 |
Партизаны и отступление французов
|
|
|
|
Армия Кутузова из Москвы повернула на юг и заняла выгодные позиции у села Тарутина. Здесь, в Тарутинском лагере, она и стояла, постоянно пополняясь новыми силами. А в это время в России, как и в Испании, французы столкнулись с партизанским движением. Армия Наполеона, как обычно, не везла с собой продовольствия и фуража, а привыкла обходиться за счет конфискаций, читай – грабежа местного населения, которое стихийно сопротивлялось захватчикам. Партизанские отряды из крестьян только в Смоленской области насчитывали 16 тыс. человек. Одновременно начались действия засланных в тыл французов регулярных частей Д. В. Давыдова, И. С. Дорохова и других офицеров, которые пользовались поддержкой населения. У каждого отряда была своя тактика. Давыдов предпочитал рейды по тылам противника, открытый бой нравился А. Н. Сеславину, А. С. Фигнер предпочитал засады и диверсии, причем он известен не только своей отчаянной храбростью (пытался убить в Кремле Наполеона, правда, не сумел преодолеть охрану императора), но и жестокостью. В отличие от Давыдова, он пытал и расстреливал пленных сотнями.
И. Жибель. Пожар Москвы.
Легенды и слухи
Кто же поджег Москву?
Не успели войска Наполеона вступить в Москву, как в ней начался пожар. Вскоре пылал весь огромный город. Кто поджег Москву? Французы указывали на московского генерал‑губернатора Ф. В. Ростопчина, который, действительно, имел план поджога столицы после ухода русской армии и заранее вывез из города все средства пожаротушения. Вместе с тем, французы грабили опустевшие дома и, чтобы замести следы, поджигали их. Известно, что оккупационные власти расстреливали не только русских, но и французских поджигателей. Как бы то ни было, великий город вместе с его бесценными богатствами погиб в огне. Но самое трагическое состояло в том, что, вывозя из города на сотнях подвод пожарные трубы и другие снаряды пожаротушения, власти бросили в городе на милость победителя 22,5 тыс. раненых солдат и офицеров, доставленных сюда с Бородинского поля. Очевидцы пишут, что самым страшным был крик оставляемых в городе раненых, многие из которых сгорели в огне московского пожара.
|
|
|
Заглянем в источник
Максим Соков, приказчик купца И. Р. Баташова, оставшийся в московском доме хозяина, так описывает в письме барину происходившее в Москве в сентябре 1812 года:
«…Итак, в сей же день, 5‑го сентября, начался всеобщий грабеж. С рассветом дня я первый, будучи у больших ворот (дома), взят четверыми солдатами, кои сняли сапоги, камзол и штаны, и с ними остальных лишился ассигнаций (накануне его ограбили французские солдаты, отобрав большую часть господских денег. – Е. А.). Потом на всю нашу бедную артель солдаты, как саранча, напали и каждого обнажали и грабили. В покоях тоже, что от пламени уцелело, грабили и били. Кладовые все и сундуки разбили и все пограбили, что ни было, укладывали иные в фуры и увозили. В магазине не только двери разбиты, но и стены в двух местах проломаны и тут было некоторых знакомых обывателей, на случай пожарной, наставлено много сундуков, комод и шкафов – все они разбиты и разграблены, бочки с косами, серпами, проволокою и жестью все разбиты и товары разбросаны, кои стараясь спасти, много раз мы собирали и запирали для того, чтобы обыватели не тащили, но французы новые, видя запертый амбар, всегда замки сбивали в чаянии найти добычу, но, не найдя, бросали распертой амбар, из коего жители тащили вязанками что ни попало. Караулить было неможно, ибо французы брали кто ни попал и накладывали свои добычи для отнесения в лагерь, а потому и оставался уцелелый от пожара амбар наш на расхищение… В сей день 5‑го сентября непрестанно всех нас грабили и раздевали каждого по 10‑ти и более раз. Я и многие (другие) к ночи остались без рубашек и босые, я провел ночь в одной худой шубенке, в прочем наг и бос. 6‑го сентября день тоже начался грабежом одинаким (т. е. снова. – Е. А.), отнимали даже из рук куски хлеба, ибо одежды ни на ком, кроме лохмотьев и рогож, на нас не было. В сей день разбили погреб, заложенный белым камнем, в коем уложены были господские бронзы и лучшие фарфоры, и людское лучшее платьище и деньжонки, все это разграбили и частью увезли или унесли. Амбар наш мы опять заперли, и опять французы замки сбили и проломы разваляли и дали способ опять тащить народу. 7‑го, 8‑го, 9‑го и 10‑го поступали с нами одинаково и раздевать лохмотья наши не переставали, и день и ночь отдыху не было, одни только уходят, другие являются…».
|
|
|
Впрочем, не будем все валить только на французов и их союзников. А. И. Кошелев так вспоминал о возвращении его семьи в подмосковное имение:
«В декабре мы возвратились в нашу подмосковную, где в доме, подвалах, сараях и пр. нашли все разграбленным. Несколько дней мы пили чай из посуды, бывшей в нашем дорожном погребце, и из деревянных чашек, которые брали у дворовых. Отца моего особенно огорчало то, что разграбление, как из рассказов оказалось, было произведено менее французами, чем нашими же крестьянами и некоторыми дворовыми людьми. Это было для него тем больнее, что он считал себя одним из лучших помещиков своего времени и постоянно обходился со своими крепостными людьми либерально, как и подобало человеку, воспитанному в Англии и слывшему в Москве “либеральным лордом”».
