Модель выбора риска Аткинсона
В 1957 г. Аткинсон опубликовал статью, которая называлась «Мотивационные детерминанты рискованного поведения» и на протяжении следующих 15 лет была, пожалуй, наиболее цитируемой и самой влиятельной публикацией в сфере иссле- дований мотивации. Предложенная Аткинсоном модель, предсказывающая выбор индивидом уровня сложности задания, стала продолжением теории результирующей валентности Левина, Дембо, Фестингера и Сирса (Lewin, Dembo, Festinger, Sears, 1944). Выдвинув свою теорию, Аткиисон перешел от объяснения поведения со второго взгляда К объяснению поведения с третьего взгляда, так как к ситуационным компонентам ценности и ожидания он добавил еще и личностный компонент — степень индивидуальной выраженности мотива. Говоря точнее, Аткинсон отчасти расширил понимание результирующей направленной валентности Левина и его соавторов, а отчасти лишь слегка изменил его. Во-первых, он связал обе умножаемые на ожидание ценности — для случаев успеха и неуспеха — еще и с личностным параметром силы мотива. Ценность успеха стала пропорциональной «мотиву достижения успеха» (мотиву успеха), а ценность неуспеха стала пропорциональной «мотиву избежания неуспеха» (мотиву неуспеха). Во-вторых, вместо левиновского понятия валентности (являвшейся функцией от напряжения потребности t и воспринимаемой природы целевого объекта G) он описал ценность успеха и неуспеха с помощью понятия побудительности. Побудительность успеха или неуспеха при выполнении определенного задания определяется лишь воспринимаемой сложностью этого задания, но не зависит от силы мотива или мотивации (в отличие от t). Разумеется, воспринимаемая сложность задания (как и в теории результирующей валентности) зависит и от индивида, а именно от того, насколько он чувствует себя способным справиться с этим заданием (Atkinson, 1964, р. 254).
В-третьих, субъективные вероятности успеха и неуспеха Аткинсон рассматривал как взаимодополняющие величины. Вероятность успеха (We) и вероятность неуспеха (Wm) в сумме составляют единицу: We + Wm = 1,00 (т.е. Wm = 1 - We) В-четвертых, величины ценности и ожидания варьировались у него не независимо друг от друга, но он постулировал четкую обратно пропорциональную связь между субъективной вероятностью и побудительностью. Эта связь соответствует повседневному, эмпирически подтверждающемуся опыту: ощущение успеха является тем большим, чем меньше были наши шансы на успех, а ощущение неуспеха тем большим, чем более легким казалось задание (см.: Feather, 1959b; Karabenick, 1972; Schneider, 1973, S. 160). Таким образом, привлекательность успеха (Ае) и привлекательность неуспеха (Ат) возрастают по мере уменьшения вероятности успеха (Wc) и вероятности неуспеха (Wm): А - 1 - We: A = 1-W m = - W, поскольку W - 1 - W. Отвлекаясь от последнего пункта — обратно пропорциональной зависимости между трудностью задания и его привлекательностью — Аткинсон, по существу, внес в теорию лишь одно, но зато решающее изменение. Онразложил левиновскую переменную валентности, Va(G) =/(?, G), (Lewin, 1938) на два компонента - на зависящую лишь от трудности ситуационную переменную побудительности (А вместо G) и личностную переменную мотива (М вместо мотивационной переменной £) и соединил их в новых конструктах валентности успеха (V) и неуспеха (VJ следующим образом: V =М xA;V =M xA. Согласно этому определению валентности, успех при выполнении задания одной и той же субъективной сложности для индивида с высоким мотивом успеха должен обладать большей валентностью, чем для индивида с низким мотивом успеха. То же самое относится и к валентности неуспеха для индивидов с различными по величине мотивами неуспеха. Иными словами, растущий с увеличением трудности задания градиент побудительности успеха будет тем круче, чем сильнее «мотив успеха» (М,) данного индивида, а убывающий с ростом трудности задания градиент побудительности неуспеха будет тем круче, чем сильнее мотив неуспеха (М) индивида. Именно эта зависящая от мотива функция валентности успеха и неуспеха позволяет выдвинуть существенные положения модели выбора риска — положения, позволяющие ей шагнуть дальше, чем теории результирующей валентности, а следовательно, и всем остальным теориям ожидаемой ценности.
