 |
Книга пятая 4 страница
|
|
|
|
Хагбард сделал очередной глоток бренди и повторил:
– Зауре не были иллюминатами. Как не были ими Вейсгаупт и Гитлер. Все они, попросту говоря, обманщики. Сначала они обманывали себя, потом других. Настоящие иллюминаты, А.: А.:, никогда не занимались политикой, никогда не манипулировали людьми и никогда ничего не добивались путем принуждения. У нас совершенно другие интересы. Делай что хочешь – вот наш закон. Только в последние несколько десятилетий, когда стало казаться, что судьба Земли висит на волоске, мы перешли к прямому действию. Но все равно мы вели себя осторожно, помня о том, что сила и власть портят человека. Мы старались следовать принципу недеяния – увэй, как называют это даосы. Но затем ситуация вышла из‑ под контроля. События начали развиваться чересчур стремительно… В общем, мы где‑ то и напортили. Но только потому, что полное бездействие казалось нам синонимом полной катастрофы.
– Ты хочешь сказать, что, занимая какой‑ то высокий пост в А.: А.:, ты проник в ряды лжеиллюминатов и стал одним из Пяти, чтобы уничтожить их изнутри, не прибегая к насилию? И это не сработало?
– Эта работа была столь же успешной, как любая другая деятельность на таком уровне, – мрачно заметил Хагбард. – Основная масса человечества пока по‑ прежнему жива. И звери в дикой природе пока по‑ прежнему живы. – Он вздохнул. – Наверное, мне придется начать с самого начала. Мы никогда не стремились к власти. Наша задача заключалась в том, чтобы рассредоточить власть и сделать людей свободными. В действительности это означает следующее: мы хотели помочь им понять, что они свободны. Все свободны. Раб свободен. Самое страшное оружие – не чума из Лас‑ Вегаса и не новая ядерная супербомба. Самое страшное оружие существовало всегда. Им владеют все: каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок. Это оружие – способность сказать нет и взять на себя ответственность за последствия. «Страх – это поражение». «Страх смерти – начало рабства». «У тебя нет иного права, кроме права творить свою волю». Гусь в любой момент может разбить бутылку. Чтобы это доказать, Сократ принял цикуту, а Иисус отправился на крест. О том же свидетельствует вся история, рассказывают все мифы, и этому же посвящена вся поэзия. Это у всех на виду, это – всеобщее достояние. Хагбард снова вздохнул.
|
|
|
– Наш основоположник и вождь, человек, известный из мифологии как Прометей и змий из Эдемского сада…
– О Господи, – воскликнул Джо, подавшись всем телом вперед. – У меня такое чувство, что ты снова начинаешь меня разыгрывать. Не хочешь же ты сказать, что в основе мифа о Прометее и Книги Бытия лежат подлинные факты…
– Наш вождь, известный как Люцифер и Сатана, – продолжал между тем Хагбард, – а «Люцифер» означает носитель света…
– Знаешь, – перебил его Джо, – я не верю ни единому твоему слову.
– Наш вождь, известный как Прометей, носитель огня, или Люцифер, носитель света, или Кецалькоатль, утренняя звезда, или змий из сада Сета, плохого брата Осириса, или Шайтан‑ искуситель, – короче говоря, наш вождь раскаялся. – Хагбард вскинул бровь. – Достаточно ли ты заинтригован, чтобы попридержать свой скептицизм, пока я не закончу мысль?
– Раскаялся? – Джо снова сел прямо.
– Ну да. А почему бы нет? – На губах Хагбарда вновь заиграла былая коварная усмешка, которая за последнюю неделю стала большой редкостью. – Если Атлант может расправить плечи, а Телемах – чихнуть, почему Сатана не может раскаяться?
– Продолжай, – сказал Джо. – Это очередной из твоих розыгрышей, но я попался и буду слушать. Хотя я заранее знаю ответ, и он состоит в том, что ответа нет вообще. Ты просто аллегория на саму Вселенную, и любое объяснение твоих побуждений и действий неполно. По прошествии времени всякий раз будет появляться новое, более современное объяснение. Таков мой ответ.
|
|
|
Хагбард расхохотался.
