 |
Глава первая Три счастливые восьмерки
|
|
|
|
Елена Кондратьева МИЛЛИАРДЕР Книга 1. Ледовая ловушка
С высоты ста шестидесяти пяти метров весь Сингапур был словно на ладони: сверкающие кристаллы небоскребов, пышная зелень парков, переплетенные стальные паутинки хайвеев, ультрамариновое зеркало залива с белоснежными парусами яхт. На юге, в легкой жемчужной дымке, угадывались очертания изумрудных островов.
Самое высокое в Азии колесо обозрения — «Сингапур Флаер» — совершало полный оборот за полчаса. Прозрачные кабинки, похожие на небольшие автобусы, слегка раскачиваясь, замирали в высшей точке подъема, давая туристам возможность воспользоваться «кодаками» и «никонами». Назойливые щелчки фотокамер всегда раздражали Гумилева, и, чтобы не портить себе удовольствие от аттракциона, он выкупил кабинку целиком, выложив за нее девятьсот сингапурских долларов. Кассир с трудом скрыл свое изумление, но вежливо отсчитал двадцать восемь билетов. Зато теперь семье Гумилевых никто не мешал — они были втроем. Андрей, Ева и маленькая Маруся.
— Как здорово, — прошептала на ухо Андрею Ева. — Мы как будто парим в небе! Стены такие прозрачные, словно их и нет…
Зря она это сказала.
Андрей уже давно с беспокойством поглядывал в противоположный конец кабинки, где Маруся, прильнув к стеклу, то ли проверяла его на прочность, то ли ловила маленькими ручками облака. Он знал, что армированное стекло невозможно разбить даже кувалдой, но знание было бессильно перед беспричинным, поднимавшимся откуда-то из глубины души страхом.
Показалось ему, или пушистые светлые волосы дочки действительно взъерошил налетевший с залива ветерок? Но какой ветерок может быть в закрытой со всех сторон кабинке? Или Ева права, и стены и в самом деле исчезли?
|
|
|
Стекла не было!
Еще мгновение назад его можно было не столько увидеть — угадать — по отраженным солнечным бликам, игравшим на полу кабинки. Теперь лучи жгучего сингапурского солнца били прямо в глаза Андрею. Ноздри его щекотал соленый запах морского бриза. Там, где только что возвышалась надежная прозрачная преграда, не было ничего, кроме неба и ста шестидесяти пяти метров пустоты.
И на краю этой пустоты, ни о чем не подозревая, играла его дочь.
— Маруся! — хотел крикнуть Андрей. — Стой! Не шевелись!..
Сдержался. Подавил рвущийся на волю крик, поняв, что только напугает Марусю. Надо было оторваться от обнимающей его Евы, сделать несколько шагов по направлению к открывшейся бездне, схватить дочку за руку и оттащить от края. Но он не мог этого сделать, боясь нарушить хрупкое равновесие кабинки. Андрей привык гордиться своим телом, отлично тренированным телом человека, тщательно следящего за своей физической формой — но сейчас эти сто четыре килограмма мускулов, костей, сухожилий превратились в обузу, не позволявшую ему сдвинуться с места. Стоит ему сделать шаг в сторону Маруси — и пол тут же едва заметно накренится под его тяжестью, сбрасывая девочку в пропасть. Андрей почувствовал, что задыхается, горло словно перехватило железным обручем. Он явственно увидел, как Маруся, раскинув ручки, падает в распахнутую перед ней пустоту, как растворяется в нестерпимой голубизне неба ее нарядное синее платьице, которое они вчера купили ей на Очард-роуд — улице Орхидей. Услышал тонкий крик дочки — не испуганный, а удивленный…
На этот раз железный обруч сдавил сердце. На лбу Андрея выступили капли пота. Почему он не может даже пошевелиться? Что за сила сковала его мышцы? Почему все происходящее так напоминает страшный сон, в котором ты никак не можешь убежать от готового сожрать тебя чудовища?
|
|
|
Он сжал кулак с такой силой, что хрустнули пальцы.
— Ты что, Андрей? — голос Евы доносился откуда-то издалека. — Тебе нехорошо?
Обруч, сковывавший сердце, лопнул, разлетевшись на множество острых осколков. В груди сразу же заколотился маленький отбойный молоток.
Андрей с силой втянул в себя воздух. Помрачение, владевшее им секунду назад, развеялось — теперь он видел, что стекло, к которому прижала свой любопытный носик Маруся, никуда не делось. И ветерок, распушивший ее золотые волосы, гуляет по кабинке как ни в чем не бывало — вон же маленькие окошечки под самой крышей.
Но картина падающей с огромной высоты дочери была так реальна…
«Стоп, — сказал себе Гумилев. — Это паническая атака. Всего лишь выброс адреналина. Надпочечники шалят. Успокойся, сейчас все пройдет».
