разных основ; построения производных различных структур от одной основы; построения слов, реализующих одно и тоже деривационное значение; каламбурного столкновения производных от омонимичных или близких по звучанию слов, выявления внутренней формы слова; семантического противопоставления однокоренных слов или паронимов. Журналистика активно использует все эти способы, подчиняя их игровой обработке. Причём обработка производится как ради шутки, создания колорита непринуждённой речи, так и ради получения нового смысла, обнаружить который помогает языковая игра.
«Гулливер в стране лилипутиных» - каламбурное столкновение производных от слов, в звучании которых журналист увидел сходство: литературные персонажи лилипуты – питерская команда политиков, сделавшая ставку на Путина.
ЯЗЫКОВАЯ ИГРА
Фонетическая игра. Правила этой игры связаны с изменением фонетической формы слова. В журналистском тексте фонетическая игра, добавляя письменной речи иллюзию спонтанной устной речи, связна с решением важных содержательных задач. Неустойчивость фонетического «состава» слова, его очевидная принадлежность одновременно к очень знакомому и несколько иному дают возможность соотнести означающее и с исконным для него означаемым, и с другим, содержательно неожиданным и даже логически несовместимым. Конечно, в радио - и телеречи ассортимент фонетической приёмов фонетической игры шире, но вовлечённые в кампанию борьбы за читателя печатные СМИ тоже находят возможность поиграть со звуковой формой слова. «Не пей из банки coca – козлёночком станешь» - в заголовок вводится окказионализм с фрагментом иноязычного слова.
Словообразовательная игра. Типичная черта современного языка – расцвет неузульного словообразования, распространяющийся не только в языке художественной литературы и разговорной речи, но и в языке газет «Отозванец». Новое слово образовалось от глагола отозвать с помощью суффикса – нец.
Имена лиц, как основа словообразовательной игры. В каждый конкретный период развития языка происходит активизация определённого круга словообразовательных моделей. Как отмечают исследователи, «современное словообразование имеет ярко выраженный антропоцентрический характер: значительное место среди новообразований занимают имена лиц; в качестве базовых основ также активно используются имена лиц».
В сфере разговорной речи такое словопроизводство, когда тому или иному явлению приписывают название, коррелирующее с фамилией лица, связанного с ним, отражает особенности массового сознания. Журналисты активно используют этот приём разговорной речи используют в своих целях.
«Победа российских кучмейкеров». Базовой основой словопроизводства стала фамилия, которая заменила компонент имидж в известном слове, уточнив объект деятельности тех, кто профессионально организацией предвыборной компании.
Морфологические игры. В основе морфологических трансформаций – использование слова в другой, чуждой ему морфологической категории. Внешне эта игра напоминает имитацию нелитературной речи, противостоящей литературным нормам. Но по своему содержанию необычная для слова грамматика развивает в тексте и новые содержательно – эмоциональные эффекты «Видимо, невидимо» - преобразование морфологической формы слова синтаксическими средствами. На базе наречия видимо – невидимо – «очень много, бесчисленное множество» произведено два слова.
Языковая игра в сочетаемости слов. Суть этой «игры» состоит в нарушении норм сочетаемости слов с целью создания дополнительных эффектов. Преодоление фиксированных смысловых, грамматических, синтаксических, стилистических связей приводит к возникновению в медиа – тексте новых отношений между единицами языка и предметами, лицами, ситуациями. В публицистике основой для производства необычных словосочетаний становятся, как правило, ключевые слова эпохи «Пожирать подано!». В основе словосочетания – семантическая и стилистическая игра, сближающая новое выражение с традиционно - вежливым приглашением к еде «кушать подано!».
Вероятно, в этом обнаруживается тенденция к украшению, дизайнизации подчёркнуто документального жанра информационной заметки. Кроме того, это и корректный способ отделить собственные творческие интенции от объективной информации, представленной в последующем изложении. Деформация готовой формы связана, главным образом, с заменой лексических единиц словами, которые тематически прикрепляют заголовок к материалу: «Делу – время, пикету – час», «Путин приказал лучше жить».
Игровые ситуации, лежащие в основе композиционного и концептуального решения материала, языковые средства, облегчающие их организацию представляют мир как игру. Эта особенность предполагает понимание правил игры со знаком – звуком, морфемой, словом, умение сопоставлять разные значения одной лексической единицы в определённом контексте, корректировать варианты связей словами. Построенный таким образом журналистский текст дарит читателю альтернативную картину мира.
Примеры газетных заголовков. Подходят для вопросов 13 и 16.Глава 2. Выявление изобразительных средств в газетных заголовках
Подарочный напор ирония
Машины нету – гони монету! ирония
Родительское собирание ирония
Ловили секс-маньяка – поймали сварщика ирония
Заставь дурака отмечать день дурака ирония
Как рукой сняло метонимия
Египет в минусе, Сочи в плюсе метонимия
Ели загубили на корню метонимия
Студентов отправят на картошку метонимия
150 тысяч рублей в трубу метонимия
Увидеть квиток и умереть гипербола
Рука мастера (про однорукую девушку) гипербола
Дорожает все! гипербола
Провинция перешла все границы гипербола
Кризис не закончится никогда гипербола
Жильцов загнали в угол гипербола
Пришла беда – упали ворота гипербола
Пугачева опять нагрешила гипербола
Скорой помощи придали ускорение гипербола
Конец эпохи Пугачевой гипербола
Воронежская спортсменка заткнула соперницу за пояс гипербола
Дорого яичко гипербола
В Воронеже началась охота на стариков гипербола
Белая гвардия (про плащи) метафора
Мисс Россия крутит роман с Богданом Титомировым метафора
Мыли-мыли трубочиста (про грязные улицы) метафора
Кризис готовит новый удар по России метафора
Моешники раскатали соперников метафора
Коррупцию пустили на мыло метафора
В хоккей играют настоящие легенды метафора
Факелы пока не зажглись (про футбол) метафора
Жуй гранит науки метафора
Чиновники помирились кошельками метафора
Молоко убежало метафора
Зверь должен сидеть в тюрьме метафора
Цены на жилье падают метафора
Губернатор выходит из тени метафора
Боец невидимого фронта (про иммунитет) метафора
Классный день календаря эпитет
Пираты – обычные неопрятные люди эпитет
Мёдные тенденции эпитет
Душевные посиделки эпитет
Новая, блестящая, совсем как настоящая эпитет
Ценная информация эпитет
Ричард Гир – самый сексуальный из всех живущих эпитет
Веселые ребята эпитет
Люди – добрые, родители – злые аллегория
Гаишник насмерть сбил старушку литота
Мазь-природа, помоги перифраза
Китай может обрушить американскую валюту синекдоха
|
|
|