Надежда Андреевна Дурова.
Действующие лица
Кавалерист‑девица Надежда Дурова
Существуют две версии истории знаменитой «кавалерист‑девицы» Надежды Дуровой. Одна восходит к ее запискам, кои есть литературное произведение, а вторая отражает действительную историю. Первую версию знают все – она легла в основу пьесы А. Гладкова «Давным‑давно» и фильма «Гусарская баллада», в котором главную роль сыграла Лариса Голубкина.
|
|
|
Согласно первой версии, 17‑летняя дворянская девица, выросшая в отцовском полку, без ума полюбила военное дело и решилась оставить родной дом в Сарапуле и идти воевать за Отечество. Взяв чужое имя, она бежала в армию, где под видом дворянского сына – юного корнета – воевала с Наполеоном и совершала подвиги.
Вторая версия еще более драматична и романтична. Дворянская девица Надежда Дурова, 18 лет, вышла замуж за чиновника из города Сарапула, через год родила сына Ивана, а в 1806 году бежала от мужа и сына с казачьим есаулом. Она ушла с его полком, который какое‑то время стоял в Сарапуле. Под личиной денщика есаула она начала свою военную службу в кампании против французов. А ее отец разослал повсюду письма с просьбой задержать и вернуть домой беглянку…
Таких историй было немало, и заканчивались они быстро: походная любовь ярка и скоротечна, как жаркий огонь бивачного костра, слуги Марса непостоянны, тяготы походной жизни не для дворянских девиц. Но с Дуровой так не произошло. С этого момента две версии ее жизни тесно переплетаются. Расставшись с есаулом, Дурова не возвратилась домой, а под видом дворянского недоросля вступила рядовым в уланский Коннопольский полк (расчет был верный – среди поляков ее будет труднее отыскать), участвовала в боях, училась справляться с тяжеленной пикой, отважно мчалась с однополчанами в атаку, причем лишь потом ей, несмышленому «парнишке», объяснили, что скакать в бой нужно только со своим эскадроном, а не со всеми, кто подает команду «Сабли наголо! Марш‑марш!» Впрочем, ей ни разу не удалось добраться до неприятеля – боевые товарищи жалели юного растяпу, прикрывали его от опасностей, требовали от него одного – чтобы не засыпал на ходу, не падал с лошади и не отставал от эскадрона. А это происходило постоянно, и если бы не верный конь Дуровой Алкид (по словам командира, он был явно умнее своего горе‑всадника), который всякий раз вывозил отчаявшуюся «кавалерист‑девицу» в расположение русских войск, то она непременно попала бы в плен к французам или была убита мародерами. Да и крови Дурова пролила немного: как она пишет, раз пришлось отрубить голову трофейному гусю, а в другой раз случайно поранила саблей собственную лошадь. Ее самой страшной потерей стала смерть Алкида, пропоровшего брюхо на каком‑то плетне. Несколько дней Дурова непрерывно рыдала и как мертвая лежала на могиле Алкида. Впрочем, она себя считала военным никудышным и рассказывала немало забавных и нелепых происшествий, случившихся с ней на войне, смысл которых, в общем‑то, сводится к одному: у войны неженское лицо – так невыносимо тяжелы физические и нравственные испытания воина.
|
|
|
Преодолев все трудности, Дурова стала мужественным и бесстрашным воином. Она помнила слова генерала А. П. Ермолова: «Трусливый солдат не должен жить». Как‑то раз Дурова спасла раненого офицера, отдав ему своего коня, за что потом была награждена Георгиевским крестом. Что руководило в жизни этой необычной женщиной в мундире? Можно с уверенностью сказать, что по жизни ее вела святая, как у Жанны д’Арк, любовь к Отечеству и всепоглощающее пристрастие к военному делу.
А между тем бюрократическая машина, запущенная по жалобе родных, со скрипом работала‑работала, и наконец беглянку нашли. Сведения о необыкновенной воительнице достигли ушей самого Александра I. Он потребовал доставить Дурову в Зимний дворец и беседовал с ней дважды. Какой была встреча царя с Дуровой, мы точно не знаем, но Дурова вышла из дворца не разоблаченной и наказанной по уставу женщиной, а гусарским ротмистром под псевдонимом Александров с назначенной царем особой пенсией и с Георгиевским крестом на груди. А потом пришел 1812 год. И так получилось, что дерзкий одиночный поступок Дуровой удачно совпал с тем необыкновенным патриотическим подъемом, который охватил русское общество, в том числе и женщин, в годину потрясений и испытаний. Довелось Дуровой воевать и на Бородинском поле, быть раненной в ногу (к счастью, ядро задело ее на излете). Но рана, а также распря с начальством привели к тому, что она самовольно уехала из части и попросилась ординарцем к Кутузову – поступок дерзкий, однако допустимый. Ведь за ее спиной стоял государь и страшный Аракчеев, который почему‑то очень благоволил к Дуровой.
