 |
Историзм в понимании «современной архитектуры» и «современного дизайна»
|
|
|
|
В. А. ПАК
Введение в спецкурс
По современной
Архитектуре и дизайну
Великий Новгород
ББК 85.11+71.0 Печатается по решению
П 13 РИС НовГУ
Рецензенты
доктор культурологии, доцент В. Д. Лелеко
доктор философских наук, прлфессор С. Т. Махлина
Пак В. А.
Введение в спецкурс по современной архитектуре и дизайну: Учебное пособие. – Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2002. – 80 с.
В пособии обоснованы основные позиции спецкурса, предназначенного для студентов направления 520100 – культурология. Оно может представить также интерес для специальностей 290100, 290200, 290300.
ББК 85.11+71.0
Издание осуществлено при поддержке Института «Открытое Общество» (Фонд Сороса). Россия.
© Новгородский государственный
университет, 2002
© В. А. Пак, составление, 2002
ПРЕДИСЛОВИЕ
Спецкурс «Современная архитектура и дизайн» естественным образом продолжает и развивает спецкурс «Основы архитектуры» для направления 520100 в НовГУ, сохраняя преемственность целей и задач, методов контроля и самостоятельной работы студентов, круга чтения.
В самом общем смысле градостроительство и дизайн являются элементами архитектуры. Если понятие «дизайна» относительно новое, то градостроительство во все времена синкретично и контрапунктно раскрывало суть архитектуры. Если же иметь ввиду не понятия, а существо проявлений архитектуры во всех ипостасях, то можно обнаружить и в древнейших культурах аналоги того явления, которое нынче называют «дизайном». Понятие «дизайна» изначально эквивалентно «промышленной эстетике», но потребность в такого рода организации среды существовала и до индустриальной эпохи. Решение подобных задач свойственно архитектуре как искусству организации среды во все времена.
|
|
|
Усложнение архитектурно-строительного производства и стоящих за ним сложнейших проявлений социокультурной системы, вообще, неизбежно вело к известному дисциплинарному обособлению не только градостроителей и дизайнеров, но и к дальнейшей дифференциации проектировщиков по типологическим признакам рассматриваемых ими объектов. Более того, в обособленные профессиональные цеха, фактически, выделились представители некогда единого архитектурно-строительного комплекса: инженеры, технологи, управленцы и экономисты. Совершенно независимо решаются вопросы организационной деятельности у исследователей, подрядчиков и эксплуатационников.
Внутри названных подразделений и «сегментов» дифференцированной системы в свою очередь выделяются различно соотносимые направления. В годы ученичества автора дизайн и градостроительство рассматривались по отношению к архитектуре в качестве своеобразных «микро-» и «макросистем». И такое представление актуально до сих пор. Однако, в последние десятилетия явно обозначился целый проектный «жанр»: дизайн городской среды. Дизайн такого рода решает вопросы организации городских общественных центров. Городская среда рассматривается дизайнерами как «интерьер» города, что не только правомерно, но и доказало свою продуктивность. Этот род деятельности заполнил «нишу», которая образовалась в реальном проектировании между планировкой и объемами. Дизайнерский подход к городской среде представлен в библиографическом списке, в частности, текстом А.Бокова.
Особым образом взаимоотношения между архитектурой и дизайном складываются в практике проектирования последних лет, особенно в Москве. Отмечается необычайно высокий уровень разработок и интерес к интерьерам зданий. В культурологическом плане ситуация в архитектуре напоминает времена господства рококо, отмеченные пристрастием именно к этой стороне прикладных искусств. По-видимому, налицо естественность реакции на известный аскетизм и лапидарность именно этого «сегмента» организации пространства в практике рутинного проектирования. Дизайнерская «доводка» проектов, «как бы», подразумевалась, но чаще всего оставалась неоглашенной и нереализованной «декларацией о намерениях». Дизайнерские премьеры реализуются чаще всего в постройках самых разных лет и стилистических направлений в рамках реконструктивных мероприятий. Гораздо реже интерьер в полной мере соответствует авторскому замыслу экстерьера, т.е. является элементом единого проекта.
|
|
|
Очевидны тенденции эклектизма в архитектурном проектировании и дизайне как основе интеграционного творческого метода.