– Очаровательно, – сказал он. – Я должен запомнить, что в следующий раз мне следует попытаться понять самого себя. Разумеется, это справедливо для любого человека. Мы все – аллегории на Вселенную. Мы – разные ее лица, с нашей помощью Вселенная пытается понять, что же она такое на самом деле… Но наш основатель и лидер, как я уже сказал, раскаялся. Это тайна, которая никогда не раскрывалась. Статического равновесия во Вселенной нет нигде, и в первую очередь это касается мозгов обладающих сознанием существ. Основное заблуждение всех плохих писателей, – а общеизвестно, что богословы – плохие писатели, – заключается в том, что они создают избитые статичные характеры, которые никогда не меняются. Наш основатель дал людям свет разума и, увидев, как плохо мы его использовали, раскаялся. Все было гораздо сложнее, я даю тебе лишь общую канву. По крайней мере, как я ее понимал еще неделю назад. Тут важно подчеркнуть, что он никогда не стремился ни к власти, ни к разрушению. Это миф…
– Созданный оппозицией, – перебил его Джо. – Верно? Я читал это у Марка Твена, в его оправдании Сатаны.
– Твен был умен, – сказал Хагбард, делая очередной глоток бренди, – но не настолько. Нет, миф не был придуман оппозицией. Его создал сам наш основатель.
– Жаль, что Уайльд не может ожить, – с восхищением произнес Джо. – Он так собой гордился, нагромождая парадокс на парадокс до тех пор, пока не выстраивал из противоречий прекрасное трех‑, четырех– или пятиэтажное здание. Ему следовало бы полюбоваться небоскребами, которые возводишь ты.
– Ты никогда меня не разочаровывал, – заметил Хагбард. – Если тебя когда‑ нибудь повесят, ты до последней минуты будешь спорить о том, реальна ли веревка. Вот почему много лет назад я выбрал именно тебя и запрограммировал на роль, которую ты сыграешь сегодня вечером. Только у бывшего католика и бывшего студента, изучавшего инженерное дело, и притом выходца из мусульманской семьи, ум изощрен в достаточной степени. Ладно, вернемся к либретто, как говаривал один мой старый друг. Ошибка Вейсгаупта, Гитлера, Сталина и Зауре – в том, что они поверили пропаганде, поверили тому, что рассказывал о самом себе наш основатель. Они верили в то, что находятся с ним в контакте, хотя на самом деле контактировали лишь с отвратительной частью собственного подсознания. Не было никакого злого духа, который вводил бы их в искушение. Они сами сходили с правильного пути. А мы все время следовали за ними по пятам и старались удерживать их от шагов, которые могли бы вызвать слишком большие бедствия. Наконец в начале шестидесятых годов – после того как провал в Далласе доказал мне, что ситуация вышла из‑ под контроля, – я вошел в непосредственный контакт с Пятью. Поскольку я знал истинные секреты магии, а они – только искажения, мне с легкостью удалось убедить их, что я – эмиссар тех существ, которых они называли Тайными Вождями, Великими Древними и Светоносными. Но они оказались более безумными, чем мне казалось, и отреагировали вовсе не так, как я рассчитывал. Решив, что мы входим в эпоху Гора, бога‑ ребенка, и что молодежи нужно дать возможность встать у руля, они отреклись от власти и назначили своими преемниками меня и четырех Зауре. Те представляли молодежь, а меня включили в Пятерку как человека, который знает, что делать. Но возникла проблема: я ни в чем не мог убедить Зауре. Эти свиноголовые детки не верили ни единому моему слову. Они заявили, что, поскольку мне больше тридцати, я не заслуживаю доверия. Я же говорил тебе, что истина всегда была на виду; любой человек, имеющий глаза и мозги, мог правильно истолковать все, что происходило с начала шестидесятых. Великие и ужасные Иллюминаты прошлого попали под контроль горстки невежественных и злобных ребят. Вот оно – Увенчанное и Побеждающее Дитя.
|
|
|
– А ты считаешь, что управлять должны старые и мудрые? – спросил Джо. – Как‑ то не вяжется с твоим характером. Это наверняка очередной розыгрыш.
– Я вообще не считаю, что кто‑ то должен управлять, – ответил Хагбард. – Я занимаюсь тем – и, кстати, тем же всегда пытался заниматься Высший Орден А.: А.:, – что общаюсь с людьми, несмотря на их предубеждения и страхи. И отнюдь не для того, чтобы ими управлять. То, что мы пытаемся им передать – высший секрет, философский камень, эликсир бессмертия, – это просто власть слова «нет». Мы – люди, которые сказали «Non serviam»39, и мы стремимся научить других говорить так же. Духовно Дрейк был одним из нас, но он никогда этого не понимал. Если мы не в состоянии обрести бессмертие, в наших силах по крайней мере попытаться это сделать. Если мы не можем спасти нашу планету, то можем покинуть ее и отправиться к звездам.
|
|
|
– И что же происходит сейчас? – спросил Джо.
– Очередной сюрприз, – ответил Хагбард. – Сейчас, в финале кислотного сеанса, когда мы оба измотаны, я не могу рассказать тебе все. Мы вернемся в отель и ляжем спать, а после завтрака наступит время очередных откровений. Как для тебя, так и для Джорджа.
Уже позже, когда «бугатти», за рулем которого сидел Гарри Койн, а пассажирами были Хагбард, Джордж и Джо, величественно огибал южную сторону озера Тотенкопф, Джо спросил:
– Неужели Гитлера действительно безымянно похоронят на еврейском кладбище? – Похоже, что да, – усмехнулся Хагбард. – Его израильские документы подделаны безупречно. Люди Гауптманна снимут его с унитаза и аккуратно уложат на ингольштадском еврейском кладбище спать вечным сном.
– При мысли об этом меня будет тошнить всю оставшуюся жизнь, – горько сказал Джо. – Это самый мерзкий в истории пример осквернения кладбищ.
– Отчего же, здесь есть и положительный момент. Взгляни на это с точки зрения этих нацистских вождей. Представь себе, каково им будет лежать на еврейском кладбище, да еще и отпетыми раввином.
– Это не меняет дела, – сказал Джордж. – Джо прав. Это дурной вкус.
– Ребята, я считал вас завзятыми атеистами, – заметил Хагбард. – А атеисты знают, что мертвым наплевать, где их похоронят. Что случилось? Вы стали верующими?
– Чтобы стать верующим, трудно придумать что‑ то более подходящее, чем твое общество, – сказал Джо.
– Нацисты, которых как евреев хоронят евреи… Это самая забавная история, которую я когда‑ либо слышал, – высказался с водительского сиденья Гарри Койн.
– Иди трахни дохлого козла, Койн! – крикнул Джордж.
– С удовольствием, – согласился Койн. – Покажи мне его.
– Ты неисправим, Хагбард, – заявил Джо. – Ты действительно неисправим. И окружил себя людьми, которые не способны тебе помочь.
– Мне не нужна помощь, – сказал Хагбард. – У меня у самого энергии полно, в этом никто со мной не сравнится. Разве что Мэвис.
|
|
|
– Хагбард, – спросил Джордж, – ночью я и вправду это видел или нет? Мэвис действительно богиня? А Стелла, мисс Мао и Мэвис – одна и та же женщина? Или у меня все‑ таки были галлюцинации?
– Сейчас начнутся парадоксы, – тяжело вздохнул Джо. – Он будет говорить целый час, а когда закончит, мы еще больше запутаемся.
Хагбард, сидевший на огромном откидном сиденье, резко повернулся вперед и теперь смотрел на дорогу через плечо Гарри Койна.
– Я с радостью расскажу тебе об этом позже, Джордж. Рассказал бы и сейчас, если бы не этот тон Малика. Возможно, он больше не собирается в меня стрелять, но зуб на меня еще держит. – Даже не сомневайся, – подтвердил Джо.
