Управленческая мысль в феодально- западной Европе

И АНГЛИИ (V-XVI вв.)

В V в. н.э. под натиском германских племен пала рабовладель­ческая Западная Римская империя, и на ее территории образова­лись варварские королевства. Эти государства имели несравненно более простую, чем империя, экономическую и политическую организацию, и в них отчетливо проявлялись остатки родового строя. Романо-германский синтез, происходивший на значитель­ной части территории Западной Европы, в конечном счете привел к возникновению крупной феодальной земельной собственности и основных классов средневекового общества — феодалов и зави­симых от них крестьян.

Необходимо отметить, что работ, специально посвященных управленческим и экономическим вопросам и написанных в пе­риод раннего средневековья, нет. Это объясняется несколькими обстоятельствами. Во-первых, уровень экономического развития германских государств был невысок. Повсеместно господствовало натуральное хозяйство, земледелие являлось основной отраслью экономики, а денежное обращение не имело существенного зна­чения. Во-вторых, господствующей формой идеологии в варвар­ских королевствах стала христианская религия. Влияние церкви на духовную жизнь средневекового общества было настолько силь­ным, что все рассуждения по интересующим ИУМ вопросам, как правило, облекались в религиозно-этическую форму. В-третьих, сказывался известный регресс в области научной мысли, а также то, что управленческие вопросы в тот период еще не выделились в самостоятельный объект исследований.

Однако это не означает, что управленческая мысль в раннее средневековье не развивалась. В этот период появились проблемы, которых не знал античный мир и которые требовали своего осмысления. Так, крушение рабовладения заставило изменить отношение к физическому труду, по-новому поставить вопрос о положении различных групп людей в обществе. Важные про­блемы возникали и в связи с разложением общины, и в связи с генезисом феодальных отношений.

Трактуя управленческие вопросы, авторы VI—XI вв. в качестве важнейших аргументов приводили положения, содержащиеся в Библии и в сочинениях отцов христианской церкви (патристика). Такой подход проявлялся, в частности, при решении проблемы отношения к богатству. Как известно, в Древнем Риме в аристокра­тических кругах проповедовались принципы гедонизма. В период средневековья господствовала другая точка зрения, согласно ко­торой стремление к обладанию богатством порочно, ибо мешает поиску царства Божия и является доказательством отсутствия истинной веры. В отличие от античных авторов, которые считали неравенство людей естественным и вечным, средневековые мыслители при решении этого вопроса исходили из положения христианства о том, что все люди равны перед «божественной благодатью». В античном мире господствовало презрительное отношение к физическому труду, который считался уделом прежде всего рабов. Напротив, в средние века, в частности в период ран­него средневековья, утвердилась точка зрения, по которой труд должен быть единственным источником средств существования в соответствии с библейским принципом: «В поте лица твоего ешь хлеб твой». В то же время церковь, демагогически провозглашая себя посредником между имущими и неимущими, обязывала христиан делиться результатами своего труда с бедными, подавая милостыню.

В исторических документах раннего средневековья нашли отра­жение проблемы, связанные с разложением общины и генезисом феодализма (отношение к общине и закрепощению крестьянства, экономическая организация раннефеодальной вотчины, хозяйст­венные возможности натурального производства и др.). Наиболее полное истолкование этих вопросов содержится в источниках, относящихся к Франкскому королевству. Так, вопрос об отно­шении к общине нашел отражение в знаменитой «Салической правде» — кодексе обычного права салических франков, состав­ленном при Хлодвиге (ок. 466—511) и впоследствии пополнявшемся капитуляриями других королей. Составители «Салической правды» признают верховное право общины на пахотную землю, защищают суверенитет общины от покушения пришлых элементов. Так, титул 59 «Правды» свидетельствует о том, что земельные наделы (аллоды) еще не стали частной собственностью отдельных семей. § 5 этого титула запрещает передавать землю по наследству лицам женского пола: «Земельное же наследство ни в коем случае не Должно доставаться женщине, но вся земля пусть поступает муж­скому полу, т. е. братьям». Если не было наследников мужского пола, то земля переходила к общине.