О КЛЮЧЕВЫХ ПОНЯТИЯХ СПЕЦКУРСА
Положение в современном архитектурно-строительном комплексе и дизайне, когда перекрещиваются проблемы инновационной деятельности и здорового культурного консерватизма, когда «стыкуются» не только различные организационные и мотивационные модели поведения субъектов архитектонического творчества социумов, а многочисленные коллизии социокультурного плана – достаточно сложны. В этой связи актуальной является разработка общих подходов, критериев анализа ситуаций и системы ключевых понятий, соответствующих самым широким культурологическим дискурсам.
В логическом «древе» архитектурных знаний наиболее фундаментальным понятием следует признать жилище и весь комплекс идей и ценностей, сформированных на его основе.
Трудно переоценить значение жилища в антропогенезе, в исторической эволюции человеческого общества. Дом имеет приоритетный смысл в системе гуманистических ценностей. Он функционально и просто физически «занимает» большую часть повседневной жизни человека. Жилище составляет доминирующий элемент материальной среды городов и сел. Жилье своей физической и технико-экономической «массой» способно отодвинуть на второй план все остальные житейские вопросы.
Из жилища «развертывалась» вся номенклатура типологии зданий. Даже в архаическом жилище древних особое место принадлежало некоему семейному святилищу, где обитал дух предков. Диапазон «модификаций» был велик: от семейного очага до какого-нибудь «красного уголка» и тому подобного. Даже самый простой дом в средневековых городах имел специальное место для занятия ремеслом или лавку для торговли. В помещениях усадеб состоятельных помещиков и горожан располагались коллекции произведений искусств, книг, – прообразы будущих музеев, библиотек, камерных театров и клубов.
|
|
|
Место для исполнения сакральных функций со временем выделилось из жилища и трансформировалось в идею Храма, которой наряду с идеей Дома было суждено составить основу «архетипов архитектуры». Архетип Дома и архетип Храма сформировали целую систему знаков, которые фактически предопределили масштабность и образность пространства в широком диапазоне архитектурного и дизайнерского проектирования (см. раздел «Архетипы архитектуры»).
ИСТОРИЗМ В ПОНИМАНИИ «СОВРЕМЕННОЙ АРХИТЕКТУРЫ» И «СОВРЕМЕННОГО ДИЗАЙНА»
Как и любая дисциплина, основанная на историческом материале, история архитектуры чаще всего привлекательнее для учащейся молодежи последними главами. Материал новой и, особенно, новейшей истории более популярен у студентов и по причине его большей статистической распространенности. Однако, периодизация истории архитектуры, производимая непосредственно из новой или новейшей истории, чревата сильными упрощениями, схематизмом и другими «нестыковками». Архитектура как специфическая деятельность культуры, искусства и техники имеет и довольно своеобразную систему «привязки» к наиболее актуальным проблемам, именуемым «современными».
Один из смысловых «пластов» термина «современный» очевиден. Он относится к проблемам сегодняшней ситуации. Но осознать их в полной мере невозможно, не углубившись в само формирование фундаментальных понятий архитектуры, градостроительства и дизайна.
Важно прежде всего определиться во временных границах явления, которое именуется «современной архитектурой». Если принять во внимание, что постмодернизм уже два-три десятилетия является «хитом» почти всех периодических профессиональных изданий в мире, выходит, что самому модернизму в архитектуре место уже на «скрижалях истории». Известную сумятицу вносит русский обычай называть «модерном» художественно-стилистическое направление в архитектуре рубежа XIX и ХХ веков, которое в западных странах имеет специальное обозначение, и даже не одно. Соответственно «сдвинуты» и другие термины. То, что в России чаще именуют «функционализмом» и «конструктивизмом», на Западе обычно называют «modern architecture». Но настоящие теоретические головоломки начинаются, как только пытаются определить истоки современной архитектуры и вникнуть в их суть.
