Тема природы в лирике Фета

Курсовая работа

Философия в поэзии Фета

 

План

	Введение ……………………………………………………………….	3
1	Нравственный идеал А.Фета …………………………….………….…	5
2	Тема любви в лирике Фета ………………………………………….....	7
3	Тема природы в лирике Фета ………………………………………….	10
3.1	«Я пришёл к тебе с приветом…» …………………...…………………	12
3.2	«Шёпот, робкое дыханье…» …………………………………………..	18
4	Сонет в поэзии Фета …………………………………………………...	22
5	Гимн вечной красоте …………………………………………………..	23
6	Прекрасная банальность …………………………..…………………..	26
7	«Вечерние огни» ………………………………………………………..	29
	Заключение ……………………………………………………………..	32
	Список использованной литературы ………………………………….	34

Введение

Афанасий Афанасьевич Фет (Шеншин) (1820-1892) - замечательный русский поэт, тончайший лирик, открывший совершенно новую страницу в истории русской поэзии. Не сразу оценили его многие современники: насмешки, резкое неприятие, многочисленные пародии, отнюдь не безобидные, - вот шлейф литературного успеха Фета на протяжении всей жизни. Революционные демократы его не любили; им равно не нравились и его публицистические выступления, и его стихи. В поэзии его не было, правда, никакой политики, но имен­но это и раздражало сторонников полезного, гражданского искусства. Фет надолго стал символом свободного художника, равнодушного к больным современным проблемам.      

А. А. Фет родился в усадьбе Новоселки Мценского уезда в ноябре 1820 года.

История его рождения не совсем обычна. Отец его, Афанасий Неофитович Шеншин, ротмистр в отставке, принадлежал к старому дворянскому роду и был богатым помещиком. Находясь на лечении в Германии, он женился на Шарлотте Фет, которую увез в Россию от живого мужа и дочери. Через два месяца у Шарлотты родился мальчик, названный Афанасием и получивший фамилию Шеншин. Четырнадцать лет спустя, духовные власти Орла обнаружили, что ребенок родился до венчания родителей и Афанасий был лишен права носить фамилию отца, и лишен дворянского титула. Это событие ранило впечатлительную душу ребенка, и он почти всю свою жизнь переживал двусмысленность своего положения.     

Особое положение в семье повлияло на дальнейшую судьбу А. Фета – он должен был выслужить себе дворянские права, которых его лишила церковь. Прежде всего, он окончил университет, где учился сначала на юридическом, затем на филологическом факультете. В это время, в 1840 году он и издал отдельной книгой свои первые произведения, не имевшие, однако, никакого успеха.

Высочайшим образом оценил поэта двадцатый век. Уже в самом начале века Фета называли "певцом молчания", "певцом неслышимого", новый читатель с упоением внимал фетовским строкам, что движутся "воздушной стопою", "едва произнесенные". "Вся мировая радость и сладость любви растворилась в утонченнейшую стихию и наполняет ароматными парами его страницы; вот почему от его стихотворений замирает сердце, кружится голова",- писал известный литературный критик К.Айхенвальд. Сегодня многие литературные критики сходятся во мнении, что А.Фет относился к поэтам-философам, в своём творчестве глубоко и самобытно осмысливающим жизнь.

Стихи А. А. Фета любимы у нас в стране. Время безоговорочно подтвердило ценность его поэзии, показало, что она нужна нам, людям XX века, потому что задевает самые сокровенные струны души, открывает красоту окружающего мира.

В настоящей курсовой работе на примере не просто самых известных, но и самых характерных произведений рассмотрено творчество Афанасия Фета.  

Цель курсовой работы состояла в том, чтобы, говоря об отдельных стихах, выявить общие черты поэзии Фета, уяснить, чем отличается Фет от своих предшественников и что нового, и важного внес он в большую русскую литера­туру.

 

Нравственный идеал А.Фета

Вдохновением для поэта была любовь его молодости к дочери помещика Марии Лазич. Насколько их любовь была высока и огромна, настолько и трагична. Мария Лазич знала, что Фет никогда не женится на ней, и последствием была ее смерть. Смерть была темна и загадочна, можно даже предполагать, что это было самоубийство. Чувство своей вины постоянно преследовало Фета на протяжении его жизни, даже современники отмечали холодность, даже некоторую жестокость Фета в жизни. И, может быть, все же переживания о потере своей любимой нашли свое отражение в другом мире Фета – мире лирических переживаний, настроений, чувств, воплощенных в стихотворения. Фет ощущал себя в другом бытии, мире поэзии, где он не одинок, а рядом с любимым человеком. Они снова вместе, и никто не сможет их разлучить:

И хоть жизнь без тебя

Суждено мне влачить,  

Но мы вместе с тобой,

Нас нельзя разлучить.