Ротмистр Александров участвовал в заграничных походах русской армии, командовал эскадроном, с головой погружаясь в армейские хлопоты, добывая для своих людей сено, овес, амуницию и прочее. Тем временем отец героини продолжал настойчиво требовать возвращения блудной дочери, и в 1816 году она наконец вышла в отставку в чине штаб‑ротмистра и приехала в родной Сарапул.
|
|
|
Жить в такой глухой провинции Дуровой было невмоготу, и она перебралась в город побольше – Елабугу. Там и прошли ее мирные годы до самой смерти в 1866 году.
В Елабуге Надежда Андреевна, взяв за основу свой армейский дневник, написала мемуары, о которых с восторгом отозвался сам Пушкин и начал публиковать в своем «Современнике». До сих пор эти «Записки» читаются с огромным удовольствием – настолько талантлив, остроумен, трогателен их автор.
Начиная поход в Россию, Наполеон не очень ясно представлял себе его перспективы. Столкнувшись же с «варварскими» действиями русских партизан, глухим молчанием Александра I в ответ на все предложения о мире и перспективой голодной зимовки в сожженной и разоренной Москве, 7 октября решил уходить из России.
После неудачной попытки прорваться из Москвы на южную дорогу (сражение при Малоярославце) Наполеон повернул на Смоленск. Теперь он опасался окружения и спешил, бросая на дороге трофеи, пушки, раненых и отставших. Организованное отступление французов постепенно превратилось в беспорядочное бегство. Благодаря нерасторопности и несогласованности русских генералов Наполеон переправил через Березину остатки великой армии, которая упорно сопротивлялась до конца. Известно, что в сражении у Березины решающую роль сыграли поляки и немцы. У маршала Виктора было три дивизии – две немецкие и одна польская, конница вся была немецкая, а под командой маршала Нея было всего триста французов, остальные войска – сплошь поляки. И все же конечный итог был для французов удручающий: из 146 тыс. отступавших спастись удалось только 14,2 тыс. человек. Потери русских войск, шедших по пятам французов, были тоже огромны – из 140 тыс. человек, двинувшихся из тарутинского лагеря, до Немана дошло только 27,5 тыс. человек, то есть меньше одной пятой!
Заметки на полях
Множество причин обусловило поражение Наполеона: его собственные просчеты и ошибки, «зима, мороз иль русский Бог», доблесть и терпение русских солдат и офицеров, заплативших за победу сотнями тысяч жизней, прекрасная позиция Кутузова под Малоярославцем, не позволившая французам выиграть сражение, осторожность и спасительная пассивность Кутузова после Бородина. Во время тарутинского «сидения» о нем язвили, что главнокомандующий спит по восемнадцать часов в сутки. «Слава Богу, что он спит, – пошутил один остряк. – Каждый день его бездействия готовит победу». В конечном счете оказалось, что время работало на Кутузова. Наполеон не выдержал сидения в испепеленной Москве и решил уходить из Москвы на юг.
А что же Александр I во времена Бородино и Московского пожара? Ему можно посочувствовать. Особенно страшной для него была осень 1812 года, когда ночного стука копыт фельдъегерской тройки царь ожидал с нетерпением и страхом – вдруг у России уже нет армии! Краткая радость от известий, что на поле Бородино мы не потерпели поражения, сменилась глубокой печалью от известия об отступлении, сдаче Москвы, а потом и ее гибели в огне. В те дни будто что‑то надломилось в Александре. Известно, что он пришел к жене и попросил у нее Библию – книгу, которую он, кажется, никогда не держал в руках. Он писал: «Пожар Москвы осветил мою душу и наполнил мое сердце теплотою веры, какой не ощущал до тех пор. Тогда я познал Бога». Как часто наш человек обращается к Богу лишь тогда, когда его клюнет жареный петух…
Но все‑таки более важным оказалось другое обстоятельство, имевшее прямые последствия для России: у Александра I теперь появилась немыслимая для него раньше решимость, воля. Он стал как кремень, он был оскорблен всем, что делал с ним и его страной Наполеон. Александр I многократно повторял одно и то же: никакого мира, никаких переговоров, война до победного конца. «Истощив все средства, которые были в моей власти, я отращу себе бороду и лучше соглашусь питаться одним картофелем с последним из моих крестьян, нежели подпишу позор моего отечества и дорогих моих подданных, жертвы коих умею ценить. Наполеон или я, я или он, но вместе мы не можем царствовать, я научился понимать его, он больше не обманет меня».
Легенды и слухи
|
|
|