|
|
|
Архитектура ХХ века суммирует опыт модернизма и постмодернизма, придерживавшихся прямо противоположных взглядов на то, что считать «современным» и, как относится к историческому наследию. Поэтому на новом рубеже веков представляется упрощенной попытка представить пионерами современной архитектуры как «очевидных» Ф.Райта с Ле Корбюзье, так и кого-то из деятелей конца XIX века: Г.Эйфеля, А. ван де Вельде, Л.Салливена, У.Морриса или А.Гауди. Безусловно, творчество любого из названных мастеров можно представить как «исходную точку» развития новой архитектуры. Но не означает ли такой богатый выбор претендентов на роль первооткрывателя, того, что следует принципиально определить сам критерий «современности» в архитектуре. Тем более, что новейшие искания постмодернистов актуализировали опыт давно минувших исторических эпох. Оставляя за «скобками» элемент эпатажа в акциях поставангардистов, попытаемся оценить, что же остается в «сухом осадке» от архитектурного опыта минувших полутора столетий.
Актуальность историзма проблематики при уточнении определения «современный» представляется почти априорной. Вместе с тем, в архитектурно-градостроительной области приходится считаться с особыми условиями функционирования и статусом самого «предмета», которые можно отнести к «темпоральным» феноменам, а следовательно, требующим в исторических исследованиях «современного» соответствующих поправок.
Во-первых, имеет место симультанный характер существования города. Прошлое и современное создают то пространственно-временное лоно, в котором вещественная «ткань» города чревата и воспроизводит жизнь социума. Никому не вывести какой-либо исторический город из актуального «экзистирования». Более того, исторический опыт свидетельствует о социальной эффективности и мобильности таких исторических центров как Афины, Париж или Москва. Руины Трои или других центров реликтовых культур по статистическим соображениям можно опустить. Гораздо показательнее судьба Рима, Еревана или Александрии. Эти города на долгие века уходили в небытие, но жизнь опять брала свое. Иногда само место демонстрировало удивительный и своеобразный «инстинкт» жизни. Древние капища возникали на одном и том же месте с завидной регулярностью в веках, пока не утверждался город с современным топонимом.
|
|
|
Во-вторых, исследования последних десятилетий, в том числе, и авторские разработки, свидетельствуют о феномене «архетипов» архитектуры, которые носят вневременной характер, а точнее, относятся к ценностям из категории «вечных». Парадигмы формально-стилистических классификаций, претензии персонального творчества должны вписываться в предопределения и заданность культурных архетипов.
Указанные моменты делают поле актуальной «современной» проблематики архитектуры весьма динамичным, цельным и «нацеленным» на определенный исторический результат. Все это не исключает как разницу оценок архитектурно-градостроительной деятельности, так и свободу архитектурного творчества в указанной системе «симультанности» и «архетипичности».
Безусловным признаком «современности» архитектуры может быть признано само выделение градостроительства и дизайна как специфических областей архитектурной деятельности. Градостроительство, как и зодчество, насчитывает многотысячелетнюю историю. Что же позволяет говорить о градостроительстве как специфической архитектурной деятельности?
У истоков градостроительства в его современном понимании З.Гидион называет имена римского папы Сикста V и барона Ж.-Э.Османа – деятелей XVI и XIX веков. Градостроительная ментальность связана прежде всего с волевым импульсом действия, социокультурным кругозором, прагматичностью и даром организации сложной синтетической деятельности целого ансамбля специалистов различных профилей, подкрепленных соответствующим ресурсным обеспечением.
Градостроительная деятельность во времена Гипподама или развертывания римских лагерей не предполагала организации реконструктивных акций планировочных объектов, поскольку темп развития социумов, отпущенный им историей срок не входили в конфликт с однозначностью фиксации зданий и других сооружений на местности. Парадигма саморазвития средневековых городов также не нуждалась в корреляциях авторского волевого толка. Лишь новая история актуализировала проблему модернизации городов, некоторые из которых существовали с доантичных времен. Масштабы физического роста городов и их реконструкции, синтетический характер вставших при этом художественно-технических задач, вопросы прогнозирования востребовали специалистов особого типа. Со временем, не без исторических промахов и корреляций, наибольшую адекватность стоящим задачам стали обнаруживать архитекторы-градостроители, соответствующим образом подготовленные и организованные.
