 |
Скульптурное изображение Марии Стюарт в Люксембургском саду в Париже 11 глава
|
|
|
|
Таким образом, Шотландия, Англия, Франция и Испания лишь разыграли возмущение. Елизавета утверждала, что никогда не имела намерения казнить кузину, и публично наказала придворных, на которых возложила ответственность за это событие. В Европе же католики почувствовали облегчение, поскольку не существовало больше несчастной католической королевы Марии Стюарт, которую нужно было освободить и восстановить в правах, хотя ее родственники Гизы, несомненно, почувствовали личную утрату. Однако тело Марии Стюарт все еще не было похоронено и лежало в Большом зале замка Фотерингей. Приказ Уолсингема о временном захоронении в приходской церкви проигнорировали, но даже Елизавета понимала, что необходимо принять окончательное решение. В конце июля она дала распоряжения относительно похорон Марии. Живая Мария представляла собой католическую угрозу, но мертвая она превратилась в королеву-изгнанницу и кузину Елизаветы, и ей поэтому полагалась вся роскошь государственных похорон. Кроме того, пышная церемония могла несколько облегчить совесть Елизаветы.
В десять часов вечера 30 июля 1587 года глава коллегии герольдов сэр Уильям Деттик вместе с пятью другими герольдами выехал из Фотерингея при свете факелов в сопровождении сорока всадников. Он сопровождал тело Марии, находившееся в королевской карете, которую влекли четыре лошади. Карету превратили в катафалк, покрыв ее черным бархатом и «богато украсив щитами с гербом Шотландии и небольшими вымпелами». Кортеж двигался медленно, а сразу за герольдами шли Мелвилл, Бургойн и четыре члена свиты Марии. Остальных привезли из Чартли и разместили в Фотерингее. В два часа утра похоронная процессия достигла реки Нин близ Питерборо. Там их встретили епископ Питерборо, настоятель собора с капитулом и герольд Кларенсье[136]. В соборе их ждали «хористы и певцы», а внутри, в приделе, напротив могилы Екатерины Арагонской, первой жены Генриха VIII, была вырыта свежая могила. Екатерина умерла неподалеку отсюда, в Кимболтоне, двадцать один год назад[137], и соборный могильщик Роберт Скарлет, которому исполнился уже 81 год, мог гордо утверждать, что рыл могилы двум королевам. Огромный двойной гроб опустили в могилу, которую потом заложили кирпичами.
|
|
|
На следующий день прибыли участники предстоявшей церемонии королевских похорон; их разместили на ночь в епископском дворце, где в зале стоял трон с гербом Елизаветы. Сама она не приехала, ее представляла графиня Бедфорд[138].
На следующее утро, в восемь часов, графиня в сопровождении джентльменов гофмейстеров под балдахином фиолетового бархата прошествовала в парадной процессии в большой зал епископского дворца, где теперь находилось восковое изображение Марии в полном облачении. Восковые изображения были частью традиции, поскольку королевские похороны часто проходили спустя много месяцев после смерти, а техника бальзамирования была несовершенной. В случае с Марией тело лежало в неприкосновенности пять месяцев, погода стояла жаркая, а процесс разложения, вероятно, зашел уже довольно далеко. В состав похоронной процессии теперь влились герольды, пэры и их супруги, рыцари и дамы в трауре. За изображением Марии в собор проследовали около 240 человек. Стены собора были затянуты черным бархатом на высоту шести-семи ярдов, каждая вторая колонна была украшена гербами – самой Марии, Франциска II или Дарнли, причем их гербы соединялись с шотландским гербом. Хоры были также затянуты черным. Свите Марии было позволено присутствовать, хотя слуги-католики вышли из храма после процессии и ждали окончания службы в клуатре. Протестанты Мелвилл и Барбара Маубрей остались. Де Про позволили быть на похоронах; «на его шее было золотое распятие, которое он носил открыто, а когда ему сказали, что люди перешептываются и проявляют недовольство, он ответил, что не снимет его, даже если ему придется за это умереть». Нет свидетельств тому, что Паулет присутствовал на похоронах; он, вероятно, был счастлив наконец освободиться от своих обязанностей. Восковое изображение положили на катафалк, покрытый черным сукном и украшенный гербами. На крышке гроба «поместили два позолоченных щита с шотландскими гербами и позолоченную имперскую корону». Распорядителем впечатляющей церемонии был настоятель Флетчер, но удивительно бесцветную проповедь произнес епископ Линкольнский[139]. Затем лорд Бедфорд положил на алтарь кольчугу, шлем, меч и щит; их впоследствии повесили на стену над могилой. Герольды сломали свои жезлы над могилой, и процессия вернулась в епископский дворец на обед. «Слуги покойной королевы находились в отдельной комнате, где разбавляли еду и питье обильными слезами». В целом церемония была достаточно роскошной, чтобы удовлетворить привитые Марии вкусы Валуа, а для Елизаветы она означала окончание отношений с беспокойной кузиной. Похороны обошлись Елизавете в 321 фунт.