В этой связи можно было бы ожидать, что эти базовые положения будут подвергнуты тщательной эмпирической проверке. Однако они исследовались очень редко и лишь в последнее время (Halisch, Heckhausen, 1988). Причины этого явно следует искать в трудностях, связанных с операционализацией и измерением субъективной вероятности успеха. В главе 8 мы подробно рассмотрим способы проверки положений этой модели, касающихся зависящей от мотива функции валентности. Если же к валентности успеха и неудачи добавить субъективные вероятности достижения успеха (W) и соответственно избегания неудачи (W), то мы получим тенденции стремления к успеху (Т.) и избегания неудачи (Тт) при решении данной задачи: Т ~М xA xW; е е е е Т =М xA xW. m m m m Результирующую тенденцию решения данной задачи можно представить в виде алгебраической суммы тенденций успеха и избегания неудачи: Тг = Т + Гж, или в развернутой форме: Т-(М хА х W) + {M xA xW). Тенденция избегания неудачи из-за негативной привлекательности избегания неудачи всегда имеет отрицательное значение (или равна нулю при Мт = 0). Аткинсон рассматривает мотив избегания неудачи как тормозящую деятельность силу. Если мотив избегания неуспеха оказывается сильнее, чем мотив успеха, то результирующая тенденция для всех уровней сложности будет негативной. Таким образом, индивид должен тем в большей степени избегать выбора задания, чем сильнее негативная результирующая тенденция этого задания. Однако если ему будет предписано выполнить это задание, то — как постулировал первоначально Аткинсон (Atkinson, 1957) — его старание и длительность приложения усилий (а при определенных условиях и уровень достижений) увеличатся. Впоследствии Аткинсон отверг это вполне правдоподобное допущение, соответствующее «мотивационно-му закону трудности» (Hillgruber, 1912), и, исходя из теоретических, а не из эмпирических соображений, заявил, что негативная результирующая тенденция препятствует не выбору задания, но старанию и длительности приложения усилий (Atkinson u. Feather, 1966).
Если согласиться с тем, что модель выбора риска, как и все другие варианты моделей ожидаемой ценности, должна предсказывать только выборы или решения, то г нас нет оснований считать, что тормозящая роль тенденции избегания неуспеха будет относиться и к параметрам выполнения задания, когда человек действитель-ю берется за его выполнение (см.: Heckhausen, 1984b). Непосредственных подтверж-цений такого негативного влияния до сих пор нет. Напротив, вполне правдоподоб-ным представляется, как это и предположил первоначально сам Аткинсон (1957), что и тенденция неуспеха проявляется при работе над заданием позитивно, побуждая филожить как можно больше стараний, чтобы избежать внушающего страх неуспека или преодолеть возможно более высокую степень трудности. (Имеется целый ряд подтверждающих это фактов, см., напр.: Heckhausen, 1963b; Locke, 1968.) Поскольку побудительность успеха и неуспеха зависит еще и от их субъектив-юй вероятности и поскольку эти вероятности являются взаимодополняющими, то для того, чтобы делать предсказания с помощью модели выбора риска, нам необходимо знать, помимо обоих параметров мотива, одно только значение субъектив-ной вероятности успеха. ш Результирующая тенденция приобретает следующий вид: Тт= М,х (1 - We) - = W - М х W х (\ - WJ), или в сокращенной форме: Tr= (Ме- Mm) x (We - W*). Так как привлекательность и вероятность достижения успеха находятся в об-рагной линейной зависимости, то их произведение (1 - W) х We представляет со-бой квадратичную функцию с нулевыми точками при We = 0 и We = 1 и с максимальным значением, равным средней вероятности успеха We = 0,50. При этом она означает положительную (активный поиск) результирующую тенденцию, если мотив успеха оказывается сильнее мотива избегания неудачи, и отрицательную (уклонение) результирующую тенденцию, если мотив избегания неудачи оказывается сильнее мотива успеха. На рис. 5.20 представлены тенденции успеха и избежания неудачи, а также результирующие тенденции: а) у испытуемого, чей мотив успеха вдвое сильнее мотива избегания неудачи; б) у испытуемого, чей мотив из-бегания неудачи вдвое сильнее мотива успеха. Из рис. 5.20 видно, как преобладание одного из двух мотивов (в данном случае мотива успеха) сказывается на результирующей тенденции, т. е. как в зависимости от степени вероятности успеха заметно возрастает различие в силе тенденции,