«Салическая правда» защищает верховное право общины на луга, пустоши, леса, болота и другие угодья. Так, согласно § 19 титула 27 рубка леса разрешалась всем общинникам, если только на деревьях не было пометок, сделанных менее года назад: «Если кто возьмет дерево, помеченное более года назад, в этом нет ника­кой вины». Охраняя права общины на земельные угодья, «Правда» устанавливала серьезные ограничения для поселения в деревнях пришлых элементов. Так, в титуле 45 «О переселенцах» говорилось: «Если кто захочет переселиться в виллу к другому и если один или несколько из жителей виллы захотят принять его, но найдется хоть один, который воспротивится переселению, он не будет иметь права там поселиться».

Вместе с тем составители «Салической правды» были вынуж­дены считаться с фактом разложения общины и развития частного хозяйства на ее землях. Поэтому в этом юридическом памятнике содержатся законы, охраняющие индивидуальное хозяйство фран­ков (титулы «О краже изгороди», «О различных покражах», «О поджогах», «О вреде, причиненном ниве или какому-либо огороженному месту» и др.). Признавая наличие пережитков родовых отношений (о чем свидетельствует, в частности, титул «О рейпусе»), «Салическая правда» в то же время отразила про­цесс их постепенного изживания. Так, составители включили в этот сборник законов титул «О горсти земли», в соответствии с которым зажиточные родственники могли отказаться от уплаты штрафов за своих бедных сородичей. Титул «О желающем отка­заться от родства» допускал возможность выхода из большой семьи.

Важнейшим источником по управленческой мысли Западной Европы раннего средневековья является «Капитулярий о поместьях» (закон о поместьях), изданный в начале IX в. Карлом Великим (742—814) для всех поместий его монархии. По этому памятнику можно судить об экономических взглядах и экономической поли­тике феодалов-вотчинников. Составитель «Капитулярия» исходит из того, что владелец поместья является монопольным собствен­ником земли, а поместное хозяйство должно обслуживать его «соб­ственные нужды».

Идеалом хозяйства для составителя «Капитулярия» является натуральное хозяйство. Формулируя принципы образцового ведения хозяйства, он предписывал взимать оброки натурой, создавать за­пасы, «чтобы не было надобности где-нибудь просить... или зани­мать», развивать различные виды производства. В «Капитулярии» излагаются конкретные предписания об организации полевых работ, расширении скотоводства, садоводства, виноградарства, огородничества. Наряду с этим рассматриваются проблемы орга­низации вотчинного ремесла для осуществления прежде всего cельскохозяйственных работ. Так, например, «Капитулярий» предпи­сывал, чтобы каждый управляющий поместьем имел «в своем ведении добрых мастеров: кузнецов, серебряных и золотых дел мастеров, сапожников, токарей, плотников, оружейников, рыбо­ловов, птицеловов, мыловаров, пивоваров, хлебопеков», чтобы мастера готовили себе помощников, приглашая специально для этого в хозяйство учеников. Предусматривалось создание специ­альных мастерских для изготовления полотна и сукна.

«Капитулярий» излагает принципы рациональной торговли и управления запасами, предлагает продавать излишки, а покупать продукты, которые не производятся в вотчине. Так, например, управляющим предписывалось покупать высококачественные семена, простое вино и продавать не отправленные во дворец яйца и кур, а также рыбу из садков, если она была предназначена для короля и его свиты, а король в вотчину не приехал. В статье 33 этот принцип формулировался в более общем виде: «После того как все будет распределено, употреблено на семена и иным путем израсходовано, все, что останется от этого из всего продукта... хранить до нашего (королевского) распоряжения, чтобы оно, со­гласно приказу нашему, или продавалось, или оставалось в запасе».

На экономической политике франкских королей как страте­гии государственного управления сказывалось сильное влияние церкви и экономических взглядов папской курии и епископата. Так, обосновывая необходимость помогать неимущим и одновре­менно преследуя свои материальные интересы, церковь требовала от прихожан уплаты десятины. Это требование нашло отражение в законодательстве Карла Великого. В «Саксонском капитулярии» (последняя четверть VIII в.), например, он предписывал «всем, согласно повелению Божию, давать церквам и духовенству десятую часть своего имущества и заработка». Обязанность каждого пла­тить церковную десятину обосновывалась тем, что «все христиане без изъятия должны возвращать Господу часть того, что Он каждому дал».

