Совет при высочайшем дворе. Имперская идея

Неудачный проект Панина 1763 года не отбил у Екатерины охоту учредить Совет, а лишь скорректировал план создания будущего совещательного органа. Вся предыстория самодержавия говорила о необходимости создания такого органа. В результате Екатерина пошла по традиционному пути и в конце 1768 года создала такой «Совет при высочайшем дворе», компетенции которого четко не определялись, а общая задача его деятельности была сформулирована по‑старинному туманно:

Иметь как рассуждение, так и бдение, дабы ничего не было упущено, что служить может к обороне и безопасности государства, также и к военным действиям, о чем о всем сей Совет беспосредственно Нам докладывать должен.

Словом, советуйте, а мы посмотрим! Естественно, что в состав Совета вошли только близкие, доверенные сановники Екатерины. Совет занимался множеством дел, но императрица при окончательном решении могла и не считаться с советами его членов.

Созданный Совет нельзя рассматривать изолированно от всей системы власти, которая сложилась при Екатерине. Он был одним из ее важных элементов, причем общий характер созданной системы и ее функционирования строился на началах, прямо противоположных тем, о которых ратовал в своем проекте Панин. Это было, по терминологии историков русского права XIX века, «личное начало». Оно проявилось в реформе Сената, когда генерал‑прокурор А. А. Вяземский приобрел огромную власть – большую, чем его предшественники, начиная с первого генерал‑прокурора П. И. Ягужинского. Известно, что в секретной инструкции Вяземскому Екатерина написала: «Совершенно надейтеся на Бога и на меня, а я, видя ваше угодное мне поведение, вас не выдам». Таким образом, воля императрицы была выше закона. Личное начало проявлялось и в том значении, которое придавалось при Екатерине II президентам трех важнейших коллегий – Военной, Адмиралтейской и Иностранных дел. Эти президенты – доверенные люди, фактически были министрами, управлявшими своими учреждениями практически без всякой коллегиальности. В этом видна давняя, еще с петровских времен традиция выделения трех первейших коллегий из ведомства Сената и отсутствие в них коллегиальности.

Ко временам Екатерины II введенная Петром Великим коллегиальность управления не выдержала испытание временем ни в Сенате, ни в центральных учреждениях. Система самодержавия, порожденное им господство фаворитов, «ласкателей» и «сильных людей», низкая исполнительская культура чиновников – все это делало коллегиальность формальной и малоэффективной.

Изменения в сфере высшего и центрального управления были связаны не только с неэффективностью коллежского начала, но и с желанием Екатерины II глубже, чем ее предшественники, вникать в дела и реально управлять страной. Известно высказывание Екатерины II о том, что она часто видит тщетность всех своих усилий. Что бы она ни делала, для России это остается каплей в море. Если отбросить литературность этого высказывания, то можно понять проблемы императрицы – повелительницы гигантской страны, размеры которой продолжали увеличиваться. В царствование Екатерины II разнообразные геополитические факторы, связанные с расширением империи, начинают оказывать все более серьезное влияние на внутреннюю политику, устройство государства. Если при Петре I, когда Россия получила название империи, для политики все же были еще характерны типично средневековые представления о статусе многих завоеванных и добровольно присоединенных к России нерусских территорий как о «вотчинах», «царствах» русского царя, то в екатерининское время все изменилось. По мере расширения экспансии на Запад (разделы Польши) и Юг (завоевание Причерноморья и Крыма) эта политика становится имперской, то есть она отражает комплекс имперских идей властвования над другими народами в многонациональной стране. Сутью ее в аннексированных землях, лежащих за пределами первоначального расселения великорусской народности, становятся три начала: русификация, централизация и унификация.

Нужно учитывать и психологию Екатерины – вчерашней иностранки, страстно хотевшей, чтобы русские признали ее своей. Основная линия родства Екатерины с Россией шла через империю, династию. Она воспринимала себя не вдовой Петра III, а членом династии Романовых. Когда Екатерина II пишет: «Покойная моя бабка», – то имеет в виду не Альбер тину Фредерику Баден‑Дурлахскую, а императрицу Екатерину I. В таком же контексте она использует выражение «предки мои», говоря о династии Романовых. Не случайно граф Сегюр, видевший императрицу на показательных учениях на знаменитом Полтавском поле, писал: «Удовольствием и гордостью горел взор Екатерины II. Казалось, кровь Петра Великого струилась в ее жилах».

Заметки на полях

Русификация проявлялась не только в том, что многие ценности цивилизации приходили к «инородцам» через русскую культуру и русский язык, и не только в том, что русские начали переселяться на окраины, а в сознательном стремлении власти подчеркнуть превосходство русских, их культуры. Во многом это объясняется особым патриотизмом самой императрицы. Нетрудно понять, откуда это пришло. Здесь и трезвый политический расчет – Екатерина II не забыла, что пренебрежение Петром III всем русским стало одной из причин его падения. Здесь и искренняя любовь Екатерины к стране, которая сделала ее великой императрицей, принесла ей бессмертную славу. Здесь и восхищение русским народом, за спиной которого, при всех передрягах, можно чувствовать себя, как за каменной стеной («Русский народ есть особенный в целом свете, Бог дал отличные от других свойства»).

Екатерина II была непоколебимо убеждена в изначальном превосходстве русских над другими народами. Если ее филологические занятия, приводившие государыню к убеждению, что все языки произошли от русского и что название «Гватемала» переводится как «Гать Малая», и что английские парламентские учреждения вышли из Новгорода Великого, могут вызвать улыбку, то все выглядит иначе, когда императрица занималась политикой. В отношении нерусских частей империи Екатерина II осторожно, но последовательно проводила политику усиления русского элемента; при ней осуществлялась продуманная стратегия постепенного выравнивания статуса этих территорий, которые исторически отличались от России. Делалось это преимущественно путем административных изменений, на основе унификации и централизации.

Екатерина понимала всю сложность работы своих чиновников на Украине и призывала того же Румянцева вести политику осторожно, «иметь и волчьи зубы и лисий хвост». Совершенно нетерпима была Екатерина II к полякам. Таких резких, уничтожающих характеристик, которые императрица давала полякам, польской нации, еще не звучало в XVIII веке. Можно предположить, что столь несвойственная гуманной Екатерине ярая ненависть к полякам объясняется политическими причинами, вольнолюбием шляхты, традициями дворянской демократии Речи Посполитой. Это все и вызывало зубную боль как в Берлине, Вене, так и в Петербурге. Кроме того, трагедия польской государственности, которую она переживала в XVIII веке, интерпретировалась Екатериной II как неспособность польского народа существовать самостоятельно, как проявление природной порочности поляков. В имперской политике Екатерины II использовался универсальный имперский принцип: «Разделяй и властвуй». Во время польского восстания 1794 года она рекомендовала Т. И. Тутолмину использовать давний антагонизм белорусских крестьян и польских помещиков, «ободряя покровительством» русской власти первых против вторых.

Заглянем в источник

В инструкции А. А. Вяземскому в 1764 году Екатерина II так сформулировала свою имперскую стратегию:

«Малая Россия, Лифляндия и Финляндия суть провинции, которые правятся конформированными (т. е. утвержденными. – Е. А.) им привилегиями, нарушать оныя отрешением все вдруг весьма непристойно б было, однако ж и называть их чужестранными и обходиться с ними на таком же основании есть больше, нежели ошибка, а можно назвать с достоверностью глупостью. Сии провинции, также и Смоленскую (губернию), надлежит легчайшими способами привести к тому, чтобы оне обрусели и перестали бы глядеть как волки к лесу. К тому приступ весьма легкий, естьли разумные люди избраны будут начальниками в тех провинциях».

А в наставлении 1764 года П. А. Румянцеву, назначенному главнокомандующим Украины, уточнялись многие способы достижения имперских целей. Среди них: ограничение свободы передвижения украинских крестьян, распространение на них крепостного права, что и было при Екатерине II с успехом сделано. Кроме того, в 1764 году на Украине было ликвидировано гетманство, а в 1791 году императрица подписала манифест об установлении черты оседлости для евреев. Активно прорусской была политика Г. А. Потемкина в Причерноморье. Недаром новое генерал‑губернаторство называлось Новороссией, а крымские татары были сильно ущемлены в своих правах.

Императрица Екатерина II была уверена, что включение польских территорий в Россию принесет полякам благо. В мае 1772 года она писала генералу В. В. Каховскому, которого намеревалась назначить губернатором будущей Могилевской губернии и посылала в Польшу для общей разведки на территории, где ему предстояло стать губернатором:

Решились мы ныне на присоединение к империи нашей некоторых польских земель… Вы всячески стараться будете, чтобы с вступлением новых провинций под скипетр наш в оных пресеклись всякия угнетения, притеснения, несправедливости, разбои, смертоубийства… одним словом, мы желаем, чтобы не токмо сии провинции силою оружия были нам покорены, но чтобы все сердца людей в оных живущих добрым, порядочным, правосудным, снисходительным, кротким и человеколюбивым управлением Российской империи присвояли, дабы они сами причину имели почитать отторжение свое от анархии Республики Польской за первый шаг к их благоденствию.