Поэт все время ощущает духовную близость со своей любимой, о чем свидетельствует стихотворения

Ты отстрадала, я еще страдаю…

В тиши и мраке таинственной ночи…

Образ Марии Лазич для поэта является нравственным идеалом, а вся жизнь поэта – это стремление к идеалу и надежда на воссоединение с ним. Можно отметить, что любовная лирика Фета наполнена не только чувством надежды и упования. Она также глубоко трагична. Чувство любви – это не только радость, накопленная трепетными воспоминаниями, но и любовь, которая несет душевные муки и страдания.

Например, как стихотворение «На заре ты ее не буди» наполнено различным смыслом. Вначале вроде бы показан тихий сон девушки, но уже потом появляется какое-то напряжение:

 

И подушка ее горяча,

И горяч утомительный сон.

Это строка указывает на болезненное состояние. Любовь Фета – это костер, как и поэзия, – пламя, в котором сгорает душа.

Но время шло, а любовь его не угасла, она была настолько велика, сильна, что даже его друзья удивлялись, как он смог написать стихотворение «На качелях» – по прошествии сорока лет.

 Поэзия поэта – это плод его любовных переживаний и воспоминаний, которому он отдал все, что испытал, пережил, потерял. Конечно же, потеря любимого человека произвела на Фета глубокое впечатление, поэт пережил душевное потрясение, в результате чего у него проявился великолепный талант, который открыл ему дорогу в поэзию для выражения своих чувств и переживаний.

Стихи А. Фета - это чистая поэзия, в том смысле, что там нет ни капельки прозы. Обыкновенно он не воспевал жарких чувств, отчаяния, восторга, высоких мыслей, нет, он писал о самом простом - о картинах природы, о дожде, о снеге, о море, о горах, о лесе, о звездах, о самых простых движениях души, даже о минутных впечатлениях. Его поэзия радостна и светла, ей присуще чувство света и покоя. Даже о своей загубленной любви он пишет светло и спокойно, хотя его чувство глубоко и свежо, как в первые минуты. До конца жизни Фету не изменила радость, которой проникнуты почти все его стихи.

Красота, естественность, искренность его поэзии доходят до полного совершенства, стих его изумительно выразителен, образен, музыкален. Недаром к его поэзии обращались и Чайковский, и Римский-Корсаков, и Балакирев, и Рахманинов, и другие композиторы. «Это не просто поэт, а скорее поэт - музыкант...»- говорил о нем Чайковский. На стихи Фета было написано множество романсов, которые быстро завоевали широкую известность.

Обычно А. Фет в своих стихах останавливается на одной фигуре, на одном повороте чувств, и в то же время его поэзию никак нельзя назвать однообразной, наоборот, - она поражает разнообразием и множеством тем. Особая прелесть его стихов помимо содержания именно в характере настроений поэзии. Муза Фета легка, воздушна, в ней будто нет ничего земного, хотя говорит она нам именно о земном. В его поэзии почти нет действия, каждый его стих - это целый род впечатлений, мыслей, радостей и печалей. Взять хотя бы такие из них, как «Луч твой, летящий далеко...», «Недвижные очи, безумные очи...», «Солнце луч промеж лип...», «Тебе в молчании я простираю руку...» и др.

Тема любви в лирике Фета

Лирика А.А. Фета тематически крайне бедна: красота природы и женская любовь – вот и вся тематика. Но какой огромной мощи достигает Фет в этих узких пределах! Любовная лирика Фета - самая откровенная страница его поэзии. Сердце поэта открыто, он не щадит его, и этот драматизм его стихов буквально потрясает, не смотря на то, что, как правило, кончаются они светло, мажорно. Вот стихотворение 1883 года:

Только в мире и есть, что тенистый

Дремлющих кленов шатер. 

Только в мире и есть, что лучистый 

Детски задумчивый взор. 

Только в мире и есть, что душистый 

Милой головки убор. 

Только в мире и есть этот чистый  

Влево бегущий пробор.

