Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Воскресенье, 27 августа (Скаут)




Самолет Пакстона приземляется через пятнадцать минут, а мы застряли в пробке. Ненавижу опаздывать. На экране телефона открыто расписание прилетов авиакомпании "Юнайтед" и последние тридцать минут я обновляю его каждые тридцать секунд. Как будто, если самолет находится так близко, это его как-то задержит. Определенно, я зациклилась.

Я стучу по колену в такт песни, которая играет по радио, не потому, что она мне нравится — просто не могу сидеть спокойно и всегда ерзаю, когда нервничаю. Жаль, что не могу успокаиваться по желанию. Я пыталась медитировать, но у меня не получается отключить мозг. Иногда ему нравится упрямиться.

Прикусив щеку, смотрю в окно. Неожиданно Густов кладет свою ладонь поверх моей и крепко прижимает ее к колену. Я поворачиваюсь и смотрю на его руку. Он никогда так не дотрагивался до меня. Я чувствую его прикосновение всем телом. Как будто через сердце прошел разряд электрического тока. Но он быстро убирает свою руку.

— Расслабься. Мы прибудем вовремя. Обещаю. — Его голос всегда звучит уверенно, даже, когда это совсем не так.

— Я просто не люблю опаздывать, — объясняю я, пытаясь оправдать свое беспокойство.

— Наверное, тебе стоило выбрать другого водителя. Опоздун — мое второе имя, подруга — добродушно задирает он меня.

Я вздыхаю. Густов прав. Глупо так переживать. Он вот, например, полностью расслаблен и лениво улыбается, что в последние дни происходит все чаще и чаще.

— Прости.

— Не бери в голову, Нетерпюха.

— Ты только что назвал меня Нетерпюха? — прищурившись, спрашиваю я его.

Он кивает и фальшиво кашляет.

— Да, это твое прозвище с нашей первой встречи. Не хотел тебе этого говорить, но ты до ужаса нетерпеливая, — широко открыв глаза и ухмыляясь, говорит он.

Я недовольно фыркаю... потом делаю глубокий вдох... и, также широко открыв глаза, соглашаюсь с ним.

— Я знаю, что до ужаса нетерпеливая.

— Признание проблемы — первый шаг к выздоровлению.

— А тебя это волнует? Ты определенно обратил на это внимание давно. Я даже и не предполагала, что моя нетерпеливость заслуживает прозвища.

— Сначала не особо, — с улыбкой говорит он. — Но это потому, что моя собственная жизнь была не очень. А теперь волнует. Нельзя судить, если не знаешь с каким дерьмом приходится иметь дело кому-то еще. Именно это я вынес для себя за прошедшие несколько месяцев. Мне кажется, что у тебя тяжело на сердце, а в таком случае все всегда кажется трудным. Даже жизнь. Поверь мне, я это знаю. Негатив накапливается и омрачает спокойствие.

— Спокойствие, — снова недовольно фыркаю я. — Не думаю, что мы с ним встречались.

— Ты найдешь его. Однажды ты найдешь его, — подмигивает он. — Поверь мне.

— Верю, — шепчу я. Не знаю почему, но верю.

Остаток пути мы проводим в молчании.

Когда мы подъезжаем к аэропорту, Пакстон, улыбаясь во весь рот, уже ждет нас на выходе. Думаю, он увидел пикап Густова еще издалека. Его очень трудно не заметить: старый, ржавый, битый и двухцветный — кабина одного цвета, все остального — другого. Но мне он нравится. Нравится, потому что я знаю, что у него достаточно денег, чтобы купить любую машину. Но что водит он? Он уже много лет водит эту рухлядь. Уверена, Густов не согласился бы отдать его даже, если кто-то предложил бы ему миллион долларов. Мне это очень нравится.

Моя грудь сжимается от счастья, когда Пакстон, позабыв о сумках, бросается ко мне. Я даже и не понимала, как соскучилась по нему... до этого момента. Он — моя семья. Мой единственный и самый верный друг.

Я крепко обнимаю его, чувствуя себя как дома. Как давно у меня не было таких ощущений. Пакстон всегда был для меня домом.

— Спасибо, Скаут, — с облегчением говорит он, обнимая меня. Может, он и подросток, но никогда не сдерживает своих эмоций со мной.

Я крепко прижимаю его к себе.

— С приездом. Я рада, что ты здесь, — отпустив его, я делаю шаг назад.