Фактором безусловной «современности» главного объекта градостроительства, – города, – и одновременно его вневременного феномена, – является симультанный характер сосуществования в его пространственной системе объектов совершенно различных по времени своего возникновения, но функционально согласованных и адекватных, чему способствуют как физическая долговечность постоянно реставрируемых зданий и сооружений, так и специальная стратегия их реконструкций, основанная на принципе культурной преемственности городского организма. Современность и ценность таких исторических центров, как Рим, Париж или Лондон со временем только растет. В этом притягательная сила, обаяние городского образа жизни и городской культуры. Город можно считать колыбелью цивилизации человечества, что зафиксировано практически во всех языках и архетипических образах мировой культуры. И в то же время Город – место развертывания всевозможных сценариев постиндустриального развития общества. В этом еще одно парадоксальное проявление «современности» архитектуры в целом.
Город, – прекрасная иллюстрация того, – что не может быть «чистой препарированной современности» вне исторического контекста, – пример диалектической связи традиций и новаторства, их преемственности в цепи времен.
Что считать современным в архитектуре, это в некотором смысле вопрос метафизического характера. Ответ на него зависит от дискурса и критериев рассмотрения предмета. Рим или Москва становились веками, и их современное состояние суммирует весь их исторический фонд, поскольку он «работает» на сегодняшние нужды. Симультанность и физическая единовременность всех исторических напластований в пространстве получает развитие в архетипах архитектуры. Ордер античного полиса «цитируется» зодчими Рима, Ренессанса, барокко, классицизма, а нынче и адептами постмодернизма. Расчленить «лабораторным» образом «современное» и «несовременное» в архитектуре – занятие не из плодотворных. Истории известны случаи, когда соборы возводились сотни лет, перестраивались и реконструировались. Определить какой именно момент был для того или иного сооружения «современнее», – вопрос каверзный. Реконструкция – форма существования архитектурно-градостроительной «ткани». Даже в том случае, когда на месте старого здания возводится – новое, – целый ряд параметров являются осознанными и неосознанными константами пространства, своего рода «генетическим кодом» места. Это может быть сеть улиц, топографические доминанты ландшафта и др.
Вновь и вновь реальность города убеждает в консерватизме и вечности таких образований, как улица, площадь, бульвар. Они сродни архетипическим образам «долины», «поляны», «рощи». Они допускают набор градостроительных «текстов» из ряда сооружений, выдержанных как в одном стилистическом ключе, так и в «эклектике».
Любопытен в связи с этим такой факт. Местом «привязки» многих «хитов» европейской модернистской архитектуры стали незначительные по архитектурным меркам пункты: Роншан, Ля-Туретт или заморские территории, – в чуждом культурном контексте. Такова судьба многих построек Ле Корбюзье и Л.Кана. Исторический город европейского типа органически не способен ассимилировать модернизм в неумеренных «дозах», – это противоречит его культурному статусу и морфологии городской среды.
Конечно, строительство новых городов никто не снимал с повестки дня, тем более, в такой обширной стране как Россия. Век новой архитектуры заявил о себе градостроительными проектами Э.Говарда, Т.Гарнье и Ле Корбюзье. Их идеи «Города-сада», «Индустриального города» и «Лучезарного города» предлагали современникам методы переустройства быта социумов радикальными градостроительными средствами, как бы, с «чистого листа». Жизнь показала утопизм этих предложений, но одновременно обнажила вопиющие проблемы городов. ХХ век отмечен широкомасштабным строительством новых городов в Советском Союзе в годы первых пятилеток, строительством городов-спутников вокруг Лондона, Стокгольма и Хельсинки после второй мировой войны.
Однако, перспектива постиндустриального развития общества заставляет пересмотреть и факторы градообразования. Пожалуй, уже никто не разделяет эйфории по поводу безудержной урбанизации социума. Здравый смысл в этом случае «подпирается» и демографической ситуацией в большинстве стран мира, – свободных мест для новых городов практически не осталось. «Экстравертное» градостроительство уступает место – «интравертному».
«Современный дизайн» примерно таким же образом оргазационно «отпочковался» от архитектуры, как и градостроительство. «Disign» – по-английски значит «проект», «чертеж», «рисунок». В современном употреблении – означает также художественное конструирование, техническую эстетику и промышленное искусство.
Термин «техническая эстетика» употребляется обычно в несколько более широкой модальности. В Большом энциклопедическом словаре написано: «Эстетика техническая, изучает социально-культурные, техн. и эстетич. проблемы формирования гармоничной предметной среды, создаваемой средствами пром. произ-ва для обеспечения наилучших условий труда, быта и отдыха людей. Составляя теоретич. основу дизайна, э. т. изучает его обществ. природу и закономерности развития, принципы и методы худ. конструирования, проблемы проф.творчества художника-конструктора (дизайнера)» [10, c.1414].
В синкретичной форме «дизайнерская» деятельность была составляющим элементом в функциях архитектора во все времена. Но лишь с развитием промышленного производства техническая эстетика стала сферой специальной организации. «Сфабрикованная» вещь тестируется на эстетичность. В этом залог ее высокого спроса на рынке, без которого товарное производство теряет смысл.
Промышленный дизайн последовательно развивал свою формотворческую парадигму. Машины, изготовленные в XVI–XVIII веках, декорировались под большие «стили», известные по истории архитектуры той поры. Однако, сами машины производят вещи нерукотворно, формируя новую эстетику в соответствии с технологией производства и функциональным назначением изделий. Следующим этапом совершенствования дизайнерской ментальности стало осмысление системы «человек–машина». В эргономическом подходе к проектированию окружающей среды человека соединились антропоморфизм и техницизм в дизайне и архитектуре.
Мир современного дизайна безбрежен. Без дизайнерского проекта не выходит в свет ни одно промышленное изделие. От булавки, конфетной обертки или флакона для духов до океанских лайнеров, поточных линий заводских конвейеров, лекал выкроек модной одежды и полиграфических изделий. Все это многообразие вещей объединяет принадлежность к предметно-пространственному окружению человека и критерии эстетичности в их оценке. Но изготовление любого предмета требует от дизайнера досконального понимания технологии его производства и известной специализации. Ведь к цеху дизайнеров наверное можно причислить и имиджмейкеров, рекламных агентов, промоутеров шоу-бизнеса. Всякий из них лоббирует свой «товар», делает его привлекательным для «потребления», используя элементы дизайнерской деятельности. Но в настоящем спецкурсе внимание сфокусировано прежде всего на предметах, «замыкающихся» на архитектуру, то есть, элементах интерьера и экстерьера зданий, их внутреннего наполнения и ближайшего окружения: мебели, оборудовании и фурнитуре, освещении и суперграфике, озеленении, геопластике, мощении и другом.
З.Гидион в книге «Пространство, время, архитектура» описывает возникновение предпосылок развития современной архитектуры со времен Ренессанса и барокко. Представляется, что такой подход один из наиболее точных и плодотворных: видеть явления архитектуры не в узко профессиональном или искусствоведческом смысле, а – их глубокую культурологичскую основу. Таким образом, проблема исходной точки отсчета «современности» в архитектуре от Г.Эйфеля, А.Гауди, Л.Салливена, В.Орта, Ф.Райта или Ле Корбюзье теряет свою остроту, поскольку имеют значение не социокультурные, технические, научно-философские или художественно-стилистические аспекты архитектонического творчества народов, а их сочетание в «асимметричных» комбинациях исторических коллизий и ассоциаций. Мера новаторства и традиционализма не может быть раз и навсегда заданной характеристикой того или иного явления в истории. И В.Моцарт, и Микеланджело были для своих современников безумными изобретателями и, напротив, по меркам сегодняшнего дня, постройки Миса ван дер Роэ уже не обладают шармом новизны, хотя в свое время смотрелись вызывающе. Более того, изучение творчества настоящих больших мастеров свидетельствует об их пиетете перед опытом классиков, который они пытались расширить и обогатить. В исторической ретроспективе наблюдается последовательная преемственность классических традиций, а в интонациях новаторских заявлений читается вызов времени, медиаторами которого становились те или иные мастера. Именно Время и внутренняя логика развития архитектуры выбирают меру радикализма и компромисса для творческих акций своих адептов. Мерой традиционализма и новаторства по существу отмечено любое сколько-нибудь серьезное явление в искусстве, в том числе и – в архитектуре и в дизайне, связанном с нею.
Модернизм и постмодернизм – не просто тезис и антитезис в цепи метаморфоз истории мировой художественной культуры, – в ряду с такими явлениями-антиподами, как Ренессанс и маньеризм, барокко и рококо, архаика и эллинизм… Модернизм и постмодернизм по многим критериям и признакам венчают мировую историю искусств. Во всяком случае, так видится ситуация из опыта архитектурно-строительной практики человечества.
В архитектуре модернизма апологетика техницистского максимализма обозначена во всем: в методах проектирования и строительства, в доминировании универсальных ценностей над ценностями самобытных социальных групп населения, в приверженности ценностям потребительского общества, игнорирующих существование экологических ограничений такой парадигме поведения.
Постмодернизм полностью реабилитировал эклектизм как творческий метод. Мера традиционализма и новаторства получила фундаментальное обоснование и подтверждение в творческой практике. Аисторизм авангарда и историзм постмодернистских течений имеют немало сходных стилистических мотиваций. «Когда Гауди работал над проектом Каса Мила, юный Пикассо искал вдохновение в африканских масках и резьбе по дереву… Подъем каталонской культуры означал возврат к истокам в поисках ее истинной сущности… Под видом истории подавалось то, что Унамуно называл «интроисторией», – сущность» [100, c. 266]. Но «интерес[ом] к «примитивным» культурам и вневременным аспектам строительных форм… «антропологическому» опыту отмечено и творчество архитекторов, которых ассоциируют с течением постмодернизма: А. ван Эйка, Г.Херцберга и др. [97, с. 405, 441].
Новое значение в архитектурно-градостроительном комплексе приобрел дизайн, – то, что сейчас называют «дизайном городской среды». Традиционные методы архитектурного и градостроительного проектирования оказались бессильными перед масштабами и задачами адаптации урбанизированной среды. Средства ландшафтной архитектуры, архитектуры земли, land art’a, городской «фурнитуры», рекламы, суперграфики, освещения стали элементами беспрецедентного «перфоманса» в крупнейших городах мира. «Накладная» архитектура, сценография улицы, декорация, – понятия из «неархитектурных жанров», – формируют язык новой урбанистики, которая ассимилирует методы дизайна городской среды.
Весь этот эклектичный арсенал средств моделирования предметно-пространственного окружения обладает широким спектром фактурной и временной модуляции. Архитектура земли, – террасированные склоны застроенных холмов, подпорные стены, пандусы, иные фиксированные формы земной поверхности, – способны «пережить» сами постройки, ради которых их возводили. На этом фоне элементы рекламного оформления зданий, малых форм благоустройства городских площадей могут показаться эфемерными. Освещение улиц или специальная подсветка архитектурных сооружений формируют образ быстротекущего времени, «хэппенинга» городской сутолоки.
С другой стороны, в абсолютном значении некоторых новаций дизайна городской среды можно усомниться. А.Аалто, Ж.Кандилис и Ле Корбюзье добивались замечательных результатов как раз в «диапазоне» дизайна городской среды, не задумываясь о терминологии. Тем не менее, их объекты в Сяйнатсяло, в Эрувиле Ле Мирай и в Чандигархе могут быть использованы в качестве образцовых именно для этой «номинации». Серьезные профессионалы никогда и не членили архитектурную практику по ведомственным и типологическим признакам.
В ситуации, когда тотальный эклектизм определяет не только характер стилеобразования архитектуры и дизайна, но и само разграничение корпоративных функций внутри архитектурно-строительного комплекса, когда экономический кризис разрушает призрачные ресурсы отечественного градообразования и жилищно-коммунальной системы, наступает время для самых радикальных и свернутых оценок исторического опыта и экстраполяций футурологического толка.
Полное осмысление технических и антропоморфных «задатков» стоечно-балочной конструктивной системы состоялось еще в Древней Греции. Арочные конструкции римской архитектуры венчают «антропогенез» каменных форм. Их «литературное развертывание» наблюдается в архитектуре Ренессанса – барокко – классицизма. Умиротворяющая гармония классицизма была скоротечной паузой перед веком «бури и натиска» новых строительных технологий и конструктивных систем из железа, железобетона и стекла. Демонизм техники во всем блеске зафиксирован в ортодоксии модернизма архитектуры ХХ века. Парадигма техницистско-конструктивистского максимализма, в принципе, исчерпана новациями в области пневмоконструкций, пространственных структур, бионики, подземной архитектуры и энергосберегающих технологий. Исчерпаны все возможные дискурсы формообразования. Если и допустимы их новые формулировки, то их морфологическое наполнение вполне предсказуемо и едва ли станет сенсацией в широком диапазоне подземных-наземных-«иноземных»-всевозможных виртуальных пространств. Но только исчерпание формально-техницистских целей и может привести к постановке фундаментальных и принципиальных проблем высшего порядка. И что же остается? Культура. Осмысление культурных парадигм архитектуры.
В формотворчестве после открытия всех «америк» ценность может приобрести интерпретация архетипов архитектуры. Такая точка зрения может показаться вызывающей, но современная теория архитектуры не предлагает адекватного ответа на тот хаос, который наблюдается в архитектурно-строительном комплексе страны после демонтажа ценностей советского градостроительства. Отдельные места, где созданы благоприятные условия для инвестиций, только подчеркивают общий дисбаланс в отрасли. Наше общество еще на долгие годы обречено терпеть ущерб из-за коллапсирующего жилищно-коммунального хозяйства. Обнадеживающих, перспективных и принципиальных предложений не поступает и от стран с развитой рыночной экономикой. Парадигма потребительского общества однозначно вдет к экологическому кризису всей окружающей среды человечества.
В стремлении заглянуть назад, обратиться к самым итокам истории человечества нет чего-то присущего исключительно только постмодернизму. Любой сколько-нибудь значительный профессионал ищет в опыте предшественников, иногда, очень отдаленных во времени, творческих импульсов. Об этом свидетельствует З.Гидион, Ю.Ёдике, К.Фремптон. Еще более красноречивы тексты самих мэтров современной архитектуры: Ле Корбюзье, Миса ван дер Роэ, Ж.Кандилиса, Р. Бофилла.
К концу ХХ века в архитектуре постмодернизма сформировалось качественно иное отношение к творческому наследию. В прошлом преемственность определялась, главным образом, логикой последующего шага развития архитектуры, извлечением из исторического опыта непреходящих ценностей. М.Витрувий черпал из древнегреческого опыта, Л.Альберти и А.Палладио изучали тексты М.Витрувия, а их увражами пользовались в свою очередь мастера барокко, классицизма, «советского ампира». Постмодернисты же, как бы, «итожат» всю историю архитектуры. В их творчестве можно обнаружить «цитаты» с доисторическими корнями и то, что еще несколько десятилетий назад считалось «хитом сезона», причем, все это нередко в самой эклектичной комбинации. Эклектизм становится своего рода катализатором сюрреалистического синтеза «несочетаемых», казалось бы, элементов. Это условие в полной мере распространяется и на формирование дизайнерской «начинки» интерьеров сооружений.
«Мебельные гарнитуры» для квартир в их традиционном понимании уходят в прошлое, что вполне отвечает и здравому смыслу. Семья ведь, несмотря на духовную близость всех домочадцев, является социумом особого типа, в котором взаимодействуют антиподы по полово-возрастным признакам, – обычно, – по психо-физической ментальности, – а нередко, – и по субкультурной ориентации. Трудно представить, чтобы дед, отец и сын отдавали бы предпочтение, например, одному и тому же типу посуды, кресел, другой утвари в гостиной или на кухне. Следует учитывать и момент разноскоростной моральной и физической амортизации элементов дизайна интерьеров с учетом взросления-старения домочадцев, прибавления-убытия в семействе. Мобильность и трансформируемость дизайнерских программ, как раз, и обеспечивает эффективное функционирование старинных построек в реконструируемых исторических местах.