На протяжении всего средневековья церковь вела лицемерную борьбу против взимания процентов за ссуды. Уже в период раннего средневековья ей удалось распространить в обществе отрицательное отношение к проценту и добиться издания законов, запрещающих Ростовщичество. Негативное отношение королевской власти к взима­нию процента проявилось, в частности, в законах Карла Великого. Так, в одном из них говорилось о запрете «давать что бы то ни было с целью роста. Не только духовные, но и светские христиане не должны требовать за ссуду процента». По мысли законодателя, ростовщичество недопустимо потому, что взимание процентов «есть требование того, что не было дано», поэтому «самым закон­ным было бы брать с должника только размеры ссуды». Кард Великий заявлял: «Кто во время жатвы или сбора винограда поку­пает зерно или вино не ради нужды, но из жадности, покупает, например, за два денье меру и выжидает времени, когда он может продать ее за четыре денье или больше», получает «преступную прибыль». Как мы увидим позже (в гл. 4), этой же позиции при­держивались составители «Русской правды».

Проблемы, которые нашли отражение в источниках по ИУМ Франкского королевства, в большей или меньшей степени затра гиваются в документах, характеризующих социально-экономичес­кие отношения в других романских странах Западной Европы (в Остготском и Вестготском королевствах, в государстве ланго­бардов). Однако романизация этих государств была более сильной, чем Франкского королевства. Поэтому одной из наиболее важных проблем, с которыми сталкивалась управленческая мысль Италии и Испании в период раннего средневековья, был вопрос об отно­шении к формам эксплуатации, унаследованным от Римской империи (в частности, к колонату). Государственные и церковные деятели этих государств рассматривали колонат как важную форму крепостной зависимости, вполне отвечавшую интересам земельных собственников. Так, архиепископ Севильи Исидор (ок. 560—636) в своей «Этимологии» подчеркивал, что колоны находятся под властью землевладельцев, являются держателями господских земель и выполняют в пользу земельных собственников различные по­винности. Второй церковный собор в Гиспалисе, состоявшийся в 619 г., подтвердил крепость колонов земле.

Однако отношение к колонату в период раннего средневековья претерпело изменения по сравнению с античностью. Римские юристы рассматривали эту форму эксплуатации как институт, тесно связанный с государственным тяглом, а в отношениях коло-натной зависимости на первый план выдвигали прикрепленность к одному и тому же участку земли, а потому разрешали продавать колонов только вместе с парцеллами. Напротив, согласно § 142 «Эдикта» остготского короля Теодориха Великого (ок. 454—526) владельцам имений разрешалось «отчуждать, уступать, продавать, дарить» колонов «без земельного участка». Колонат уже больше не рассматривался как институт, тесно связанный с податной системой государства. С точки зрения господствующего класса, он принципиально не отличался от других форм феодальной зависимости. Развитие феодальных отношений в Англии происходило мед­леннее, чем во Франции, Италии и Испании. Англосаксонские королевства не унаследовали римские формы эксплуатации, вслед­ствие чего община оказалась здесь более устойчивой. Судить об управленческих идеях в англосаксонский период можно прежде всего по правовым источникам. Важнейшими из них являются «Правда» кентского короля Этельберта (начало VII в.), «Правда» уэссекского короля Инэ (ок. 690), «Правда» уэссекского короля Альфреда Великого (вторая половина IX в.), а также сочинения монаха и летописца Беды Достопочтенного (672 — ок. 735).

Англосаксонские источники отразили процесс социальной дифференциации крестьянства и усиления королевской власти. Стараясь замаскировать тот факт, что королевская власть защи­щала интересы феодалов, Беда Достопочтенный выдвинул идею о том, что короли заботятся о благополучии всего народа. Однако он вынужден был признать разделение общества на бедных и бога­тых. Факт социальной и имущественной дифференциации кресть­янства и распадения родовых отношений признается и в юриди­ческих источниках. Так, в законах Инэ проводилась мысль о том, что свободный человек и его несвободный сородич не связаны какими-либо обязательствами помогать друг другу. Исходя из раз­личий в социальном статусе людей, англосаксонские «Правды» устанавливали различные вергельды. Королевская власть защищала новые формы зависимости и способствовала их распределению. Так, закон Этельберта предписывал, чтобы родственники безгла-фордных людей «сделали их поселенцами» и нашли им глафордов. В то же время короли пытались регламентировать эксплуатацию зависимого населения феодалами.