Это своеобразная онтология (философское учение о бытии) Фета, своеобразный взгяд поэта-философа глубоко и самобытно осмысливающего жизнь. Мир поэта очень узкий, но какой же прекрасный, полный изящества. Грязь жизни, проза и зло жизни не проникали в его поэзию никогда. Прав ли он в этом? Видимо, да, если видеть в поэзии искусство по преимуществу. Красота и должна быть главным в ней.

Гениальна лирика природы Фета: "Какая грусть! Конец аллеи", "Это утро, радость эта", "Жду я, тревогой объят" и множество других лирических миниатюр. Они разнообразны, непохожи, каждая являет собой неповторимый шедевр. Но есть общее: во всех них Фет утверждает единство, тождество жизни природы и жизни человеческой души. И поневоле задумываешься: где источник, откуда эта красота? Творение ли это Отца небесного? Или источник всего этого – сам поэт, его умение видеть, его светлая, открытая красоте душа, каждое мгновение готовая восславить окружающую красоту? В своей лирике природы Фет выступает как антинигилист: если для тургеневского Базарова "природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник", то для Фета природа – единственно храм, храм и фон прежде всего любви, роскошная декорация для тончайших сюжетных изгибов любовного чувства, а во-вторых, храм для вдохновения, умиления и молитвы красоте.

Если для Пушкина любовь была проявлением высшей полноты жизни, то для Фета любовь есть единственное содержание человеческого бытия, единственная вера. Эту мысль он утверждает в своих стихах с такой силой, что заставляет усомниться, не язычник ли он. У него и сама природа любит – не вместе, а вместо человека ("В дымке-невидимке"). В то же время вполне в христианском духе Фет считает человеческую душу частицей небесного огня, божьей искрой ("Не тем, господь, могуч, непостижим"), ниспосланной человеку для откровений, дерзаний, вдохновения ("Ласточки", "Учись у них – у дуба, у березы"). Удивительны поздние стихи Фета, 80-90-х годов. Дряхлый старик в жизни, в поэзии он превращается в горячего юношу, все мысли которого об одном – о любви, о буйстве жизни, о трепете молодости ("Нет, я не изменил", "Моего тот безумства желал", "Люби меня! Как только твой покорный", "Еще люблю, еще томлюсь").

Восторженное удивление перед красотой божьего мира он сохранял всю жизнь и выразил свой восторг так, как в русской поэзии этого не сделал никто:

Кому венец, богине ль красоты,

Иль в зеркале её изображенью?

Поэт смущен, когда дивишься ты

Богатому его воображенью.

Не я, мой друг, а божий мир богат,

В пылинке он лелеет жизнь и множит.

И что один твой выражает взгляд,

Того поэт пересказать не может.

Стихотворение привлекает тонкостью и изяществом выраженных в нем чувств и естественностью, негромкой простотой их словесного выражения.

Читая стихи Фета, я не раз задавала себе банальный вопрос: какие чувства вызывает во мне его поэзия? И не могла ответить. И только потом поняла, что речь должна идти не о чувствах, а, скорее, об ощущениях. Вот так, когда я вспоминаю детство, откуда-то из подсознания выплывают ощущения, пережитые мною тогда. Я даже забыла причину своего горя или радости, но само переживание вдруг нахлынуло с той остротой, какая возможна только в детстве. То же происходит, когда я читаю стихи А.Фета.

В дымке-невидимке

Выплыл месяц вешний,

Цвет садовый дышит

Яблонью, черешней.

Так и льнёт, целуя,

Тайно и нескромно

И тебе не грустно?

И тебе не больно?

Есть красота, вызывающая радость и восторг. А есть другая, вызывающая боль. И это ощущение боли от красоты передаётся мне, когда я читаю это маленькое стихотворение.

Возможно, смерть его любимой девушки раскрыла в нем талант великолепного поэта, который написал такие замечательные стихи любви, полные грусти и тоски. С другой стороны, если бы не было такой утраты для поэта, может быть, не было бы такой поэзии и импрессионизма в лирике А.Фета.

Поэтическая позиция Афанасия Афанасьевича Фета долгое время трактовалась неправильно. Фета считали "жрецом чистого искусства", однако, если обратиться к его творчеству, даже программное фетовское заявление: "Не знаю сам, что буду петь - но только песня знает", - может быть понято не как поэтический "каприз", а как отзывчивость поэта на изменения окружающего мира. Поэтический инструмент очень чуток, любое колебание в природе, изменение состояния души тут же отзовется в стихах. Фета-стихотворца ведет вперед впечатление о мире вокруг него, это впечатление живыми образами передается человеку, читающему его стихи. Основываясь на впечатлении, он создает цельный яркий, сочный мир вокруг читателя.