|
|
|
На могиле не было надписи до тех пор, пока слуга Марии Адам Блэквуд не совершил паломничество в Питерборо и не поместил на ней табличку с эпитафией. Оригинал был написан на латыни. В переводе он звучит следующим образом:
«Здесь покоится Мария, королева Шотландии, дочь короля, вдова короля Франции, кузина и наследница королевы Англии, наделенная королевскими добродетелями и королевским умом (ведь к правам государей часто обращаются втуне). Это украшение наших дней и светоч истинного монаршего достоинства погашен варварской жестокостью и тиранией. Один и тот же несправедливый приговор привел Марию, королеву Шотландии, к физической смерти, а всех оставшихся государей – к смерти гражданской (ведь они стали обычными персонами). Это – странный и необычный памятник, в котором живые объединяются с мертвыми; ибо знайте, что вместе со священным прахом блаженной Марии здесь лежит растоптанное и поруганное величие всех королей и государей. А поскольку тайна королевской власти наставляет государей в их обязанностях – путник, я не скажу ни слова больше».
|
|
|
Эту эпитафию быстро убрали.
Оставшихся слуг освободили через два месяца. Бургойну позволили вернуться в Англию, и он получил должность при дворе Генриха III, вероятно, после того, как доставил королю последнее письмо Марии. Гурьон отправился к Мендосе и передал ему предназначавшееся Филиппу II кольцо с алмазом. Филипп, в свою очередь, выполнил просьбу Марии и выплатил жалованье ее слугам. Элизабет Кёрл присоединилась к Барбаре Маубрей в изгнании; обе они похоронены вместе в церкви Святого Андрея в Антверпене. Джейн Кеннеди вернулась в Шотландию, вышла замуж за Эндрю Мелвилла и присоединилась ко двору Якова VI. В 1589 году ее в составе королевской свиты отправили в Данию за принцессой Анной – невестой Якова, но она, к несчастью, добралась только до Фиртоф-Форт. При переправе из Бёрнтайленда в Эдинбург лодка перевернулась и она утонула.
Замок Фотерингей был заброшен и разделил судьбу всех заброшенных зданий: местные фермеры использовали его как удобную и бесплатную каменоломню, и к концу XVIII века от него почти ничего не осталось.
Могила Марии в Питерборо оставалась нетронутой до 14 августа 1603 года. Через пять месяцев после восшествия на английский престол Якова VI, ставшего Яковом I в Англии, новый король послал верховного герольда Деттика в Питерборо с «роскошным бархатным покровом», который надлежало повесить над могилой его матери. Мемориальные проповеди должен был произнести епископ и его вездесущий настоятель.
Почти десять лет спустя Яков вновь написал настоятелю: «Мы распорядились, чтобы ее упомянутое тело, ныне похороненное в нашей кафедральной церкви в Питерборо, должно быть перенесено в Вестминстер». Демонстрируя прекрасную память и не упуская возможности сэкономить, король настоял на том, чтобы во время перемещения использовали тот же самый бархатный покров. Яков уже приказал соорудить мраморное изображение Елизаветы на ее надгробии в приделе погребальной капеллы Генриха VII в Вестминстере. Генрих VII предназначал капеллу для себя самого и своей жены, Елизаветы Йоркской; ее архитектором был Роберт Вёрчью, а в интерьере доминирует великолепное королевское надгробие, сделанное Торриджано. Елизавета Тюдор лежала в безымянной могиле до тех пор, пока Яков не решил почтить ее память надгробием из белого мрамора. Вырезанная Максимилианом Колтом и позолоченная Иоханном де Критцем каменная Елизавета лежала, усыпанная жемчугами и другими драгоценностями, держа в руках символизировавшие ее власть и могущество державу и скипетр.
|
|
|
Теперь Яков приказал Виллему и Конелиусу Куру создать скульптурное изображение своей матери, которое должно было быть помещено в противоположном приделе. В отличие от Елизаветы, держащей в руках символы королевской власти, Мария Стюарт лежит со сложенными, словно в молитве, руками. Она вновь в высоком вдовьем чепце и королевском платье. Хотя у ее ног размещен лев Шотландии, ее изображение больше напоминает аббатису, нежели королеву. Памятник Марии – «большего размера, словно бы для обозначения превосходства матери перед предшественницей, жертвы над палачом».
В сентябре 1612 года тело Марии в большом свинцовом гробу было наконец перенесено из Питерборо и захоронено в Вестминстерском аббатстве. Все подробные распоряжения Марии о захоронении ее во Франции рядом с семьей были проигнорированы. Ей предстояло упокоиться в протестантской церкви, всего в нескольких ярдах от своей кузины Елизаветы. Надежда Марии на то, что «мне не найдут место рядом с королями, вашими предшественниками», оказалась тщетной. Нужно, впрочем, отдать должное Якову I – он, вполне возможно, вообще не знал о том, что она высказывала такое пожелание.
Могила Марии неизбежно превратилась в центр притяжения для католиков, и начали распространяться слухи о совершавшихся там чудесах. По прошествии тринадцати лет католический апологет Уильям Демпстер, никогда эту могилу не посещавший, писал из Болоньи: это место «полнилось чудесами». Начиная с того момента, как тело Марии упокоилось в запертом зале в Фотерингее, люди начали молиться о ее заступничестве как можно ближе к гробу, однако людей, молившихся ей в Вестминстере, прогоняли.
В 1750 году Генри, кардинал Йоркский[140], – брат прямого наследника Марии принца Чарли – просил папу Бенедикта XIV о ее канонизации. Хотя Бенедикт XIV был известен как «просвещенный» папа, а Мария продемонстрировала «великодушие и христианскую любовь» в час смерти, что квалифицировало ее как мученицу, Рим счел, что ее дело не может продвинуться, пока не будет найдено убедительное доказательство ее невиновности в убийстве Дарнли и прелюбодеянии с Босуэллом. Святые Петр, Павел, Августин и Игнатий Лойола были грешниками, прощенными Ватиканом и канонизированными, поэтому отказ Святого престола даровать необходимое прощение Марии не может рассматриваться исключительно в теологическом контексте. Чтобы даровать прощение, нужно признать виновность Марии; если отказаться признать его необходимость, следует заявить о ее невиновности. Каждое из этих решений было чревато политическими осложнениями.
|
|
|
В 1887 году, на трехсотлетнюю годовщину казни Марии, к папе Льву XIII обратились вновь, на этот раз после хорошо организованной кампании, возглавлявшейся не кем иным, как королевой Викторией, «проявлявшей энтузиазм в отношении своей великой предшественницы в благодарность за то, что она не происходила от королевы Елизаветы». Риму предложили канонизировать Марию и еще сорок других мучеников-англичан. Кардинал Мэннинг, а также глава незадолго до того воссозданного католического диоцеза Сент-Эндрюс и Эдинбург архиепископ Уильям Смит при поддержке английских иезуитов возглавил кампанию, состоявшую из речей и выставок, хотя главный католический пэр Англии герцог Норфолк выступил против канонизации. Кампания захлебнулась в 1892 году после смерти кардинала Мэннинга и архиепископа Смита; в результате к 1902 году Мария была единственной кандидатурой, и дело застопорилось. Ватикан уверяет, что «ее дело все еще открыто». Предложение отметить 400-летнюю годовщину ее казни выпуском марки с ее портретом было также отвергнуто.
Место ее могилы в Питерборо, так же как и могила Екатерины Арагонской, было осквернено солдатами Кромвеля в годы гражданской войны в Англии. Сейчас это место обозначено флажками, преподнесенными собору Каледонским обществом Питерборо.
К сожалению, нельзя утверждать, что Мария наконец упокоилась с миром в Вестминстерском аббатстве. В феврале 1869 года произвели раскопки королевских могил с целью найти безымянную могилу Якова I. Под присмотром Джайлса Гиберта Скотта и главного каменщика аббатства настоятель собора Артур Стенли вскрыл могилу. Настоятель вспоминал:
«Я решил сделать проход, убрав камни с южной стороны южного придела капеллы, один из которых был помечен как “вход”. Он вел к большому лестничному пролету, шедшему вниз, под могилу шотландской королевы. Моим глазам открылась поразительная, почти ужасающая сцена. От самого пола поднималась гора свинцовых гробов; одни из них были большими, размер прочих колебался от детского до младенческого, и они громоздились один на другом».
У северной стены находилось два гроба, «сильно расплющенных» под весом четырех или пяти меньших гробов, наваленных на них сверху. Вторым снизу был гроб Арабеллы Стюарт, причем кости и череп виднелись сквозь трещину в свинцовой крышке. Нижний гроб стал черным как смоль и сильно сжался под весом остальных, однако свинцовое покрытие выдержало. Это и был большой гроб Марии, и его решено было не открывать и не перемещать. Остальными обитателями этой королевской свалки были скончавшийся в 1612 году Генри, принц Уэльский, сын Якова I[141]; два младенца Карла I; Мария, принцесса Оранская[142]; принц Руперт[143]; Анна Хайд, первая жена Якова II[144]; Елизавета Богемская[145], десять детей Якова II[146] и трагедия королевы Анны – ее восемнадцать детей[147], ни один из которых не дожил до совершеннолетия. «Невозможно было смотреть на эти обломки династии Стюартов без того, чтобы не пожелать восстановить среди остатков былого величия порядок и благопристойность». Исследователи привели в порядок детские гробики и многочисленные погребальные урны, но гроб Марии оставили нетронутым. Гроб Якова нашли в противоположном приделе, ближе к Елизавете, чем к его матери.
Надгробие Марии в Лондоне поражает величием, однако она лежит среди людей, которых не знала, причем многие являлись ее врагами. В Шотландии о Марии напоминает копия этого надгробия, хранящаяся в Шотландском музее. Во Франции нет ничего.
Мария Стюарт, родившаяся в то «время, когда преобладающей литературой эпохи были поэзия и рыцарский роман», прожила жизнь, столь наполненную событиями, какую только можно себе представить. Однако трудно найти другую такую пассивную жизнь. Почти все из множества событий, с которыми ей пришлось столкнуться, были случайными, а то единственное событие, которое она в некотором роде инициировала, в конце концов привело ее на плаху. Поэтому о Марии Стюарт вспоминают как о героине романтической трагедии – причем ей принадлежит роль трижды овдовевшей королевы удивительной красоты. Она отличалась изяществом, прекрасно танцевала и ездила верхом, любила развлечения на свежем воздухе, но проявляла более чем средние для своего положения способности. Загнанная в угол в споре, она всегда вспоминала о своем происхождении и королевской крови. Политические и богословские уроки ее дядей Гизов не пошли ей впрок, она забыла об искусных наставлениях Дианы де Пуатье относительно женского очарования и пренебрегла придворной дипломатией Екатерины Медичи. Мария обожала галантные игры и флирт, но, похоже, секс ее не слишком интересовал. Она предпочитала общение в тесной компании подруг и слуг, к которым всегда была благосклонна, и поощряла общение с придворными-мужчинами только в формальной обстановке танцев и придворных развлечений.
Смерть Марии оказалась неизбежной из-за действий ее сторонников, многие из которых сами взошли на плаху или подверглись еще более страшной казни, а она не сделала ничего, чтобы заслужить такое рвение. Она позволила случаю определять ее судьбу, пока сама не оказалась побежденной в финальной трагедии, предопределенной игрой все того же случая.
Генеалогические таблицы
|
|
|