Источники англосаксонского периода дают представление и об отношении королевской власти к торговле. Короли, считая торговлю одним из основных источников доходов казны, с одной стороны, покровительствовали торговым операциям, а с другой — пытались их регламентировать. Как свидетельствует «Установление о купцах» короля Альфреда, торговцы пользовались уважением законодательства, хотя находились под надзором властей. Короли неоднократно издавали законы, разрешавшие торговлю лишь в определенных местах. В то же время они осуществляли жесткий контроль за чеканкой монет.

В период классического средневековья на развитие общественной мысли огромное влияние продолжала оказывать католическая Церковь как творец и распространитель «идеологии средневеко-вого феодализма» (Ф. Энгельс). В частности, большое влияние науправленческую мысль средневековья оказывала каноническая доктрина, которая разрабатывалась церковными юристами, интер­претаторами церковного права. Канонисты трактовали и экономи­ческие вопросы, часто с позиций античной традиции, воззрений Аристотеля. Но решающее значение имели классовые интересы феодалов, специфические мотивы самой церкви, претендовавшей на социальные привилегии.

Важнейшим источником, по которому можно судить об уп­равленческих взглядах каноников, является «Свод канонического права», составленный в середине XII в. болонским монахом Гра-цианом. По утверждениям канонистов, идеалом для всех, кто желает выполнять нормы церковного права, должна быть общая собственность. В то же время они заявляли, что частная собствен­ность необходима как наказание за «людское жестокосердие». По мысли канонистов, человек должен смотреть на свою собствен­ность как на благо, за распоряжение которым он ответит перед Богом. Провозглашалась необходимость подавать милостыню бед­някам, которым, по утверждениям церковных юристов, Бог оказы­вает особое покровительство. Истинными факторами производства они считали лишь землю и труд. Исходя из этого, занятиями, вполне достойными христианина, канонисты объявляли земледелие и ре­месло, неодобрительно относились к торговле, целью которой было получение барыша, и осуждали ростовщичество.

Классическое истолкование канонической доктрины дал Фома Аквинский (Аквинат) (1225 или 1226—1274) — итальянский монах, аристократ по происхождению, объявленный церковью святым (1323). Созданный Фомой Аквинским знаменитый трактат «Сумма теологии» стал своего рода энциклопедией католицизма. В своих политических, экономических и управленческих воззрениях автор опирался в основном на Аристотеля, но развивал и ряд собствен­ных положений. Он ратовал за централизацию власти, указывая, что над Вселенной стоит Бог, в теле доминирует сердце, и даже у пчел есть царица. При этом он подчеркивал, что королям следует подчиняться римскому папе.

Свои взгляды Фома Аквинский излагал в виде постановки ряда вопросов, которые иногда оказывались надуманными. Так, обсуж­далось: «свойственно ли природе человека владение вещами», «позволяется ли кому-нибудь владеть вещью как собственностью». Методика ответов носила казуистический и схоластический харак­тер. В оправдание того или иного явления приводились аргументы, затем им противопоставлялись тексты Священного Писания, мнения отцов церкви, Аристотеля. После этого следовало компро­миссное заключение. Понятно, что научное решение поставлен­ного вопроса оказывалось невозможным.

Аквинат решительно осуждал стремление к социальному ра­венству, общество мыслилось им как иерархическое и сословное. Он уверял, что «подняться выше своего сословия грешно», так как деление на сословия «установлено Богом». Высшим благом для человека объявлялось «созерцание Бога», а не накопление богатства. Вслед за Аристотелем и в соответствии с догмами «еван­гельского христианства» Фома Аквинский оправдывал рабство, усматривая его корни в естественном различии людей, их грехов­ности. Рабы обрекались на роль пчел, которые собирают мед для господ. При этом Аквинат ссылался на полезность рабовладения, хотя и признавал (вслед за римскими юристами), что оно не имеет «естественного основания». Крепостничество воспринималось им как бесспорное явление.