Пакстон сияет от счастья. Он подрос, теперь наши глаза находятся на одном уровне. Он не должен выглядеть таким взрослым. Он должен быть ребенком, а не семнадцатилетним мужчиной.

Дверь со стороны водителя открывается и закрывается, привлекая внимание Пакстона. Он смотрит на Густова с явным благоговением в глазах. Как я уже сказала, Пакстон никогда не сдерживает эмоций в моем присутствии.

— Я так полагаю, ты — Пакстон? Если только твоя кузина не увлекается автостопщиками. Но в этом нет ничего плохого. Каждому нужно какое-нибудь хобби, — говорит Густов, вставая рядом со мной.

Пакстон нервно смеется, глядя на Густова как на бога. Он всегда был ужасно стеснителен и сдержан с незнакомцами. Но я его в этом не виню. Он вырос в доме, где доверие было пустым звуком. Обещания постоянно нарушались. Я смогла к этому приспособиться потому, что привыкла к худшему и была взрослее. Пакстон так никогда этого и не сделал. Он был юн и раним; когда родители что-то обещали ему, Пакстон ожидал, что они так и сделают. В большинстве случаев, его ожидания не оправдывались. Пакстон — единственный человек в мире, которого я никогда не обману. Просто потому, что все остальные уже это сделали.

— Пакстон — это Густов Хоторн. Густов — это Пакстон.

Густов протягивает руку, Пакстон неохотно берет ее.

— Просто Гас, Пакс. Добро пожаловать в Южную Калифорнию. Как прошел полет на большой птице?

Пакстон все еще держит его руку, но больше не трясет ее. Он просто не отрывая глаз смотрит на Густова. Я толкаю его в плечо, чтобы он очнулся.

Пакстон вздрагивает и начинает быстро моргать. Он не может произнести ни слова, поэтому я повторяю вопрос:

— Как прошел полет?

Он кивает.

— Хорошо. Очень хорошо. Если только не считать турбулентности над Средним Западом. Но в остальном все было хорошо. Очень хорошо, — бессвязно говорит он. Пакстон определенно нервничает.

Если Густов это замечает, то никак не реагирует.

— Ну что ж, Пакс, давай забросим твои чемоданы в машину. — Он хватает один, а Пакстон — другой. — Это все?

Пакстон кивает, выглядя при этом так, как будто ему стыдно.

— Ага.

— Живешь налегке. Мне это нравится. Думаю, мы подружимся, — говорит Густов, проходя мимо, чтобы залезть в машину, и хлопая его по плечу.

На лице Пакстона мелькает облегчение. Это незначительный жест, но моя благодарность не знает границ. Его доброта только что сделала Пакстону день.

Я улыбаюсь, предчувствуя, что все будет хорошо.


 

Вторник, 29 августа (Гас)

Сегодня Пакс начинает учиться в новой школе, в которую его вчера записала Нетерпюха. Непонятно только, почему она опаздывает сегодня на работу. Я слоняюсь по дому. Делать абсолютно нечего. Кстати, мне нравится этот ребенок. Мы быстро с ним подружились. Иногда ты встречаешь человека и понимаешь, что это было не случайно. Что он нужен тебе или ты нужен ему, а иногда и то, и другое. Этому парню определенно кто-то нужен. Ему нужны друзья. У меня такое чувство, что у него большие проблемы в этом плане.

В ожидании Пакса, я хватаю несколько кусков бананового хлеба, который вчера вечером приготовила Нетерпюха. Когда Пакс наконец заходит на кухню, я понимаю, что он чертовски нервничает. Hе хочу ухудшать его состояние, говоря об этом, поэтому делаю вид, что ничего не заметил.

— Как дела, солнце? — Пакс очумело смотрит на хлеб в моей руке. — Хочешь подкрепиться? — Я показываю на пакет, который лежит на кухонной стойке позади меня.

— Это Скаут приготовила его?

Я откусываю еще один кусок и жуя, говорю:

— Да. Он охуительный.

Пакстон улыбается, как будто то, что я только что произнес слово на букву "х" — самая потрясная штука в мире.

— Моя мама никогда не готовит. Иногда, мне кажется, что Скаут научилась это делать только для того, чтобы я не голодал.

Странный комментарий. У меня такое чувство, что он и правда имел в виду то, что сказал. Я ничего не знаю о прошлом Нетерпюхи за исключением того, что мама Пакстонa — это ее тетя Джейн, с которой она иногда разговаривает по телефону. А еще я знаю о гребаном Майкле. И все.