Если у индивида преобладает мотив избегания неудачи, то результирующая тенденция всегда имеет отрицательное значение и колеблется в пределах от 0 до -1. Такой индивид должен, по-видимому, уклоняться от решения любой задачи. Но поскольку случаи полного уклонения от связанных с достижением требований крайне редки, го Аткинсон делает вывод о влиянии дополнительных, не зависящих от достижения мотивов, например мотива аффилиации (скажем, стремление понравиться экспериментатору). Эти дополнительные мотивы вопреки результирующей тенденции избегания неудачи побуждают испытуемого к решению задачи. Влияние побочных мотивов обозначается как экстринсивная тенденция (Т) и добавляется к переменным, из которых складывается результирующая тенденция: Тr = Te + Tm +Tex.. В обобщенном виде модель выбора риска характеризуется следующими 8 особенностями: 1. Она разработана для «идеального случая», т. е. для ситуаций, в которых нет влияния никаких других мотивов и результат деятельности не имеет для субъекта иных последствий, кроме непосредственной самооценки в связи с успешными или неудачными действиями. Введение экстринсивной тенден- ции означает отход от этой идеализации, поскольку данная тенденция связана с побочными, не имеющими отношения к теме достижения специфическими условиями, благодаря которым испытуемые с выраженным мотивом избегания неудачи могут мотивироваться в отношении задачи. 2. Привлекательность деятельности достижения, т. е. мотивирующее воздействие результирующей тенденции успеха или избегания неудачи, сводится исключительно к предвосхищению аффективной самооценки после успеха или неудачи (Аткинсон говорит в этой связи о «гордости» или соответственно о «стыде»). За исключением этого прямого следствия, вне сферы рассмотрения остается привлекательность других связанных с темой достижения следствий, например изменение цели достижения, когда результат решения задачи, будучи направленным на новую цель, приобретает определенный инструментальный характер. Точно так же вне рамок рассмотрения остается привлекательность не связанных с темой достижения второстепенных целей (за исключением используемых в отдельных случаях экстринсивных тенденций).
3. Такое разграничение в теме достижения ценности привлекательности успеха или избегания неудачи при соответствующей деятельности по решению задач зависит исключительно от субъективной вероятности успешного исхода действия. Поэтому, чтобы определить значение привлекательности (ожидание, помноженное на ценность), из ситуационных переменных (ожидание и ценность) достаточно рассмотреть субъективную вероятность успеха. 4. Модель выбора риска применима только к задачам одного и того же класса, т. е. к задачам, отличающимся друг от друга лишь степенью объективной вероятности успеха. Выбор между разнотипными задачами с одинаковой или разной субъективной вероятностью успеха в модели никак не отражается, что приводит к необходимости учитывать привлекательность дополнительных, связанных с определенным типом'задач факторов (например различия в степени их личностной значимости). 5. В отличие от других моделей «ожидаемой ценности» в модели выбора риска мотивы впервые введены в качестве относительно постоянных личностных переменных. Мотивы успеха и избегания неудачи определяются с помощью привлекательности успеха или избегания неудачи в данной ситуации достижения (или, что одно и то же, с помощью полученных в результате подсчета вероятности успеха значений привлекательности успеха и избегания неудачи). 6. Сила мотива избегания неудачи рассматривается исключительно как отрицательная переменная. Это означает, что валентность неудачи (Tm= Mmx Anx Wm) постоянно побуждает к уклонению от выбора задачи, от чрезмерного напряжения усилий и от продолжительной деятельности. 7. Три переменные модели (мотив х привлекательность х ожидание) так соотносятся и связываются друг с другом, что средние значения вероятности успеха (задачи средней степени трудности) сильнее всего мотивируют к деятельности, ориентированной на достижение, при условии, что мотив успеха сильнее мотива избегания неудачи. Если же мотив избегания неудачи сильнее мотива достижения успеха и при условии отсутствия уклонения от деятельности, связанной с решением задач, то задачи средней трудности менее всего будут мотивировать к деятельности достижения. 