Он действительно почти привык к паническим атакам — неизбежной плате за многолетний стресс, сопровождавший его восхождение к вершинам бизнеса. За превращение в могущественного и очень-очень богатого человека. Андрей знал, что он не одинок: многие из успешных предпринимателей, особенно те, кто сделал свое состояние с нуля, как и он сам, расплачивались за успех своим здоровьем. У кого-то язва, у кого-то экзема или неконтролируемые приступы гнева. Конечно, большие деньги, как правило, позволяли решать эти проблемы, но в некоторых случаях оказывались бессильны даже цифры с многими нулями.
В его случае, например.
Панические атаки начались у него лет десять назад, когда он еще только готовился к штурму заоблачных вершин. Только-только сколотил свои первые пятьдесят миллионов — тогда это казалось ему невероятной суммой. Но грянул дефолт 1998 года — и пятьдесят миллионов за один день превратились в пять.
Тогда-то и накрыла Андрея Гумилева первая паническая атака.
Он хорошо помнил ее — как помнят парашютисты свой первый прыжок. Андрей ехал к Александру Смоленскому, хозяину «СБС-Агро», в банке которого держал значительную часть своих денег. До этого он два часа пытался связаться со Смоленским по мобильнику, но трубку постоянно брала секретарша, отвечавшая, что Александр Павлович занят. Потом она вообще перестала отвечать на его звонки, и Гумилев поехал решать вопрос лично.
|
|
|
На Краснопресненской набережной он вдруг четко понял, что денег своих он больше не увидит.
Мир закачался и поплыл куда-то в сторону, сердце забилось бешеной, царапающей грудную клетку белкой. Андрей, как рыба, открывал рот, чувствуя, что не может сделать ни одного глотка воздуха. Он мгновенно вспотел, хотя в машине работал кондиционер. Последним усилием он вывернулся из своего ряда, прижался к бордюру и вывалился из машины. Добежал до парапета набережной, вцепился в него, ломая ногти. Потом его стошнило, и паническая атака отступила.
В тот раз она была не самой сильной, просто — первой.
С тех пор прошло много времени. Бизнесмен Андрей Гумилев превратился в миллиардера Андрея Гумилева, одного из самых богатых людей России. Во многом потому, что, наученный горьким опытом дефолта, не вкладывал больше деньги в кредитные пирамиды, а инвестировал в реальную экономику. В российскую — но не в замордованный отечественный автопром и не в производство алюминия, а в высокие технологии. Первый созданный им исследовательский центр, для которого Андрей собирал головастых ребят со всей страны, оправдал его ожидания: были сделаны сотни изобретений, одни патенты на которые окупили все расходы. Гумилев быстро понял, что воплощать разработанные его центром технологии в жизнь в России будет гораздо сложнее и дороже, чем на Западе, однако это его не остановило. Он активно играл на внешних рынках, вкладывал деньги в «новую экономику» США, росшую как на дрожжах. Но в конце зимы 2000 года быстро перепрофилировал свои активы, выкупив контрольные пакеты акций именно тех фирм, которые каким-то чудом пережили крах «новой экономики» и падение индекса NASDAQ. Когда его спрашивали, каким образом он вычислил, чьи акции нужно покупать, Гумилев только улыбался и легонько притрагивался пальцем ко лбу. Некоторые расшифровывали этот жест как нескромный намек на его выдающиеся умственные способности, но сам Андрей имел в виду интуицию.
Интуиция всегда была самой сильной его стороной.
После того как лопнул пузырь переоцененных «новых технологий», инвесторы принялись вкладывать деньги в недвижимость. Аналитики Гумилева приносили ему тщательно разработанные схемы, доказывавшие, что инвестировать в недвижимость чрезвычайно выгодно. Так делали все. Гумилев улыбался, откладывал схемы в сторону и продолжал заниматься венчурным бизнесом.
|
|
|
Когда на перегретом американском рынке недвижимости появились первые признаки надвигающегося кризиса, Гумилев распознал их раньше многих. Распознал и принял меры, в точности следуя древней китайской поговорке: мудрый человек строит не стену от ветра, а ветряную мельницу.
Сейчас, в августе 2008-го, он был почти спокоен — что бы ни случилось с мировой экономикой, созданная им глубоко эшелонированная система защиты инвестиций обеспечит ему безопасную гавань на время бушующего урагана. Упади завтра на Землю астероид, разбросанные по миру компании Гумилева смогут наладить производство самых необходимых выжившему человечеству технологий. Андрей понимал, что кризис в любом случае ударит и по его империи, но считал, что, как настоящий боец айкидо, способен обратить энергию этого удара в свою пользу.
И все же огромное интеллектуальное и нервное напряжение, которое Гумилев испытывал каждый день, строя и обороняя свою империю, не могло не сказываться на его здоровье. Панические атаки обрушивались на него все чаще и чаще, а доктора только разводили руками: «Андрей Львович, у вас все в норме!»
Ничего себе норма, думал он, приходя в себя после очередной атаки. Андрей был сильным человеком и умел обуздывать накатывавшие приступы паники, не позволяя ей взять верх над своим разумом. Но он многое бы отдал за возможность прекращать такие приступы простой инъекцией какого-нибудь безвредного препарата. Именно поэтому одна из принадлежащих ему фармацевтических лабораторий вела разработку средства, получившего кодовое название «стоп-адреналин». Впрочем, работы были еще далеки от завершения…
— Нет-нет, ничего, милая, — Андрей старался, чтобы голос его звучал не так сдавленно и глухо, как всегда бывало на излете панической атаки. — Я уже в норме. Просто… мне показалось…
— Страх высоты? — понимающе улыбнулась Ева. — Помнишь, со мной тоже такое было — в Чикаго, на стеклянном балконе The Sears Tower? Это же был сто третий этаж, четыреста метров над землей! У меня еще голова закружилась!
«Но тогда с нами не было Маруси», — подумал Андрей. Вслух он сказал:
— Конечно, помню, ты еще вцепилась в меня, как кошка, и поцарапала своими коготками…
Ева слегка сжала пальцами его запястье — видимо, чтобы показать, что коготки никуда не делись.
|
|
|
— Но Чикаго тебя, кажется, не впечатлил. А здесь тебе нравится?
Ева пожала плечами.
— Да, здесь красиво… только скучновато.
— Ничего себе, — присвистнул Андрей. — Мы здесь всего три дня, а тебе уже скучно?
На этот раз Ева промолчала, но ее молчание было красноречивее любого ответа.
— Мама, папа, там птицы! — Маруся, наконец, покинула свой наблюдательный пункт и прибежала к родителям. — Такие большие! Белые!
Девочка крепко ухватила Андрея за палец, чуть присела, словно проверяя, не оторвется ли палец, если она на нем повиснет, и проделала ту же манипуляцию с рукой Евы. Теперь она соединяла родителей, как живой замочек.
— Это, наверное, альбатросы, — Андрей подхватил Марусю под мышки и усадил себе на шею. — Так тебе лучше видно, малыш?
— Да! Да! — радостно закричала Маруся. — Там море! И кораблики!
— А видишь там, за морем, зеленые острова? — Андрей подмигнул Еве. — Самый большой остров называется Суматра, там живут смешные белые носороги. Завтра мы пойдем в зоопарк и посмотрим на детеныша такого носорога.
— Хочу сегодня! — решительно заявила Маруся.
— Сегодня уже не успеем. Зоопарк очень большой, чтобы его обойти, понадобится целый день. Мы можем просто не найти белого носорожка. А вот если мы отправимся туда завтра, с самого утра, то наверняка его отыщем.
Как всегда, его подробное объяснение произвело впечатление на Марусю, которая не стала настаивать на своем, а ограничилась тем, что потянула отца за ухо.
— А дальше, за Суматрой, — продолжал свой рассказ Гумилев, — лежит остров Лангкави. Там огромные белоснежные пляжи, высокие пальмы, на которых растут кокосовые орехи, и самое чистое в этой части света море.
— А носорожки там есть? — видимо, этот вопрос волновал Марусю больше всего.
— Конечно, — ответил Андрей, подумав, что если диковинных зверей на Лангкави и нет, то специально для дочери можно будет выписать парочку с Суматры. — И вот там, на берегу океана, стоит прекрасный дом…
— Андрюш, — перебила его Ева, ткнувшись подбородком в плечо. — А давай вернемся в Москву?
Гумилев повернул голову — насколько позволяли крепко обхватившие его шею ножки Маруси — и недоуменно посмотрел на жену.
— Конечно, вернемся. Отметим день рождения Маруси — и вернемся.
— Да что нам делать столько времени в Сингапуре? — в голосе Евы прозвучала досада. — Устроим праздник в Москве, позовем Марусиных подружек…
«Ева, Ева, — подумал Андрей, мысленно усмехнувшись. — Непостоянная, как всегда!»
— Между прочим, идея отметить день рождения Маруси в Сингапуре принадлежала тебе.
— Я помню, — тон Евы ему не понравился. — Но я готова признать, что это была плохая идея.
— А по-моему, отличная. Здесь столько интересного! А ведь мы еще не съездили на Сентозу, не сводили Марусю в океанариум…
— И в зоопарк! — немедленно поддержала Андрея Маруся.
Кабина медленно снижалась. Маруся завозилась на плечах у Андрея, требуя, чтобы ее поставили на пол.