Искусство поэта обладает волшебной силой, оно подчиняет человека, ведет его среди житейских невзгод: 

Уноси мое сердце в звенящую даль, 

Где как месяц за рощей печаль: 

В этих звуках на жаркие слезы твои 

Кротко светит улыбка любви. 

О дитя! как легко средь незримых зыбей 

Доверяться мне песне твоей. 

("Певице", 1857)

Назначение поэта - воплотить невоплощенное, быть соединительным звеном между разрозненными частями мира и человеческими душами:

Дать жизни вздох,

 дать сладость тайным мукам,

 Чужое вмиг почувствовать своим, 

Шепнуть о том, пред чем язык немеет, 

Усилить бой бестрепетных сердец - 

Вот чем певец лишь избранный владеет, 

Вот в чем его и признак и венец!

("Одним толчком согнать ладью живую...", 1887) 

 

Тема природы в лирике Фета

Стихи Фета о природе разнообразны, не похожи, но у всех у них есть общее: во всех них Фет утверждает единство жизни природы и жизни человеческой души. Вот одно из моих любимых: «Жду я, тревогой объят». Оно о тревожном ожидании любимой. В этом максимально напряжённом состоянии слух человека предельно обострён. Он слышит шорох упавшего листа; звук жука,налетевшего на ель, подобен для него звуку лопнувшей струны. Тревога не только в душе человека, она разлита и в природе, и коростель «хрипло» зовёт свою подругу, словно у него от волненья тоже горло пересохло. Удивительны последние 2-е строчки:

Ах, как пахнуло весной!

Это, наверное, ты.

Герой ещё не увидел свою возлюбленную, не услышал шороха её шагов, он вдруг почувствовал запах весны - это природа возликовала от её появления.

Стихи Фета позволяют увидеть красоту трепетных, меняющихся на наших глазах состояний природы, наполненность и неповторимость каждого мгновенья. Вот, например, совсем коротенькое стихотворение «Весенний дождь»:

Ещё светло перед окном,

В разрывы облак солнце блещет,

И воробей своим крылом,

В песке купаяся, трепещет.

А уж от неба до земли,

Качаясь, движется завеса,

И будто в золотой пыли,

Стоит за ней опушка леса.

Поэт фиксирует каждое «сиюминутное» проявление жизни, которое через мгновенье окажется уже другим. Вот мелькают крылья воробья, купающегося в песке. Через миг он вспорхнет и улетит, и поэт останавливает для нас этот миг. Или стоит опушка леса «в золотой пыли». Ведь через минуту облако скроет солнце, пелена дождя перестанет просвечиваться, и лес потускнеет. А сейчас он стоит радостный, свежий, нарядный. Задержать, остановить этот миг, уловить этот оттенок и стремится поэт. Жизнь состоит из тысяч радостных подробностей, которые поэт умеет увидеть и которыми щедро делится с читателями, как бы говоря ему: «Смотри, как много в природе прекрасного, как великолепен каждый миг жизни. Не проходи равнодушно мимо этой красоты, остановись». В воспевании этой красоты Фет видел назначение поэта.

 

3.1 «Я пришёл к тебе с приветом…»

Фета можно назвать певцом русской природы. Приближение весны и осеннее увядание, душистая летняя ночь и морозный день, раскинувшееся без конца и без края ржаное поле и густой тенистый лес - обо всем этом пишет он в своих стихах. Природа у Фета всегда спокойная, притихшая, словно замерзшая. И в то же время она удивительно богата звуками и красками, живет своей жизнью, скрытой от невнимательного глаза:

Я пришел к тебе с приветом,

Рассказать, что солнце встало,

Что оно горячим светом

По листам затрепетало;

Рассказать, что лес проснулся,

Весь проснулся, веткой каждой,

Каждой птицей встрепенулся

И весенней полон жаждой;

Рассказать, что с той же страстью,

Как вчера, пришел я снова,

Что душа все так же счастью

И тебе служить готова;

Рассказать, что отовсюду

На меня весельем веет,

Что не знаю сам, что буду

Петь, — но только песня зреет.