8. Если первоначально модель выбора риска относилась лишь к выбору заданий, то позднее область ее применимости была расширена и стала охватывать еще и переменные, определяющие действия достижения после выбора задания, — такие, как величина и длительность усилий и достигаемые результаты. Эти рассуждения не были обоснованы ни эмпирически, ни теоретически. Было просто принято на веру, что максимальная разность между тенденциями успеха и неуспеха не только задает выбор степени трудности задания, но и определяет начинающуюся после выбора работу над заданием. Рис. 5.20. Зависимость результирующей тенденции (пунктиром обозначены тенденции успеха и неудачи) от субъективной вероятности успеха при преобладании у индивида; а) мотива успеха [Мв- Мт= 1); б) мотива избегания неудачи (Мв-Ми=-1); и в) при разной выраженности у индийидов мотива успеха по сравнению с мотивом избегания неудачи Модель выбора риска дала толчок исследованиям мотивации достижения. Прежде всего это относится к доказательству того, что предпочитаемая высота уровня притязаний зависит от величины мотива. Однако с помощью этой модели исследователи пытались объяснить и другие, не связанные с принятием решения, параметры действия достижения, такие как длительность усилий и уровень достигнутых результатов. Результаты этих попыток были неоднозначными, особенно это относится к предсказаниям параметров работы над заданием и уровня достижений. Поэтому модель многократно модифицировалась и дополнялась, чтобы учесть не укладывающиеся в нее данные и распространить ее на новые группы феноменов. Кроме того, модель подвергалась существенному пересмотру (Heckhausen, 1980; Heckhausen, Schmalt, Schneider, 1985). К некоторым важным проблемам (напри- мер, к вопросу об определении субъективной вероятности успеха) и результатам, связанным с этой моделью, мы еще обратимся в главе 8 при рассмотрении мотивации достижения. Теория социального научения Роттера Книга Роттера (Rotter, 1954) «Социальное научение и клиническая психология» отходит от начатой Спенсом линии классической теории научения халловского типа. Вместо выученных и неспецифически активируемых сочетаний «раздражитель— реакция» он вслед за Толменом говорит о выученных ожиданиях связи собственных действий и подкрепляющих их последствий, которые определяют наличное поведение. В терминологии Боллса (Bolles, 1972) это R— 5*-ожидания, т. е. ожидания сочетания «действие—следствия». Термин «социальное научение» Рот-тер предпочел, потому что «главные и основополагающие виды поведения проявляются в социальных ситуациях и неразрывно связаны с потребностями, которые могут быть удовлетворены только при посредничестве других лиц» (Rotter, 1954, р. 84). По мнению Роттера (Rotter, 1954, 1955, 1960), подкрепление способствует формированию ожидания определенного поведения или события как влекущего за собой то же подкрепление. Такие выученные ожидания сочетаний «действие—подкрепление» забываются, т. е. они затухают или вообще исчезают, если в дальнейшем не происходит подкрепления. Уже маленький ребенок различает виды поведения в жизненном пространстве по их связи с подкреплением. Чем сильнее переживается причинная связь между собственным действием и следующим за ним подкреплением, тем сильнее сказывается ненаступление этой связи на сохранении сформированного ожидания. Если, напротив, ожидание связи сформировано слабо, то неподкрепление окажет на него сравнительно ограниченное влияние. Отсюда следует, что в данной ситуации каждая возможная альтернатива действия имеет определенный поведенческий потенциал (behavior potential, ВР), который зависит как от 1) силы ожидания (expectancy, E), что поведение а'в ситуации s, приведет к подкреплению (reinforcement, R), так и от 2) ценности (reinforcement value, RV) этого подкрепления в данной ситуации. Роттер (Rotter, 1955) представил поведенческий потенциал в виде формулы: BP-f(E&RV). Среди возможных в данной ситуации альтернатив действия имеет успех та, у которой выше поведенческий потенциал (ВР). Этот конструкт соответствует хал-ловскому потенциалу реакции и левиновской силе. Нетрудно заметить, что конструктам «ожидание» и «ценность подкрепления» в теории результирующей валентности соответствует субъективная вероятность и валентность успеха или неудачи. Различие заключается лишь в меньшей строгости концепции Роттера. Так, иней остается открытым тип связи между ожиданием и ценностью подкрепления. Кроме того, отношения между обоими конструктами в отличие от вероятности