— Устами младенца глаголет истина, — улыбнулся Гумилев. — К тому же, милая, именно благодаря тебе я наконец-то вырвался из Москвы, которая, признаться, порядком мне поднадоела. Только глотнул воздуха свободы — а ты говоришь, возвращаться!
Ощущения, которые он испытывал, действительно были необычными. Ева настояла, чтобы в эту поездку он отправился не как президент огромной компании, а как частное лицо. Даже личную охрану, которая всегда сопровождала Гумилева и членов его семьи, Андрей оставил в России — к огромному неудовольствию шефа службы безопасности компании Олега Санича. «Сингапур — самое безопасное место во всей Азии, — уверяла его Ева. — И, между прочим, третье по уровню безопасности в мире — после Швейцарии и Новой Зеландии. Твои охранники только будут мешать нам отдыхать так, как это делают все нормальные семьи».
В результате первые два дня, проведенные в Сингапуре, Андрей чувствовал себя голым — он давно уже отвык ходить по людным улицам без телохранителей. Ничего не поделаешь, особенности национального бизнеса. Но город-остров и вправду оказался на редкость спокойным и даже беззаботным местом. Полиции на улицах видно не было, однако стоило зазевавшемуся туристу бросить окурок на тротуар, как рядом немедленно вырастал страж порядка в белом шлеме и выписывал несчастному штраф в размере двухсот сингапурских долларов. Местные жители были приветливы и дружелюбны, к иностранцам относились вполне доброжелательно, и Гумилев решил для себя, что правильно сделал, уступив жене. Последние годы он часто чувствовал себя Атлантом, взвалившим на плечи весь тяжеленный небесный свод. Если не сбрасывать время от времени этот неподъемный груз, можно очень быстро превратиться в законченного невротика. Да и почему, собственно, превратиться? Все симптомы сильного невроза налицо: панические атаки, бессонница, беспричинный страх за жену и дочку… Конечно, он, Андрей Гумилев, которого недруги за глаза называют Терминатором, ни за что не подаст виду, что с ним что-то не так. Заметить, что с ним творится неладное, может лишь Ева, да и то не всегда. Сегодня вот заметила, но приписала это боязни высоты. Которой, кстати, ее муж никогда не страдал.
Кабинка мягко притормозила у самой земли. Улыбающийся китаец в синей униформе протянул им три черно-серебристых прямоугольника.
— Что это? — Ева вертела в руках картонку с цифрами 08.08.08.
— Сегодня восьмое августа 2008 года, а восьмерки в китайской нумерологии означают счастье и процветание.
— Ага, и в русской нумерологии тоже — сегодня в России будут тысячи свадеб, — Ева протянула все картонки Марусе. Та старательно уложила их в свою маленькую сумочку и радостно побежала гонять сингапурских голубей. Андрей проводил ее взглядом — площадка была огорожена, далеко убежать девочка не могла.
— И все же, — сказал он, чувствуя, что повисшее между ними напряжение требует продолжения разговора, — почему ты вдруг засобиралась в Москву? Что-то произошло?
— Да нет, — Ева закусила нижнюю губу, — в общем-то, ничего… просто я чувствую себя бездельницей. Приближается решающая фаза эксперимента, а я торчу где-то в Азии, за тысячи километров от…
Она замялась, видимо, не зная, как закончить фразу. Андрей пришел ей на помощь.
— От своих морлоков? От этих ошибок эволюции? Ты что, собралась променять общество любимого мужа и обожаемой дочки на каких-то вонючих волосатых полуобезьян?
Гумилев старался, чтобы его слова прозвучали шуткой, но брезгливость, которую он испытывал по отношению к «подопытным кроликам» своей жены, скрыть было трудно.
Ева, конечно, почувствовала это и мгновенно завелась.
— Андрей, я же много раз объясняла тебе! Они не обезьяны! Это уникальный пример обратной эволюции…
Гумилев вздохнул.
— Послушай, милая, не надо делать из меня идиота. Эволюция — хоть прямая, хоть обратная — требует миллионов лет. Ну, хорошо, допустим, не миллионов, а сотен тысяч. Ладно, уговорила — просто тысяч. Но твои морлоки появились в тайге совсем недавно. О какой эволюции может идти речь? Просто деградация в условиях изолированной микрогруппы…
— Какие слова мы знаем! — теперь Еву уже было не остановить. — А ты можешь себе представить, что науке известны десятки подобных изолированных мини-социумов и ни одного, в котором происходят такие процессы, как в обществе морлоков? Это рай для антропологов! Правда, антропологам не дают Нобелевскую премию…
— А жаль, — Гумилев безуспешно пытался вернуть разговор в шутливое русло. — Лишний миллион нам бы совсем не помешал…
Его жена была фанатиком науки. К сожалению. А может быть, к счастью. Андрей Гумилев, женатый на Еве уже семь лет, до сих пор не мог разобраться, как относиться к ее увлечению или, правильнее сказать, страсти.
