 |
Детство наше золотое. Память и боль
|
|
|
|
Детство наше золотое
Прошло оно в те далёкие уже пятидесятые годы во дворе дома № 45 на улице Гоголя в Петрозаводске. Того двухэтажного деревянного барака, без всяких тогда удобств, что стоит слева от въезда на гоголевский мост.
Годы были послевоенные, трудные, Отец пришёл с той страшной войны - израненный, но живой. И, к родившемуся на Украине, довоенному нашему брату Евгению, прибыло пополнение в виде ещё двух братьев и двух сестёр.
Родители: мама-учительница и отец-рабочий, с детства привили всем нам трудовую закалку на всю жизнь. А мы старались во всём им помогать, наперегонки друг с другом, записывая все свои « добрые дела « на бумажку. А вечером отчитывались перед возвратившимися с работы родителями.
И, при всём этом, находили время для весёлых дворовых игр. Заводилой всегда была старшая сестра Наташа. Искали «клады» по её запискам-ориентирам, играли в лапту, «кислый круг», волейбол, прятки и т. д.
Когда в 1955 году начали рыть котлованы для гоголевского моста, то они быстро заполнились дождевой водой. И мы – мальчишки - купались в них. В возрасте лет четырёх плюхнулся туда и я. И конечно сразу начал тонуть. Ни секунды не раздумывая, на спасение меня прыгнул в воду Славка Любарский из « учительского» сорок девятого дома. И, как щенка, вытащил из воды, продолжив, как ни в чём не бывало, своё купание. Родителям я ничего не сказал, но имя своего спасателя на всю жизнь запомнил.
Как запомнил и табуны лошадей, которые наш сосед-конюх Ларионов- гонял каждое утро со стороны старого вокзала на пастбище, за город. Как раз мимо нашего дома. А вечером по той же дороге обратно. Коней видно и слышно было издалека, и мы прятались по щелям, боясь быть смятыми ими.
|
|
|
Все тогда старались держать для прокорма семей всякую живность. Наша семья держала коз, уток, куриц и кроликов, до сотни голов. Траву на их прокорм каждый из нас - по мешку! - за день - обязан был нарвать летом, независимо от погоды и времени суток. Но вечером мешок с нарванной травой должен был быть представлен под бдительное око отца. Все мы понимали, спасаясь кроличьим мясом, зачем это было нужно. И лишних вопросов бате не задавали.
Врезались и остались в памяти наши с мамой поездки зимой в морозы на Лососинку для полоскания белья. Я тащу изо всех сил санки с двуручной бельевой корзиной к проруби, где мама полощет на палке выстиранное дома постельное бельё, стоя на коленях на краю проруби. А потом на горку, кряхтя, тащу сани вверх на берег. Маме эти зимние морозные полоскания вылились позднее в хронический артрит с деформирующим артрозом обоих коленных суставов.
Всё было в той непростой послевоенной жизни: и пьяные драки лососинской шпаны и похороны - всем двором - умерших соседей, которых провожали на кладбище, идя вслед за машиной с усопшим до Песков или Сулажгоры.
Но были и очень бережные и дружелюбные отношения меду соседями в доме, где - по Высоцкому - «система коридорная - на 38 комнат там - всего одна уборная» - именно так и было».
Мы – ребятня - ходили без приглашений ко всем соседям. И нигде нам не показывали на дверь, а, наоборот, старались хоть чем-то, да угостить. Хотя все жили тогда практически в нищете.
И всё детство в квартире у нас жил и учился кто-нибудь из подужемской и кемской нашей родни. Никому из них в приюте родители не отказывали. Зато как тепло вспоминают сейчас эти взрослые уже люди о нашем таком гостеприимном для всех доме!
Как жаль, что мы утратили эти послевоенные особые отношения, закрывшись в своих улитках – домах от ближнего своего…
А уже позднее, начиная с 1962, проводили лето на Падозёрских озёрах, сначала с дедом, а потом с ребятами из семейства Рудак: ловили рыбу, ходили в ночное. Не случайно мой друг детства Пётр Рудак стал затем капитаном Беломоро-Онежского пароходства, исходив много дальних стран.
|
|
|
А в городе, когда выдавалось - таки, свободное время у родителей, ходили всей семьёй в походы в лес на дальнюю городскую окраину, где сейчас микрорайон Древлянка – с печёной картошкой и чаем и с песнями у костра.
Как задушевно и мелодично мама с отцом пели тогда народные украинские песни! Мы все замирали на это время.
А молодые и красивые наши родители, пронёсшие любовь друг к другу через войну и тяжелейшие послевоенные годы, и поднявшие всех нас, смотрели, с любовью, в глаза друг другу и, мысленно, были в это время там, на Украине, в родной отцовской деревне Ивковцы на Черниговщине…
Память и боль
Встреча в ПетрГУ инициативной группы по созданию карельского общества " Мемориал". 25. 02. 1990 г.
Холодным февралём 1991 года из ковша экскаватора, прорезавшего объездную дорогу за заводом силикатного кирпича в Сулажгоре г. Петрозаводска, вдруг посыпались человеческие останки.
Работы были прекращены и на место тайного погребения вызвана следственно-оперативная группа городского ОВД.
Опытным криминалистам не составило труда установить давность захоронения и вызвать на место страшных находок представителя КГБ и нас - членов карельского добровольного историко-просветительского общества «Мемориал».
Мы - это полковник милиции, депутат Верховного Совета РСФСР Иван Иванович Чухин - председатель «Мемориала» и его сопредседатели – Пертти Вуори, Виктор Паасо, Александр Божко, а также член Народного Фронта Карелии, поисковик Юрий Дмитриев и член «Мемориала» Михаил Тикканен, с представителем КГБ КАССР.
Копаем осторожно, как археологи, надеясь найти хоть какие-то вещественные доказательства давней трагедии. В каждом из черепов - входное пулевое затылочное отверстие, а выходное - в лобной кости. Замечаю, что в двух черепах пули прямо в них и застряли.
По оттиску на подошве одного из сапог устанавливаем год расстрела – 1938-й.
В этих же ямах находим несколько бутылок зелёного стекла. Так сталинские палачи заглушали водкой свой стресс перед расстрелами безвинных жертв.
|
|
|
Находим несколько очков, пенсне, алюминиевые кружки и ложки.
Но ни на одной из них не выцарапано фамилии убиенного. А ведь только накануне раскопок заместитель Председателя КГБ КАССР Н. Беляев передал нам списки расстрелянных. И даже одна выцарапанная на ложке фамилия помогла бы установить весь список жертв этих страшных ям.
Останки расстрелянных собираем в бумажные мешки, порядка 25, и отвозим в гараж к Михаилу Тикканену на Ключевую. Вместе с вещьдоками, которые позже перекочуют в музей жертв политических репрессий Юрия Дмитриева.
А незадолго до раскопок, 30 октября 1990 г., одновременно с акцией на Лубянке в Москве, карельский «Мемориал» вместе с Народным Фронтом Карелии провёл «Вахту Памяти жертв политических репрессий» у здания КГБ Карелии. Хотя «отцы города» звонили мне домой и рекомендовали отказаться от нашей акции.
Развернув свои знамёна, мы зажгли свечи и молча - по условиям пикета - стояли у дома на ул. Андропова, 5, в подвалах которого в 1934 году неделю пытали моего деда, бывшего священника - «шпиона трёх разведок».
Разум победил тогда и у руководства местного КГБ.
Они вышли к нам и стояли рядом с зажжёнными свечами.
И то верно: ведь это не они, а их предшественники из тридцатых годов по ночам свозили сюда на зловещих «воронках» безвинных жертв, где их пытали и откуда вывозили на места расстрелов - в Бесовец, Сулажгору, Пески (расстрел священников).
Хотя покаяния за свои преступления КПСС так и не принесла. Как не понесли заслуженной кары капээсэсовские палачи, уйдя на пенсию и упокоившись на престижных погостах позднее.
После раскопок при главе местного самоуправления Петрозаводска С. Катанандове создаётся комиссия по организации перезахоронения останков жертв политических репрессий.
При обсуждении плана предстоящего перезахоронения, предлагаются разные варианты погребения останков. Это и места рядом с Вечным огнём, и у здания городской тюрьмы…
|
|
|
Неожиданно Епископ Карельский и Олонецкий Мануил, присутствующий на заседании нашей комиссии, предложил место вечного упокоения останков на кладбище у православного Крестовоздвиженского собора.
На мой к нему вопрос: «Владыко, но ведь среди них останки людей разных религиозных конфессий. Могут ли все они упокоиться на православном погосте? »
И был ответ Владыки: «Господь всех их давно примирил у себя. Не беспокойтесь об этом».
С лёгкой руки Владыки многотрудная подготовка к перезахоронению пошла в быстром темпе. Вопросов было много, но и решались они оперативно.
Разместив останки ста сорока семи безвинно убиенных в шести больших деревянных гробах, каждый из которых мы покрываем российским триколором.
После прощания в фойе Финского театра мы везём их на место вечного упокоения на погосте у Крестовоздвиженского собора.
Процессию нашу сопровождают множество петрозаводчан и жителей Карелии. Ведь почти каждая семья в годы террора и беззакония ВКП(б) - КПСС потеряла кого-то из своих близких.
Среди них те, кто сами прошли страшные коммунистические концентрационные лагери и кого нам с И. Чухиным, как депутатам, удалось ещё при их жизни приравнять к участникам войны.
Перед погребением на кладбище многие люди из траурной процессии скажут слова прощания на траурном митинге в месте их захоронения.
Сюда они будут приходить теперь ежегодно 30 октября в день памяти жертв политических репрессий в СССР.
Мы опускаем гробы с останками наших страшных находок в общую братскую могилу, и звучит трёхкратный солдатский салют…
Раскопки на Сулажгорских высотах под Петрозаводском. Февраль 1991 г.
Слева направо: члены карельского « Мемориала»: Пертти Вуори, Юрий Дмитриев, Александр Божко, Виктор Паасо и офицер Игорь Назаров из КГБ
|
|
|