Стихотворение это — одно из ранних у Фета и одно из самых популярных. Впервые оно напечатано в жур­нале «Отечественные записки» в 1843 году, в седьмом его номере. Стихотворением журнал открывается — оно оказывается как бы заглавным. Это может быть толь­ко при одном условии: если издателям журнала оно пришлось по вкусу, если они видят в нем безусловную художественную ценность.

Стихотворение написано на тему любви. Молодой поэт пришёл рассказать о радостном блеске солнечного утра, о страстном трепете молодой, весенней жизни, о жаждующей счастья влюблённой душе и неудержимой песне.

Тема ста­рая, более того — вечная. А от стихотворения Фета веет свежестью и новизною, оно ни на что известное нам не похоже. Для Фета это вообще характерно и соответствует его сознательным поэтическим установ­кам. Фет писал: «Поэзия непременно требует новизны, и ничего для нее нет убийственнее повторения, а тем более самого себя... Под новизною я подразумеваю не новые предметы, а новое их освещение волшебным фо­нарем искусства».

Необычно уже самое начало стихотворения — не­обычно по сравнению с принятой тогда нормой в поэ­зии. В частности, пушкинскрй нормой, которая требо­вала предельной точности в слове и в сочетании слов. Между тем начальная фраза фетовского стихотворения совсем не точная и даже не совсем «правильная»: «Я пришел к тебе с приветом, рассказать...». Позволил ли бы себе так сказать Пушкин или кто-либо из поэтов пушкинской поры?

Конечно, теперь мы привыкли к этой и подобным фразам Фета, они нам представляются не просто нор­мальными, но и удачными, художественно впечатляю­щими. Но в то время, когда они только появились, нор­мальными они не казались: в них видели поэтическую дерзость. Иные современные Фету критики даже упре­кали его: разве можно сказать «уноси мое сердце в зве­нящую даль»? Или: «долго снились мне вопли рыданий твоих...» — разве вопли могут сниться?

Фет отдавал себе отчет в неточности своего поэти­ческого слова, в приближенности его к живой, порой кажущейся не совсем правильной, но оттого особенно яркой и выразительной речи. Стихи свои он называл шутливо (но и не без гордости) стихами «в растрепан­ном роде». 14 марта 1892 года, незадолго до смерти, он писал старому другу, поэту Якову Полонскому: «Ма­ло ли меня бранил даже ты за неясность и спутанность моих стихов? А я продолжаю в этом растрепанном роде. Для образца присылаю вчерашнее стихотворение». И к этому прилагались стихи:

Рассылался смехом ребенка,

Явно в душу мою влюблены,

Пролетают прозрачно и звонко

Надо мною блаженные сны...

Легко заметить внутреннее сходство между этим, едва ли не последним, стихотворением Фета и его ран­ним стихотворением «Я пришел к тебе с приветом...».

Но каков художественный смысл в поэзии «растре­панного рода»? Неточные слова и как бы неряшливые, «растрепан­ные» выражения в стихах Фета создают не только не­ожиданные, но и яркие, волнующие образы. Началь­ные слова стихотворения «Я пришел к тебе с приве­том...» как раз благодаря их невыверенности, случай­ности, безыскусности кажутся особенно органичными, естественными для живой речи. Создается впечатление, что поэт вроде бы специально и не задумывался над словами, а они сами к нему пришли. Он говорит самы­ми первыми, непреднамеренными словами. Он как бы импровизирует на глазах у читателя. И это оказывает сильное художественное воздействие. Импровизацион­ное слово идет к читателю самым прямым, самым ко­ротким путем.

Художественное произведение, а лирическое сти­хотворение в особенности –всегда есть тесное и нераз­рывное словесное и смысловое единство. Читать и тол­ковать его нужно, не вытаскивая из него отдельные слова и фразы, а с учетом художественного контекста. Только такое толкование будет не случайным и не про­извольным, а в духе произведения и объективным.

Высокую степень объективности показал в трактовке стихотворения «Я пришел к тебе с приветом...» Лев Тол­стой. В поздние годы жизни он скептически относился к стихам, но для этого стихотворения делал исключе­ние. Он сказал в разговоре с Горьким: «Поэзия — безы­скусственна; когда Фет писал:

 

...не знаю сам, что буду

Петь, — но только песня зреет,

этим он выразил настоящее, народное чувство поэзии. Мужик тоже не знает, что он поет, — ох, да-ой, да-эй, — а выходит настоящая песня, прямо из души, как у птицы». Это слова о непреднамеренности, естественности, импровизационности поэтического слова. И это для Фета — программные слова, выражение его общих взглядов на поэзию.