Жены и подруги других «членов клуба» — немногочисленного и замкнутого сообщества российских миллиардеров — были совсем другими. Подруги в основном были модельными красотками, чьи достоинства исчерпывались длиной ног, миловидностью лица и актерским мастерством в постели. Жены в большинстве своем напоминали Андрею объекты долгосрочных инвестиций — в пластическую хирургию, образование, имидж, раскрутку в качестве писательниц, художниц или дизайнеров. В отличие от подруг, жены были, как правило, неглупыми и порой даже способными на искренние чувства. У одного олигарха, покинувшего Россию в начале двухтысячных, жена и вовсе была чудесной интеллигентной девочкой, закончившей консерваторию по классу виолончели. Но таких, как Ева, Андрей не встречал «в клубе» никогда.
Ева была влюблена в свою науку. Дисциплина, которой она занималась, находилась на стыке биологии и антропологии, официального названия у нее еще не было. Поэтому кандидатскую диссертацию Ева защитила как биолог, а статьи ее печатались в основном в антропологических журналах.
Красивая и умеющая стильно одеваться, Ева была, однако, совершенно безразлична к шопингу. Любая другая на ее месте стремилась бы повторить подвиг Даши Жуковой, потратившей в одном бутике сто пятьдесят тысяч евро, за что ее бойфренд якобы блокировал ей кредитку (история эта, как, смеясь, рассказал Гумилеву сам бойфренд, была выдумана журналистом, которому сто пятьдесят тысяч евро, очевидно, представлялись немыслимой суммой). Ева никогда не просила у мужа денег на наряды и украшения — только на финансирование ее научных исследований и экспедиций. И Андрей, сделавший себе имя и состояние на новых технологиях и уважавший людей науки, никогда ей в этом не отказывал.
Но, подписывая любые сметы, он был против того, чтобы его жена сама отправлялась в далекие экспедиции. Во-первых, потому, что не хотел отпускать от себя любимого человека, чье присутствие было необходимо ему, как воздух. Во-вторых, потому, что свято верил: идти напролом, совершать открытия и подвергать себя риску — дело мужчин. Место женщины в доме, и это вовсе не должны быть пресловутые киндер, кюхен, кирхе. Тем более если под рукой всегда многочисленный штат из поваров, горничных и нянь. Хочешь заниматься наукой — пожалуйста! Он, Андрей, готов обеспечить любимой жене все условия. Но зачем куда-то уезжать?
А Еве, как назло, не сиделось на месте.
Последний раз она уезжала в тайгу весной и провела там целый месяц. Андрей тяжело переживал отсутствие жены, к тому же Маруся, очень любившая Еву, постоянно донимала его вопросами о том, когда же вернется мамочка. Ева вернулась в Москву в начале июня, радостная, переполненная эмоциями и впечатлениями, но, как показалось Андрею, немного отстраненная. Он не хотел думать — «чужая», но ощущение невидимой преграды, возникшей между ним и Евой, порой было очень сильным.
Ева как будто была и с ним, и не с ним. Где-то очень далеко, может быть, в тайге, а может, в таинственных, одной лишь ей ведомых мирах.
Иногда эта невидимая стена исчезала, и Ева становилась прежней — нежной и чувственной. Порой в такие моменты она даже как будто пыталась загладить свою вину: льнула к Андрею, смотрела на него влюбленными глазами шестнадцатилетней девчонки, ловила каждое его слово… В те редкие минуты, когда они были вдвоем, Андрей чувствовал, что Ева словно растворяется в нем. Когда она его целовала, весь ее мир состоял только из этого поцелуя. Не существовало ни проблем, ни других дел, ни других людей. Весь мир принадлежал им двоим, а они принадлежали друг другу.