успеха и его валентности заранее не устанавливаются. Роттер тщательно разработал оба конструкта: «ожидание» и «ценность подкрепления». Но инициированные его работами исследования были посвящены исклю- чительно переменной «ожидание», определяемой двумя независимыми детерминантами: во-первых, специфическим ожиданием Е (согласно накопленному опыту в данной ситуации конкретное поведение ведет к определенному подкреплению); во-вторых, обобщенным ожиданием GE (результат обобщения широкого спектра схожих ситуации и способов поведения: Е =/(Е & GE). Теория социального научения Роттера (Rotter, 1954) была бы, вероятно, давно забыта, если бы он-не ввел в нее опосредующий член обобщенного ожидания (GE), чтобы иметь возможность лучше предсказывать изменения ожидания. От убеждения действующего субъекта зависит, с.читает ли он фактическое наступление подкрепляющего события подконтрольным себе, или нет. Роттер назвал это измерение внутренним контролем за подкреплением. В этом отношении особенно легко образуются обобщенные ожидания, охватывающие целые области жизненных ситуаций, которые поддаются в большей степени воздействию либо субъекта (внутренний контроль), либо внешних факторов (внешний контроль). Эти ожидания проявляются в культурных установках, особенностях убеждений и взглядов на роль таких явлений, как судьба, счастье или власть. Индивиды в этих убеждениях отличаются друг от друга. Роттер говорит даже о столь высокой обобщенности ожиданий внешней или внутренней контролируемости подкреплений, которая распространяется на все жизненные ситуации и поэтому приобретает характер личностной диспозиции. Для выявления последних был разработан специальный опросник — 1-Е- шкала (внутренний и внешний локус контроля) (Rotter, 1966). Данные этого опросника рассматриваются в качестве индивидуальных характеристик обобщенного (GE) ожидания и до сих пор используются в исследованиях, проводимых в рамках теории социального научения Роттера (Rotter, 1966, 1982; Rotter, Chance, Phares, 1972; Lefcoint, 1976; Phares, 1976). Впоследствии сам Роттер (Rotter, 1975) отмечал, что у него никогда не было намерения приписывать этому обобщенному контролю-ожиданию в своей теории социального научения более чем периферическую роль. Эмпирические доказательства Специфические (т. е. жестко связанные с ситуацией) ожидания подкрепляющих результатов последствий действия можно экспериментально выделить, противопоставив задачи, решение которых зависит от способностей и от случая. Можно показать, что при выполнении задачи, результат решения которой переживается, скорее, как зависящий от случая, по сравнению с задачей, решение которой зависит от способностей, после достижения успеха будет менее выражена тенденция усиления ожидания новых успехов. Соответственно и после неудачи будет наблюдаться меньшая готовность к изменению ожидания. Более того, при выполнении задач, решение которых переживается как зависящее от случая, ограничено обобщение опыта, перепое его на другие, схожие ситуации. Следует упомянуть также полученные в экспериментах с животными данные по устойчивости угасания, которые противоречат (хотя это противоречие, возможно, и кажущееся) теории научения. Факты состоят в следующем: чередование подкреплений (т. е. в фазе научения подкрепляются, скажем, только 50% всех попыток) приводит к научению, для последующего угасания которого требуется еще большее число попыток. В экспериментах с людьми это наблюдается только тогда, когда результат деятельности переживается как зависящий от случая. Если же он, напротив, воспринимается как зависящий от способностей, то устойчивость к угасанию при 100%-ном подкреплении (успехе) выше, чем при 50%-ном. Доказательством служит эксперимент Роттера, Ливеранта и Кроуна (Rotter, Liverant, Crowne, 1961). В ходе этого эксперимента испытуемые должны были высоко поднимать поднос с мячом, так чтобы мяч не падал вниз. Наряду с этой задачей, решение которой зависело от ловкости, предлагалась другая, на восприятие бессмысленного материала, успех в решении которой был делом случая. В обеих группах частота успешных решений обеих задач в фазе обучения подкреплялась в 25, 50, 75 и 100% случаев. В следующей непосредственно за этим фазе угасания (т. е. серии постоянных неудач) испытуемые перед каждой попыткой определяли субъективную вероятность успеха. Если она составляла менее 10%, то, согласно принятому критерию, осуществлялось угасание. На рис. 5.21 представлено необходимое для этого число попыток при различных условиях. Как можно объяснить различия в динамике обеих кривых? Авторы работы указывают на то, что при решении задач, зависящих от случая, из факта подкрепления извлекается меньше информации, т. е. испытуемые при этом меньше научаются, чем при решении задач, зависящих от способностей; однако этот аргумент кажется неубедительным. Если проанализировать результаты, полученные в широком диапазоне условий эксперимента, то напрашивается, скорее, следующее объяснение. При связанном со способностями подкреплении возрастание успеха сопровождается у испытуемых не только усилением ожидания успеха, но и возникновением убеждения в том, что для выполнения задач данного уровня сложности они обладают достаточными специальными умениями. Чем больше укрепляется это убеждение, тем длительнее должна быть серия неудач, чтобы поставить это убеждение под сомнение и, наконец, заставить отказаться от него (испытуемый может признать, что переоценил свои способности или недооценил сложность задач). Этому объяснению соответствует и монотонное возрастание кривой в зависимости от частоты успешных решений. Как же объяснить результаты, полученные при выполнении задач, решение которых зависит от случая? Такая зависимость быть выявлена только в случае 50%-ного успеха, но никак не при непрерывном успехе (в этих условиях, скорее. возникает подозрение в манипулировании результатами со стороны экспериментатора, а в фазе угасания особенно быстро исчезают остатки веры в зависимость результатов от случая). Напротив, при 50%-ном успехе эта вера укрепляется, и чтобы от нее отказаться, потребуется большое количество проб с нулевым успехом. Достижение успеха в 25 и 75% случаев представляет собой промежуточные показатели между двумя крайностями, и мы поговорим о них, когда в главе 14 будем рассматривать взаимосвязь каузальной атрибуции, ожидания успеха и устойчивости к угасанию. Что касается другого детерминанта поведенческого потенциала, ценности подкрепления (BV), то Роттер (Rotter, 1955) еще в 1950-е гг. сделал вывод, который никак не сказался на вызванных его работами исследованиях: «Ценность подкрепления а в ситуации sx есть функция всех ожиданий £„ из которых следует, что данное подкрепление приведет в ситуации s, к последующим подкреплениям от b до п, а также функция ценности всех последующих подкреплений от Ъ до п в ситуации s,. Другими словами, подкрепления не выступают одно независимо от другого, наступление некоторого подкрепления имеет своим следствием ожидания будущих подкреплений» (ibid., p. 255-256). Рис. 5.21. Среднее число попыток, необходимых для угасания после научения решению задач при четырех условиях подкрепления (Rotter, LJverant, Crowne, 1961, р, 172) Формально этот вывод Роттера о ценности подкрепления выражается следующим образом: Идея об ожидаемой связи между следующими друг за другом подкреплениями (или валентностями) была использована в самой молодой из всех теорий «ожидаемой ценности» — теории инструментальности. Теория инструментальности В том же году, когда Роттер (Rotter, 1955) писал о зависимости ценности подкрепления от ожидания и ценности последующих подкреплений, сходные соображения высказала Пик (Peak, 1955), которая ввела в психологию мотивации понятие ин-струментальиости. Это понятие играет центральную роль при выяснении связи между установкой и мотивацией. Аффективное содержание установки по отношению к определенным обстоятельствам (предмету или ситуации) есть функция 1) инструментальности, или значения, этих обстоятельств для достижения цели, к которой стремится субъект, и 2) удовлетворения, которое он получает от достижения цели, что в конечном счете зависит от мотивации. Иными словами, поведение определяют такие составляющие установки, как, во-первых, субъективная вероятность того, что предмет установки может привести к желательным или нежелательным последствиям (инструментальность), и, во-вторых, интенсивность удовлетворения, которое ожидается от этих последствий. Если для каждого из ожидаемых последствий помножить ииструментальность на соответствующее значение удовлетворения и алгебраически суммировать результаты такой аффективной нагрузки, то полученная аффективная значимость будет характеризовать соответствующий предмет установки. Это поясняется на рис. 5.22 на примере отмены расовой дискриминации как предмета социальной установки. Многие исследования 70-х гг. были направлены на выяснение вопроса о том, действительно ли в социальной и политической жизни в большей степени участвуют те люди, которые оказываются «интерналами» по шкале внутреннего/внешнего локуса контроля. Это предположение высказали Роттер и его соавторы в 1962 г. (Rotter, Seeman, Liverant, 1962), исходя из того, что экстерналы должны меньше надеяться изменить мир. Кландермапс (Klandermans, 1983) в своем обзоре литературы противопоставил эту гипотезу действенности гипотезе обретения силы, согласно которой именно экстерналы должны больше выигрывать от социальной и политической активности, ибо она снижает их чувство бессилия. Из 31 рассмотренного исследования лишь 5 подтверждали гипотезу действенности и 4 — гипотезу обретения силы. Очевидно, социально-политическое поведение представляет собой слишком сложный феномен, чтобы непосредственно определяться убежденностью во внутреннем или внешнем контроле. Рис. 5.22. Определение аффективной нагруженное™ установки в зависимости от инструментальности установочного объекта, ведущего к последствиям с различной ценностью удовлетворения (Peak, 1955, р. 155) Созданный Пик для определения аффективной значимости установок вариант модели в рамках теории «ожидаемой ценности» получил эмпирическое подтверждение. Так, Розенберг (Rosenberg, 1956) смог на основе этой модели предсказать индивидуальные различия в установках на предоставление свободы слова и на отмену ограничений местожительства представителям различных рас в США. Причем он привлек данные о значимости различных целей и суждения о вероятности того, что свобода слова и отмена расовых ограничений будут способствовать достижению этих целей или осложнят его. В заключительной работе Карлсону (Carlson, 1956) удалось изменить эту установку, для чего он воздействовал на значимость удовле- творения последствиями отмены расовой дискриминации. Полученные в исследованиях установок результаты были затем распространены Айзепом и Фишбейном (Ajzen, Fishbein, 1969) на объяснение деятельности, которая должна соотноситься с фактическими или ожидаемыми действиями социального партнера. Положения Пик почти сразу же были подхвачены психологами, работавшими в промышленности (Georgopolous, Mahoney, Jones, 1957), а позднее формализованы Врумом (Vroom, 1964) в рамках созданной им теории инструментальности. Не случайно анализ прикладных проблем промышленной психологии труда вновь привел к исследованию инструментальности тех или иных результатов деятельности. Ожидание множества возможных последствий действия, несомненно, решающим образом влияет на мотивацию деятельности. Только в ограниченном лабораторными условиями эксперименте по психологии мотивации могло упускаться из виду то обстоятельство, что будущий результат действия заранее оценивается как некоторый инструмент для достижения еще более отдаленных целей. Георгопулос и его коллеги (Georgopolous, Mahoney, Jones, 1957) предположили, что продуктивность работы зависит от того, насколько эта продуктивность рассматривается как средство (путь к цели, в терминах Левина) для достижения лпчностно значимых целей. Исследователи сумели повысить у 621 рабочего фабрики по производству предметов домашнего обихода субъективную инструменталыюсть высокой и низкой продуктивности для каждой из 10 различных целей. На основе трех из них — «в течение долгого времени зарабатывать много денег», «ладить с коллегами» и «занять более хорошо оплачиваемое рабочее место» — была разработана шкала средней значимости целей, в соответствии с которой всех рабочих разделили на две группы: высокой и низкой валентности («потребности»). Продуктивность работы определялась по перевыполнению или недовыполнению установленных фирмой и известных каждому рабочему норм. Результаты подтвердили гипотезу о пути к цели, или инструментальности. Высокой продуктивности труда сопутствует убеждение в том, что она является решающим условием для достижения трех поставленных целей. Такая инструментальность более выражена у тех рабочих, для которых цели имели большую личностную значимость, т. е. высокую валентность. Продуктивность работы зависит, таким образом, с одной стороны, от ее инструментальной ценности для достижения целей более высокого уровня, а с другой — от значимости (валентности), которой обладают эти цели для субъекта.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|