Импровизационный характер стихов Фета замечен был уже его современниками. О фетовском даре «им­провизатора» писал А. В. Дружинин. Писал и В. П. Бот­кин: «...строгая художественная обработка не в свойст­ве таланта г. Фета. Как в лирическую минуту пьеса изливается из души его, такой она и остается; правда, что от этого происходит и изумительная свежесть и электризующее впечатление их». На импровизационном характере своих стихов на­стаивал и сам Фет.

Чтобы лучше показать своеобразие стихов Фета, приведу пример из другой, не поэтической области. Сравним двух учителей. Кого бы мы предпочли? Оба — знающие, дельные, одаренные. Речь первого стройна, красноречива, строго обдуманна. Другой учитель на первый взгляд кажется менее подготовленным: его речь, по крайней мере, вначале, сбивчива, слова не са­мые точные, как будто первые, какие приходят на ум. Но по мере того как слагается его рассказ, речь стано­вится все более стройной, все более увлеченной и зара­зительной. В этом случае кажется, что мысль учителя творится на глазах учеников, в их живом присутствии.

Какой же учитель лучше? Какой нам больше нра­вится?

Вопрос явно поставлен неверно. Тут дело вкуса. Оба могут быть хороши. Но по-разному хороши.

Легко заметить, что Фет похож на второй тип учителя. В его поэтической манере, на первый взгляд не­брежной, привлекает свежесть, особая живость и непод­дельность выражения. С точки зрения развития русской поэзии фетовская поэтическая манера была важным открытием — открытием новых возможностей, новых путей в искусстве слова.

Излюбленное Фетом «первозданное» слово обладает еще одним важным потенциальным качеством. Благо­даря неопределенности, широте и некоторой зыбкости своего значения слова вызывают самые разнообразные ассоциации, соотносятся при их восприятии с различ­ными индивидуальными чувствами и индивидуальным опытом читателя. Они многозначнее, чем точные слова, они менее предметны, но зато внутренне объемны. Этим они напоминают музыкальный образ. Образ внятный и вместе с тем колеблющийся, сильный, но не прямой — и максимально многозначный.

   Одним из поэтов близкого нам времени, испытавших на себе воздействие поэзии Фета, был Борис Пастер­нак. В своих стихах он тоже во многом шел от музы­кального образа. Как и Фет, он дорожил не до конца проясненным, как бы случайным, словно мерцающим, но идущим от сердца словом. В одном из стихотворе­ний он писал:

И чем случайней, тем вернее

Слагаются стихи навзрыд...

Это мог бы написать о себе и Фет.

Строго говоря, неточность фетовского слова — по­нятие относительное. Слово у Фета неточно в смысле логическом и словарном, но не в изобразительном, по­этическом. Настроения и картины, которые создают фетовские «неточные» слова, в достаточной мере опре­деленны. Фет безусловно, знает, о чем говорит и о чем хочет сказать. И читатель понимает его.

Вернемся к началу интересующего нас стихотворе­ния. Прозой его пересказать невозможно — получится нечто анекдотическое. Но пересказывать стихи и не нужно. Само стихотворение всегда гораздо понятнее, чем пересказ.

В зачине стихотворения Фета не все слова оказы­ваются равно значимыми. В живом звучании некоторые слова особо выделяются, становятся как бы опорными. И смыслоопределяющими. В первой строфе это слова: привет, солнце, свет, трепет листьев. По эмоционально­му смыслу они близки друг другу. Они однонаправленны и по вызываемым ими ассоциациям создают пред­ставление о сильном переживании — радости, счастье, любви. Это как звонкий музыкальный аккорд, являю­щийся музыкально-смысловым зачином стихотворения. От него идет все дальнейшее. Идет с постепенным на­растанием, усилением — и при этом в стройном звуко­вом и словесном ряду.

Стихотворение отличается удивительной цельностью. Это — важное достоинство в поэзии. Там, где есть цель­ность в стихах, там и читательское восприятие оказы­вается цельным, то есть особенно живым и сильным.

Фет писал: «Задача лирика не в стройности воспро­изведения предметов, а в стройности тона». В стихо­творении «Я пришел к тебе с приветом...» есть и строй­ность предметов, и стройность тона. Все в стихотворе­нии внутренне связано друг с другом, все однонаправленно, говорится в едином порыве чувства, точно на одном дыхании. Предметы внешнего мира и чувства героя соотносятся, перекликаются далекими и близки­ми своими значениями. Чувства уводят к предметам, а предметы, по смысловым и музыкальным ассоциациям, указывают на чувство, особенным образом выражают его. И все это находится в движении, в развитии: ра­дость героя — мир, залитый солнцем, — проснувшийся лес — весь лес и каждая его ветка, жаждущие весны, — человеческое сердце, открывшееся счастью и готовое ему служить, — зреющая в душе торжественная песня. Таков стройный, цельный сюжетный ряд фетовского стихотворения.

Что еще способствует цельности стиховой компози­ции? Многие и разные факторы. Но едва ли не в пер­вую очередь — повторы. Немецкий композитор и теоре­тик музыки Веберн писал: «Как легче всего добиться наглядности? — Путем повторения. На этом зиждется все формообразование, все музыкальные формы стро­ятся на этом принципе».

К поэзии эти слова тоже применимы. Тем более к поэзии, которая, как у Фета, близка к музыке.

Фет всегда придавал большое значение концовке. Он считал, что в концовке должна сосредоточиваться вся сила стихотворения: она должна быть такой, чтобы к ней нельзя было прибавить ни одного слова.

Именно такова концовка стихотворениями «Я пришел к тебе с приветом...». Она подлинно завершает лири­ческий сюжет. Любовь и радость разрешается песней. Песня — это высший взлет, высшая точка радости. Для песни еще нет слов, но она уже есть, она просится на­ружу. В этом смысл финала. Смысл этот вытекает из всего содержания и ставит в нем последнюю точку.

Интересно, что финал стихотворения, столь удачный и столь органичный, вызвал среди некоторых современ­ных Фету критиков и читателей сомнения. Самое уди­вительное, что в числе сомневающихся был и Тургенев. Он горячо сочувствовал Фету и его поэзии, но при из­дании сборника стихотворений Фета 1856 года предло­жил из стихотворения «Я пришел к тебе с приветом...» изъять его конец. Что и было сделано.

Как это можно объяснить? Видимо, на изъятии фи­нала Тургенев настаивал потому, что боялся: вдруг его прочтут поверхностно и поймут слишком прямолиней­но, превратно. В том смысле, что поэт сам не знает, о чем пишет и что воспевает, что его поэзия носит абсо­лютно бессознательный характер.

Грустно, но некоторые критики так ведь и захотели Фета понять. Они по тем или иным причинам — иногда даже исторически закономерным и нравственно высо­ким— не принимали в целом поэзию Фета и использо­вали концовку этого стихотворения для дискредитации поэта и его стихов.

Ф. М. Достоевский, сам не раз страдавший от на­сильственных и неверных толкований его произведений, сказал однажды: «Но принесите мне что хотите... „За­писки сумасшедшего", оду „Бог", „Юрия Милославского", стихи Фета — что хотите — и я берусь вам вы­вести тотчас же из первых десяти строк, вами указан­ных, что тут именно аллегория о франко-прусской войне или пасквиль на актера Горбунова,— одним словом, на кого угодно, на кого прикажете».

  Достоевский сказал это с горькой иронией. И в сло­вах, и в иронии Достоевского для нас заключен важный урок общего значения.

 

3.2 «Шёпот, робкое дыханье…»

Еще одно стихотворение из числа ранних — лириче­ская пьеса «Шепот, робкое дыханье...». Как и два пре­дыдущих, это стихотворение подлинно новаторское. Оно было новым поэтическим словом как для русской ли­тературы, так и для самого Фета. Превосходно передает поэт «благоухающую свежесть чувств», навеянных природой, ее красотой, прелестью. Его стихи проникнуты светлым, радостным настроением, счастьем любви. Он необычайно тонко раскрывает разнообразные оттенки человеческих переживаний. Фет умеет уловить и облечь в яркие, живые образы даже мимолетные душевные движения, которые трудно обозначить и передать словами:

 

Шепот, робкое дыханье,

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья,

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца,

Ряд волшебных изменений

Милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!

Стихотворение написано в конце 40-х годов. Впер­вые напечатано в журнале «Москвитянин» в 1850 году, во втором номере.

Из всех ранних стихотворений Фета «Шепот, робкое дыханье...» самое необычное и нетрадиционное. И оно не могло не обратить на себя внимания критики — как положительного, так и отрицательного. О стихотворе­нии много писалось, и по разным поводам. Сочинялись пародии. Оно стало в представлении читателей и кри­тиков «самым фетовским стихотворением», своеобраз­ным поэтическим «автопортретом».

Относясь к поэзии Фета в целом отрицательно, Сал­тыков-Щедрин писал в статье 1863 года: «Бесспорно, в любой литературе редко можно найти стихотворение, которое своей благоуханной свежестью обольщало бы читателя в такой степени, как следующее стихотворе­ние г. Фета...» — и далее Щедрин приводил текст сти­хотворения «Шепот, робкое дыханье...». Однако уже в 70-е годы Щедрин способен увидеть в фетовском произ­ведении исключительно предмет для иронии. Описывая праздные ощущения праздных людей, великий сатирик вспоминает и стихотворение Фета: «Что за ощущения испытывались среди этой чарующей обстановки! Ше­лест, вздохи, полуслова...» И, процитировав «Шепот, робкое дыханье...», продолжает: «И поцелуи, поцелуи, поцелуи — без конца».

Щедрин теперь подчеркивает в фетовском стихотво­рении его якобы эротический, любовно-чувственный ха­рактер. Интересно, что еще до Щедрина, в 1860 году, в журнале «Свисток» так же эротически трактовал сти­хотворение Фета Добролюбов. Об этом свидетельству­ет его остроумная и по-своему талантливая пародия на Фета:

Вечер. В комнатке уютной

Кроткий полусвет.

И она, мой гость минутный...

Ласки и привет;

Абрис миленькой головки,

Страстных взоров блеск,

Распускаемой шнуровки

Судорожный треск...

Критическому отношению к стихотворению Фета про­тивостояло, однако, и одобрительное. Высоко ценили стихотворение Тургенев и Дружинин, Боткин и Достоевский. В 1910 году, перед смертью, процитировав это стихотворение Лев Толстой, отозвавшись о нем с большой похвалой.

Теперь, спустя годы, у нас уже не осталось сомнений. Мы отдаем себе отчет в том, как по-разному могло восприниматься произведение Фета в бурную предре­волюционную эпоху второй половины XIX века. Но сей­час другая эпоха — и многое в литературе воспринима­ется иначе, чем тогда. Для нас стихотворение Фета, бе­зусловно, один из лучших образцов его лирики.

Поэтическую манеру Фета, как она выявлена в стихо­творении «Шепот, робкое дыханье...», иногда называют импрессионистской. Импрессионизмкак художест­венное направление впервые возник в искусстве живо­писи, во Франции. Его представителями были худож­ники Клод Моне, Эдуард Мане, Эдгар Дега, Огюст Ренуар. Импрессионизм происходит от французского сло­ва, означающего: впечатление. В искусстве, так назван­ном, предметы рисуются не в полном их объеме и конк­ретности, а в неожиданном освещении, с какой-то необычной стороны — рисуются так, как они представля­ются художнику при особенном, индивидуальном взгля­де на них.

Параллельно импрессионизму в живописи возникло нечто подобное и в литературе, в поэзии. Как в запад­ной, так и в русской. Одним из первых «импрессионис­тов» в русской поэзии и стал Фет.

Как и в живописи, импрессионизм в поэзии — это изображение предметов не в их целостности, а словно бы в мгновенных и случайных снимках памяти. Предмет не столько изображается, сколько фиксируется. Перед нами проходят отдельные обрывки явлений, но эти «обрывки», взятые вместе, вместе воспринятые, образу­ют неожиданно цельную и психологически очень достоверную картину. Получается приблизительно так, как это описано Львом Толстым: «Смотришь, как человек будто без всякого разбора мажет красками, и никакого как будто отношения эти мазки между собой не имеют. Но отойдешь на некоторое расстояние, посмотришь — и в общем получается цельное впечатление».

Толстой здесь имеет в виду впечатление от произве­дения живописи, но это можно отнести и к произведе­нию поэтическому, созданному по законам импресси­онистского искусства. Конкретно это можно отнести и ко многим стихотворениям Фета.

Стихотворение строится на обрывках событий и явлений, на частной фиксации отдельных предметов – а в целом получается правдивый поэтический рассказ и высокое признание. Скрытое в подтексте

12Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: