Каким предстает образ дракона в современном кинематографе

Еще десяток-полтора лет назад – скажем, в конце девяностых – компьютерную графику могли себе позволить отнюдь не все кинематографисты. И даже при создании крупнобюджетных фильмов авторы традиционно прибегали к старейшему, но гораздо более дешевому инструменту визуализации – обычной рисованной раскадровке.

Теперь же, когда мы смотрим картины, изобилующие «кукольной» анимацией с уменьшенными моделями, они нам кажутся каким-то старьем из «докомпьютерной» эпохи. Скорее всего, спустя десять лет точно так же мы будем воспринимать и сегодняшние, такие натуралистические и «живые», трехмерные спецэффекты.

А покамест современное кино больше похоже на своеобразный конструктор «Лего». При помощи компьютерных технологий можно создать что угодно, но особенно правдоподобно получается что-то очень крупное и несуществующее – например, динозавры и драконы.

Примечательно, что драконы в современном кино все чаще и больше отличаются от своих мифологических собратьев. Возможно, причиной тому послужила повсеместная популяризация образов дракона – в различных квестах, игрушечной индустрии и банальной телерекламе, продвигающей детское питание.

Да и внешние драконьи признаки тоже претерпели порядочные изменения. Дракон в современном кино не всегда выглядит традиционно – то есть гигантским чешуйчатым ящером с огромными перепончатыми крыльями. Например, в «Годзилле» (1998) Роланда Эммериха это просто ужасная рептилия, больше похожая на игуану-мутанта. А в фильме Джима Уайнорски «Чужой» (2002) эту неуязвимую и злобную тварь, способную существовать и на Земле, и в космосе, вообще создали сами люди.

И здесь довольно легко отследить одну из особо заметных «киношных» тенденций, связанных с верностью традиции называть вещи своими именами: любое фантастическое или фэнтезийное существо не считается драконом, пока оно определенно и однозначно не названо таковым. «Чужой» Уйнорски (как, кстати, и более ранний «Чужой» Ридли Скотта) – не дракон, а просто змееподобный монстр с особой физиологией.

Но самый, пожалуй, неординарный образ дракона удалось создать Робу Боумену в совместной американско-британско-ирландской картине «Власть огня» (2002). Конечно, с бюджетом в 60 миллионов долларов не так уж и сложно создать нечто экстраординарное, но этот фильм выходит за рамки даже такого определения.

В Лондоне (а сюжетная линия развивается в наши дни) при прокладке новой ветки метро одна сотрудница случайно пробуждает от многовекового сна огромного дракона, извергающего пламя. Сын этой женщины, 12-летний Куинн, становится не просто свидетелем, но и участником рокового события. А спустя 12 лет уже не только Лондон, но и вся планета оказалась под властью огнедышащих летающих чудовищ, на редкость умных, хитрых и безжалостных.

Примечательно, что Боумен в своей подаче образа дракона использовал некоторые особенности реально существующих животных. Например, метод, при помощи которого летающие ящеры извергают пламя, позаимствован у рептилии (кобры, плюющей ядом) и насекомого (жука-бомбардира, выстреливающего во врага ядовитой жидкостью, которая при этом еще и образует голубой пар, маскирующий самого жука).

С этой лентой и появился образ так называемых «лондонских драконов», впервые представленный на экране в самом современном антураже. Невероятно успешная подача вдохновила и многих других режиссеров – в частности, образ тут же был подхвачен Стефеном Ферстом в его картине «Власть дракона» (2004).

В эпоху, затерянную в седых легендах, землей правят настоящие драконы. И они тоже совсем не похожи на сказочных ящеров, которые охраняют сокровища или похищенных принцесс. У этих кровожадных и хладнокровных хищников совсем другая цель – продолжение своего рода за счет уничтожения другой жизни на планете.

Что касается дальнейшей эволюции образа дракона, то здесь уже намечается несколько иная тенденция – схожесть классического дракона из мифологии и сказок с динозаврами из палеонтологии. Так, например, в «Войне драконов» (2008) Марк Аткинс показал в том числе и процесс преображения: прежде мирно спящие рептилии (динозавры) превращаются в настоящих летающих драконов (некий собирательный образ всеобщего врага).

Но гораздо более примечательно, что образ дракона, обычно очень враждебно относящегося к людям и другим существам, периодически обретает и хорошо выраженные дружелюбные черты. Например, в первой части «Гарри Поттера» (2001) Криса Коламбуса есть очень даже симпатичная дракониха Норберта, которая вылупилась из яйца, выигранного в карты лесником Хагридом в деревенской таверне. И хотя Норберта и укусила Рона, произошло это совершенно случайно – если бы она хотела причинить мальчику вред, то просто спалила бы его.

Похожая драконья история показана и в фильме «Эрагон» (2006) Стивена Фэнгмейера: деревенский юноша нашел драконье яйцо, а потом сам воспитывает синюю дракониху Сапфиру, ставшую ему затем и преданным другом, и верным соратником.

Еще более «добрые» драконы и дракончики (равно как и динозавры) изображены в таких фильмах и мультфильмах, как «Динозаврик Урмель» (2006) Р. Клоосса, «Сердце дракона» (2008) Майкла Френча. Развитие положительных черт в образе дракона можно наблюдать и в третьей части нарнийских хроник – в «Покорителе зари» (2010) Майкла Эптида, в мультфильме Криса Сандерса и Дина ДеБлуа «Как приручить дракона» (2010), во всех частях «Шрека» (2001-2010).

И уже по одному только (и вполне, кстати, заметному) преобладанию положительных образов дракона можно заключить, что человечество, опасаясь за свою судьбу и будущее всего мира, инстинктивно пытается обрести покровителя и защитника. Так что, какими бы грозными, мощными и мудрыми ни были драконы, человек всегда остается сам себе лучшим другом и сам себе злейшим врагом.