– Ты по‑ прежнему собираешься жениться на Мэвис?
– Что? – Хагбард резко развернулся и уставился на Джорджа с видом крайнего изумления.
– Ты сказал, что мисс Портинари обвенчает вас с Мэвис на борту «Лейфа Эриксона». Разве нет?
– Да, – сказал Хагбард. – Сегодня вечером мисс Портинари нас поженит. Прости, но я познакомился с ней раньше.
– Значит, Мэвис – не Эрида? – настаивал Джордж. – А просто одна из жриц Эриды?
Хагбард отмахнулся от его вопроса.
– Позже, Джордж. Она все объяснит тебе сама.
– Она объясняет лучше, чем Хагбард, – цинично прокомментировал Джо.
– Ладно, – сказал Хагбард. – Вернемся к Гитлеру и компании. Вы должны понять: они будут знать о том, что их тела хоронят на еврейском кладбище. В них по‑ прежнему теплится сознание, хотя они не похожи на тех, кого мы обычно называем живыми. Энергия присущего им сознания осталась нетронутой, хотя их тела безжизненны. Они приехали на ингольштадтский фестиваль в надежде, что их молодые лидеры подарят им бессмертие. И они действительно обрели бессмертие, но не очень‑ то приятное. Энергия их сознания захвачена Злом. Их личности все еще продолжают существовать, но стали беспомощными частицами Пожирателя Душ, самого отвратительного существа во Вселенной – единственной твари, способной превращать дух в падаль. Йог Сотот востребовал свое.
– Йог Сотот! – воскликнул Джо. – Я кое‑ что о нем знаю. Невидимое существо, которое было пленником пятиугольного строения в Атлантиде. Первые иллюминаты взорвали эту конструкцию и выпустили его на свободу.
– Как сказать, – сказал Хагбард, – ты, видно, смотрел учебный фильм Эридианского Фронта Освобождения об Атлантиде и Мрачноликом Груаде? Понимаешь, этот фильм не во всем точен. К примеру, там идет речь о том, что Йог Сотот убивает людей тысячами. В действительности же сам он может убивать лишь при очень специфических условиях. А большую часть времени убийства для него должны совершать другие. Так и возникли человеческие жертвоприношения. Ради того, чтобы атланты убивали для него людей, он манипулировал ими, подстраивая разные события, пока не появился Груад Серолицый, первый моральный садомазохист, с его представлениями о добре и зле. Груад утверждал, что человек страдает потому, что порочен, мелок и беспомощен. Еще он заявлял, что во Вселенной есть могущественные силы, по сравнению с которыми мы пигмеи, и эти силы нужно ублажать. Груад научил человечество смотреть на невежество, страсть, боль и смерть как на пороки – и сражаться с ними.
– Вообще‑ то… невежество – порок, – согласился Джо.
– Но не в том случае, когда его можно признать и принять, – сказал Хагбард. – Чтобы есть, ты должен быть голоден. Чтобы учиться, ты должен сначала быть невежественным. Это значит, что невежество – один из аспектов познания. Точно так же как боль – один из аспектов здоровья. Страсть – один из аспектов ума. Смерть – один из аспектов жизни. После того как Груаду удалось внушить своим последователям в Атлантиде, что эти аспекты порочны, ему не составило труда научить их совершать человеческие жертвоприношения, преследовать инакомыслящих и воевать. Эти идеи и стремление проповедовать их внушил Груаду именно Йог Сотот, а сам Груад об этом не догадывался.
– Итак, Йог Сотот – это змей в Эдемском саду, – произнес Джо.
– Можно сказать и так, – согласился Хагбард. – Но ты ведь понимаешь, что миф об Эдеме придумали и распространили иллюминаты.
– А кто же тогда придумал миф о Груаде из Атлантиды? – язвительно поинтересовался Джо.
– А вот это не миф, а чистая правда, – торжественно возвестил Хагбард.