В соответствии с давними традициями христианства труд у Фомы Аквинского получал позитивную оценку как необходимый для жизни, избавления от праздности, укрепления нравственности, раздачи милостыни. Однако физический труд третировался им как «рабское занятие». Аквинат оправдывал социальный паразитизм, защищал феодальную ренту, которая, по его словам, дает возмож­ность избранным заниматься духовным трудом «во имя спасения остальных».

Апология феодальной эксплуатации не могла обойтись без защиты частной собственности. Фома Аквинский отдавал дань фразеологии о том, что все вещи по природе общие и принадле­жат самому Богу, а человек может ими только пользоваться. В то же время он заявлял, что частная собственность необходима ради общей пользы, самого дела, личного интереса. Повторяя аргумен­тацию Аристотеля в защиту частной собственности, Фома Аквин­ский писал, что сама «природа создает животных и растения для людей», и подчеркивал, что в рамках необходимых нужд собствен­ность естественна, ибо обязывает раздавать милостыню, лучше заботиться о своих делах, устанавливать отношения с людьми на мирной основе. Посему «каждый должен охранять свое». Только при «добровольной бедности» (ради созерцательной жизни) до­пускалась общность имущества. Весьма характерно, что, оберегая сословные привилегии знати, Фома Аквинский выступал против излишне щедрой раздачи милостыни, ибо, по его словам, соб­ственник должен «вести жизнь в правильном соответствии своему сословию». Собственнические вожделения и сословные претензии крепост- 1 ников находили в этих рассуждениях благочестивое выражение, | сдобренное значительной дозой фарисейства. Частное присвоение оправдывалось даже полезностью милостыни. Фома Аквинский игнорировал тот факт, что частная собственность использовалась и для эксплуатации людей.

В целом доминиканский монах придерживался натурально-хозяйственных воззрений, считая, что государство должно быть самообеспеченным и все необходимое получать со своей террито­рии, чтобы не зависеть от купцов. Характерно и деление богатства на естественное и искусственное (золото, серебро). Последнее, по мысли Аквината, не делает человека счастливым. Приобретение такого богатства не может быть целью, так как она должна со­стоять в нравственном усовершенствовании. В этих сентенциях сказывались отголоски суждений Аристотеля и влияние натураль­ного хозяйства XIII в. Но важно отметить, что Фома Аквинский отчасти порывал с натурально-хозяйственными воззрениями. Он оправдывал обмен и даже считал город с его сословным делением населения совершенной формой общества.

Вопросы товарного производства занимали второстепенное место в рассуждениях Фомы Аквинекого. Но он высказывался о справедливой цене (justum pretium), поскольку учение кано­нистов о ней оказалось в противоречии с хозяйственной жизнью городов, практикой монастырей и церковников. Шла идейная борьба вокруг толкования справедливой цены: горожане понимали под ней эквивалентность обмена, а канонисты с помощью нее оправдывали претензии знати на привилегии, утверждая, что цена должна гарантировать людям приличествующее их сословию бла­госостояние. Комментируя «Этику» Аристотеля, Фома Аквинский признавал, что обмен обуви на дом должен производиться в про­порции, в которой строитель «превосходит сапожника в затратах труда и расходах». В трактате «Сумма теологии» он, казалось, скло­нялся к пониманию «справедливости цены» в том смысле, как ее толковали горожане. Но завышенная цена оправдывалась, если она не была связана с обманом, и покупатель получал пользу. Аквинат подчеркивал, что сама справедливая цена «не определена до точности, но состоит более в некоторой оценке». Он различал два вида справедливости в обмене. Один из них определял отноше­ния участвующих в нем сторон, гарантируя цену «сообразно вещи», второй — отношение «части к целому» и обеспечивал больше благ тому, кто «больше значит для общественной жизни». Процесс ценообразования он ставил в зависимость от социального статуса участников обмена. Однако социальный статус ни к чему не обязы­вал продавцов и покупателей. Каждому из них было безразлично, кто покупает или продает тот или иной товар. Классовый смысл рассуждений Фомы Аквинского состоял в защите привилегий феодальной знати.

Аквинат признавал необходимость денег как меры стоимости и средства обращения. В этой связи он писал: «Монета — верней­шая мера материальной жизни в торговле и обороте, подобно тому как милостыня — лучшая мера жизни духовной». В то же время, ссылаясь на Аристотеля, он подчеркивал, что «деньги не могут порождать деньги», т. е. не могут использоваться для получения барыша. Трактуя вопрос о ценности денег, Фома Аквинский скло­нялся к точке зрения, согласно которой ценность денежных знаков (монеты) может устанавливаться государем, хотя при этом раз­ница между «номинальной ценностью» и «внутренней ценностью» не должна быть значительной. Исходя из этого, он выступал против порчи монет и сравнивал ее с изменением мер длины и веса.

Фома Аквинский считал, что торговать с целью получения прибыли «само по себе постыдно», но зато это «дозволяется всем ради приобретения средств к существованию». Торговая прибыль оправдывалась тем, что она «сама по себе не вносит ничего пороч­ного» в экономическую жизнь, поскольку может быть использована для «честной цели» (поддержка семьи, помощь бедным, общест­венному делу). К тому же купец, по мысли Аквината, может стре­миться к прибыли «не как к цели, но как бы к плате за труд», и прибыль становится такой при продаже вещи, «измененной к лучшему». Предлагалось учитывать и влияние транспортных за­труднений. Фома писал, что «занимается торговлей не всякий, кто продает дороже купленное, но только тот, кто покупает для того, чтобы дороже продать». Таким образом, знаменитый богослов одобрял торговлю и оправдывал торговую прибыль. При этом он приравнивал торговлю купцов к сбыту ремесленниками и кресть­янами своей продукции.

В соответствии с традициями католической церкви Фома Аквинский осуждал ростовщичество, называя его «постыдным ремеслом» (в письме герцогине Брабантской). Он считал грехов­ным даже обложение налогами ростовщиков, как соучастие в их Доходах. Трактуя 78-й вопрос своего сочинения, Фома Аквинский называл взимание процентов продажей того, что не существует, ибо нельзя продавать вещь и затем ее употреблять. Деньги изоб­ретены для обмена, поэтому нельзя брать плату «за пользование Деньгами». Однако в то же время он пытался найти лазейки для оправда ния процента как «бескорыстного подарка» в виде взаимности, доброжелательства, любви, а также как формы возмещения убыт­ков (за счет выгоды должника), совместного дележа прибыли от финансирования торговых операций. Если должник получал до­ходный дом или участок земли, то, по мысли Фомы Аквинского, доходы с них должны поступать заимодавцу. Тем самым он приво­дил оба традиционных аргумента в пользу взимания процента как возмещения непосредственного ущерба (damnum emergens) в ре­зультате задержки денег у должника, и ущерба, возникающего из-за недополучения кредитором возможного дохода от них (lucrum cessans). Корректируя осуждение процента «отцами церкви» (Василием, Григорием Нисским, Иоанном Златоустом, Амвросием, Иеронимом), Фома Аквинский явно лукавил и искал предлог для оправдания процента. Впоследствии, в XV в., когда канонические строгости потеряли значение, взимание процента было признано законным как возмещение упущенных доходов кредитора.

Выступая в качестве защитника интересов господствующего класса, Фома Аквинский признавал правомерность получения земельной ренты. Он утверждал, что в виде ренты земельному собственнику поступает часть продуктов, которая производится силами природы. Тем самым скрывался эксплуататорский харак­тер ренты, получали оправдание повинности, которые несли по отношению к церковным феодалам крепостные крестьяне.

Одной из важных проблем, которые привлекали внимание светских авторов, был вопрос о происхождении крепостничества. Эта проблема трактуется, в частности, в «Кутюмах Бовуази», составленных одним из первых французских теоретиков права Филиппом Бомануаром (1250—1296) и являющихся важнейшим источником по истории средневековой Франции. Бомануар при­знает, что «по естественному праву все свободны», хотя на самом деле многие крестьяне находятся в зависимости от сеньоров. По мысли Бомануара, личная зависимость возникла несколькими путями. Так, в старину, когда крестьяне уходили на войну, «тех, кои без уважительной причины оставались [дома], обращали навеки в крепостных вместе с их потомством». Некоторые земле­дельцы вступали под патронат церкви, «побуждаемые великим благочестием», а также попадали в зависимость от светских фео­далов, пытаясь «оградить себя от других сеньоров или от вражды, некоторыми людьми к ним питаемой» и решить материальные проблемы. Такое объяснение происхождения крепостничества является вполне реалистичным. Весьма характерно также, что Ф. Бомануар признает неблаговидность некоторых методов закрепощения крестьян. Например, говоря о вступлении земледельцев под патронат церкви, он подчеркивает, что церковные управля­ющие «изо дня в день ухищрялись взимать с них больше и больше», так что «в конце концов, то, что было сделано по доброй воле и благо­честию, обращалось во вред и в умаление состояния потомков».