И к Марусе Ева стала относиться как-то иначе — она постоянно тискала ее, обнимала, зацеловывала, наряжала и развлекала, оставляя няню практически без работы. Прежде Ева была против «телячьих нежностей» и не раз повторяла мужу, что он чересчур балует любимую дочку. При этом сам Андрей не раз замечал, что Еве некомфортно в маске «строгой воспитательницы». Вернувшись из тайги, Ева решительно выбросила эту маску: она постоянно возилась с Марусей, заплетала ей косички, играла в веселые игры, которые сама же придумывала на радость малышке, заваливала ее подарками, распевала с ней песенки, не стесняясь няни и горничных. Всему этому можно было бы только радоваться, если бы не легкая тень грусти, набегавшая порой на лицо Евы в разгар возни с дочкой. Как-то Андрей поднялся в кабинет Евы и увидел жену сидящей в кресле напротив огромного панорамного окна, из которого открывался чудесный вид на окруженное лесом озеро. Маруся, удобно устроившись на коленях у матери, увлеченно нажимала кнопки какой-то видеоигры. Ева гладила ее по голове своей тонкой изящной ладонью, и то, как она это делала, почему-то встревожило Андрея. В движении пальцев, перебиравших золотистые локоны Маруси, было что-то невыразимо печальное. Андрей замер в дверях, боясь пошевелиться. Ему показалось, что он присутствует при какой-то очень важной сцене, не предназначенной, однако, для его глаз. Он сделал шаг назад, и пластинка португальского дуба, которым был выложен пол в кабинете, скрипнула под его весом. Вращающееся кресло медленно повернулось к нему. Ева улыбалась, но в уголках ее глаз что-то подозрительно поблескивало. Андрей сделал вид, что ничего не заметил.
Интуиция, которой он всегда доверял, подсказывала ему, что с его женой творится что-то неладное. Первая мысль, пришедшая ему на ум, касалась здоровья: может быть, Ева узнала, что больна, и просто боится сказать ему об этом? Глупость, конечно, но Ева была слишком непредсказуема.
Гумилев немедленно принял меры. Под каким-то довольно надуманным предлогом старый семейный врач, наблюдавший Еву и Марусю уже три года, осмотрел жену Андрея и сделал все необходимые анализы. Их результаты не давали никаких оснований для беспокойства, но Андрей уговорил врача напустить туману и убедить Еву в необходимости дополнительного обследования. Обследование это только подтвердило первоначальный диагноз: Ева была просто неправдоподобно здорова. Версия о таинственной болезни, таким образом, рухнула, чему Андрей, разумеется, был только рад.
В конце концов он убедил себя, что ларчик открывается просто — Ева устала быть примерной женой и матерью. Экспедиции и занятия наукой оказались для нее интереснее, чем семейная жизнь. Но, будучи ответственным человеком, она не могла так просто махнуть рукой на семью и с головой погрузиться в свои исследования. Видимо, где-то в душе у нее происходила борьба: она и хотела полностью посвятить себя науке, и чувствовала вину за то, что надолго оставляет мужа и дочку. От этого, верно, и слезы, и необычная нежность по отношению к Марусе, решил Андрей.
Он надеялся, что этот внутренний конфликт удержит Еву в Москве хотя бы до следующей весны. Да что там — он был почти уверен в этом! И вдруг — такая неожиданность. Оказывается, Ева не может получать удовольствие от семейной поездки в Сингапур, потому что все время думает о своих морлоках…
— Ты же недавно там была, — Гумилев тщетно пытался скрыть раздражение. — Ну что там такого в этих дикарях, что заставляет тебя постоянно уезжать от семьи? Марусе, между прочим, три года, в этом возрасте дети меняются очень быстро! Неужели наблюдать за ее взрослением менее интересно, чем за этими волосатыми?
— Андрюш! — Ева смотрела на него почти умоляюще, и сердце Гумилева, как всегда в таких случаях, дрогнуло. — Ты не представляешь, какая интересная информация поступает оттуда! И как мне хочется увидеть все это своими глазами! Как они охотятся, как совершают обряды, как вызывают дождь… В прошлый раз там стояло только две камеры, материала почти не было. А теперь благодаря твоей поддержке камеры расставлены по всему периметру!
— Ну вот, — вздохнул Андрей, которому совсем не хотелось идти на конфликт, — я же, выходит, и виноват в том, что ты опять хочешь туда улизнуть… Но почему именно сейчас?
— Скоро полнолуние, а для морлоков Луна — что-то вроде богини. Каждое новолуние и полнолуние они устраивают праздник, только в полнолуние одурманивают себя дымом горящих трав так, что не видят и не замечают ничего вокруг. Только в это время мы можем попасть к ним на территорию так, чтобы морлоки не обратили на нас внимания. Иначе придется ждать следующего полнолуния, а в сентябре уже зарядят дожди. Андрюш, я ненадолго туда! Зато потом до следующего лета буду с вами и никуда-никуда не поеду!
— И когда это твое полнолуние?
— Семнадцатого августа, через девять дней. Мы отметим день рождения Маруси, я соберусь и уеду. А спустя один лунный месяц буду в Москве!
Андрей чувствовал, что спорить с женой бесполезно: она уже все для себя решила, и единственное, чего можно добиться, — это большой ссоры, которая не нужна ни ему, ни ей, ни тем более Марусе. Но пятнадцать лет занятий бизнесом приучили его к мысли, что односторонняя уступка — это капитуляция.
— Хорошо, — проговорил он медленно. — Если для тебя это так важно, поезжай. Но я хочу договориться с тобой на будущее: впредь все твои экспедиции должны планироваться по крайней мере за полгода до того, как ты решишь снова нас покинуть. Иначе у нас никогда не будет нормальной семьи.
Слова прозвучали жестко, но рано или поздно произнести их было нужно. Андрей хотел добавить, что не случайно завел разговор на колесе обозрения про зеленый остров Лангкави, но не успел. Ева неожиданно встала на цыпочки и нежно поцеловала его в губы.
— Спасибо, Андрюш! Ты — самый лучший мужчина на свете! Обещаю тебе, что больше никогда не сорвусь в экспедицию так внезапно!..
Глаза ее лучились солнечным светом, и Гумилев почувствовал неожиданно сильную щемящую нежность к своей жене — девочке, старательно прикидывающейся взрослой…
— Но день рождения Маруси отмечаем здесь! — улыбнулся он. — Нехорошо лишать малышку всех чудес Сингапура! Если ты боишься не успеть собраться, я выделю тебе команду помощников.
— Вот ты какой! — Ева шутливо погрозила ему пальцем. — Настоящая акула бизнеса — в любом споре оставит последнее слово за собой.
Она схватила его за руку и потащила за собой к бегавшей кругами и размахивавшей сумочкой Марусе.
— Побежали! Кто быстрее! Кто всех обгонит — тому приз!
Настроение у Евы явно улучшилось.
Забег, впрочем, получился коротким — солнце, стоявшее высоко в небе, палило нещадно, и пот заливал глаза. Город плавился от жары, людей на улицах было совсем немного. Пройдя пять минут по такому пеклу, Гумилевы решили спрятаться в открытом кафе рядом с небольшим фонтаном. Из пяти столиков под белым тентом с логотипом «Пепси-колы» был занят только один. За ним пыталась перекусить семья корейских туристов. Пыталась — потому что, вместо того чтобы пить чай, взрослые отлавливали трех непоседливых детей. Дети, одетые в нарядные национальные костюмчики, с визгом бегали по площадке перед кафе, время от времени оказываясь в опасной близости от фонтана. Стоило родителям усадить за стол одного ребенка, как другой тут же срывался с места, а за ним немедленно кидался третий. Распугав всех голубей, двое мальчишек высмотрели в кустах черно-белую кошку и начали ее окружать. Малыши так забавно выслеживали зверька, что взрослые — их родители и Андрей с Евой — замерли в ожидании, гадая, удастся ли кошке избежать плена.
Всплеск воды и громкий детский крик заставил подскочить не только кошку. В фонтане барахталась младшая дочка корейцев — малышка в желтом платье с пятью смешными косичками. Воспользовавшись тем, что внимание взрослых переключилось на ее братьев, девочка взобралась на скользкий край фонтана, не удержалась и полетела в воду. Корейцы бросились вылавливать свою непоседу, а кошка, улучив удобный момент, скрылась в зарослях.
Андрей с удовольствием наблюдал за этой сценой, когда еще один крик хлестнул его по нервам, как плеть.
На этот раз закричала Ева.
— Маруся! — от испуга голос Евы стал непривычно высоким. Андрей молниеносно обернулся. Пока они наблюдали за играми корейских детишек, Маруся успела, оказывается, отойти метров на пятнадцать и стояла на самом краю дороги, по которой с большой скоростью неслись машины. К счастью, она была там не одна — за руку ее держал похожий на индуса смуглый человек в ярко-розовой рубашке. Человек улыбался и осторожно подталкивал Марусю по направлению к родителям.
Андрей, отбросив легкий металлический стул, выскочил из-за столика и бросился к дороге. Через несколько мгновений он уже крепко сжимал тоненькое Марусино запястье.
Индус снова широко улыбнулся и показал пальцем на дорогу. Потом укоризненно покачал головой. Смысл его жестов был понятен: дорога опасна, за детьми нужно следить!
— Спасибо, — сдержанно сказал Андрей по-английски. — Я признателен, что вы удержали мою дочь…
— Экскюз ми, — с ужасным акцентом проговорил индус, — донт спик инглиш.
Гумилев окинул его удивленным взглядом — встретить индуса, не говорящего по-английски, так же сложно, как украинца, не говорящего по-русски. Во всяком случае в Сингапуре.
Взгляд его на мгновение задержался на металлическом амулете, висевшем на коричневой шее индуса. Это была серебристая фигурка, изображавшая, как показалось Андрею, широко расставившего лапы паука. Но, что бы это ни было, Гумилева сейчас волновали совсем другие вопросы.
Он еще раз кивнул индусу и повел слегка упирающуюся Марусю к столику.
— Ну куда же ты убежала, путешественница? — строго сказал Андрей, сажая ее на стул между собой и Евой. — Разве я не говорил тебе, чтобы ты не отходила от нас с мамой дальше, чем на пять шагов? Ты же можешь потеряться!
— Дядя был хороший, — сказала Маруся невпопад. — Он хороший, он показал мне железного паука!
— Кто? — Андрей с беспокойством посмотрел на дочь.
— Тот дядя с разноцветными глазами. Он еще сказал, что я должна быть с тобой, папочка!
Андрей, повинуясь внезапному порыву, крепко обнял дочь.
— У него действительно были глаза разного цвета? — насторожилась Ева.
— Черт его знает, не заметил… Но паука я у него точно видел. Во всяком случае он очень кстати перехватил Марусю — она уже стояла на самом краю автострады.
Андрей обвел глазами площадь с фонтаном — теперь она не казалась ему такой безопасной, как пять минут назад.
— Давайте вернемся в отель, — предложил он. — Перекусить можно в лобби-баре, там вроде бы неплохая кухня.
— Конечно, — Ева порывисто встала. Гумилев видел, что жена встревожена еще больше, чем он сам. Какие же они растяпы — засмотрелись на чужих детей, а своего ребенка чуть не проворонили… «Все-таки жизнь в окружении охранников и гувернанток притупляет родительские инстинкты, — подумал Андрей. — Что ж, впредь мне наука: раз уж мы путешествуем, как обычные туристы, ни на мгновение не спускать глаз с Маруси!»
Он подошел к обочине, поднял руку. Через мгновение у тротуара остановился черный «Мерседес» — такси класса «де-люкс». Шофер, безошибочно распознав в Андрее важную персону, выскочил из машины и, кланяясь и улыбаясь, распахнул перед Евой и Марусей заднюю дверцу.
Перед тем как спрятаться от палящего сингапурского солнца в кондиционированной прохладе салона, Андрей бросил быстрый взгляд на опустевшую площадь с фонтаном. Ему показалось, что там кто-то стоит и смотрит, как они садятся в машину. Но на площади уже никого не было, и даже шумное корейское семейство покинуло свой столик под белым тентом. Между тем чувство, что за ним наблюдает пара внимательных глаз, не оставляло Гумилева. Он с досадой захлопнул дверцу машины и назвал адрес.
В лобби-баре было прохладно, едва слышно звенели развешенные под потолком металлические трубочки — «поющие ветра». Андрей усадил Марусю за столик, отодвинул для Евы стул.
— Я буду двойной эспрессо, — Ева улыбнулась мужу. — Без сахара. А Маруся, наверное, свой любимый клубничный коктейль.
— Да! — заявила Маруся. — С зонтиком!
— Хорошо, — Андрей подошел к барной стойке и уже приготовился сделать заказ, как вдруг взгляд его упал на висевшую на стене плоскую плазменную панель. Был включен канал CNN, на экране полыхали бесшумные взрывы, сгустки огня вылетали из темноты и взрывали ночь. Внизу экрана бежала надпись: «Russia invades Georgia».
— Включите погромче! — попросил Гумилев бармена. Невысокий китаец в идеально выглаженной белой сорочке немедленно выполнил его пожелание.
— Сегодня ночью Россия напала на суверенную Грузию. По сообщениям грузинской стороны, как минимум семь человек пострадало во время ударов российской артиллерии по грузинским деревням.
— Могу ли я чем-нибудь помочь вам, сэр? — вежливо обратился к Андрею бармен. — Желаете что-нибудь выпить?
— Двойной скотч, — пробормотал Гумилев, не отрывая взгляда от экрана. Потом спохватился и заказал то, что хотели жена и дочь.
— Андрей, что это? — Ева широко раскрытыми глазами смотрела на вспыхивающие на панели огненные шары. — Что там происходит?
— Насколько я понимаю, это системы залпового огня «Град». Страшное оружие…
— Но они же говорят, что мы напали на Грузию? Что за бред?
— Конечно, бред, — Гумилев вытащил из кармана мобильный, набрал номер. — Погоди, сейчас все разъяснится.
Чтобы не привлекать излишнего внимания — разговор с человеком, отвечавшим в его корпорации за мониторинг международной ситуации, обещал быть эмоциональным, — Андрей вышел на улицу. Через стеклянную дверь он видел, как Ева прижала к себе Марусю и не отрываясь смотрела на экран, где крутили одни и те же кадры с ночным артиллерийским обстрелом.
Слушая рассказ о том, что на самом деле происходит сейчас на Кавказе, как этой ночью грузинские войска вторглись в Южную Осетию, обрушив артиллерийские и танковые удары на единственный город этой маленькой непризнанной республики — Цхинвал, поубивав — без разбора — и русских миротворцев, и осетинских ополченцев, и женщин с детьми, — Андрей острее, чем обычно, почувствовал ответственность за свою семью.
Велев каждый час присылать е
|
|
|