– Это самая большая ахинея, которую я когда‑ либо слышал, – заявил Джо. – Ты заявляешь, что таких понятий, как добро и зло, не существует, что они были выдуманы и внушены людям намеренно, чтобы психологически их уничтожить. Но для обоснования такого заявления тебе все равно придется постулировать, что человек до появления Груада исповедовал добро, а с появлением Груада склонился ко злу. И еще тебе придется сделать из Йога Сотота точную копию Сатаны. Придумав свою претенциозную научно‑ фантастическую историю, ты ни на йоту не усовершенствовал иудео‑ христианский миф.
Хагбард разразился смехом и хлопнул Джо по колену. – Прекрасно! – Затем он поднял руку ладонью вперед и сделал характерный жест пальцами. – Что я показываю? – спросил Хагбард.
– Похоже на «знак мира», только пальцы сложены вместе, – ответил Джордж в замешательстве.
– Вот что бывает с невежественными баптистами, – засмеялся Джо. – Как сын Истинной Церкви, я скажу тебе, Джордж, что это жест католического благословения.
– Неужели? – удивился Хагбард. – Взгляни‑ ка на тень, которую моя рука отбрасывает на книгу. – Он поднес к ладони книгу, и они увидели голову рогатого Дьявола. – Солнце, источник света и энергии, символ спасения; моя рука в священном молитвенном жесте. Сложи оба этих символа вместе – и получишь Сатану.
– И что это, черт побери, значит? – требовательно спросил Джо. – Зло – лишь тень, мнимое явление? Вся эта обычная мистическая ахинея? Расскажи это тем, кто пережил Освенцим.
– Ну а если, – парировал Хагбард, – я скажу тебе, что добро – лишь тень и мнимое явление? Несколько современных философов заработали себе репутацию крепких реалистов, весьма правдоподобно аргументируя подобную точку зрения. Но это ведь лишь зеркальное отражение того, что ты называешь обычной мистической ахинеей!
– Что же, в таком случае, реально? – упорствовал Джо. – Мария, королева мая, или Кали, мать убийц, или Эрида, синтез их обеих?
– Реален лишь бред, – ответил Хагбард. – Все образы, с которыми ты сталкиваешься на пути, нереальны. Если ты продолжаешь двигаться вперед, минуя их, то в конце концов начинаешь это понимать.
– Солипсизм. Школярский солипсизм, – сказал Джо.
– Нет. – Хагбард усмехнулся. – Солипсист считает реальностью бредящего.
– Хагбард, – позвал Гарри Койн, – там какие‑ то люди на дороге машут флажками.
Хагбард повернулся и посмотрел вперед.
– Тормози. Это парни с «Лейфа Эриксона». Остановись, где они показывают, Гарри.
Хагбард дотянулся до серебряной вазы, вмонтированной около заднего сиденья, и вынул один бутон из букета свежих роз, поставленного им туда утром. Он аккуратно воткнул бутон себе в петлицу. Огромный золотистый «бугатти» плавно притормозил, и четверо мужчин вышли из машины. Гарри похлопал длинной худой рукой по огромному переднему крылу автомобиля.
– Спасибо, Хагбард, что дал мне порулить такой классной тачкой, – сказал он. – Это самое лучшее, что кто‑ либо делал для меня в этой жизни.
– Ошибаешься. Теперь ты будешь хотеть собственный «бугатти». Или, что еще хуже, станешь напрашиваться ко мне в шоферы.
– Не буду. Но могу заключить с тобой сделку. Ты отдашь мне эту машину, а когда тебе захочется куда‑ нибудь в ней отправиться, я тебя отвезу.
Хагбард расхохотался и хлопнул Койна по плечу.
– Если все время будешь таким же умным, то и впрямь когда‑ нибудь заимеешь такую тачку.
Автомобили, следовавшие за «бугатти» длинной вереницей, тоже останавливались у обочины. От дороги к озеру был отлогий спуск, покрытый аккуратно подстриженной, как на газоне, травой. В озере неподалеку от берега покачивался на мелких волнах круглый золотой спасательный буй, испускавший облачка красноватого дыма.
Из «мерседеса», затормозившего сразу за «бугатти», вышла Стелла. Джорджу захотелось, чтобы вслед за ней вышли Мэвис и мисс Мао, но этого не случилось. Он смотрел на Стеллу и не мог вымолвить ни слова. Стелла обернулась и, ничего не сказав, взглянула на него. В ее глазах была печаль. Джордж надеялся, что, когда они окажутся на подводной лодке, все будет иначе и лучше. Там у них появится возможность поговорить друг с другом.
Из розового «кадиллака», остановившегося за «мерседесом», выбрались Саймон Мун и Кларк Кент. Они с возбуждением что‑ то обсуждали. На них Стелла даже не взглянула. За «кадиллаком» остановился мотоцикл. С него слез Отто Уотерхаус. Стелла посмотрела на Отто и перевела взгляд на Джорджа. Отто взглянул на Стеллу и тоже посмотрел на Джорджа. Неожиданно Стелла отвернулась и начала спускаться к озеру. На берегу стоял огромный надутый спасательный плот. Когда Стелла приблизилась к нему, сидевший на плоту человек из команды Хагбарда встал и протянул ей костюм для подводного плавания. Неторопливо, словно она была совершенно одна, Стелла сняла с себя крестьянскую блузу, юбку, разделась догола. Затем она начала натягивать на себя гидрокостюм. Тем временем за руль «бугатти» Хагбарда сел другой человек и стал съезжать по лужайке к озеру. Еще двое держали широко открытым громадный прозрачный пластиковый мешок, в который и въехал «бугатти», после чего они туго перевязали горловину мешка крепкой проволокой. Тросы, привязанные к мешку, натянулись, и он медленно соскользнул с лужайки в воду. Это выглядело величественно и в то же время комично. Оказавшись на некотором расстоянии от берега, мешок поплыл. Неожиданно из‑ под воды вынырнули два аквалангиста с мощными скутерами. Заняв места по обе стороны плывущего пластикового пузыря, эти люди привязали тросы к скутерам. Затем они включили двигатели и через мгновение скрылись в глубине вместе с машиной.
Между тем на берегу появились еще надувные плоты, и люди Хагбарда начали надевать гидрокостюмы, доставленные на них с подводной лодки.
– Я никогда этого не делала, – произнесла Леди Велькор. – Вы уверены, что это безопасно?
– Не волнуйся, детка, – сказал Саймон Мун. – Это может сделать даже мужчина.
– Где твоя подруга, Мэри Лу? – спросил Джордж.
– Она ушла от меня, – процедил Саймон. – Спятила к черту от этой поганой кислоты.
НЕТ потому что в конечном счете белые и черные и мужчины и женщины должны прийти к взаимопониманию и равенству Нет потому что этот раскол не может продолжаться вечно в том смысле что черт я это понимаю но Нет не могу не сейчас Нет я еще не готова тот пенис который как мне казалось был у меня прошедшей ночью это не просто какая‑ то фрейдовская галлюцинация за физическим пенисом скрывается некая фаллическая сила Нет действие из центра тела как говорит Саймон а Хагбард называет действием от всего сердца Нет лишь несколько человек имеют сейчас на это право Нет большинство из нас не выучилось и у нас нет шансов выучиться и это реальная кастрация реальная импотенция у мужчин и женщин белых и черных Нет мы считаем эту силу фаллической потому что живем в патриархальном обществе Нет я не могу быть женщиной Саймона и вообще чьей‑ то женщиной Нет вначале я должна стать своей собственной женщиной и на это могут уйти годы на это может уйти вся жизнь и я этого так никогда и не добьюсь но я должна попытаться нельзя закончить жизнь как папа и как большинство черных и как заканчивает жизнь и большинство белых Нет возможно я снова встречу Саймона возможно мы сможем сделать вторую попытку этот кислотный псих Тимоти Лири говорил ты можешь стать кем угодно когда захочешь оказаться здесь во второй раз Нет не на этот раз это должно быть во второй раз Нет я сказала Нет я не буду Нет
– Я чертовски надеюсь, что Гауптманн не солгал и за мной не было слежки, – сказал Хагбард. – Чтобы всем нам оказаться на подводной лодке, потребуется довольно много времени.