Вопрос о происхождении крепостничества рассматривается и в знаменитом «Саксонском зерцале» (составленном в 1221 — 1225), автором которого был юрист Эйке фон Репков, один из передовых людей средневековой Германии. Он проводит мысль о том, что «бог создал человека по своему подобию и своими страданиями освободил одного так же, как и другого». Эйке фон Репков пишет, что он «не может понять того, что кто-нибудь должен быть в соб­ственности другого». Положение о том, что крепостничество существовало всегда, ему представляется неубедительным, так как в период расселения германцев в Европе все люди были свобод­ными. Поэтому, по мысли автора «Саксонского зерцала», «воистину крепостная зависимость имеет своим источником принуждение, и плен, и несправедливое насилие, что с древних времен выводится из неправедного обычая и теперь хотят возвести в право». Это высказывание Эйке фон Репкова свидетельствует о том, что он осуждал крепостничество, считая этот институт несправедливым и установленным насильственным образом. Для средневекового автора подобный образ мыслей был довольно радикальным.

В период классического средневековья предпринимались попытки теоретического истолкования монополии феодалов на землю. В XI—XIII вв. производится запись феодальных обычаев, где четко формулируются претензии феодалов. Комментируя такие записи, Ф. Бомануар выдвигал принцип: «нет земли без сеньора». Это означало, что любой клочок земли должен принад­лежать феодалу и может принадлежать только ему. Самостоятельное крестьянское землевладение исключалось. На долю серва (крепост­ного) оставался лишь манс (тяглый надел).

Вместе с тем сформировалось весьма четкое понимание со­держания крепостничества. Во Франции сервом считался кресть­янин, державший тяглый надел, плативший формарьяж (свадебную пошлину), произвольную талью (поместный сбор), подчинявшийся «праву мертвой руки»¹, поместным баналитетам (запретам некото­рых видов хозяйственной деятельности), сеньориальной юрисдикции.

Закон, запрещавший захват церквами земель, принадлежащих светским владельцам, которые благодаря этому освобождались от всех лежащих на них служб в ущерб интересам государства [13. Т. I. С. 536].

 

В это определение включались весьма существенные моменты, характеризующие крепостничество. Предусматривалось, что серв может лишь пользоваться землей, и обязательно тяглой, его иму­щество не имеет юридических гарантий, он не в состоянии пере­дать его без выкупа по наследству. «И если крепостной умирает, нет у него иного наследника, кроме сеньора, а дети крепостного ничего не получают, если не заплатят выкупа сеньору, как это делали бы люди посторонние», — писал Ф. Бомануар. Серв был обязан молоть зерно на господских мельницах, выпекать хлеб в печах, принадлежавших феодалу, давить виноград на господских прессах. Во всех трех случаях ему приходилось терять часть своей продукции. Подобная трактовка серважа Бомануаром раскрывала все бесправие крепостных.

Аналогичное понимание крепостничества характерно и для «Семи партид» — кодекса феодального права Леона и Кастилии (Испания), составленного в 1256—1265 гг. В одном из его законов говорится, что «сеньор имеет полную власть над своим крепост­ным, чтобы делать с ним все, что захочет. Но при всем этом он не должен ни убивать его, ни оскорблять, даже если для этого будет повод, за исключением приказа местного судьи».

Английский юрист Брактон в XIII в. тоже давал довольно крат­кое и четкое определение крепостничества, заявляя, что вилла­ном (крепостным) является человек, не знающий вечером того, что он будет делать утром. Таким образом, признаком вилланства считалось подчинение господскому произволу. Поскольку в сис­теме феодальной эксплуатации внеэкономическое принуждение играло очень важную роль, подобное определение выражало суть вилланства.

