Экономическое и политическое единство Евразии

Форму организации мирового хозяйства евразийцы видели как систему автаркических, т. е. хозяйственно самодостаточных ми­ров, связанных с географическими особенностями их местораз­вития.

По мнению евразийцев, единое мировое хозяйство создается как океаническое. Для континентальных стран при условии их интенсивного вхождения в мировой океанический обмен пер­спектива стать «задворками мирового хозяйства» становится осно­вополагающей реальностью, поскольку континентальные страны находятся в изначально невыгодных условиях в силу громадно­сти расстояний, отдаленности территорий от мирового океана. Значит надо создавать собственную автаркическую экономику.

В трудах евразийцев мир Евразии рассматривался как единое геополитическое пространство, государственное объединение которого диктовалось географическими особенностями. Стано­вым хребтом ее истории выступала степная полоса в ее открытости. Степное пространство способствовало широким геополитическим комбинациям и взаимодействию народов, населявших Евразию. История оставила ей скифскую, гуннскую, монгольскую, русскую державы. Мир Евразии отличается своим постоянным стремлением к политическому объединению. П.Н. Савицкий справедливо кон­статирует, что «Евразийское месторазвитие» по основным свой­ствам своим приучает к общему делу», к внутреннему единству народов, к политическому объединению.

Историческую задачу, поставленную самой природой Евра­зии, впервые выполнил Чингисхан, подчинивший себе все коче­вые племена евразийских степей и создавший мощное государ­ство с прочной военной организацией. В империи Чингисхана евразийский культурный мир впервые предстал как целое:

Монголы сформулировали историческую задачу Евразии, положив начало ее политическому единству и основам ее политического строя.

Политическое единство Евразии проявляется не только в стремлении к государственному объединению, но и в особенно­стях ее политического устройства, обусловленных географией. Для Евразии всегда было характерно сочетание этатизма, т. е. принудительно-государственных начал социальной жизни, с ве­личайшей национальной и религиозной терпимостью. Евразий­ское государство, будь то империя монголов или Российская империя, всегда понимало себя как «собор национальностей» или «собор вер», его природе было чуждо стремление заставить какую-либо часть населения изменить веру или национальность. В этом — суть политики многонациональной империи. Отказ от терпимости свидетельствовал о внутреннем разложении власти.

Политическая власть в евразийских государствах была авто­ритарной. Сухопутное могущество континентальной Евразии могло быть обеспечено не либерально-демократическими фор­мами правления, характерными для торговой океанической цивилизации Запада, а авторитарной идеократией. Термином «идеократия» евразийцы обозначали все формы нелиберального правления, создающиеся в согласии с высшей организационной идеей и воплощающиеся в многообразных конкретно-исторических формах, таких, как самодержавная монархия, национальная дик­татура, партийная государственность советского типа и возмож­ных других.

Государственность Евразии всегда носила идеократический, авторитарный характер, основывающийся не на прагматическом коммерческом подходе, а на изначальном духовном импульсе, когда физический мир органически включается в единый духов­но-созидательный процесс.

Неоевразийство

Обще­методологическим принципом евразийства является полицен­тризм. Евразия выступает как один из геополитических центров, а не доминирует в мире. И русские евразийцы и неоевразийцы считали ее плодо­творной и развивали этот тезис в своих работах.

По-иному смотрят на эту проблему многие видные ученые (геополитики, политологи, экономисты и т.д.). политики и во­енные, руководители монополий (особенно ориентированных на добычу и переработку сырья, компаний, производящих средства связи, аэрокосмическую технику).

Повышенный интерес американо-европейских ведущих по­литиков и обслуживающих их ученых носит далеко не праздный или теоретический характер. Они преследуют свои геополитиче­ские цели, связанные в первую очередь с захватом новых невос­полнимых источников сырья (прежде всего энергоносителей). Вот что, например, пишет по этому поводу 3. Бжезинский:

«Евразия — это суперконтинент земного шара, играющий роль сво­его рода оси. Та держава, которая на нем доминирует, будет оказывать решающее влияние в двух из трех наиболее развитых в экономическом плане регионов планеты — Западной Европе и Восточной Азии».

Кто будет господствовать в Евразии, для Бжезинского со­вершенно ясно. Он пишет об этом с циничной откровенностью:

«.. вряд ли какое государство может сравниться с Соединенными Шта­тами в четырех ключевых областях — военной, экономической, техни­ческой и культурной, придающих стране глобальный политический вес».

Так что же ждет Россию, мир в целом? Роль колонии в моно­полярном мире, проект которого уже начертали 3. Бжезинский и другие ученые-западники (атлантисты, мондиалисты и т.п.), или возможны другие варианты? Сторонники евразийства первого течения по этому поводу утверждают, что «победа Запада в «холодной войне» концептуально означает окончание биполяр­ного и начало однополярного мира. При этом если чистые ат­лантисты (Хантингтон, например) предполагают, что эта однополярность будет относительной — выигравший Запад (The West) будет вынужден постоянно улаживать нарастающие межцивилизационные конфликты со «всем остальным миром» (The Rest) — то мондиалисты (Фукуяма, Аттали) видят беспроблемную доминанту Запада над всей планетой как нечто уже случившее­ся. Даже самый конфликтный вариант профессора Санторо предполагает в конце концов установление Мирового Прави­тельства.

Но известно, что страны, добившиеся за послевоенные годы самых динамичных показателей в экономике (СССР с 1945 по 1960 гг., Япония с 1945 до середины 90-х гг., Германия (ФРГ и ГДР) с 1945 по настоящее время, Китай с 1949 по настоящее время) широко принимали политические решения о регулиро­вании и планировании своего экономического развития.

Под углом зрения победы западной цивилизации написал футурологическую книгу А. Зиновьев «Глобальный человейник». В книге-фантасмагории философ, социолог, логик, писатель А. Зиновьев утверждает, что на Земле свершился повальный экспорт западнизма, его традиции и ценностные ориентации стали глобальными: планета превратилась в «однопартийный» социум, все страны пришли к западнизму и человечество пре­вратилось в человейник, человек слился с компьютером, пере­стал быть самим собой, стал муравь­ем. А. Зиновьев в фантастической форме представил реализо­ванный проект западников-победителей, где восторжествовала атлантическая, талассократическая система ценностей. Евразий­ству с его поисками смысла жизни, духовности в такой системе места нет.

Неоевразийцы России, как, естественно, и многие ученые и политики других стран Европы и Азии, не могут согласиться с этими гегемонистскими притязаниями атлантистов и мондиалистов. Противостоять монополярности, по их мнению, может биполярность -новый континентальный альянс должен либо включить в себя всю Ев­ропу до Атлантики и несколько важнейших секторов южного побере­жья Евразии — Индию, Иран, Индокитай и т.д., либо обеспечить дру­жественный нейтралитет этих же пространств, т. е. вывести их из-под контроля атлантизма.

Особо подчеркивается, что новый евразийский биполяризм должен исходить из совершенно иных идеологических предпо­сылок и основываться на совершенно иных методиках.

Механизм формирования биполярного мира дается в назван­ной выше книге «Россия — Родина моя», где, в частности, ут­верждается, что обновленная Россия, укрепившая свою государственность и возродив­шая свою экономику на базе современных технотронных технологий, займет в мире свойственное ей место, вновь обретя свою традиционно миротворческую, стабилизирующую, сдерживающую хаос силу.

Есть и другая точка зрения на новое мироустройство. В XXI в. в качестве геополитического противовеса может высту­пить Китай. Для такого подхода есть много «за». Это стреми­тельный экономический рост КНР, огромная территория, не уступающая территории США, большой демографический по­тенциал, превосходящий более чем в четыре раза потенциал США, активная динамичная внешняя политика, мощные быстро модернизирующиеся вооруженные силы и т.п. Но Китай на практике балансирует между атлантизмом и евразийством. И эта политика, по-видимому, будет продолжаться и в первое десяти­летие XXI в.

В научной литературе можно встретить еще одну точку зре­ния относительно судеб мира. Есть немало политиков, ученых, которые считают наиболее вероятной соперницей США Япо­нию. В частности, американский политолог К. Престовиц отме­чал, что американскому веку пришел конец. Самым крупным событием конца столетия является восхождение Японии в качестве великой супердержавы. Это отражение того, что и сознании американцев все больше утверждается мысль о потере США по­зиции державы «номер один». По данным опросов обществен­ного мнения, проведенных Си-би-Эс в 1989 г., на вопрос о том, какая страна в XXI в. займет место державы «номер один», 47% назвали США, а 38% — Японию. По данным опроса, проведен­ного Си-би-Эс и газетой «Нью-Йорк Тайме» осенью 1997 г., только 25% предпочли США, а 58% — Японию.

Еще одна точка зрения: исламские страны и Индия смогут стать реальным противовесом атлантизму и центром притяжения противников мондиализма. Это может случиться, если в их эко­номическом, военном развитии им поможет Россия, т. е. речь опять идет о евразийстве. В своем последнем интер­вью Л.Н. Гумилев особо подчеркнул: «знаю одно и скажу Вам по секрету, что если Россия будет спасена, то только как евразий­ская держава и только через евразийство».