– А что будет с машинами? – спросил Гарри Койн.
– «Бугатти» слишком прекрасна, чтобы я с ней расстался, поэтому‑ то я и забираю ее на борт «Лейфа Эриксона». Остальные машины мы попросту оставим здесь. Возможно, кто‑ нибудь из тех, кто приехал на фестиваль, ими воспользуется.
– Насчет фрицев не волнуйтесь, – сказал прогуливавшийся неподалеку Джон‑ Джон Диллинджер. – Если будут создавать проблемы, мы ответим им краткими, но острыми словами старого доброго мистера Томпсона. Пусть умрут со смеху.
– Мир – это прекрасно, – кисло промолвил Хагбард.
– Дадим ему шанс, – отозвался Малаклипс, все еще в облике Жана‑ Поля Сартра. – Чтобы мир распространился, нужно время. Надо, чтобы отсутствие иллюминатов почувствовалось. Разницу непременно увидят все.
– Сомневаюсь, – отозвался Хагбард. – Дили‑ Лама был прав во всем.
Вся операция по переправке людей Хагбарда с аквалангами на борт «Лейфа Эриксона» заняла более часа. Ожидая своей очереди, Джордж жадно всматривался в глубины озера. Увидев наконец подводную лодку, сверкающую, словно гигантский золотой дирижабль, он почувствовал себя счастливым.
«По крайней мере, хоть это реально, – подумал Джордж. – Я вижу лодку снаружи, и она такая же огромная, как мне казалось. Пусть даже она никуда не плывет и все это происходит в Диснейленде».
Час спустя подлодка уже шла Валусийским морем. Джордж, Джо и Хагбард находились на мостике. Хагбард стоял, прислонившись к драконьей голове, которая когда‑ то украшала нос настоящей ладьи викингов, а Джордж и Джо вглядывались в бездонные серые морские глубины и наблюдали за проплывавшими мимо странными незрячими рыбами и чудовищами. – В этом море есть разновидность грибов, эволюционировавших в нечто вроде морских водорослей, – сказал Хагбард. – Они люминесцентные. Другого света здесь нет, и потому зеленые растения не растут.
В отдалении появилась точка, она быстро увеличивалась в размерах, и наконец Джордж различил дельфина. Безусловно, это был Говард. На спине у него был закреплен акваланг. Приблизившись, Говард сделал сальто, и из динамика донесся его транслированный голос. Дельфин пел:
Таких, как он, лишь раз Земля рождает. Вода кипит, когда он проплывает. Под ним трясется ложе океана, И славлю я его, Левиафана!
Хагбард покачал головой.
– Ниже всякой критики. С БАРДАКом пора что‑ то делать, он совершенно не умеет переводить поэзию. О чем ты говоришь, Говард?
– Ага, – сказал Джо. – В прошлый раз, когда я был на борту, мне не довелось увидеть твоего друга, говорящего дельфина. Привет, Говард. Я – Джо.
– Привет, Джо, – отозвался Говард. – Добро пожаловать в мой мир. К сожалению, в данный момент он не очень гостеприимен. В Атлантике нам грозит большая опасность. Там рыщет сам Левиафан, истинный правитель иллюминатов. На краю Тихого океана дрожит земля, это обеспокоило Левиафана настолько, что он поднялся из глубин. Кроме того, он знает, что его главные поклонники, иллюминаты, мертвы. Левиафан узнал о их смерти, считывая информацию с пульсаций энергии сознания, которые достигают самого дна.
– Не может же он съесть подводную лодку, – сказал Хагбард. – И потом, мы хорошо вооружены.
– Он может расколоть лодку с такой же легкостью, как чайка раскалывает пингвинье яйцо, – ответил Говард. – А твоего оружия он вообще не заметит. В сущности, он неуничтожим.
Джо и Джордж недоверчиво переглянулись. Хагбард пожал плечами.
– Я буду осторожен, Говард. Мы не можем повернуть обратно. Нам нужно в Северную Америку. Постараемся ускользнуть от Левиафана, если его увидим. – Он заполняет целый океан, – сказал Говард. – Тебе в любом случае придется его увидеть, а он увидит тебя. Что бы ты ни делал.
– Не преувеличиваешь опасность?
– Разве что самую малость. А теперь я должен с тобой попрощаться. Я считаю, что на этой неделе мы хорошо поработали и угроза как для моего народа, так и для твоего, исчезла. Наша дельфинья стая рассеивается и уходит разными путями в Северную Атлантику. Я покидаю Валусийское море через Шотландский проход. По нашему мнению, Левиафан направится на юг, вокруг мыса Горн в Тихий океан. Все, что плавает и испытывает голод, движется в том же направлении. К сожалению, в воде полно свежего мяса. Прощайте, друзья.
– Пока, Говард, – попрощался с ним Хагбард. – Ты помог мне построить замечательный мост.
– Да, мост был отличный, – согласился Говард. – Жаль только, что тебе пришлось его утопить.
– А что это за баллоны на спине Говарда? – поинтересовался Джо.
– Для дыхания под водой, – ответил Джордж. – В Валусийском море нет воздуха, поэтому Говард вынужден пользоваться аквалангом, пока не попадет в открытый океан. Хагбард, что он там говорил насчет истинного правителя иллюминатов? Я много раз слышал, что было пять Первоиллюминатов. Четыре из них – это семья Зауре. Остается один. Это Левиафан? Неужели всем заправляет какое‑ то морское чудовище? Это и есть та самая большая тайна?
– Нет, – ответил Хагбард. – Тебе придется вычислить, кто пятый Иллюминатус Примус. – Он незаметно для Джорджа подмигнул Джо. – Под истинным правителем Говард имел в виду богоподобное существо, которому поклоняются иллюминаты.
– Морское чудовище? – переспросил Джо. – В кино, которое мне показывали в том доме на Нижнем Ист‑ Сайде, был какой‑ то намек на морское чудовище колоссального размера и силы. Но первые иллюминаты – компания Груада – изображались там солнцепоклонниками. Огромная пирамида с глазом якобы символизировала божественный глаз Солнца. Черт возьми! Кто такие вообще эти люди с их фильмом? Сейчас я знаю, кто такая мисс Мао, но до сих пор не понимаю, кто были остальные?
– Эридианский Фронт Освобождения, или ЭФО, – ответил Хагбард. – У них несколько иное, чем у нас, представление о предыстории и происхождении иллюминатов. Но они, как и мы, считают, что религию изобрели иллюминаты.
– Первородный грех, да? – сардонически произнес Джо.
– Тебе, Джо, следовало бы самому создать религию, – заметил Хагбард.
– Почему?
– Потому что ты редкостный скептик.
– Мы вернемся в Америку, правда? – спросил Джордж. – И приключение будет более или менее окончено?
– По крайней мере, эта его фаза, – отозвался Хагбард.
– Ладно. Я хочу попробовать написать о том, что мне довелось увидеть и пережить. Увидимся позже, ребята.
– Вечером в кают‑ компании будет роскошный ужин, – предупредил Хагбард.
– И не забудь, – напомнил Джо, – что «Конфронтэйшн» имеет преимущественное право на все, что ты напишешь.
– Поцелуй меня в жопу, – донесся голос Джорджа из‑ за закрывающейся двери.
– Все равно больше нечем заняться. Дайте две, – сказал Отто Уотерхаус.
– Как это, не понял, – удивился Гарри Койн. – А как же та нигра, Стелла, твоя девчонка? Почему ты не с ней?
– Потому что ее не существует, – сказал Отто, забирая с полированного стола две карты, которые ему сдал Джон‑ Джон Диллинджер. Мгновение он внимательно изучал их и затем опустил в кувшин банкноту в пять тонн льна. – Как не существует мисс Мао и не существует Мэвис. За ними скрывается одна женщина, а все, что со мной было, – галлюцинация.
|
|
|