Можно без натяжек квалифицировать вопрос определения критериев «современности» архитектуры ключевым не только по академическим параметрам теории архитектуры. Через архитектурную практику реализуется социальная стратегия устойчивого формирования здоровой окружающей среды, баланса экологических и экономических ресурсов государств, «технология» культурного воспроизводства и развития социума. Через архитектуру и градостроительство история реализует сценарии симультанного развития идей прогресса и вечных ценностей; идей формирования ноосферы и Ковчега спасения; восстанавливает утраченную связь времен в конкретике распредмечивания материально-пространственной среды обитания человечества.
Архитектура представляет интерес для культурологов как безусловный элемент истории искусств и культуры. Некоторые феномены культуры непосредственно вытекают из деятельности зодчих и требуют специальных знаний. Трудно не принимать во внимание роли жилища в антропогенезе или форм поселений в организации быта кочевых и оседлых племен. Процессы урбанизации невозможно представить без ориентации в структурных аспектах градостроительства. В самой дилемме города и деревни культура осознается как следствие городского образа жизни. Архетипические образы Дома и Храма предшествуют формированию архитектонических систем в культурах всех времен и народов.
Выявить хотя бы ключевое звено в массиве архитектурной информации, тем более, для студентов-культурологов, расширяющих свой общий кругозор, весьма проблематично. В спецкурсе «Основ архитектуры» отмечалась чрезвычайная сложность архитектурной деятельности, сочетающей в себе элементы технического, художественного и научного творчества. Рост объема информации в архитектуре, градостроительстве и дизайне, особенно, в новейшей истории ведет ко все большей специализации в деятельности, которая по своей сути является интеграционной. Дифференциация проектировщиков по типологическому принципу приводит к парадоксальным «нестыковкам» в некогда едином объекте интереса всех зодчих.
После изложения возможного подхода к формированию понятия «современной» архитектуры кажется уместным воспроизвести один из фрагментов авторской концепции архитектуры. В условиях известного хаоса в архитектурной теории и практике такой выбор не должен показаться чрезмерно отвлеченным, тем более, что его главной идеей является разработка интеграционных элементов в архитектурных композициях. Связь этой идеи с фундаментальными вопросами истории архитектуры, актуальными задачами градостроительства и дизайна, наконец, ее особая культурологическая ориентация должна таким образом раскрываться перед студентами.
Концепция архетипов архитектуры в контексте современной архитектуры, правда, потребует отказа от некоторых стереотипных предубеждений. «Современный», – только в номинальном и ортодоксальном смысле обозначает хронотипическую характеристику объекта. Гораздо существеннее и актуальнее представляется констатация вскрытия новых аспектов рассмотрения этого объекта в новых временных параметрах. Архитектура в этом смысле представляет собой уникальный феномен культуры, который обнаруживает всю парадоксальность симультанного сплава традиционных и инновационных элементов техники, науки и искусства. Следуя «сценографии» самой жизни социума, архитектура воплощает собой некую «технологию» культуры, которая реализует свою актуальность во все более глубоком следовании вечным ценностям, снимая или разрешая таким образом дилемму «историчности-цикличности» существования.
АРХЕТИПЫ АРХИТЕКТУРЫ
Традиционный домашний очаг, как и сам Дом — архетип человеческого сознания. Камин у англичан или русская печь занимают центральное место в Доме с функциональной и ритуальной точек зрения. Место для сна на печи в русской избе по современным дизайнерским представлениям спорно и не отвечает требованиям физиологического комфорта. Выигрыш был в другом: потребность в теплых вещах при этом сведена к минимуму.
О.Шпенглер писал в «Закате Европы»: «Первоначальная форма дома всецело вырастает из органического чувства... Она обладает такой же внутренней необходимостью, как раковина моллюска, как пчелиный улей, как птичьи гнезда... Эта форма родилась из темного житейского обихода не для глаза, ищущего выявляющихся на свету форм... Дом и равным образом основные, т. е. употребительные формы утвари, оружия, одежды и посуды принадлежат к тотемной стороне бытия. Они характеризуют не вкус, но навыки борьбы, жи
|
|
|