В XI—XIII вв. поместная политика феодалов становится более разносторонней. Особенно усердствовали монастыри, превратив­шиеся в крупные центры феодальной эксплуатации. Так, в «Поэме о версонских вилланах» (середина XIII в.) Эсту ле Гоз, служилый человек монастыря св. Михаила в Нормандии, подчеркивал, что монастырские «вилланы постоянно повинны службой» и «обязаны барщиной», которую «не следует забывать». Свои повинности они должны выполнять «без споров и сопротивления».

В поместьях составлялись описи тяглых наделов и повинностей крепостных. В монастырских поместьях (манорах) Англии XIII в. такие описи (экстенты) стали массовым явлением, они играли роль юридического документа крепостничества, вилланства. Для новых поколений крепостных эти регламенты были «седой стариной», обладающей непререкаемым авторитетом. Они санкционировали

бесправие, являясь фактором эксплуатации, организации произ­водства. Вместе с тем многие повинности передавались на усмот­рение лорда.

Поместной управленческой мысли были свойственны натураль­но-хозяйственные черты. Хотя английские лорды торговали хлебом, овсом, ячменем, овечьей шерстью, в организации производства они ориентировались на натуральное хозяйство. Взимались самые разнообразные натуральные оброки, да и виды барщины были очень многочисленны. Тем самым достигалось самообеспечение манора множеством видов продукции, в том числе изделиями из железа.

В XIV—XV вв. во всей Западной Европе наблюдался массовый переход от барщинной к оброчной системе. Исчезли некоторые элементы личного крепостничества. Возникла проблема более полного использования поземельной зависимости и преимуществ феодального поместья.

Своеобразие управленческой мысли западного средневековья сказывалось также в социально-экономической политике королей. Она опиралась на сеньориальную систему и служила ей. Эконо­мическая роль государства возросла. Хозяйственное законодатель­ство королей, герцогов и князей начинало играть важную роль в развитии феодальной экономики. Предпринимались хозяйствен­ные реформы, которые были вызваны противоречиями феодального режима. С первого взгляда королевская политика кажется бес­системной, поскольку сводилась к эпизодическому вмешательству в хозяйственную жизнь, часто вредному для нее. Так, французские короли из династии Капетингов (987—1328) издавали десятки ордонансов, регулирующих развитие торговли и промышленности, ввоз и вывоз товаров, деятельность ростовщиков и иностранных купцов, сбор пошлин и налогов, потребление предметов роскоши и даже количество блюд обеда в обычные и постные дни. Темой королевского законодательства также были ограбление и изгнание евреев.

Однако в этом хаосе мер и приказаний прослеживается опреде­ленная закономерность. Фискальные повинности были экономи­ческой необходимостью, ибо наличие финансовой базы являлось непременным условием самого существования централизованного государства. Запреты горожанам владеть экипажами или носить одежду, отороченную горностаем, представляли собой попытку отстоять монополию феодалов на предметы роскоши и социальные привилегии.

С конца XI в. начался экономический подъем западноевро­пейских городов. Это внесло много новых моментов в развитие управленческой мысли, в которой произошел, можно сказать своего рода переворот. Впервые управленческая мысль освобожда­ется в значительной мере от натурально-хозяйственной ориентации и признает приоритет товарного производства. Возникновение городов в новом качестве привело к разработке специальной от­расли права — городского права, где предметом забот в большинстве статей была мировая торговля, осуществляемая на территории западноевропейских городов. В XII—XIII вв. развернулись «ком­мунальные революции» под знаменем свободы. Возникли коммуны в Италии, Франции, Нидерландах, вольные и имперские города Германии. В Германии получил признание принцип, согласно которому «городской воздух делает свободным человека», прожив­шего один год и один день на городской территории.

В ходе «коммунальных революций» формировались ремеслен­ные цехи, которые тоже внесли новые моменты в управленческую мысль средневековья. Они возрождали общинные традиции, цент­ральным пунктом цеховой системы стало «равное участие каждого ее члена в пользовании всеми обеспеченными за цехом привилеги­ями и доходами». Но эти традиции действовали лишь среди мас­теров. Ученики и подмастерья находились в подчинении у хозяев мастерских. Цеховой эгалитаризм породил сложную регламента­цию производства и сбыта, ученичества и найма под

⇐ Предыдущая11121314151617181920Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: