Творческое переживание «эврика»
Говорят, что когда Архимед, находясь в ванне, открыл принцип плавучести, он забыл о своей наготе и кинулся на улицу, радостно крича: «Эврика, эврика» (я нашел, я нашел). Это знаменитый пример опыта внезапной догадки. Как можно объяснить этот опыт? Модель творчества как встречи классического и квантового аспектов самости дает краткое объяснение опыта «эврика». Вспомните о задержке во времени между первичным и вторичным опытом. Наша поглощенность вторичными процессами, на которую указывает эта задержка, затрудняет осознание нашей квантовой самости и переживание квантового уровня нашего функционирования. Творческое переживание — это один из тех немногих моментов, когда мы, почти или полностью без задержки во времени, непосредственно переживаем квантовую модальность, и именно эта встреча вызывает душевный подъем — «эврика!». Опыт «эврика» (или ага!), как правило, происходит на второй стадии творческого процесса; это не конечный продукт творческого акта. Очень важную часть процесса составляет третья стадия, которая состоит в придании явной формы творческой идее, порождаемой в опыте «эврика». Поэтому у Архимеда, вероятно, было сильное переживание первичного процесса, вызвавшее у него экстаз. Я уже упоминал о работе Маслоу, касающейся пиковых переживаний. То, что Маслоу называет пиковыми переживаниями, можно интерпретировать и как творческие переживания «эврика», с той лишь разницей, что люди, о которых он пишет, не открывали новый физический закон. Вместо этого они демонстрировали примеры внутреннего творчества — творческого акта самореализации.
Внешнее и внутреннее творчество
Понимание творчества как обычного выражения квантовой самости может побуждать всякого заниматься творческой деятельностью. В этом контексте следует проводить различие между внешним и внутренним творчеством. Внешнее творчество включает в себя открытия во внешнем мире; результаты внешнего творчества предназначены для всего общества. Напротив, внутреннее творчество направлено на самого человека. Его результатом становится личное преобразование контекста жизни человека.
В случае внешнего творчества продукт, который мы создаем, конкурирует с существующими структурами общества. Таким образом, в дополнение к творческой увлеченности проблемой, которую предстоит решить, нам нужны талант или одаренность и знание существующих структур (включая раннее обусловливание). Это сочетание может встречаться у относительно немногих людей, хотя оно не обязательно должно быть таким редким. Для внутреннего творчества не нужно ни таланта, ни эрудиции. Требуется лишь глубокая любознательность непосредственного, личного типа (в чем смысл моей жизни?). Необходимо лишь отдавать себе отчет в том, что с развитием эго возникает тенденция пренебрегать нашими творческими способностями — особенно в том, что касается дальнейшего саморазвития, — и, фактически, заявлять — я тот, кто я есть, я никогда не изменюсь. Для внутреннего творчества необходимо осознавать, что жизнь на уровне эго, какой бы успешной она ни была, содержит в себе тревогу и лишена радости.
Внутреннее творчество
Вселенная обладает творческой способностью; живым доказательством этого служит наше с вами творчество. В детерминистической вселенной мировой механизм позволяет нам развиваться только по его собственному образу и подобию — в качестве мыслящих машин. Но в действительности, никакого мирового механизма не существует. В своем желании гармонии, предсказания и контроля всего, что нас окружает, мы создавали идею мирового механизма и проецировали этот детерминистический образ на природу. Однако статистически гармоничная, закономерная вселенная была бы мертвой вселенной; наша вселенная не мертва потому, что мы не мертвы. Однако у нас действительно есть тенденция к статическому равновесию, подобному смерти: эта тенденция — эго.
Говорят, что персидский мистик Заратустра, родившись, рассмеялся. Подобно многим мифам, этот содержит важный смысл. Он показывает, что сознание, как только оно становится проявленным, оказывается в трудном положении — будучи смешным в своей неспособности избежать обусловливания. Только младенец может смеяться над обусловливанием. К тому времени, когда младенец достигнет взрослого возраста, он — как и всякий другой — будет обусловленным обществом и культурой, цивилизацией. Посмотрев фильм Вуди Аллена, мы вполне можем заключить, что за цивилизацию, за социальное обусловливание нам приходится расплачиваться неврозом; и Вуди Аллен совершенно прав. Велика вероятность того, что выросший ребенок будет невротически неспособным смеяться над своим обусловленным опытом. Даже при этих условиях наша творческая природа то и дело прорывается через наше обусловливание. У некоторых из нас бывают творческие догадки. Другие сияют жизнью в танце. Третьи находят творческое вдохновение в совершенно неожиданных контекстах. Это — напоминания. Когда творчество прорывается сквозь эго, мы получаем возможность запомнить, что существует нечто за пределами обусловленной самости. Тогда мы можем задумываться о том, как открыть это запредельное. Как найти прямую связь с источником жизнеутверждающего смысла? Мы очень часто восхищаемся собой и своими манипуляциями. Нередко это восхищение бывает сильнее всего в юности. Мы пленяемся своими творческими способностями и используем их, чтобы манипулировать миром. У многих из нас это самовосхищение продолжается достаточно долго; у некоторых людей оно не кончается никогда. Более того, это восхищение часто бывает плодотворным, и оно дало нам многие чудеса нашей цивилизации. Но ничто не вечно в этом мире. Хотя вчера я мог испытывать творческий подъем, сегодня укус трехголового демона всеобщих бед мог наполнить меня тоской. Три головы демона — это скука, сомнение (конфликт) и страдание.
Что мы делаем, когда подобное страдание затопляет нас в повседневной жизни? Если мы все еще очарованы собой, то придумываем способы его избегать. В порой маниакальном бегстве от скуки мы гонимся за новизной — новым партнером или новой компьютерной игрой — как защитой от этого конкретного демона. Чтобы избежать боли дискомфорта, мы стремимся к удовольствиям — еде, сексу, наркотикам и тому подобному. И мы замыкаемся в жестких системах убеждений, чтобы гарантированно предупреждать сомнение. Увы, все эти усилия — просто добавочное обусловливание. Пытаться разрешать проблемы внутренней пустоты и сомнения с помощью внешней наполненности или внутренней строгости — это классический подход материализма. Если мы можем изменять мир (и других людей, как часть этого мира), то нам не нужно менять самих себя. И тем не менее, поскольку реальность не статична, мы все-таки меняемся: мы становимся циничными или скатываемся к ошеломляющей безнадежности. Мы колеблемся между взлетами и падениями, горами и долинами, и жизнь становится поездкой на «американских горках» — дешевой мелодрамой, мыльной оперой. Даже наша замечательная цивилизация, которой мы справедливо гордимся, постоянно нам угрожает. Творчество наших собратьев, создавшее нашу индустрию развлечений, позволяющую избегать печали, также создало и средства разрушения, которые обещают и приносят страдания. Это заставляет некоторых из нас задумываться о том, возможно ли мудрое творчество. Можно ли использовать творчество, чтобы обретать мудрость? Можем ли мы выражать свои творческие способности созидательно? Существует одна история о Гаутаме Будде: некогда в Бихаре, в Индии, где жил Гаутама, был очень вспыльчивый человек по имени Ангулимала, который поклялся убить тысячу человек. В качестве напоминания, и для подсчета своих жертв, он отрезал каждому убитому указательный палец и сделал из этих пальцев ожерелье, которое носил на шее (отсюда его имя Ангулимала, которое означает «ожерелье из пальцев»). Весьма жестоко, не так ли? Ладно, после того как он убил 999 человек, он пал жертвой количества (это явление хорошо известно в спортивных кругах — когда бывает трудно одержать беспрецедентную серию побед в бейсболе или выиграть последний этап теннисного турнира). Никто не подходил к нему достаточно близко, чтобы стать тысячной жертвой. Затем появился Будда. Игнорируя все мольбы и предостережения, Будда подошел к Ангулимале. Даже Ангулимала был удивлен, что Будда пришел к нему добровольно. Что же это за человек?
«Ладно, за твою храбрость я дарую тебе одно желание», — великодушно предложил Ангулимала. Будда попросил, чтобы он отрубил ветку у стоявшего неподалеку дерева. Р-раз, и это было сделано. «Почему ты напрасно истратил свое желание?» «Не выполнишь ли ты мою вторую просьбу, просьбу умирающего человека?» — смиренно спросил Будда. «Ладно. Что это за просьба?» «Не вернешь ли ты эту упавшую ветку в ее прежнее состояние на дереве?» — с абсолютной невозмутимостью спросил Будда. «Я не могу этого сделать!» — в удивлении вскричал Ангулимала. «Как ты можешь что-либо уничтожать, не зная, как создавать? Как возрождать? Как вновь соединять?» — спросил Будда, Говорят, что эта встреча оказала на Ангулималу такое влияние, что он стал просветленным. Но вопрос, который задавал Будда два с половиной тысячелетия назад, сохраняет свою актуальность и сегодня. Представьте себе, что мы задаем этот же вопрос нашим ученым, которые используют свои творческие способности для создания оружия уничтожения. Как, по-вашему, они на него ответят? Неуправляемое творчество — это палка о двух концах. Его можно использовать для усиления эго за счет цивилизации. Следует применять творческие способности с мудростью, которая ведет к преобразованию нашего существа, чтобы мы могли бескорыстно любить или действовать альтруистически. Но как человек обретает мудрость? Невозможно конкретно описать, что вызывает мудрость или делает человека мудрым. В дзэнской истории об этом говорится так: монах просит учителя объяснить реальность за пределами реальности. Учитель поднимает с земли гнилое яблоко и дает его монаху; монах становится просветленным. Суть истории такова: небесное яблоко мудрости — это совершенство. Земные яблоки знания, посредством которого мы понимаем идею трансценденции, — это гнилые яблоки, всего лишь сбивающие с толка аллегории и метафоры. Однако это все, что у нас есть; нам придется начинать с этого. Если вы способны справляться с неопределенностью бытия за пределами эго, то вы готовы для внутреннего творчества. К методам внутреннего творчества относится медитация, которую можно было бы определить как практическую попытку достижения самотождественности за пределами эго. В некоторых техниках внутреннего творчества, например в дзэнских коанах, используются явные парадоксы. В других техниках парадоксы бывают более тонкими.
Один парадокс таков: мы используем эго для выхода за пределы эго. Как это возможно? На протяжении веков многие мистики дивились этому парадоксу внутреннего творчества, но он исчезает при рассмотрении с точки зрения новой психологии самости (главы 12 и 13). Наша самость — это не эго. Эго — это только временная, рабочая тождественность самости[81]. Пытаясь сильнее смещать центр тяжести своего существа в сторону квантовой модальности, мы обнаруживаем, что не можем вызывать квантовые скачки никакими обусловленными маневрами. Поэтому мы методично разрушаем обусловливание. Мы не можем получить больший доступ к квантовой модальности, если постоянно подпитываем демона несчастья — одного из агентов эго. Поэтому мы отказываемся от погони за удовольствиями, от привязанности к возбуждению, от неистовых попыток избежать скуки, сомнения и боли. Мы отказываемся от ограничивающих систем убеждений, вроде материализма. Что происходит? Вы готовы это узнать? Иными словами, по мере накопления опыта в нашей психике постоянно происходят изменения, но обычно это изменения низкого уровня. Они нас не преобразуют. Во внутреннем творчестве мы направляем творческие способности именно на самотождественность. Обычно творчество направлено на изменение внешнего мира, но когда мы творчески преобразуем собственную тождественность, это называется внутренним творчеством. При внешнем творчестве квантовые скачки позволяют нам рассматривать внешнюю проблему в новом контексте. Во внутреннем творчестве квантовый скачок позволяет нам вырваться из сложившихся схем поведения, которые, вместе взятые, составляют то, что именуется характером, развившимся в процессе нашего взросления. У некоторых людей для этого требуется дискретный опыт «эврика» или квантовый скачок. У других, по-видимому, происходит постепенный поворот кругом. Это всегда связано с терпеливым осознанием непосредственного состояния дел, того, какие препятствия возникают от нашего прошлого обусловливания и не дают нам жить в новом контексте, о котором мы интуитивно догадываемся. Помните пещеру Платона? Платон так описывал ситуацию человеческих существ применительно к их опыту вселенной: мы находимся в пещере, привязанные к своим сиденьям, и наши головы закреплены так, чтобы мы всегда смотрели на стену. Вселенная — это театр теней, проецируемых на стену, и мы наблюдаем тени. Мы наблюдаем иллюзии, которым позволяем нас обусловливать. Настоящая реальность находится позади нас, в свете, который создает тени на стене. Но как мы можем увидеть свет, будучи привязанными так, что не можем повернуть головы? Что хотел сказать Платон своей аллегорией? И как насчет нас, людей в пещере? Мы тоже отбрасываем тень на стену — тень, с которой мы отождествляемся. Как ослабить эту эго-тождественность? Современный Платон — Кришнамурти — предлагает такой ответ: нам нужно сделать полный поворот кругом, а для этого требуется полное осознание ситуации, того, что мы есть, и что такое наше обусловливание. Например, представьте себе, что вы ревнивы. Каждый раз, когда значимый для вас другой человек разговаривает с человеком противоположного пола, вы испытываете острые приступы сомнения в себе и гнева. Вы пытаетесь изменить свои чувства и поведение, но не можете измениться, только думая и рассуждая. Именно здесь в игру вступает внутреннее творчество. Техники внутреннего творчества призваны создавать небольшой просвет между вами и вашим эго-отождествлением. В этом просвете вы можете использовать свою свободную волю — неотъемлемое право вашей квантовой модальности. Итак, что же нужно делать для достижения преобразования? Для внешнего творчества мы развиваем талант или определенную компетентность, или то и другое — однако творчество не сводится к этим вещам. Сходным образом, для внутреннего творчества человек развивает и практикует осознание своего обусловливания — того, что внутри[82]. При внешнем творчестве, если у нас достаточно таланта и мы выработали определенную компетентность, если мы непредвзяты и у нас есть жгучий вопрос, то может произойти творческий квантовый скачок. Точно так же, во внутреннем творчестве, когда мы осознаем свой потенциал внутреннего роста, но не имеем никаких претензий в отношении себя, когда мы уязвимы, может произойти изменение. Поэтому в любом случае то, что вы делаете — это просто пусковой механизм. И внутреннее, и внешнее творчество связаны с отсутствием непрерывности и причинности. Как мы узнаем, что совершили преобразование? Мы узнаем об этом, когда контекст нашей жизни смещается от уровня нашего личного эго к уровню буддхи, от преобладания классической самости к более всестороннему функционированию и в классической, и в квантовой модальностях. Что это означает? Проще всего сказать, что это означает общее состояние жизни с естественным чувством любви и служения другим — естественного отказа от своей отдельности в пользу квантовой самости. Рэбби Хилел говорил: Если я существую не для себя самого, то кто я? Если я существую только для себя самого, то что я? [83] Когда оба вопроса с равной настойчивостью побуждают нас к действию, имеет место преобразование. Однако преобразование — это постоянный процесс, всегда определяющий все более сострадательный контекст для нашего бытия.
Стадии взрослого развития
Пожалуй, из всех культур самые обширные исследования внутреннего творчества были проведены в Восточной Индии. Одно из их открытий, которое теперь подтверждается наукой, — это связь внутреннего творчества с развитием. Индуистские исследователи внутреннего творчества обрисовали четыре периода его развития: 1. Брахмачарья (что буквально означает «безбрачие») — период обучения и развития эго (включая начальное приобщение к духовности), охватывающий детство и юность. 2. Гархастха (что буквально означает «жизнь домохозяина») — период жизни в мире с эго-тождественностью и наслаждения горько-сладкими плодами мира. 3. Банапрастха (что буквально означает «жизнь в лесу») — период самопознания и культивации пробуждения буддхи. 4. Санньяса (что буквально означает «отречение») — период развития на уровне буддхи, ведущий к самоотречению и превосхождению всякой двойственности, всех различных побуждений и, таким образом, к освобождению. Сегодняшняя парадигма психологии, как правило, признает только первые два из этих уровней развития. Однако немногие исследователи — в особенности, Эрик Эриксон, Карл Роджерс и Абрахам Маслоу — предложили более широкий контекст для развития человеческого существа. Также заслуживает внимания идея кризиса или перехода в середине жизни, получившая популярность в 1970-е гг. Очевидно, эта формулировка касалась многих людей, о чем свидетельствует следующая шутка: священник, пастор и рэбби спорили о том, с какого момента начинается человеческая жизнь. Священник давал стандартный ответ: «Жизнь начинается в момент зачатия». Пастор уклонялся от прямого ответа: «Быть может, жизнь начинается через двадцать дней, или около того?» Наконец, рэбби сказал: «Жизнь начинается, когда уходят твои дети и умирает твоя собака». В следующей главе я буду исследовать идею пробуждения буддхи в свете идеалистической литературы и догадок, изложенных в этой книге. Дальнейшее развитие на уровне буддхи, ведущее к свободе, которая в индуизме называется мокша, а в буддизме — нирвана, носит чрезвычайно эзотерический характер и выходит за рамки данной книги[84].
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|