Вопрос №86. Современные военно-стратегические концепции. Угроза распространения ядерного оружия

В начале XXI века, в условиях глобализации и конкурирующих друг с другом попыток становления нового мирового порядка военная политика и военно-стратегические концепции стали носить особенно противоречивый характер. С одной стороны, был широко продекларирован партнерский характер отношений России с США, другими странами Запада и НАТО. С другой – практически без изменений сохранились основные принципы военно-стратегических концепций, основанных на «ядерном сдерживании посредством устрашения» и «взаимном гарантированном уничтожении». Продолжают модернизироваться стратегические ядерные потенциалы направленные друг против друга. Наличие сохранившегося в развитых странах, практически в неизмененном виде, военно-промышленного комплекса делает невозможным полноценное партнерство, серьезно снижает эффективность предметного сотрудничества.

политика США, ориентированная на построение однополярного мира, которая, для достижения собственных целей, не останавливается перед нарушением международного права серьезно подрывает возможность скоординированных действий государств для преодоления новых вызовов и угроз. Такие односторонние действия, в то же время, создают стимулы для стремления ряда стран и режимов к обладанию ядерным оружием. Еще одним важным движущим моментом в этом направлении является несоблюдение членами ядерного клуба обязательств, взятых по Договору о нераспространении ядерного оружия 1968 г. – «в духе доброй воли вести переговоры об эффективных мерах по прекращению гонки ядерных вооружений в ближайшем будущем и ядерному разоружению».

Опасность распространения ядерного оружия заключается в стремлении все большего количества стран вступить в ядерный клуб. Международные соглашения о нераспространении направлены на укрепление безопасности на региональном и глобальном уровне. Возложение договорных обязательств позволит повысить уровень глобальной безопасности в контексте распространения оружия массового поражения, если все страны станут участниками соглашения, предусматривающего общий режим нераспространения ядерного оружия. Противники этого обвиняют ядерные страны в отказе предоставить технологии обогащения урана, которые в равной степени могут использоваться как в мирных, так и военных целях.

Некоторые страны начинают раздумывать о ядерном выборе как о средстве сдерживания агрессии, а также факторе повышения своего международного статуса, инструменте достижения превосходства над соседями и получения экономических выгод. Данное обстоятельство в условиях обострения территориальных споров, политических, экономических, этнических и религиозных проблем в некоторых государствах приобретает особое значение.

^ 1.1.1. Угрозы в сфере ядерного распространения

На этапе становления международного режима ядерного нераспространения (Договор о нераспространении ядерного оружия ДНЯО), одной из его целей являлось ограничение количества государств, обладающих ядерным оружием (ЯО). Эта цель в основном была достигнута. От имевшихся ранее собственных военных ядерных программ отказались ЮАР, Аргентина, Бразилия. "Безъядерный" выбор сделали Белоруссия, Казахстан и Украина. В настоящее время помимо "официальной" ядерной "пятерки" военные ядерные программы реализованы в Индии и Пакистане. Не подтверждает, но и не отрицает наличия у него ядерного оружия Израиль. Об обладании таким оружием заявила КНДР. По данным Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ), еще порядка 20 стран располагают потенциалом для военных ядерных возможностей, однако по различным причинам они проявляют сдержанность в обретении ядерного статуса. Для некоторых из них "ядерный выбор" лишь вопрос политической воли в условиях ослабления режима ДНЯО: в технологическом плане они обладают всеми необходимыми средствами и компонентами для создания ядерного взрывного устройства. При возникновении угроз национальной безопасности и суверенитету эти страны могут создать ЯО достаточно быстро.

Таким образом, сегодня сохраняется несколько основных путей распространения ядерного оружия:

- несанкционированная передача технологий и знаний в области ЯО неядерным государствам (что подтверждается сетью А.К.Хана);

- самостоятельная разработка посредством развития необходимой научно-технической базы с использованием открытой информации;

- утечки технологий производства ЯО и другой "чувствительной" информации по причине слабости или отсутствия достаточного национального контроля.

Вышеперечисленные проблемы дополняются и усугубляются растущей угрозой ядерного терроризма.

Политика ядерного сдерживания была разделена на три уровня.

Первый уровень – продолжение традиционной политики ядерного сдерживания России. «Обзор ядерной политики США» 1994 г. зафиксировал, что российские СЯС остаются приоритетной угрозой для национальной безопасности США. 5 января 1995 г. министр обороны США Уильям Перри провозгласил переход в отношениях с Россией к доктрине «взаимно гарантированной безопасности» (mutually assured safety). При условии, что российское руководство соглашалось действовать в соответствии с набором «демократических ценностей», администрация Уильяма Клинтона была готова продолжать переговоры о сокращении стратегических наступательных вооружений. В случае отказа Вашингтон оставлял за собой право иметь потенциал воссоздания СЯС до уровня конца 1980-х годов. Американские СЯС сохраняли при этом высокие контрсиловые возможности.

Второй уровень – сдерживание КНР. В 1989–1994 годов американские аналитики пришли к выводу, что КНР может стать «новой сверхдержавой» и потому потенциально опасна для США. Тревожные настроения усилились в середине 1990-х годов, когда Китай показал готовность применить силу против Тайваня [51]. Появились публикации о переходе Пекина к экспансии с целью установления контроля над Южно-Китайским морем, Непалом, Вьетнамом и пограничными районами с Индией. Гипотетическое американо-китайское столкновение виделось в Вашингтоне как подготовленное вмешательство США в конфликт Пекина с кем-либо из его соседей.

Третий уровень – применение концепции сдерживания к региональным державам. Возможность использования силы против нарушителей режима нераспространения была зафиксирована в президентской директиве № 18 (PDD/NSC 18), подписанной президентом У. Клинтоном 18 декабря 1993 года. «Обзор ядерной политики США» 1994 г. рассматривал предотвращение распространения ОМП (preven-ting proliferation) как одну из приоритетных задач ядерной стратегии США. 21 июня 1995 г. была издана директива президента США № 39 (PDD/NSC 39), которая включила в понятие «контрраспространение»: борьбу за предотвращение попадания ОМП в руки террористических групп. В ноябре 1997 г. была издана президентская директива № 60 (PDD/NSС 60), которая допускала возможность нанесения разоружающих ударов по местам хранения и производства ОМП [52].

Следующий шаг в трансформации концепции «сдерживания» был сделан в начале XXI века. Эксперты нулевых годов (Патрик Морган, Кеннет Уолтц, Джордж Квестор, Грэм Аллисон) фиксировали рост опасности применения ЯО в ходе региональных конфликтов. Наиболее реалистическими сценариями перехода через ядерный порог им виделись: конфликт США с «государством-нарушителем», конфликт между новыми ядерными субъектами, распад ядерного государства (прежде всего, Пакистана [53]) использование ЯО транснациональными террористическими сетями, ответные меры «легальных» ядерных держав на акты ядерного терроризма.

Стратегия «минимального сдерживания» предусматривает многовариантность действий. Американские СЯС остаются нацеленными на различные типы стратегических объектов потенциальных противников. Это позволяет США наносить ядерные удары как по всему стратегическому потенциалу, так и по выборочным объектам, включая ее СЯС. Новым вариантом этой стратегии стала провозглашенная в 2010 г. приоритетность нацеливания американских СЯС на ключевые объекты экономический инфраструктуры.

Такой подход требовал сокращения избыточных ядерных арсеналов. Еще в 2007 г. в Соединенных Штатах часть экспертного сообщества выступала за глубокое сокращение ядерных потенциалов [61]. В Пражской речи 5 апреля 2009 г. президент Барак Обама заявил о поддержке этих проектов [62]. Среди мероприятий в рамках их реализации президент предлагал начать переговоры с Россией о глубоком сокращении СЯС и ТЯО, укрепить ДНЯО и усилить контроль над оборотом расщепляющихся материалов. Особое внимание было отведено развертыванию ПРО с тем, чтобы показать «нарушителям» всю бесперспективность их стратегии. Эксперты разрабатывали сценарий перехода к «виртуальному сдерживанию» (virtual deterrence), состоянию, при котором ЯО снято с оперативно-развернутых носителей. Реализация этих предложений вела к ослаблению потенциалов сдерживания России и КНР при сохранении превосходства США в обычных вооружениях.

Реализация программных положений стратегии «минимального сдерживания» ставит под сомнение возможность взаимно гарантированного уничтожения. Это может повысить соблазн у США как более сильной стороны пойти на силовое давление или даже развязывание ограниченного конфликта.

В начале XXI века Российская Федерация продолжала снижать ядерный порог. В 2003 г. министр обороны С.Б. Иванов заявил о праве России наносить упреждающие удары по изготовившемуся к агрессии противнику. В сентябре 2004 года, сразу после теракта в Беслане, было заявлено о праве России наносить удары по базам террористов в любой точке мира (правда, при этом подчеркивалось, что такие удары будут наноситься в неядерном оснащении). В 2005 г. соответствующая поправка была внесена в Военную доктрину РФ.

Политика «Перезагрузки» 2009–2011 годов не принесла изменений в российскую ядерную стратегию. В ходе дебатов по Договору СНВ-3 российские эксперты фиксировали три потенциальные опасности: наращивание американских систем ПРО в условиях сокращения российских СЯС, развитие США потенциала высокоточного оружия и возможность запуска совместных американо-британских ядерных программ в условиях, при которых Лондон не скован ограничениями Пражского договора. Россия ратифицировала СНВ-3 с тремя условиями: увязка переговоров по стратегическим наступательным и оборонительным вооружениям, модернизация российского ядерного комплекса и возможность выхода из договора в случае наращивания потенциала американской ПРО. Неудача переговоров по ПРО 2010–2011 годов побудила Кремль ужесточить свою позицию. 23 ноября 2011 г. президент Д.А. Медведев заявил, что в ответ на одностороннее развертывание американской ПРО Россия оставляет за собой право выйти из СНВ-3.

Подвижки нулевых годов были закреплены в «Военной доктрине РФ» 2010 года [71]. В документе указывалось, что ЯО будет оставаться важным фактором предотвращения ядерных военных конфликтов и военных конфликтов с применением обычных средств поражения. Для России в качестве военных опасностей выступают создание и развертывание систем стратегической ПРО, милитаризация космического пространства, развертывание стратегических неядерных систем, распространение ОМП, ракет и ракетных технологий, расширение «ядерного клуба». В документе содержится подтверждение, что Россия «оставляет за собой право применить ядерное оружие в ответ на применение против нее и/или ее союзников ядерного и других видов оружия массового поражения, а также в случае агрессии против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства».

Иные концепции использования ЯО используют ядерные державы «второго плана». Эти страны не имеют в своем распоряжении достаточного количества боезарядов и средств доставки для ликвидации стратегических потенциалов России и США. Возможности их ядерных сил позволяют наносить только ограниченные удары, преимущественно средней и меньшей дальности. Несмотря на это, Франция, Британия, КНР переходят от «оборонительного» к «наступательному» сдерживанию.

Эта тенденция наиболее заметна в политике Франции. Из ядерных держав «второго плана» только Париж официально провозглашал проведение политики ядерного сдерживания. Ее основы были разработаны в период президентства Шарля де Голля (1958–1969) генералом Пьером-Мари Галлуа, Люсьеном Пуарье и адмиралом Антуаном Сангинетти [72]. Французская концепция сдерживания была основана на той идее, что более слабое в военном отношении государство может сдержать сильное от агрессии посредством угрозы нанесения контрценностного удара [73]. В качестве наиболее вероятных целей для нанесения ядерных ударов выбирались несколько ключевых городов на территории потенциального противника [74]. Французская концепция сдерживания включала в себя три составных компонента:

– сдерживание (dissuasion): воздействие на волю противника угрозой нанесения контрценностного ядерного удара с целью вынуждения его отказаться от агрессии;

– убеждение (persuasion): проведение силовых демонстраций, цель которых состоит в разубеждении агрессора начинать войну;

– оборона (defence): прямое применение военной силы в случае, если стратегия сдерживания не сработала и приходится применять силу.

В отличие от Франции и Британии, Китай никогда не определял свою ядерную политику в категориях сдерживания. После создания ЯО в 1964 г. правительство Мао Цзэдуна взяло на себя два ограничения. КНР обязалась не применять ЯО первой и против неядерных государств. Пекин, в отличие от России, пока не пересмотрел своих обязательств. Это, а также техническая слабость китайского ядерного потенциала, блокируют возможность формулирования КНР концепции «ядерного сдерживания».

Новые тенденции появились в ядерной политике КНР в начале XXI века. В 2004 г. генеральный секретарь ЦК КПК Ху Цзиньтао указывал на увеличение роли КНР в системе международной безопасности. В «Белой книге» 2008 г. подчеркивалась важность создания мирного окружения для укрепления экономического потенциала КНР. Есть данные о разработке КНР концепции «активной обороны», предполагающей (1) проведение полномасштабной ответной атаки против агрессора и (2) нанесение ударов по его уязвимым местам. Однако пока КНР не огласила нового подхода к функциональной роли ЯО в своей военно-политической стратегии.

Новым направлением китайской ядерной политики может стать новая морская стратегия КНР. В ее основе лежит концепция «нити жемчуга», разработанная в 2010 г. профессором Фуданьского университета (Шанхай) Шень Динли [82]. Речь идет о создании серии военно-морских баз на всем пути транзита углеводородов от Ближнего Востока до КНР. Такой вариант предусматривает строительство КНР океанского флота и усиление морской компоненты СЯС. Это объективно усилит комплекс противоречий КНР с соседними странами (от Японии до Вьетнама и Малайзии) и даст новый импульс развитию американских концепций «сдерживания Китая» (containment of China).