После того, как Пакс съедает несколько кусков бананового хлеба, я предлагаю начать выдвигаться в школу.

— Нам пора ехать, чувак. Твоя кузина убьет меня, а из останков сделает наживку для акул, если мы опоздаем в первый же день. Она повернута на пунктуальности.

Как будто в подтверждение моих слов в кармане начинает звонить телефон.

Сообщение от Нетерпюхи.

"Вы уже едете?"

Я подношу экран так, чтобы Пакс мог его прочитать. Он прищуривается, и я мысленно отмечаю, что нужно спросить Нетерпюху, что он носит: очки или контактные линзы. Ему определенно тяжело читать смс.

— А кто такая Нетерпюха? — глядя на меня, удивленно спрашивает Пакс.

Я смеюсь, потому что позабыл, что забил ее так несколько месяцев назад.

— Прости, это Скаут.

Он раздумывает около минуты, а потом улыбается.

— Иногда она и правда немного нетерпеливая.

— Иногда? Черт, да ты само великодушие.

Он знает, что я шучу. Вроде как. И тоже смеется. Его смех немного сдержан и больше похож на хихиканье. Как будто внутри этого парня прячется свет, который отчаянно хочет вырваться наружу, но не знает как. Мысль об этом заставляет меня чувствовать себя никчемным. Раньше, я воспринимал смех как нечто само собой разумеющееся. Я был окружен им много лет. Но потом он умер вместе с Опти. И теперь я должен научиться смеяться заново.

Мы связаны. Нам обоим нужно найти свой свет.

На подъезде к школе, я бросаю на него косой взгляд.

— Чувак, тебя высадить перед входом или на улице? Не хочу пятнать твое появление в первый день своей колымагой.

Я люблю свою машину, но знаю, что все остальные не должны относиться к ней также. К тому же, мне кажется, что у этого ребенка очень большие заморочки. Не хочу, чтобы над ним издевались только потому, что какой-то мудак увидит его, выходящим из моего пикапа и решит поприкалываться по этому поводу. Я пытаюсь предотвратить возможные проблемы.

— Высади меня перед школой. Я не возражаю против колымаги, — улыбаясь, говорит он.

— Ну и хорошо. — Я протягиваю руку, и он звонко ударяет своей ладонью о мою.

Когда машина останавливается, он поворачивается и широко открытыми глазами смотрит на меня. На его лбу блестят капельки пота, а выражение лица просто кричит о панике. Приходится прочитать ему напутственную речь в исполнении Гаса.

— Пакс, ты круче, чем обратная сторона подушки. Запомни это. Иди и покажи им, что значит ад, чувак.

— Спасибо, Гас, — улыбаясь, говорит он.

— Да не за что. Увидимся в три тридцать. Я постараюсь припарковаться здесь же. Если буду опаздывать, то отправлю сообщение. Предупреждаю сразу, скорее всего я опоздаю, потому что всегда это делаю. Такой уж я уродился.

***

Угадайте, кто приехал на пятнадцать минут раньше? Вот этот самый парень. Горжусь собой. Не хочу подводить этого ребенка, потому что это значит разочаровать не только его, но и Нетерпюху.

Пакс, опустив голову, идет к машине. Интересно, он весь день так ходил? Пытаясь быть незаметным. Раствориться в толпе. Подняв голову, он улыбается мне. Я в ответ тоже расплываюсь в улыбке.

— Как прошел первый день того, что предстоит делать до конца жизни?

— Нормально, — нейтрально отвечает он. Это может быть и хорошо, и плохо. Я не достаточно хорошо знаю Пакстона, что прочитать его.

— Познакомился с цыпочками?

Он смотрит на меня так, как будто я издеваюсь над ним.

— Что? Это нормальный вопрос. Мы — парни, и нами правят девчонки. Это истина жизни.

У него слегка кривится рот, и краснеют щеки.

— Ага. Уже положил глаз на молодую кобылку. Как ее зовут, чувак?

— Мейсон. — Его щеки начинают гореть на девять из десяти уровней яркостей.

Я смеюсь и хлопаю его по плечу.

— Отвезу тебя в "Царство Мороженого" и ты мне все расскажешь о восхитительной Мейсон.

Я держу свое слово.

Так же как он.

Я еще не видел его таким счастливым.


 

Суббота, 2 сентября (Гас)

— Пакс, я тебя предупреждаю, — говорю я, включая свет на лестнице, которая ведет в подвальное помещение. — Если ты спишь голый, то прикрой свою пипипку, потому что я спускаюсь.

Еще очень рано. Суббота. Нам следовало бы спать. Мне не хочется будить его, но это единственное время, на которое я смог договориться. Пакс переворачивается на спину и прикрывает глаза от света рукой.

— Который сейчас час, Гас?

— Шесть пятнадцать. Дико извиняюсь, но нам скоро выходить. Умывайся и спускайся вниз через двадцать минут.

Он приподнимает ладонь и, прищурившись, смотрит на меня из-под нее.

— А куда мы идем?

— Секрет.

На самом деле никакого секрета нет. Мы собираемся к окулисту, но я скажу ему об этом, когда он полностью проснется.

***

Мы успеваем на прием за несколько минут до его начала.

Пакс в недоумении, когда я припарковываюсь и выхожу из машины.

— А зачем мы здесь?

— Ты когда-нибудь проверял зрение?

Он качает головой.

— Ну, все когда-то бывает в первый раз. Пошли, muchaco[7].

Пакс заполняет формы и через несколько минут он уже у доктора. Я болтаю с пожилой женщиной, сидящей рядом со мной. Она ожидает мужа, которому проверяют катаракту. Этой классной даме с абсолютно седыми волосами, наверное, уже около восьмидесяти. К тому времени, как выходит Пакс, я уже знаю, сколько у нее детей, внуков и правнуков и посмотрел фотографии большинства из них. Я также в курсе, что она родилась в Мэне, но сорок лет назад они переехали в Сан-Диего из-за работы мужа. А еще у них есть померанский шпиц по имени Битси. Oт нее пахнет детской присыпкой. Замечательная женщина, она мне нравится. Пакс с поникшей головой тащится ко мне.

— Ну и каков вердикт?

— Он сказал, что мне нужны очки.

"Определенно" думаю я. Несколько дней я наблюдал за тем, как он прищуривается.

— Хорошо. Давай их подберем.

Мы сидим за столом с восхитительным пикантным окулистом по имени Бренди. Когда она спрашивает, что он предпочитает — очки или линзы, Пакс смотрит на меня.

Я пожимаю плечами.

— Что ты хочешь, Пакс? Это твой выбор.

Он тоже пожимает плечами.

— Мне не нравится, когда что—то касается глаз. Не думаю, что смогу вставить в них линзы. Но я также не хочу выглядеть как придурок в очках.

— Придурок? — смеясь, переспрашиваю я. — Ты симпатичный, чувак и очки тебя не изуродуют. Посмотри, она носит очки и сногсшибательно в них выглядит, — говорю я и подмигиваю для пущего эффекта. Бренди улыбается и краснеет.

— Простите за грубость. Ваши очки очень красивые, — заикаясь, произносит он, когда понимает, что оскорбил ее.

— Почему бы тебе не примерить несколько оправ и не выбрать ту, что понравится?

Следующие тридцать минут Пакс примеряет все, что мы ему даем. В конце концов, он останавливается на очках с черной оправой. Они хорошо сочетаются с его темными волосами и бледной кожей.

Бренди предлагает нам вернуться после двух, чтобы забрать готовые очки, я оплачиваю все, и мы идем по магазинам. Парню нужна новая одежда. В предыдущей школе он носил форму, а для повседневной жизни у него нет ничего, кроме темно-синих теннисок, белых рубашек и светлых брюк. Я не знаю Пакса, тем не менее уверен в том, что он не из тех чуваков, которым нравится такая одежда. Он выглядит нерешительным, когда я предлагаю ему выбрать несколько пар джинсов и рубашек. То ли не знает, что ему нравится, то ли не хочет, чтобы я тратил на него деньги. Наверное, и то, и другое.

Когда он, наконец, решается, то постоянно спрашивает:

— Что ты думаешь, Гас? Это круто?

Первые несколько раз я отвечал:

— Не мне это носить. Тебе они нравятся?

Не хочу, чтобы он выбирал одежду только потому, что она нравится мне. Когда до меня доходит, что он ошеломлен, я понимаю, что Пакс никогда не делал этого раньше. Судя по всему, его одевала мама.

— Закрой глаза.

— Зачем? — спрашивает он.

— Просто сделай.

Он послушно закрывает глаза.

— А теперь, когда откроешь их, я хочу, чтобы ты пошел и выбрал ту вещь, которая прокричит тебе: "Привет, Пакс. Я такая клевая. Я нужна тебе. Хорошо?

Он улыбается и кивает.

— Хорошо.

— Открывай глаза.

Посомневавшись пару секунд, Пакс идет к футболке, которая висит на вешалке на дальней стене. На ней черной краской с белой обводкой написано: "Крутость — это состояние ума".

— Отличный выбор. Не то чтобы мне хотелось подражать тебе, но я хочу такую же.

Он охотно помогает мне найти подходящий размер.

После этого дело сразу идет быстрее, он набирает несколько футболок, толстовок и джинсов и идет в примерочную. Я убедился, чтобы у него была новая смена одежды на каждый день. Так что стирать можно будет только по выходным.

Пообедав, мы направляемся в скейтшоп, чтобы купить новые кроссовки, потому что те, которые на нем, выглядят потрепанными и, скорее всего, малы. А другая пара обуви, которая у него есть, — коричневые кожаные туфли. Судя по тому, что они выглядят так, как будто принадлежат мужчине среднего возраста, это часть школьной формы. Пакстон выбирает пару темно-синих "Халф Кэбов" и сразу же одевает их, оставляя старые кроссовки в магазине.

По пути домой мы забираем новые очки. Я молчу, краем глаза наблюдая за ним всю дорогу. Парень выглядит так, как будто был слеп и ему только что вернули зрение.

Он спокоен, просто пытается переварить произошедшее. Это делает меня счастливым.

— Пакс, да ты крут в этих очках. Подожди, когда Мейсон тебя увидит.

Он смущенно улыбается, краснеет, как и каждый раз, когда я произношу ее имя, и отворачивается к окну. Я знаю, что он все еще улыбается. Я это чувствую.

Когда мы приезжаем домой, он хватает свою новую одежду, чтобы унести ее вниз, и через несколько минут появляется в новых джинсах и футболке с надписью "Нирвана".

— Пошли со мной, — говорю я, показывая в сторону своей комнаты.

Пакс, широко открыв глазa, осматривает обстановку. В моей берлоге довольно пусто, если не считать кучи грязной одежды на полу. Кровать, прикроватная тумбочка, маленький шкаф. И три гитары: из которых две электрические, которые стоят в футлярах возле двери в туалет, и акустическая в углу.

— Прости за беспорядок. Мне стоило бы заняться стиркой еще две недели назад.

Я достаю из шкафа картонную коробку с футболками "Rook" и опускаю ее на пол.

— Не знаю, слушал ли ты нашу музыку, но если хочешь пару футболок, то не стесняйся, возьми. Ну, а если нет, так нет, чувак.

У него загораются глаза.

—Правда?

— Конечно, — киваю я.

Пакс встает на колени и начинает рыться в коробке. Выбрав две, он поднимает голову и смотрит на меня.

— "Rook" — моя любимая группа. Спасибо.

Это удивляет меня.

— Правда?

Он с энтузиазмом кивает.

— Да, я слушаю вас парни с прошлой осени, когда вышел первый альбом.

— Вау. Спасибо, чувак. — Да, нас иногда узнают на улицах, но в глубине души меня все еще приводит в изумление то, что кто-то знает " Rook".

— Вообще-то, мой отец, Джим Риджли, — ваш тур-менеджер, — говорит он, как будто извиняясь за это.

— Твой отец — это гребаный Гитлер? — спрашиваю я, сразу пожалев о том, что произнес это вслух.

Пакс смеется и мне сразу же становится легче от того, что мои слова не оскорбили его. Я прокручиваю в голове полученную информацию, пытаясь связать все в одно целое. Если Гитлер отец Пакстона, значит он дядя Нетерпюхи. Неудивительно, что она лучше всех с ним ладила. Нет, их отношения мне совсем не показались семейными, но она была единственной, кто мог выносить все его дерьмо и разговаривать с ним так, чтобы не выходить из себя. Теперь понятно, почему он доверял ей.

Пакс решает не заострять внимание на моем комментарии.

— Честно сказать, я не могу поверить, что стою в твоей комнате? Ты и пишешь в ней?

— Обычно. Но я уже довольно давно ничего не писал.

Теперь на его лице появляется выражение недоумения.

— А как же следующий альбом? Он ведь будет? Пожалуйста, скажи, что будет.

Я киваю, хотя это неправда.

— Конечно, будет.

Он улыбается, не услышав сомнения в моем голосе.

— Это хорошо. Мне нужен новый альбом. Я мог бы слушать первый целыми днями до конца своей жизни, но... — с надеждой смотрит на меня он.

Но.

Вот такая у меня сейчас жизнь.

Но.

C колебаниями и неизвестностями.


 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...