 |
Предисловие. Петербургские письма. Письмо 1-е
|
|
|
|
С. 34 – 38
В. Ф. Одоевский
1: 01 10/7/4338 год
[отрывки] 1 *
Предисловие
Примечание. Эти письма доставлены нижеподписавшемуся человеком, весьма примечательным в некоторых отношениях (он не желает объявить своего имени). Занимаясь в продолжение нескольких лет месмерическими опытами **, он достиг такой степени в сем искусстве, что может сам собой по произволу приходить в сомнамбулическое состояние; любопытнее всего то, что заранее может выбрать предмет, на который должно устремиться его магнетическое зрение.
Таким образом он переносится в какую угодно страну, эпоху или в положение какого-либо лица почти без всяких усилий, его природная способность, изощренная долгим упражнением, позволяет ему рассказывать или записывать все, что представляется его магнетической фантазии; проснувшись, он все забывает и сам, по крайней мере, с любопытством прочитывает все написанное. Вычисления астрономов, доказывающих, что в 4339 году, т. е. 2500 лет после нас, комета Вьелы должна непременно встретиться с Землею, сильно поразили нашего сомнамбула; ему захотелось проведать, в каком положении будет находиться род человеческий за год до этой страшной минуты; какие о ней будут толки, какое впечатление она произведет на людей, вообще какие будут тогда нравы, образ жизни; какую форму получат сильнейшие чувства человека: честолюбие, любознательность, любовь; с этим намерением он погрузился в сомнамбулическое состояние, продлившееся довольно долго; вышедши из него, сомнамбул увидел перед собою исписанные листы бумаги, из которых узнал, что он во время сомнамбулизма был китайцем ХLIV столетия, путешествовал по России и очень усердно переписывался со своим другом, оставшимся в Пекине.
|
|
|
Когда сомнамбул сообщил эти письма своим приятелям, тогда ему сделаны были разные возражения; одно казалось в них слишком обыкновенным, другое – невозможным; он отвечал: «Не спорю, – может быть, сомнамбулическая фантазия иногда обманывает, ибо она всегда более или менее находится под влиянием настоящих наших понятий, а иногда отвлекается от истинного пути по законам, до сих пор еще не объясненным»; однако же, соображая рассказ моего китайца с разными нам теперь известными обстоятельствами, нельзя сказать, чтобы он во многом ошибался: во-первых, люди всегда останутся людьми, как это было с начала мира; останутся те же страсти, все те же побуждения; с другой стороны, формы их мыслей и чувств, а в особенности их физический быт должны значительно измениться. Вам кажется странным их понятие о нашем времени; вы полагаете, что мы более знаем, например, о том, что случилось за 2500 лет до нас; но заметьте, что характеристичная черта новых поколений – заниматься настоящим и забывать о прошедшем; человечество, как сказал некто, как брошенный сверху камень, который беспрестанно ускоряет свое движение; будущим поколениям столько будет дела в настоящем, что они гораздо больше нас раззнакомятся с прошедшим; этому поможет неминуемое истребление наших письменных памятников: действительно, известно, что в некоторых странах, например в Америке, книги по причине одних насекомых не переживут и столетия; но сколько других обстоятельств должны истребить нашу тряпичную бумагу в продолжение нескольких столетий; скажите, что бы мы знали о временах Нехао ***, даже Дария ****, Псамметиха ******, Солона *******, если бы древние писали на нашей бумаге, а не на папирусе, пергаменте или, того лучше, на каменных памятниках, которые у них были в таком употреблении; не только через 2500 лет, но едва ли через 1000 останется что-либо от нынешних книг; разумеется, некоторые из них будут перепечатываться, но когда исчезнут первые документы, тогда явятся настоящие и мнимые ошибки, поверить будет нечем; догадки прибавят новое число ошибок, а между тем ближайшие памятники истребятся в свою очередь; сообразите все это и тогда уверитесь, что через 2500 лет об нашем времени люди несравненно меньше будут иметь понятия, нежели какое мы имеем о времени за 700 лет до Р. X., то есть за 2500 лет до нас [... ]
|
|
|
Словом, продолжал мой знакомый, в рассказе моего китайца я не нахожу ничего такого, существование чего не могло бы естественным образом быть выведено из общих законов развития сил человека в мире природы и искусства. Следственно, не должно слишком упрекать мою фантазию в привлечении к нижеследующим письмам. ВВЕРХ
Кн. В. Одоевский
Петербургские письма
От Ипполита Цунгиева, студента Главной Пекинской школы, к Лингину, студенту той же школы.
Константинополь,
27 декабря 4337 года
Письмо 1-е
Пишу к тебе несколько слов, любезный друг, с границы Северного Царства. До сих пор поездка моя была благополучной; мы с быстротою молнии пролетели сквозь Гималайский туннель, но в Каспийском туннеле были остановлены неожиданным препятствием. Ты, верно, слышал об огромном аэролите, недавно пролетевшем через южное полушарие, этот аэролит упал недалеко от Каспийского туннеля и засыпал дорогу. Мы должны были выйти из электрохода и со смирением пробираться просто пешком между грудами метеорического железа; в это время на море была буря, седой Каспий ревел над нашими головами и каждую минуту кажется был готов на нас рухнуть. Действительно, если бы аэролит упал несколькими саженями далее, то туннель бы непременно прорвался, и сердитое море отомстило бы человеку его дерзкую смелость. Но однако ж, на этот раз человеческое искусство выдержало натиск дикой природы; за несколько шагов нас ожидал в туннеле новый электроход, великолепно освещенный гальваническими фонарями, и в одно мгновение ока Ерзерумские башни промелькнули мимо нас. Теперь – теперь слушай и ужасайся! Я сажусь в русский гальваностат! – увидев эти воздушные корабли, признаюсь, я забыл и увещания деда Орлия, и собственную опасность, и все наши понятия об этом предмете.
|
|
|
Воля твоя, летать по воздуху есть врожденное чувство человеку. Конечно, наше правительство поступило основательно, запретив плавание по воздуху. В состоянии нашего просвещения еще рано было нам и помышлять об этом, несчастные случаи, стоившие жизни десяткам тысяч людей, доказывают необходимость решительной меры, принятой нашим правительством. Но в России совсем другое. Если бы ты видел, с какой усмешкою русские выслушивали мои вопросы о предосторожностях... Они меня совсем не понимали! Они так верят в силу науки и в собственную бодрость духа, что для них летать по воздуху то же, что нам ездить по железной дороге. Впрочем, русские имеют право смеяться над нами; каждым гальваностатом управляет особый профессор, весьма тонкие, многосложные снаряды показывают перемену в слоях воздуха и предупреждают направление ветра. Весьма немногие из русских подвержены воздушной болезни, при крепости их сложения они в самых верхних слоях атмосферы не чувствуют ни стеснения в груди, ни напора в крови, – может быть, тут многое значит привычка.
Однако я не могу от тебя скрыть, что и здесь распространилось большое беспокойство. На воздушной станции я застал русского министра гальваностатики вместе с министром астрономии. Вокруг них толпилось множество ученых, они осматривали почтовые галь-ваностаты и аэростаты, приводили в действие разные инструменты и снаряды – тревога была написана на всех лицах.
Дело в том, любезный друг, что падение Галлеевой кометы на Землю, или, если хочешь, соединение ее с Землею, кажется делом решенным; приблизительно назначают время падения нынешним годом – но ни точного времени, ни места падения по разным соображениям определить нельзя.
С. -Пбург, 4 января 4338-го
|
|
|
